Гена, ты уже придумал, как назовёшь своего ребёнка?
Ой, мы с Дианой случайно заглянули в магазин для новорождённых, и я не удержалась и купила пинетки. Ты удивишься, насколько они крошечные, когда с тебя снимут повязку. Они даже меньше, чем твои вытаращенные глаза!
А вот тебе, Геночка, задачка. У Соньки было два арбуза. Потом она угостила ими Генку, и арбузов стало три. Вопрос на засыпку: откуда взялся у Соньки третий арбуз?
Ах, богата воронцовская земля Цветаевыми! Бросил семечко в благодатную почву — и вуаля — готов цветочек.
Много яда скопилось на моём языке, пока мы с Дианой возвращались в клинику. Но Генка встретил нас в таком хорошем настроении, что мне стало совсем кисло. Мне очень не хотелось портить вечер, но подозрения уже начали меня отравлять, а значит, я всё равно сорвусь. И тогда будет только хуже.
Зашла я издалека (язык бы мне вырвать!). Бодро прочирикала Генке, что Наташка сейчас в Париже, передаёт ему привет и очень за него переживает. Бедный Генка аж с лица спал.
— То есть как переживает? Она что, в курсе? — ошарашенно прохрипел он. — Но откуда?
Говорю же, беда с моим болтливым языком.
— Не знаю… н-наверное, ей Эллочка сказала, — ляпнула я сдуру.
— А Эллочка откуда знает? — прорычал Генка и слепо зашарил руками по кровати. — Где мой телефон? — а нащупав мобильник, протянул его мне. — Стефания, набери-ка мне Жеку.
А бедняга Женя ни сном ни духом. Накупив себе в ближайшем супермаркете деликатесов, он направлялся в свой номер в отеле, но не дошёл. Так и вернулся к нам — голодным и с полным пакетом провизии. Вот тут-то всё и началось.
Кажется, парни забыли о моём присутствии, потому что в выражениях не стеснялись. Сперва Женька оправдывался, что утечка произошла случайно и клятвенно обещал, что Генкина мама ни о чём не узнает — якобы он обо всём позаботился. А потом Генка назвал его болтливой бабой, и у Жени сдали нервы.
— Да заглохни, центнер, уж кто бы говорил! Весь Воронцовск уже в курсе, как ты нашёл меня в «Трясогузке» голым и связанным.
— Ты что лепишь, придурок? Я тебе помело дурное вырву, чтоб херню не мёл. Об этом только Малыш с Кирюхой знают, ну и твоя Элка, угораздило ж её связаться с идиотом.
«Теперь я тоже об этом знаю», — подумала я, вжимаясь в стену.
— Да не дёргайся, Геныч, ты ж один хер меня не видишь, — хохотнул Женька и примирительно поднял руки. Но тут же опустил, опомнившись, что этого друг тоже не видит.
— Ничего, глаза боятся, а руки делают, — огрызнулся Генка.
— Ну прости, брат. Я клянусь, что Элка будет молчать, как рыба.
— Жек, да ты не понимаешь, они же бабы! Им просто жизненно необходимо с кем-нибудь поделиться. А твоя Элка дружит с этой рыжей шмарой Александрией, задрать её осиновым колом!
И вот тут меня аж подбросило от возмущения.
— Да ты сам лысая шмара! Себе з-забей этот кол! АлександриНа она, понял, п-придурок? И я сейчас сама ей всё расскажу.
Вот теперь оба придурка обо мне вспомнили. Женька, оглянувшись, выпучил на меня синющие глаза и прихлопнул ладонью рот, давясь смехом. А Генка растерянно завертел головой и жалобно прогудел:
— Ангел мой, а я думал, что ты… я это… не знал, что ты здесь. Прости, малышка, мой невежественный язык, и, пожалуйста, не надо ничего рассказывать Алекс… э-э… своей сестре. Она ж ведь прилетит на метле и добьёт меня здесь, и я никогда уже не смогу увидеть мою любимую красивую девочку.
«Ту, что с арбузами?» — едва не сорвалось с моего языка, но я вовремя его прикусила и поспешила покинуть палату.
Какие же эти мужики… Права моя Сашка — все они козлы!
И один черногривый козёл, почуяв, что пахнет жареным, прискакал за мной следом.
— Стеш, ну прости нас, идиотов, — дурашливо запричитал он. — Ты ж понимаешь, что Геныч это от волнения ляпнул, он же весь на измене. Поверь, он отлично относится к твоим сёстрам, а Айку как родную любит. Да он вообще не способен обидеть ба… женщин. А вот они Геныча частенько обижают, и, к слову, твоя Александрина — не исключение. Пользуются бессовестные женщины его добротой.
