Два дня спустя
— Гена, хватит со мной пререкаться, я же сказала, что ты мне нужен здесь. С твоей Стефанией уже всё хорошо...
Но я раздражённо прерываю:
— Да где хорошо, Диан, если она ходить не может?!
Краем глаза я вижу, как настойчиво семафорит Стефания в попытке привлечь моё внимание и дать понять, что она в полном порядке и даже способна прыгать на одной ножке, и легко обойдётся без моей помощи. Вот это-то и хреново, поэтому на её пантомиму я упорно не реагирую.
А ведь ещё позавчера моя персиковая девочка была такой слабенькой, кроткой и послушной, позволяла кормить себя с ложечки, помогать принимать душ (то ещё испытание для моего организма!) и почти не спорила со мной. Я даже поверил, что всё будет так, как я запланировал.
— Она не беспомощная девочка, — отрезала в трубку Диана. — Попрыгает пару недель на костылях, наберётся сил и опять будет, как новая.
— Да ты бездушный дракон! Ты хоть сама себя слышишь?
Но Дракониха ничуть не впечатлилась и продолжила ровным тоном:
— Позволь тебе напомнить, что у тебя есть обязательства. А ещё, кажется, ты хотел неделю отпуска, чтобы показать своей маме Париж. Или уже передумал?
— Не передумал, — недовольно ворчу в трубку. — Вот только мама меня поняла бы.
— Но я не твоя мама.
— Хвала небесам!
На самом деле наш спор не имеет никакого смысла, потому что я и сам знаю, что пора возвращаться, да и для мамы билеты уже куплены и отель забронирован. Я ведь сам пообещал ей парижскую весну. Однако я до сих пор не решил главный вопрос — я должен всеми правдами и неправдами забрать с собой Стефанию.
Диана, ожидаемо, не оценила моего рвения и едко напомнила, что в её замке штат прислуги укомплектован. Иногда мадам Шеро бывает редкостной сукой. Сообщила мне, что Феликсу в Париже будет не до ученицы, а аренда квартиры для Стефании и её наблюдение у врача быстро истощат мои финансовые ресурсы (а вот это уж не её забота!). Зато сама Стефания до сих пор виртуозно ускользала от темы, заговаривая мне зубы и откладывая разговор на потом.
А всё — потом уже настало. С сегодняшнего дня нет надобности занимать койку в лечебнице, а значит, пора сваливать. Дело за малым — нанести визит вежливости в семейное гнездо Сантана и избавить хозяев дома от нетрудоспособной горничной. Я покосился на Стефанию… да как она вообще согласилась на эти условия?! Вся такая нежная, воздушная, умненькая — и вдруг горничная. Ар-р-р! Аж зубы, сука, сводит!
— Гена, ты меня не слушаешь? — в правом ухе раздалось рычание дракона.
— Слушаю, — соврал я. — Завтра вылетаем.
— Сегодня, Гена! — рявкнула трубка.
— Диан, я сегодня не могу, у меня званый ужин с Лупитой и Хулем. Отказываться никак нельзя, Лупита уже третий день напоминает. Но я же не попрусь туда без Стефании. А сегодня как раз её отпустят домой и…
— И о ней будет кому позаботиться, — закончила Диана, — об этом я уже договорилась. А для тебя, Гена, срочный вызов — это отличный повод избежать ужина. Поверь, тебе не стоит появляться в этом доме без меня.
— Даже так? И ты хочешь, чтобы после этих слов я отпустил туда Стефанию?
— Именно. Во-первых, для приглашающей стороны вы с ней находитесь в разных статусах, а Стефанию, хочу заметить, на ужин не приглашали.
Такое мне и в голову не могло прийти. То есть я — почётный гость и друг Фила, а моя Стефания — всего лишь прислуга? Охренеть! И я озверел.
— Серьёзно?! Ну тогда пусть Хулево семейство скажет мне об этом лично, и тогда посмотрим, чьи аргументы будут весомее.
— Вот! — торжествующе прозвучало из динамика. — Как раз здесь наступает «во-вторых» — ты и твоя девочка по-разному реагируете на раздражители. Тебе, Гена, стоит поучиться выдержки у Стефании, тем более для бойца твоего уровня это крайне необходимо.
Твою ж мать! Совсем недавно то же самое мне втирала Стефания, правда, в более деликатной форме, и тоже отговаривала от ужина — якобы Лупита хочет моими руками наказать мужа и обязательно устроит для меня провокацию. А я, типа такой горячий и впечатлительный, непременно поведусь на тупой развод, и будет мне несчастье.
