Неистовые. Из огня да в полымя

Глава 51 Гена

И почему я не Ихтиандр?

Сейчас бы залёг на дно на пару суток, сбросил весь негатив, а потом вынырнул — и как новенький. Вода всегда меня успокаивает и заряжает энергией. Я плыву долго, стремительно, яростно, почти до усталости в мышцах. А остановившись, откидываюсь на спину и, подставив лицо солнцу, отдыхаю. В голове ни одной мысли, и я едва не засыпаю.

Но рычащий звук мотора выдёргивает меня из дремоты.

Какой-то до черна загорелый хрен на гидроцикле притормаживает рядом со мной, создав волны, и начинает что-то громко и зло орать по-испански, и тыкать пальцем в сторону берега. Сперва я не догоняю, что ему надо, но, проследив взглядом в указанном направлении, начинаю понимать — берега-то уже и не видно. Охренеть — я заплыл! И если бы не стометровый отель в форме паруса, что, как маяк, возвышается на берегу, то кто знает, а то так и догрёб бы до самого Алжира.

— Ладно тебе, мужик, хорош разоряться! — миролюбиво успокаиваю, по всей видимости, спасателя. — Да всё, не ори, спас ты меня — молодец.

Но на роже мужика очень явственно читается желание меня притопить, и я, больше не слушая гневную отповедь, беру курс на Барселону.

Отлично поплавал!

Но на берегу образовалась новая проблема — а где мои вещи?

Помню только, что, увидев море, я зрительно выцепил наименее людный участок на пляже… к нему, наверное, и направился. Но где именно сбросил вещи — хоть убей, не помню. А у меня ж там всё — документы, кредитки, деньги, телефон. И что теперь делать?

Наверное, этот немой вопрос распёрло у меня во всю рожу, потому что мой недавний спасатель зло выругался и заделался моим провожатым.

Фу-ух! Слава тебе Господи! Нашлось моё добро!

Вернее, не так — добра нашлось так много, что со мной чуть шок не приключился.

Я сперва было подумал, что это глюки... присмотрелся получше... а нет — народ и вправду голый! Мужики с причиндалами, женщины — тоже во всеоружии...

Ух, испанский стыд!

Назад оглянулся — там всё прилично, снова вперёд — живой натурализм в полный рост. И я такой — в трусах, как придурок. А всего в каких-нибудь паре десятков метров по аллее гуляют люди, а главное — дети! Как так-то?!

Да и не мог я оставить здесь свои вещи и не заметить голых баб. Или мог?..

Оказалось, что смог. Крепко же я задумался, если пропустил такое зрелище.

— О-о, девчонки, смотрите, выловили этого придурка, — послышался задорный девичий голос, но самое интересное — знакомая родная речь.

Что я и есть тот самый придурок, я догадался сразу, но не обиделся. Тем более второй приятный голосок озвучил:

— А гля, какие у него плечищи! А пресс! М-м-м!..

— Я бы на этом жеребце прокатилась, — захихикала третья нудистка.

И, хвала небесам! — вся эта троица расположилась рядом с моими вещами.

Вот уж девчонок я никак не мог пропустить — они же голые! И ничего такие!

Я разулыбался и, не торопясь себя рассекречивать, с удовольствием послушал лестные высказывания о своей фигуре и без удовольствия — одно нелестное о своей физиономии. Критика меня отрезвила, и я обратил внимание, что мой спаситель всё ещё топчется рядом.

«А-а, его же, наверное, надо поощрить в благодарность за моё спасение», — догадался я и провёл беглую ревизию своих вещей. К счастью, телефон, деньги и паспорт оказались на месте. Я извлёк из портмоне несколько купюр и, подумав, выбрал сотню евро и протянул мужику.

— Спасибо, брат.

— Девки, он же наш — русский! — запищала одна из голеньких подружек.

— А чего тогда шифровался? — недовольно проворчала вторая.

Шепот третьей я не разобрал, а мужик, приняв от меня сотку, бесцеремонно протянул волосатую руку и, выхватив у меня вторую сотню, отправился восвояси. Вот это борзость!

Однако недешевы нынче услуги проводника. Но с другой стороны — если бы не он, я свои шмотки и вовсе не нашёл бы. Так что всё справедливо. А три юные натуралистки уже загалдели наперебой:

— Между прочим, это мы заметили, что ты пропал, и позвали на помощь.

— И шмотье твоё стерегли! Тут знаешь, сколько ворья?

— А тебя как зовут?

— Давно в Барселоне?

— Ты один отдыхаешь или с друзьями?

И я, роняя скупую мужскую слюну, отвечаю, благодарю и улыбаюсь с идиотским простодушием. Ну и пялюсь, конечно… да и как тут не пялиться!

— А ты чего трусы не снимаешь? Боишься, что сглазим? — поинтересовалась самая сисястая с модной стрижкой на лобке.

— Танки сглаза не боятся, — отважно парировал я, но с трусами не расстался.

