Глава 40 Барселона

Стефания

Потрясающе! Как будто множество ярких кусочков огромного пазла сложены искусными руками в эту удивительно гармоничную картину. Такой мне видится Барселона из иллюминатора самолёта. И от ноющей в сердце тоски теперь остаётся лишь едва ощутимый, тающий след.

А ещё несколько часов назад, покидая Москву, я плакала. Очень тяжело было расставаться с папой. Папочка мой… он прилетел в Москву специально ради меня — прямо из Вены прилетел, чтобы встретить один самолёт, доставивший меня из Воронцовска, и проводить другой, уносивший меня в новый прекрасный мир — навстречу моей мечте.

Мы очень недолго пробыли вместе с папой, и так было его жаль. Не понимаю, почему судьба так несправедлива к нашей семье? Ведь когда-то мы все собирались в большом доме за одним столом и, казалось, были счастливы. Но большая многодетная семья лишь создавала видимость благополучия, а на деле было совсем иначе.

Нашей маме внутри семьи всегда было тесно и скучно, в то время как Айке было совсем невыносимо. А папа жил в своём виртуальном мире и лишь ненадолго выходил оттуда, чтобы пересчитать домочадцев по головам и со спокойной душой вернуться обратно — в таинственные дебри киберпространства. А ведь он и нашу Сашку едва туда не затянул, но однажды Александрина сбилась с пути и распробовала вкус иных радостей. И слава Богу! Или… кому слава?..

Однажды Сашка предположила, что наш мир — это лишь иллюзия, созданная такими гениальными программистами, как наш папа. А что если мы все — просто симуляция реальности, и кто-то там, в настоящей действительности, сидит себе за компьютером и управляет нами, позволяя жить в этом вымышленном мире и совершать те или иные поступки? Что если мы — лишь чья-то виртуозная игра? Ужас!

Нет, конечно, это всё глупости! Все мы живые, настоящие, но настолько разные, что просто больше не можем быть вместе — не умеем. Поэтому жизнь и разметала нас по свету. Папа со своей новой женой живёт и работает в Австрии, бабуля по-прежнему остаётся в Киеве, чувствуя себя одинокой и несчастной, а старший брат Санёк, хотя тоже живёт в Киеве, но он сам по себе и, кажется, ему вовсе нет дела до всех нас. Впрочем, как и нашей маме, которая всю жизнь мечется в погоне за птицей счастья. А эта неподдающаяся птица то в темечко её клюнет, то в глаз, а то и зубы пересчитает.

Бедная моя заблудившаяся мамочка! Она так бурно восприняла новость о Барселоне, так трогательно переживала за меня! А за день до моего вылета весенний ветерок вскружил ей голову и выдул оттуда всё лишнее, унося Анастасию Скрипку в пучину новых страстей. Но отчего-то меня это больше не ранит. Что ж, бывает и такая материнская любовь.

И только мы, три сестрёнки, такие непохожие, отчаянно продолжаем цепляться друг за друга, и ничто никогда не разрушит наши крепкие и надёжные узы.

Мягко приземлившийся «боинг» мчится по взлётно-посадочной полосе, а у меня просто дух захватывает.

Боже мой, я в Барселоне! И это не сон! Это моя волшебная сказка наяву!

Аэропорт Эль-Прат настолько огромный и шумный, что кружится голова. Но это от избытка эмоций — счастливых, конечно!

Ох, сколько же здесь людей! И все спешат куда-то и говорят, говорят… а я слышу столько знакомых слов на разных языках, но в этой какофонии звуков почти ничего не понимаю. Но мне нисколечко не страшно. Прижав к груди маленькую сумочку, я озираюсь по сторонам и улыбаюсь всем — людям, тёплой погоде и новому дню. Сейчас-сейчас, вот только приду в себя, получу свой багаж и отправлюсь на поиски некого Алехандро, что должен меня встретить.

Ещё в Воронцовске Риммочка выдала мне список нужных контактов и подробные инструкции на все случаи жизни, вплоть до самых невероятных. Меня просто восхитила её щепетильность и компетентность, хотя я и уверена, что без Айкиного вмешательства здесь не обошлось.

Ура — мой багаж при мне!

И вот, медленно двигаясь в шумном людском потоке, я качу за собой огромный чемодан и задаюсь вопросом — наверное, мне следует самой позвонить этому Алехандро? Ведь в такой невероятной толчее нет никакой возможности отыскать друг друга. Я вглядываюсь в таблички встречающих: «Диего», «Люсия», «Пепито» «Дон Себастиан какой-то там…», но моего имени нет ни на одной… Ой!

Пять разноцветных воздушных шаров взметнулись вверх — такие огромные! И на каждом из них крупными буквами выведено «Стефания Скрипка!». Ничего себе! Вот это приём! Жаль, что моя любимая камера упакована в чемодане. Но я быстро извлекаю из сумочки мобильник и делаю серию снимков. Девчонки обалдеют!

Разглядывая полученные кадры, я правой рукой нащупываю ручку чемодана, но… хватаюсь за пустоту. Ох! Стремительно разворачиваюсь и краем глаза успеваю заметить мелькнувшее в смыкающейся толпе ярко-рыжее пятно — это же он, мой убегающий чемодан. И, яростно расталкивая встречный поток, я бросаюсь вдогонку.