Женька осторожно погладил меня по плечу и вкрадчиво добавил:
— Ну что, прощаешь нас, малышка? Хотя бы Геныча, он же там весь извёлся.
А меня вдруг осенило.
— Если скажешь мне п-правду, — я резко развернулась и уставилась ему в глаза. — А станешь врать, я немедленно улечу в Барселону, и будешь сам оправдываться п-перед своим другом.
— Ни хрена себе заявочки! — Женька усмехнулся и сощурился. — А ангелочек-то у нас, оказывается, с зубками. И какую же правду ты хочешь услышать?
Стало понятно, что легко он не сдастся, и вопрос в моей голове обрёл новую форму. Не позволю лепить из меня дурочку.
— Скажи, Жень, Генка собирается п-признать своего ребёнка?
Ох какие же у Женечки красивые глаза. А какие большие — того и гляди вывалятся из орбит. Женька сперва уронил взгляд на мой живот, затем внимательно изучил мою фигуру и, наконец, взглянув мне в глаза, озвучил с неподдельным изумлением:
— Какого ребёнка?
— Которого носит Соня, — припечатала я, продолжая удерживать его взгляд.
— Вот же бабы! Слышу звон — и похер, откуда он. С чего ты взяла, что это его ребёнок? Тоже Наташа просветила?
— У меня свои источники информации, — извернулась я, но, возможно, не слишком удачно.
— Всыпать бы хорошенько этим источникам. Геныч с Сонькой закруглился ещё до Нового года, ясно? И к её ребёнку он не имеет никакого отношения.
— А другого ответа я от т-тебя и не ждала. Как же — мужская солидарность.
— Послушай, девочка, я вовсе не обязан перед тобой отчитываться, — со злом процедил Женька. — Но Геныч не заслуживает таких наездов, поэтому я скажу, чтобы ты потом не вздумала трепать ему нервы. Ты же в курсе, что у Марты до хера братьев? Вот один из них и отметился в Соньке, чтоб она не скучала в одиночестве. Ещё вопросы будут?
— А… это п-правда? — уверенность меня вдруг покинула, а сообразительность ещё не догнала. — Жень, мне надо знать т-точно.
— Да чтоб я сдох, если вру! — рявкнул Женька и добавил: — Вот только Геныча этой хренью не доставай, ладно?
Я послушно кивнула и тут же спросила:
— А п-почему Сонька продолжает жить в том же доме, где они…
— А почему бы ей там не жить? — раздражённо прервал меня Женька.
Тоже верно. Идиотский был вопрос. И он у меня не один:
— А п-почему она одна? Где отец её ребёнка?
— О-о, вот с этим точно не ко мне. Ну так что, ты в Барселону или как?
Я почувствовала себя круглой дурой и в то же время лёгкой-лёгкой. Извиняться перед Женькой не стала, но, не сдержавшись, обняла его от радости и облегчения и помчалась любить Генку.
Только моего Генку!
Всё это случилось два дня назад, а сейчас…
Я украдкой читаю сообщение от Наташи:
«Я возвращаюсь в Бостон. Прости меня, Стеш, и пусть у вас с Генкой всё будет отлично! Я дура, но вы оба мне очень дороги».
Улыбаясь, я прячу свой телефон и разглядываю Генкин хмурый профиль. В этой шляпе Генка выглядит немного смешным и невозможно любимым. И от прилива нежности я прижимаюсь к нему и шепчу:
— Как же я люблю тебя!
Он тут же затягивает меня к себе на колени, обнимает крепко, почти душит.
— И я тебя люблю, мой Ангел. Не жалеешь, что прилетела ко мне? А то мне как-то страшно разбивать твои мечты.
— Это мои п-прошлогодние мечты, а моя реальность с тобой намного круче. Я х-хочу, чтобы…
Звонок мобильника прерывает меня на полуслове, но Генка отмахивается и напоминает:
— Ты хочешь, чтобы…
— Ген, возьми телефон, — прошу я, — а вдруг тебя в клинике п-потеряли.
Он вздыхает и извлекает из кармана мобильник. Подносит ближе к глазам, чтобы посмотреть, кто звонит, но я успеваю прочитать раньше, и в груди болезненно ёкает.
Ну почему?!
Почему эта девка с тремя чужими арбузами звонит МОЕМУ Генке?!
И почему в его телефоне она не Сонька, не София и даже не Соня…
«Сонечка»!