Неистовые. Из огня да в полымя

Глава 27

Мне казалось, что этот бесконечный день не закончится никогда. Учёба прошла мимо меня, Сашкины сто полезных советов и предостережений беспощадно изнасиловали мой мозг и едва не вынудили меня послать сестру по некорректному адресу. Зачем я ей всё растрепала, кто тянул меня за язык?!

Но вот наконец-то я в «Гейше». А здесь скучать и принимать телефонные звонки некогда. Уже второй день в «Гейше» настоящее столпотворение — народ после затяжных пьяных каникул отпаивается чаем, и мне очень пригодилась бы Наташкина помощь. Хотя именно сегодня, когда всё во мне настроено на Генку, я даже рада, что её нет.

И только я об этом подумала, колокольчик над дверью известил меня о новых гостях… о гостье. Высокая, модельной внешности красавица в роскошной рысьей шубке процокала к барной стойке, источая цветочно-древесный аромат и приковывая взгляды всех посетителей. И завсегдатаи, конечно, её узнали: «Наташенька, куда же Вы пропали? Ух, хороша деваха! Богиня, как же я страдал!»

Наташка одарила своих поклонников очаровательной улыбкой, которая мгновенно растаяла, едва наши взгляды встретились.

По теории вероятности она не могла появиться здесь именно сегодня за сорок минут до закрытия. Но по закону подлости она здесь.

Плевать! Я три с половиной часа убила в салоне красоты! На мне бельё на целую зарплату! Две недели нервов и бессонницы! Сейчас я — танк без тормозов, готовый переехать любого, кто встанет на пути к моей цели!

Наверное, всё это написано на моём лице, потому что глаза Наташки становятся похожи на два синих блюдца.

— Стеш, я не вовремя? — лепечет она, остановившись в шаге от барной стойки и прижимая к груди сумочку. Её губы начинают подрагивать, и только это удерживает меня от резкого ответа.

Ну почему именно сейчас?! Ещё вчера я была бы счастлива её видеть, а теперь у меня такое чувство, будто эта гламурная красотка появилась в моей жизни специально, чтобы её отравить.

— Прости меня, пожалуйста, — она переходит на шёпот и, кажется, сейчас заплачет. Жалость только чуть трепыхнулась во мне и тут же пропала.

— За что? — мой голос звучит не грубо, но и мягкости в нём нет.

— За то, что я вела себя, как эгоистка, — Наташка делает последний шаг и ложится грудью на барную стойку. — Стеш, мне так плохо без тебя … прости!

— Стефания, — передо мной вырастает мужчина. — А можно мне ещё «Пять стихий» и два эклера?

— Я ведь давно решила отпустить Генку и думала, что всё… — игнорируя покупателя, продолжает Наташка, — а потом ты сказала про новогоднюю ночь… просто это было так неожиданно, и я…

— Девушка, — нарисовался ещё один дядька… а потом ещё и ещё…

А между заказами Наташка продолжает изливать душу — путано, сбивчиво, нервно — о том, что десять лет любви в один миг не проходят, что она любит Стаса, но и Генку тоже любит. О том, что она желает ему счастья... а это очень непросто — желать счастья любимому с другой девушкой… но она старается изо всех сил! О том, как она из-за своего эгоизма потеряла Эллочку, и как теперь боится потерять меня, и мечтает спасти нашу дружбу.

А я не знаю, что ей ответить, и мне искренне жаль ту девочку, что столько лет страдала от безответной любви. И я не знаю, как можно одновременно любить двоих… но ведь это не значит, что такого не бывает. А ещё я понимаю, что пусть мы не станем врагами, но и близкими подругами нам уже не быть, потому что Генка всегда будет стоять между нами. Мне горько это осознавать, и никто здесь не виноват — просто такая несправедливая судьба.

— А я… вот, — зайдя ко мне за стойку, Наташка сбрасывает шубку на стул и извлекает из сумочки фляжку с коньяком. — Подумала, что надо выпить мировую.

— Наташ, я за рулём, — напоминаю ей, не говоря уж о том, что Айка за распитие спиртного в «Гейше» даже меня под зад пинком выбросит.

— Я тоже за рулём, — Наташка хихикает, но видно, что сильно нервничает. — Вот дура, совсем забыла. Тогда, может, по чайку?

— П-по чайку, — соглашаюсь я и уточняю: — Наш любимый?

— Ага, — она улыбается, а в глазах блестят слёзы.

Бедная моя заблудившаяся Наташка… опять не повезло ей с подругой. Я обнимаю её и говорю всё то, что должна была сказать намного раньше:

— И ты меня п-прости, я правда не х-хотела, чтобы всё так получилось. Но… я тоже его люблю, — выдыхаю совсем тихо и ощущаю, как напрягается узкая спина под моими ладонями. — Я соп-противлялась, честно, но это оказалось...

— Знаю, — перебивает Наташка, — зато теперь ты лучше меня понимаешь. Правда? Генку любить не так-то просто… но ведь кто-то должен это делать. Я давно уже поняла, что мне ничего не светит, а что-то внутри всё равно цепляется за какие-то обрывки надежды. Знаешь, Стас предлагает перебраться в Бостон, а я боюсь оторваться. Но ведь держаться больше не за что…

Её последние слова звучат как вопрос, как будто решение зависит от моего ответа. О, господи, отсыпь мне мудрости!..

