Неистовые. Из огня да в полымя

Глава 58 Гена

Утро обрушилось внезапно, неотвратимо и жёстко. Полоснуло по глазам слепящим солнцем и резануло по ушам раскатистым грохотом — будто по мозгам застучало, заставляя распахнуть сонные гляделки. Распахнуть — это, конечно, громко сказано, но даже то, что я обозрел сквозь щёлочки глаз, вынудило меня окончательно проснуться.

Одиссей с растрёпанными кудрями и в тошнотной пижаме (ну прямо Карлсон спросонья, задрать его под пропеллер!) ползает по полу на четырёх точках и собирает рассыпанные по всей комнате сокровища.

— Косметичку обронил, рукожоп? — рычу и даже сам пугаюсь своего голоса.

А Оди, подпрыгнув на коленках, хватается за сердце и выдыхает:

— Напугал, медведь бешеный!

Вот точно так же моя бабуля говорила, царство ей небесное.

— А это что — тушь для ресниц? — свесившись с кровати, я подталкиваю в сторону Одиссея зубную щётку.

Но этот голкипер криворукий даже не замечает. Подслеповато щурясь, он потряхивает своим гламурным лукошком и укоризненно высказывает:

— Это не косметичка, а несессер.

— М-м… а ты чего без очков-то ползаешь?

— Да вот, тоже улетели куда-то, — Оди сокрушённо вздыхает и озирается по сторонам.

Вот же придурок неуклюжий! Аж жалко его. Я сканирую зорким оком весь номер по периметру и быстро нахожу поблёскивающие стекляшки под столом. Выбираюсь из-под одеяла и в несколько шагов настигаю сбежавшие и, к счастью, неповреждённые очки.

— Держи свои фары, — передаю находку и быстро подбираю остальное добро.

— Спасибо, — радуется Оди и, нацепив очки, разглядывает меня с нехорошим интересом.

А я ж в трусах, а трусы-то дыбом.

— Слышь, извращуга, ты куда свои телескопы настроил?

— Да я… — оправдывается Оди, но я поспешно скрываюсь в ванной комнате, и его смущённое блеянье остаётся за дверью.

А когда выхожу…

— Присоединяйся, Крокодил, я на всех заказал, — Реми кивает на стол, где источает дразнящий аромат и вызывает бешеное слюноотделение прямо-таки королевский завтрак.

Правда, состоит он преимущественно из бутербродов, но зато каких! И сколько их тут, всяких-разных!

— Ай, спасибо, Демон, — я потираю руки и резво натягиваю штаны, а желудок уже отзывается на приглашение голодным урчанием.

— Спасибо… как это по-русски — не пулькает? — Реми довольно скалится.

Несмотря на отличный русский, он всё же иногда путается в словах и ударениях, а его акцент звучит очень необычно и потешно.

— Му-гу, не пукает, — я занимаю место за столом, где Реми и Одиссей уже вгрызаются в горячие бутерброды. — Приятного аппетита. И, пожалуй, за такой щедрый завтрак я готов простить тебе ночной застеночный концерт.

— ЗастенОчный? — переспрашивает пацан.

— Именно. Задрал ваш вокально-сексуальный дуэт! — изображаю танец бёдрами и загнанное дыхание. — И ведь я только начал засыпать.

Одиссей деликатно изображает глухонемого, а Реми понимающе кивает и ржёт.

— Ге-эна, это что — зависть?

— Это бессонная ночь, малец. Ты ешь давай, сил набирайся. А кстати, кого ты там жарил за стеной?

— Жарил? — он хмурит брови.

— Трахал, — уточняю раздражённо.

— А-а, — улыбается мелкий (допёр, наконец!), — это Гретхен.

— Ну что ж, это всё объясняет, — забив на подробности, я набрасываюсь на бутерброд, а Одиссей тихо поясняет:

— Гретхен — это наша горничная. Тёмненькая.

Я вспоминаю темнокожую малышку с красивыми ножками, больше похожую на какую-нибудь Наоми, нежели Гретхен. Эх, а ведь такая милая девочка. От досады мне даже отвечать не хочется, и я увлекаюсь завтраком. А ещё думаю про услужливых горничных… и чем больше думаю, тем мрачнее становится на душе.

