Неистовые. Из огня да в полымя

Глава 42

Вы можете обыскать хоть весь континент, но нигде вам не предложат паэлью вкуснее, чем в маленьком уютном ресторанчике, куда привёз меня Феликс. Наверняка я ещё вернусь сюда, чтобы проверить, так ли это на самом деле, но сейчас мне не до паэльи. С тем же успехом я могла бы жевать бумажные салфетки, поскольку мои вкусовые рецепторы замерли, напрочь отказываясь ублажать хозяйку.

— Тебе не нравится? — Феликс хмурится и кивает на мою всё ещё наполненную едой тарелку.

— Нет… т-то есть очень вкусно, но я поела в самолёте, п-поэтому не голодна, — оправдываюсь, а Феликс скептически изгибает красивую бровь.

Ну да, глупо… ведь он и сам всё видит.

По пути в ресторан он успел предостеречь меня по поводу неблагополучных районов города, в которых нежелательно появляться одинокой барышне в тёмное время суток. К несчастью, к таким опасным местам причисляется и облюбованный туристами старый центр. «Это не Чикаго, конечно, — утешил меня Феликс, — и всё же лучше не искушать судьбу».

Успокоил!

А уже в ресторане, пока мы ожидали заказ, он коротко посвятил меня в особенности быта в его семье и заочно познакомил со всеми обитателями дома. Избегая подробных характеристик и не высказывая личного отношения к домочадцам, он всё же счёл своим долгом предупредить меня о некоторых подводных камнях, дабы облегчить мою адаптацию.

Но легче мне почему-то не стало, напротив — неожиданно меня накрыл страх. Та упрямая целеустремлённая Стешка, что так отчаянно доказывала сёстрам свою взрослость и самостоятельность, вдруг осознала, что совершенно одна и беззащитна в чужой стране. Случись что, ведь никто не примчится мне на помощь — ни Айка со своими смертоносными колотушками, ни Сашка с ядовитым жалом… и даже мой Генка, находясь слишком далеко, не успеет меня спасти.

От какой такой напасти меня непременно следует спасать, я даже мысленно не смогла сформулировать, но мне вдруг очень захотелось улететь в Париж вместе с Феликсом, и пусть они с Дианой думают, что я слабая истеричная девчонка. В конце концов, ведь я и есть девчонка. Зато в Париже меня встретит мой Генка, который ни за что не обвинит меня в слабости и трусости.

Впрочем, меня и Айка не обвинила бы, ведь она и сама понимает, что с её безрассудным бесстрашием мне не тягаться. Но сможет ли она и дальше продолжать мною гордиться?

Под изучающим взглядом Феликса я опускаю глаза, испытывая жгучий стыд за внезапно накатившую на меня панику, подзуживающую рвануть наутёк от мнимых опасностей, и смущённо признаюсь:

— Я немного волнуюсь, п-поэтому нет аппетита.

— Это нормально, что ты волнуешься, — мягко говорит Феликс и, понизив голос, шепчет заговорщическим тоном: — Честно говоря, я бы тоже разволновался в незнакомой стране. А потом… знаешь, как бы я поступил?.. Сперва я бы хорошенько подкрепился, выпил отличного вина и рванул бы в самое красивое место, — с этими словами он придвигает ко мне фужер с розовым вином и, взглянув на часы, подмигивает. — Мы вполне успеем!

И мы успели!

Искупительный храм Святого Семейства был спроектирован великим архитектором Антонио Гауди, который потратил на это чудо сорок лет своей жизни, однако необычный храм, не похожий ни на один в мире, и по сей день остаётся незавершённым. И непередаваемо прекрасным — жутковатая и восхитительная фантасмагория.

Заворожённая, я разглядываю этот шедевр в то время, как Феликс разглядывает меня. Но я замечаю это не сразу, а лишь попав под объектив его камеры.

— Что… что Вы делаете… зачем?

— Что ТЫ делаешь, — исправляет он, продолжая снимать. — Забыла уже, что мы перешли на «ты»?

Но вдруг он выглядывает поверх камеры и разочарованно выдаёт:

— Стефани, ты классный фотограф, но совершенно не умеешь позировать. Это что за испуганная газель? Расслабься, девочка! Ну… давай, плесни в меня презрением!

Но, вместо презрения, я запрокидываю голову и хохочу.

— Тоже неплохо, — удовлетворённо замечает он, снова нацелив на меня объектив. — А теперь… покажи мне стерву, малышка! Ай, молодец! Да ты просто секси!

***

На тихую зелёную улицу, где находится дом моих работодателей, мы возвращаемся в приподнятом настроении. Наверное, вино этому тоже немного поспособствовало, но основная заслуга, конечно, Феликса. Сейчас мне кажется, что мы знакомы с ним много лет, а впрочем, с моей стороны почти так и есть. Возможно, кому-то постороннему, поймавшему на себе острый взгляд Феликса, он может показаться жёстким, но стоит этому красавчику улыбнуться — и вы неминуемо попадаете в плен его обаяния.

— Как жаль, что ты не успела к нам в пору цветения, — говорит Феликс, кивая на деревья, покрытые молодой зеленью. — Всего на неделю опоздала. А на нашей улице это выглядит вообще фантастически — там очень много цветущих деревьев.

— Да, мне тоже очень жаль. У нас п-пора цветения наступает позднее, и в этом году я её п-пропустила — и в Воронцовске не дождалась, и здесь опоздала. А я так люблю это время!