Так что, в их глазах я реально такой псих? Или, что вернее — предсказуемый идиот?..
А мой мобильник уже диктует тоном, не терпящим возражений:
— Твой рейс сегодня в 19-30, все данные сброшу, Жак встретит тебя в аэропорту.
И вместо злого протеста, уже готового сорваться с моего языка, я процедил в трубку:
— Принято, моя Королева. Только мне нужен ещё один билет для Стефании.
Лишь на пару секунд зависла пауза, а затем прозвучало невозмутимое:
— Хорошо.
Ну вот и хорошо!..
Впихнув мобильник в карман, я повернулся к сидящей на кровати Стефании… и завис.
Тоненькая фигурка в белой сорочке… узкие ступни с аккуратными маленькими пальчиками… трогательная шея с тонкой голубоватой жилкой… взлохмаченные золотистые локоны… а на бледном личике широко распахнутые мшистые глаза, такие невинные и доверчивые… и пухлые, очень яркие губки, как у обиженного ребёнка.
Чёрт, какая же она маленькая и хрупкая! И как меня угораздило?!. Ну разве возможно оставить её здесь без присмотра? Не-эт, никогда больше!
— Гена, о каком билете ты г-говорил?
— Всё отлично, мой Ангел! Сегодня вечером мы летим с тобой в Париж!
— Ты п-прямо волшебник, — её губы дрогнули в неуверенной улыбке.
— Вообще-то, я только учусь… но очень стараюсь. Ты рада? — я сокращаю расстояние между нами, нестерпимо желая поцеловать эти губы.
— Нет.
Нежный голосок, прозвучавший вдруг уверенно и твёрдо, заставил меня притормозить.
— Что — нет?
— Нет — я н-не рада, и нет — я никуда не п-полечу, — пролепетал мой нежный ангелочек.
А глаза по-прежнему такие доверчивые и невинные…
— П-почему?
Похоже, заикание — это заразно, а у меня наверняка ещё и видок, как у дебила.
— Потому что я ещё не п-получила того, за чем сюда п-прилетела.
— Получишь в Париже — какие проблемы?
— А можно я сама буду решать, г-где мне лучше? — и мягкие пухлые губки поджались, сложившись в жёсткую упрямую линию.
Ах ты цветочек мой колючий!
— Значит, со мной тебе хуже? — давлю взглядом, нависая над Стефанией, но отступаю, когда она поднимает на меня полные муки глаза.
— А тебе со мной? — лепечет еле слышно.
— Разве ответ не очевиден? — я развожу руками, демонстрируя — вот же я, рядом с тобой.
— Ты ведь в-всё равно вернёшься в Париж… даже б-без меня. И как мне это воспринимать — что тебе там лучше, чем со мной?
— Что ты равняешь?.. Это не выбор между двумя баб... между женщинами — это моя работа.
— А моя работа здесь.
— Горничной?! Ты издеваешься? Ты же здесь ради учёбы, а обучение я тебе и в Париже организую. Обещаю, что сам договорюсь с Филом. Но ты не должна пахать на буржуев.
— А ты?
— Во-первых, это временно, а во-вторых, и это главное — зарабатывать должен мужик. И похер, где и как.
— Я н-не согласна. И я не х-хочу в Париж, мне здесь нравится. Ну как ты не п-понимаешь, это же интересно — это, как квест. И мне очень важно его п-пройти. Самой пройти, Гена!
— Да зачем тебе это? Ты же... — я окинул взглядом её фигурку и сжал ладонями худенькие плечи. — Ты же совсем ещё юная девочка. Рисуй себе, фотографируй всякие там… красивые виды, учись, если хочешь... а работать — это моя обязанность.
Стефания передернула плечами, безуспешно пытаясь высвободиться от моих тисков, и повысила голос:
— Да моя Айка с-с четырнадцати лет пахала, как п-проклятая!
— И ты считаешь, это хорошо, что у ребёнка детства не было? Только у неё и выхода другого не было, а у тебя их херова туча.
— И в этой туче я буду сама выбирать выход! — отчеканила эта мелкая заноза, даже ни разу не запнувшись, и всё же отбросила мои руки.
Да задраться в пассатижи! Что ж за засада такая, а? Я же так красиво всё спланировал…
Мечты, сука, сдуваются прямо на глазах.
Сейчас, по-хорошему, перекинуть бы её через плечо — и в аэропорт.
— Послушай меня, малышка...