А Реми подкидывает дровишек в топку:

— Я думаю, мы здесь задержимся ещё на одну ночь, и если ты хочешь поучаствовать…

— Где поучаствовать? — рычу я, а пацан невозмутимо отвечает:

— Там, где будет удобно, Гена. У тебя ведь давно не было женщины?

Ух, ты ж какой заботливый, а!

— Да ты за меня не волнуйся, сынок, я уже придрочился. А поучаствовать — это вон, с Одиссеем, у него женщин ещё давнее не было.

— Фэрпис дихь! — рявкает адвокат, зло сверкая очками.

— Ух, как страшно! — я отмахиваюсь от него сдобной булочкой. — Это ты меня послал, что ли?

— Шайскерль! — тихо ворчит Одиссей, но я уже знаю, что он назвал меня мудаком.

Вообще-то, за дело, поэтому я улыбаюсь и примирительно выставляю ладони.

— Ладно, Оди, извини, был неправ. Давайте-ка вернём наш завтрак в мирное русло. Я допью свой кофе, а вы поведаете мне про немцев — так сказать, расширите мой кругозор.

Ликбез получился коротким, но познавательным. Итак, дойче — самая застрахованная нация — страхуют абсолютно всё, и даже за разбитую чашку не постесняются получить компенсацию. Немцы о-о-очень экономные, аккуратные, конкретные до одури и пунктуальные. Опоздал на встречу — люто оскорбил немца, пришёл заранее — тоже херово.

Ходить в гости у этих чудиков не принято, но коль уж тебя уважили и пригласили на чай, то будь уверен — будет только голый чай. Так-то вот, широта души — это не про них. Живут чётко по инструкциям и указателям, и у любой, даже самой идиотской ситуации, всегда существует пошаговое описание происходящего.

Короче, раздолбайство здесь не в почёте. Скучно, аж зубы сводит. Вот не зря говорят: «Что русскому хорошо, немцу — смерть». Впрочем, и наоборот — тоже верно будет. Лично я тут загнулся бы. Но! За что их следует однозначно уважать — это за немецкое качество во всём и человечное отношение к животным. Ну, пожалуй, и хватит им почестей.

Реми в процессе душевной беседы всё больше помалкивал и лыбился, зато Одиссей заметно оживился, зарумянился, как красна девка, и даже подобрел от осознания собственной умности и осведомлённости. Оно и понятно, потому как наш адвокат в сто пятом поколении, Блувштейн Одиссей Петрович, сам родился в Германии и прожил тут первые десять лет. Немецкий еврей! Звучит, как бред, но факт.

Завтрак мы смели подчистую, и только я настроился потрепаться о местных женщинах, как самый молодой из нас резко посерьёзнел и скомандовал:

— Достаточно разговоров, давайте уже к делу.

— Да погодите, вы мне ещё не всё рассказали.

Одиссей Петрович поправил очки и уставился на меня, как на говорящую амёбу, а Реми постучал по котлам на запястье, стоимостью с мой воронцовский дом, и серьёзно изрёк:

— Извини, Гена, время — деньги.

— Как будто его волнуют наши деньги, — ехидно выступил говнистый адвокат.

— Ваша правда, хер Блувштейн, деньги меня не волнуют, они меня успокаивают. Ладно, умники, выкладывайте уже ваш план по захвату отеля.

Умники переглянулись, дружно хмыкнули и залаяли по-немецки.

Вот так, значит, да? А что, нельзя эту стратегию как-то переложить на более понятный язык? Мне ведь тоже интересно. Я, между прочим, неплохо знаю французский, да и в английском… подаю надежды. Но, боюсь, безнадёжно. Интересно, а как долго можно подавать надежды, есть ли возрастной предел?

«Присматривайся и прислушивайся», — повелела королева драконов. А хера толку? Слышит ухо, да мозг неймёт. Пойду-ка я лучше присмотрюсь. Сдвинул шторку на окне и шагнул в приоткрытую балконную дверь. А тут… озеро зеркальное, солнышко яркое, а парк какой пахучий!..

Ух, лепота! И почему мы здесь не организовали завтрак?

Захватываю всю эту красотищу в фокус и отправляю фото Стефании. И тут же звонок…

— Генка, ты п-правда в Бремене?