И в этот самый момент звякает спасительный колокольчик и «Гейшу» наполняет рычание, от которого у меня мгновенно слабеют конечности, а Наташка в моих объятиях превращается в натянутую струну.

— У-ух, какой у вас тут дурман! Аж аппетит проснулся, — громко басит Генка. — Гулюшки мои, а вы не будете против, если к вам прижмётся кое-кто третий? Только не подумайте ничего дурного, я исключительно в целях погреться. Мороз, скажу я вам, лютейший.

— Кажется, я опять не вовремя, — бормочет Наташка, выпутываясь из моих объятий, и с приклеенной на лице улыбкой звонко щебечет: — Гена, привет!

— Я не успела тебя п-предупредить, — быстро шепчу, проглотив очередное «прости», потому что сейчас мне не за что извиняться.

Мне бы сейчас совладать с эмоциями, потому что невыносимо хочется абстрагироваться от всех и вся… чтобы ни Наташки, ни посетителей — только я и Генка. Его лицо немного осунулось… потому что скучал? Как же мне хочется прикоснуться к его лицу, прижаться к сильному телу. Я смотрю, как он распахивает куртку и, приложив лапищу к могучей груди, приветствует посетителей:

— Вечер добрый, господа! Приятного аппетита.

— Артист, — шипит Наташка, продолжая удерживать на лице улыбку.

А Гена уже подходит к нам и через стойку протягивает руки.

— Бонжур, восхитительницы! А всё-таки красота — это страшная силища, — он поочерёдно целует наши ручки и задерживает мою ладонь в своей. — Теперь я понимаю, почему народ переходит с крепкого на чай. Ведь здесь такой десерт для глаз.

— П-привет! — лепечу одними губами, а весь мой десерт от макушки до кончиков пальцев уже плывёт под его жадным взглядом.

Никаких сомнений в том, что он скучал… но мне некомфортно оттого, что за нами наблюдает Наташа.

— Молодой человек, Вы заказываете? — очередной посетитель пытается пробиться к стойке, но Генкины мощные плечи каменной стеной перекрывают ему обзор.

— Прошу, — выпустив мою ладонь, Гена отступает в сторону и переключает внимание на Наташу.

Она ведь до сих пор сохнет по нему, но сейчас держится куда лучше меня — щебечет, смеётся. Они болтают, как старые приятели, а я зачем-то прислушиваюсь и даже завидую этой лёгкости. И никак не могу понять, чего от меня хочет покупатель.

До конца смены ещё целых пятнадцать минут, и теперь они будут длиться целую вечность. А потом ещё надо как-то поделикатнее распрощаться с Наташей. А как можно деликатно отшить подругу и остаться наедине с её любимым? Чёрт! С моим любимым! Ну почему её принесло именно сегодня?!

Совсем некстати звонит телефон, и я, сбросив незнакомый номер, прислушиваюсь к разговору:

— Да на хрена тебе этот Бостон? — возмущается Гена.

— А на хрена тебе Париж? — парирует Наташа.

— Так ведь я ненадолго — туда-сюда…

— Мы тоже на два-три года. Хотя… может, я и не захочу возвращаться. Что у меня здесь?

— Как это… здесь у тебя семья, друзья, — негодует Генка. — А там у тебя что?

— А там у меня будет любимый муж и новая интересная жизнь.

Значит, она всё уже решила? А у меня такое чувство, будто это я подтолкнула Наташку к этому решению, отрезав якорь. Хотя вряд ли я была тем самым якорем…

Звонок с незнакомого номера снова врезается в мои мысли, и я заглушаю звук.

— Так, ну ладно, ребятки, я помчала, — Наташка, снова облачившись в свою шубку, обнимает меня за плечи. — А то, боюсь, мой Стасик объявит жену в розыск.

Она так безмятежно улыбается, будто ей нисколько не больно. И мне бы радоваться, что своим уходом она избавляет меня от неловкости… а мне так плохо!.. Звук сообщения в телефоне тренькает где-то на краю сознания, и я не реагирую.

Наташка тянется, чтобы чмокнуть меня в щёку и шипит на ухо:

— Только не вздумай расплакаться. Завтра поболтаем, ага? И… — она отстраняется, пару секунд смотрит мне в глаза, а затем снова шепчет: — Ты ни в чём не виновата.

Сдерживая вздох, я опускаю глаза, но лишь мельком мазнув взглядом по экрану мобильника, возвращаюсь к нему снова, даже ещё не понимая, что именно меня зацепило. Вот оно — слово «Степашка».

— С-сейчас, — я взмахом руки пресекаю очередную готовность Наташки высказаться и открываю сообщение.

«Степашка, умоляю, возьми трубку! Мама».

Мама?!

Я уже открываю список входящих, но в эту секунду телефон звонит снова — опять тот же незнакомый номер. С нехорошим предчувствием подношу телефон к уху.

— Алло…

А в ответ захлёбывается громким плачем мама. В голове у меня ни одной стоящей мысли, а душа ухает в пропасть.

— Мам, я не п-понимаю, скажи, что с-случилось.

И сквозь безудержный плач не сразу, но я всё же начинаю вникать в жуткую ситуацию. Абсолютная дикость — мама одна в каком-то незнакомом посёлке под Москвой — без одежды (в такой мороз!), без документов и — о, Господи! — без зубов!