Но дверь в палату распахнулась, и в наш междусобойчик вторгся бородатый хер в белом халате и колпаке, больше похожий на пекаря, чем на медика. И давай чесать по-непонятному. Стефания прям оживилась, разулыбалась ему. А главное, она его понимает и отвечает, а я, как глухонемой остолоп, стою тут не при делах. Опять я до неё не дотягиваюсь. А бородач ещё и мне задвинул что-то на своём гоблинском. Ну и я ему в ответ:
— Мучас грасиас! (исп. большое спасибо) — и улыбаюсь, как придурок. — Идите на хер, пор фавор (исп. пожалуйста), у нас тут серьёзный разговор.
Бородач, будто поняв мой посыл, кивнул и свалил незамедлительно, а Стефания посмотрела на меня с укором.
— Что-о? Я уже охренел от этой тарабарщины. Не успел худо-бедно освоить французский, и снова здрасьте — опять ни хрена не понимаю.
— Сейчас ты неп-плохо справился.
— Ненавижу Испанию!
— Ты там и не был, — фыркнула Стефания. — Местные жители н-не считают Барселону Испанией, т-так что мы с тобой, Гена, в Каталонии.
— А может, уже хватит википедиваться? Мне как-то без разницы, где будут обитать местные жители, но ты мне нужна в Париже. Мне... мне там плохо без тебя. Для тебя это что-нибудь значит?
— Гена, п-подойди ко мне, п-пожалуйста, — Стефания потянулась ко мне и, схватив меня за руку, потёрлась о неё щекой. Поцеловала в ладонь, мгновенно разбудив во мне всё самое чувствительное, и промурлыкала тихо:
— Это з-значит намного больше, чем ты думаешь, но...
— Но? — я напрягся, а она ещё крепче вцепилась в мою руку.
— Ген, я ведь даже от папиной п-помощи отказалась, а ты...
— А я вообще никто, да?
— Ну з-зачем ты так? Я люблю тебя... очень люблю! Но я х-хочу сама сп-правиться.
— А если мы поженимся?
Твою мать, я реально это сказал?!
По округлившимся глазам Стефании уже ясно, что она тоже это слышала. Значит, отступать уже поздно.
Присаживаюсь на корточки, беру её маленькие ручки в свои ладони, вдыхаю, как перед прыжком в бездну и…
— Стефания Скрипка, Вы согласны стать Стефанией Цветаевой?
Сочные губки приоткрылись, снова сомкнулись, а зелёные глаза стали ещё больше. Надеюсь, это от радости?..
Хоть кто-то из нас двоих должен порадоваться эксклюзивному предложению. Сам-то я не то чтобы в печали, скорее, в шоке. Мне ведь даже подумать не дали... в смысле, не успел я.
Но с другой стороны — я ведь вроде люблю её...
Сжимаю похолодевшие пальчики, заглядываю в прекрасные и почему-то испуганные глаза и прислушиваюсь к своим ощущениям... Нет — я совершенно точно её люблю. И чего тогда думать?
— Гена, а мне п-прямо сейчас надо от-тветить?
— Зачем? Можно и в следующем году, — отшучиваюсь, выдавливая кривую улыбку и уже начинаю волноваться.
Почему она молчит? И звонок от Жеки совсем некстати — сбрасываю.
И продолжаю ждать положительного ответа.
— Это для того, чтобы я п-полетела с тобой? — спрашивает Стефания.
— Это потому что я тебя люблю, — рычу так, будто признаюсь в обратном.
— И я тебя...
И всё — тишина. Ну и зае…мечательно! А что, взаимная любовь у нас! Какого хера ещё надо?!
— А в следующем г-году ты уже можешь п-передумать? — прошелестела Стефания и нервно сглотнула. И мне тоже очень захотелось промочить горло.
— Про следующий год — это была неудачная шутка.
— Я это п-поняла. Гена, я правда очень х-хочу быть Стефанией Цветаевой, но п-попозже. А сейчас я всё равно с тобой не п-полечу. В июне будет выставка…
Дальше я ничего не слышу, потому что главная выставка уже состоялась. Это ж надо было выставить себя таким придурком!
— Ген, а ты к-куда? — слышу за своей спиной и тупо таращусь на дверь. Я даже не заметил, когда её открыл.
Оглядываюсь.
— Пойду прогуляюсь немного.
— Куда? — голос дрожит, в глазах слёзы.
— Да я моря ещё не видел. Искупаюсь и вернусь.
— Так ведь х-холодно ещё.
— Холодно, малыш, это когда нырять твёрдо, а сейчас — то что доктор прописал, — выдаю почти весело и отрезаю дверью все последующие комментарии.
Жених, бля, задрать меня в душу!
И куда полез, идиот, знал же, что не дотягиваю. Догоню ли когда-нибудь?
Что ж так херово, а?