Девчонки оказались весёлыми и чирикали без умолку. Имена я, конечно, сразу забыл, и слушал их сперва вполуха, потом и вовсе задумался о своём. Вернее, о своей — о Стефании. На хрен я сорвался?..

— Ген, ты оглох? — я ощутил толчок в плечо и вынырнул из своих мыслей.

— Извините, задумался, — я обвёл взглядом обнажённую троицу и поднялся с песка. — Что-то я в девках засиделся, пора и честь знать.

— И куда же ты спешишь? Может, телефончик оставишь?

Я надел штаны, накинул рубашку, покрутил в пальцах мобильник и виновато пожал плечами.

— Да я бы с радостью, девчонки, но он мне ещё пригодится. Спасибо вам за компанию, красавицы. И за спасение.

— Придурок! — прилетел мне в спину разочарованный ответ.

Ну и ладно.

Не глядя по сторонам, я покинул зону нудистов, и лишь когда пляж остался позади, замедлил шаг и пролистал входящие звонки и сообщения. От Стефании ничего. Обиделась? А может, обрадовалась, что я свалил? За каким я это сделал?

Зато прилетело ответное послание от Софийки: «Позвонишь?»

Даже и не знаю…

С тех пор, как неделю назад Макс посвятил меня в подробности Сонькиной личной жизни, я всё никак не могу найти подходящих слов.

Оказывается, Марта развила бурную деятельность — поставила в известность о Сонькиной беременности и своих родителей, и всех своих братьев, включая главного виновника. Артемон, надо отдать ему должное, отпираться не стал — прилетел сразу, и к Соньке — за ответами. А она ему: «Откуда я знаю, кто отец?! Вариантов несколько». Вот жучка!

Артемон, понятное дело, оскорбился и свалил обратно — в столицу. Там посидел, прикинул хер к носу и снова прилетел. Короче, уже трижды прилетал, даже к Сонькиным родителям ездил за благословением, а воз и ныне там. Макс все маты собрал, Марта обрыдалась, вся её родня в тонусе, а Соньке — хоть бы хрен по деревне.

И что я по этому поводу должен ей сказать?

Так-то много чего на языке вертится, но… обижать её мне не хочется, да и кто я такой, чтобы навязывать ей своё мнение? Тут бы со своей жизнью разобраться. Но и игнорировать Соньку я тоже не могу — обещал ведь быть на связи. Тем более, она ждёт от меня звонка.

Ну, что делать… присел я в тенёчке на скамеечку — звоню. Весь такой на позитиве — я же из моря вылез.

— Привет, коварная!

— Генка! Наконец-то! — обрадовалась Сонечка.

И пошли издали — о природе, о погоде, о работе… Добрались до главного.

— Знаешь, Ген, а мне не нужно его одолжение. Ну залетела — бывает… но кто сказал, что у ребёнка непременно должен быть отец? Были бы мы ему нужны, он был бы здесь, а не мотался туда-сюда. Его дело маленькое — просто осеменитель, а я жертвую здоровьем, фигурой, работой, учёбой… Да у меня теперь вся жизнь с ног на голову! Я больше не принадлежу себе, потому что чувствую ответственность за каждый свой шаг. И это только начало. И что, после всех мучений я ещё должна делить права на своего малыша с тем, кто просто мимо пробегал? Вот уж нет — я сама буду решать, какое у моего ребёнка будет отчество, и сколько у него будет родителей. Я же права?

— Ты дура с беременными мозгами! Как же вы, феминистки сопливые, задрали своими бабскими правами! Да будь моя воля…

— Да пошёл ты, мудак! — резануло мне по уху, и трубка заглохла.

Вот и поговорили по душам.

Где-то в ветвях над моей головой рявкнула… собака?! И не успел я, ошалевший, задрать голову, как перед моим носом что-то пролетело. Смотрю вверх — прямо надо мной зелёная попугайская жопа. И оттуда очередной снаряд. Даже попугаи срать на меня хотели.

Ай, да пошло оно все!

Сорвался я с места и стартанул в аэропорт. Вскочил в самолет и рванул отсюда без оглядки. Подальше от этой сраной Барселоны с её нудистами, попугаями, Залупитами… Всё — улетел!

Му-гу… а то б не хер!

Не прошло и двадцати минут, как я ворвался в грёбаную лечебницу и взлетел на четвёртый этаж — аж запыхался, как бежал.

Заваливаю в палату… и сердце сжимается. Вот она, девочка моя любимая! Такая маленькая и несчастная… даже с покрасневшим носиком и заплаканными глазками — всё равно самая красивая и родная.

— Генка… — Стефания жалобно всхлипывает, часто моргает, а губки начинают подрагивать. — А я п-подумала, что ты меня бросил.

Да чугунную башку мне с плеч, если б я посмел такое сотворить!

Я уже сам чуть не плачу, и не иначе, как от переизбытка эмоций рявкаю грубо:

— Не дождешься!

Стефания вздрагивает и обнимает себя за плечи. В глазах поблёскивают слёзки, а на губах появляется робкая улыбка.

Мой нежный колючий ангелочек... Всё, не могу больше. Задушу сейчас в объятиях!