Наверное, это настоящее чудо, но мне всё же удаётся настичь беглеца. Вытянув руки, я прыгаю на свой драгоценный багаж, как голодная тигрица на жертву, и выбиваю его из вероломных рук. К сожалению, а может и к счастью, мне так и не удаётся увидеть вора, но спустя секунду мы оба валяемся посреди переполненного зала — я и мой рыжий чемодан. Повезло ещё, что я сверху, а не он на мне, иначе быть бы отбивной по-каталонски. Отличное начало путешествия и хороший урок для раззявы.

Аэропорт уже не кажется мне таким замечательным, а толпа — дружелюбной, и поэтому, когда над моим ухом раздаётся на испанском: «Сеньорита, позвольте мне помочь Вам», я ещё крепче вцепляюсь в своё добро, а неравнодушному мужчине стоит немалых сил придать нам с чемоданом вертикальное положение.

— Мучиссимас грасиас! (Исп. — огромнейшее спасибо) бормочу я, смущённо улыбаясь, и попутно осматриваю себя на предмет повреждений.

И тут же вежливо отклоняю очередное предложение великодушного сеньора — отвезти меня туда, куда я пожелаю. Ага — спешу и падаю! — ну, это прямо стопроцентно про меня.

«Надеюсь, это был не Алехандро?» — думаю я, провожая взглядом отвергнутого помощника, но, оглянувшись, с радостью обнаруживаю, что воздушные шары с моим именем по-прежнему пляшут над толпой, и улыбаюсь. Всё не так уж и плохо — я не пострадала, и всё моё осталось при мне.

Встречай же меня, Алехандро!

То, что смуглый брюнет, привязанный к шарикам, совсем не Алехандро, я понимаю с первого взгляда. О, Боже!

То, что я — та самая Стефания Скрипка, ОН тоже понимает очень скоро — по моим расширившимся глазам, распахнутому рту и попытке прижать к сердцу неподъёмный чемодан (просто теперь моя рука намертво приклеилась к чемоданной ручке). От волнения и неожиданности моё сердце так и заходится, и, придерживая его сумочкой, я с неверием разглядываю встречающего меня парня.

Я могла бы рассказать о нём очень многое…

Внебрачный сын итальянской балерины и испанского воротилы, всемирно известный фотохудожник, король хип-хопа и просто потрясающий красавчик! Я знаю о нём всё — рост, вес, семейное положение, карьера, хобби… знаю, что через неделю ему исполнится двадцать девять лет. Ради него я учила языки, несколько лет коллекционировала его работы, собирала заметки и фотографии… видела его весёлым и серьёзным, хмурым и озадаченным, счастливым и влюблённым… и всегда неизменно красивым.

А сейчас впервые я вижу его вот таким — настоящим!

В джинсах, толстовке и низко натянутой на лоб бейсболке он выглядит совсем мальчишкой. И я… вся такая в стильном брючном костюме, в лодочках на шпильке, с хитрозакрученным на затылке хвостом и при макияже. Вот как чувствовала, что не следовало так выпендриваться. Но что уж теперь-то?

А тем временем настоящий Феликс Сантана уже устал ждать, когда я отомру, и, широко улыбаясь, двинулся мне навстречу.

— Белла! — произносит он восхищённо, а до меня не сразу доходит, что это не обращение

Не совсем по-испански, однако это весомый комплимент, говорящий о том, что я красавица, а потому пора бы уже захлопнуть рот.

— ¡Buenos días! — выталкиваю из себя придушенное приветствие, и Феликс смеётся.

— Пьрифет, Стефани! — отвечает он на корявом русском и обнимает меня.

Меня! Обнимает?!. О-о-ох!

Не выпуская чемодан, я ошалело глажу Феликса сумочкой по спине и, позабыв от волнения все слова, повторяю приветствие.

Да что ж я, как курица примороженная? Ведь знала, к кому лечу!

Мысленный пинок меня немного отрезвляет, и я начинаю понимать, о чём говорит Феликс. А он рассказывает, как боялся со мной разминуться (ну да — так уж и боялся!), повторяет, какая я красавица, и безуспешно пытается забрать из моих рук чемодан.

— Ой, п-простите! У меня только что п-пытались его украсть, и я ещё никак не п-приду в себя, — оправдываюсь, смешивая испанский и французский, снова извиняюсь и, наконец, позволяю Феликсу взять мой багаж.

— Ух ты! Весёленькое начало! Да, у нас тут надо смотреть в оба! Как это по-русски… — он щёлкает пальцами и выдаёт потрясающее — на тему, чем не стоит щёлкать в большой семье.

Опешив, я даже не знаю, как реагировать — мне и смешно, и неловко, но Феликс мгновенно считывает мою реакцию и, кажется, тоже смущается.

— Это плохие слова, да? Прошу прощения, Стефани, я не хотел тебя обидеть.

Я смеюсь с облегчением и, конечно, не обижаюсь. Ведь по сути он всё верно сказал.

Загрузка...