— Это я уже заметил по твоим фотографиям. И «Первый поцелуй» под цветущим деревом меня здорово впечатлил.

— Правда? — я счастливо улыбаюсь, потому что услышать такой комплимент от настоящего профи дорогого стоит. — Это ещё г-год назад я снимала цветущий каштан у нас в Киеве, а п-парочку влюблённых случайно поймала. Но они были такие милые и т-трогательные, что я не смогла удержаться… и вот — п-подсмотрела.

— Так может, поцелуй-то у них был далеко не первый?

— Может и так, но мне очень х-хотелось думать, что первый. И, согласись, это звучит намного романтичнее, чем восьмой или одиннадцатый. Тем более п-первый раз навсегда остаётся в памяти.

— И у тебя остался? — тут же подхватывает Феликс.

— А как же! — я загадочно улыбаюсь, а самой хочется сплюнуть в окошко эти слюнявые воспоминания.

Увы — мой первый опыт не был романтичным и сладким. Для Феликса репетировала, между прочим. Вот бы он повеселился, если б знал.

— А ты п-помнишь свой первый поцелуй? — спрашиваю я прежде, чем понимаю, что не следовало продолжать эту опасную тему. А вдруг он решит, что я с ним заигрываю? А если сам начнёт клеиться?

— Ещё бы! — Феликс довольно хмыкает. — До самой смерти не забуду. Хотя мне дороги и первый, и каждый следующий.

Он ловит мой недоверчивый взгляд и с видимым удовольствием поясняет:

— На самом деле мне сложно запутаться в воспоминаниях, потому что я целую только свою жену.

Вот это признание!

Наверное, это самое прекрасное, что я когда-либо слышала, хотя и звучит очень странно. Разве у красивых мужчин такое бывает? А может, они с Дианой с детства знакомы? Но всё равно удивительно. Рвущиеся наружу неделикатные вопросы я придерживаю за зубами, а весь мой поцелуйный опыт, что случился до Генки, теперь на фоне услышанных признаний кажется мне глупым и грязным.

К счастью, мне не приходится слишком долго сокрушаться о собственном несовершенстве, потому что автомобиль Феликса замедляет ход и сворачивает к распахнутым воротам.

Я уже знаю, что дом, в котором мне предстоит жить и работать, находится в самом престижном районе каталонской столицы, и, пока мы ехали, я видела много красивых высоток и роскошных коттеджей, но этот белокаменный дворец, расположенный на гигантской территории, впечатляет до онемения.

Почему-то в первую очередь мелькнула мысль о коммунальных платежах — даже сложно вообразить эти цифры. Да-а, богатство — понятие относительное. Теперь дом господина Рябинина, который меня так восхищал архитектурой и размерами, кажется мне очень скромным, а наш любимый лесной домик и вовсе потерялся бы на фоне этого великолепия.

— Наверное, это самый красивый дом в Барселоне, — произношу я тихо и восхищённо. — И такой огромный.

Феликс окидывает нечитаемым взглядом своё фамильное гнездо и пожимает плечами.

— Отец всегда мечтал собрать под этой крышей всю семью, но не срослось… мои сёстры предпочитают жить отдельно. А для нас… да, пожалуй, дом великоват. О! А вот и мистер Форд.

Пожилой чернокожий мужчина спешит нам навстречу, сияя радушной белозубой улыбкой. По рассказам Феликса я уже знаю, что это мажордом (или дворецкий), которого все называют мистер Форд, потому что он очень гордится своей фамилией. После хозяев дома мистер Форд здесь самый главный человек, а ещё он профессор истории и в недавнем прошлом жил в Нью-Йорке и преподавал в престижном университете, а теперь управляет домом. Вот такой карьерный финт.

— Добрый день, сеньорита. Как долетели? — улыбается мистер Форд.

У него сильный американский акцент, гордая осанка, совершенно седые волосы и очень доброе лицо. После обмена любезностями шустрый дедок извлёк из багажника мой многострадальный чемодан и пообещал доставить его в мою комнату. А Феликс продолжил знакомить меня с персоналом.

Спустя два часа, когда я выучила в лицо и по именам всех обитателей дворца и обрела здесь собственный угол, Феликс вручил меня заботам старшей горничной Саре, помахал мне рукой на прощание и был таков. Мне же стоило огромных усилий не броситься за ним следом с воплем «не бросай меня!»

— Сеньора… Вы мне разъясните мои обязанности? — нацепив улыбку, я развернулась к монументальной тётке, именуемой Сарой.

— Завтра! Сеньор Сантана распорядился сегодня тебя не загружать, — пролаяла она, скривившись то ли от моего произношения, то ли от зубной боли, и медленно уплыла прочь.

А из-за ближайшей широкой колонны вынырнула моя коллега (ну, то есть младшая горничная) Кассандра, хорошенькая латиноамериканка с короткими ножками и тяжёлым задом.

— Можешь ей не улыбаться, — ехидно озвучила она. — Эта корова непробиваема. И не называй её сеньорой, а то у неё от важности морда треснет. Просто Сара! Ясно? А про твои обязанности я и сама тебе всё разъясню. Пойдём, пока старуха не опомнилась и не запрягла нас обеих.

Кассандра потянула меня за руку, продолжая просветительскую лекцию:

— Сеньора у нас здесь только одна. Ты, кстати, с Кончитой ещё не познакомилась?

Я отрицательно покачала головой, а Кассандра захихикала.

— Тогда сегодня лучше не попадайся ей на глаза, а завтра… короче, если в первый день не загнёшься, то считай, что прошла боевое крещение.