— Привет, мой нежный Персик!

***

Уже целый час я полирую задом нашу тачку — с тех пор, как парочка фильдеперсовых рэкетиров в сопровождении двух гвардейцев скрылась в трёхэтажном обшарпанном здании средневекового отеля. Не понимаю, на кой хрен им сдалась эта рухлядь? Нет, архитектура, конечно, интересная, но здесь даже балконов нет. Хотя наверняка в то дремучее время ещё не изобрели балконы.

Фасад я уже изучил вдоль и поперёк, на немок поглазел с грустью — ни одной симпатичной в поле зрения не попалось. Сосредоточился на тачках. Ухоженные, нафаршированные и будто заговорённые от грязи автомобили — ещё одна национальная страсть. В отличие от небрежных французов, немцы свои машины очень любят, для них авто — это не только статус, но и большой кусок сердца. Прямо глаз радуется.

И желудок стонет от голода. Обед уж близится… ну где там сгинули эти умники?!

И только подумал, как тяжёлая дверь со скрежетом распахнулась и выпустила переговорщиков. На Петровиче лица нет, у охранников морды, как два кирпича... Впору подумать, что сделка сорвалась, но самодовольная физиономия Реми вселяет надежду на положительный результат.

— Поехали, — командует пацан, ныряя на заднее сиденье.

— И как всё прошло?

— Супер! — Реми улыбается, а Одиссей садится за руль и, нервно натирая очки, лепечет:

— Всё хорошо. Уверен, что до завтра они дозреют.

— А к чему тогда этот траур на всё табло? — я хлопаю его по плечу. — Петрович, ты как собрался машину вести, такой дёрганый? Давай, что ли, махнёмся местами.

— Да всё с ним в порядке, — успокаивает Реми. — Оди отлично продержался, это у него… как это по-русски… последствия?..

— Откат?

— Да, точно — откат, — кивает Реми и похлопывает по сиденью Оди. — Поехали, я знаю очень хорошее место, где мы сможем пообедать.

— Блестящее предложение! — охотно поддерживаю я, и мы трогаемся.

За минусом вчерашнего водителя движемся всё тем же составом — нас трое в броневике, а позади четверо бойцов в такой же тачке. Реми о чём-то треплется по-испански со своим мобильником, а я отстранённо пялюсь в окно, слушаю краткий отчёт Одиссея о проделанной операции и мысленно респектую мелкому засранцу. Вот как к семнадцати годам можно выйти на такой уровень?!

И, конечно, я не сразу замечаю, что обзор за окном резко поменялся. Поля какие-то, дорога узкая и, что удивительно — свободная. И где тут, интересно, кормят обедом? Или мы сперва поохотимся?

— Петрович, а я не понял, мы что, за городом?

— Наверное, — он пожимает плечами и кивает на навигатор, — я чётко по маршруту еду.

— Мы правильно едем, — подаёт голос Реми.

— А где… — испуганно квакает Одиссей и, сбросив скорость, начинает шарить по зеркалам. — А где наша охрана?

Я тоже оглядываюсь. И действительно — сопровождения нет. Но и волноваться причин не вижу.

— Отстали, наверное. Может, отлить решили.

— По инструкции они не могут отлить без предупреждения, — в голосе Оди уже слышится паника.

— Жесть! — я усмехаюсь. — Ох и работёнка у мужиков. А если у кого-то живот прихватит?

— Да пусть хоть обделаются, — негодует Одиссей, а занятый разговором Реми и вовсе не реагирует.

— Расслабься, Петро… — я осекаюсь на полуслове, когда невесть откуда взявшийся встречный джип резко останавливается и перекрывает нам дорогу.

Это ещё что за хрень?

— Кто это? — истерично взвизгивает Одиссей и бьёт по тормозам.

— А я не понял, куда делась охрана? — звучит удивлённый голос Реми.

Проснулся, задрать его в пассатижи!!

— Всё чётко по сюжету, пацаны, разбойники на пути бременских музыкантов, — выдаю с нервным азартом, и в этот момент распахиваются все четыре двери встречной тачки. — Мелкий, пригнись там на всякий случай… Петрович, врубай заднюю.