Феликс вернулся домой накануне выставки.
Он стремительной походкой вошёл в дом и, бросив на пол дорожную сумку, снял солнечные очки и криво улыбнулся. На его смуглом, ещё недавно безупречно красивом, а ныне ассиметричном лице всеми оттенками синего и лилового красовалась огромная гематома.
— Добрый день, сеньор! — чопорно поприветствовал его дворецкий и с невозмутимым английским спокойствием добавил: — Вы выглядите немного уставшим. Позвольте, я распоряжусь подать Вам чай.
— Чай, мистер Форд? — с непередаваемой иронией переспросил Феликс, подмигнул мне заплывшим глазом и, похлопав старика по плечу, скомандовал: — Коньячку, дружище! — и уже нам с Касси: — Ола, юные сеньориты!
Сдавленно пискнув ответное приветствие, Кассандра мгновенно испарилась из холла, а я, потеряв дар речи, приросла к полу.
Почему он прилетел один?
Наверное, я уже знала, что так будет, но сейчас всё равно продолжаю с надеждой смотреть на парадную дверь, ожидая, что она откроется и впустит моего Генку — «сюрпри-из, мой Ангел!»
А вдруг с ним что-то… Ой, нет! Ведь если бы случилось что-то плохое, мне бы уже сообщили? Или нет?..
Я понимаю, что должна задать вопрос Феликсу, но если скажу хоть слово, не выдержу и расплачусь прямо здесь. Дверь уже расплывается перед моими глазами, а Феликс, кажется, больше не может делать вид, что я просто зазевавшаяся горничная, и подходит ко мне. Вглядываясь в его лицо, я уже не жду хороших новостей, делаю глубокий вдох, ещё один, но воздуха всё равно не хватает. А на лестнице уже грохочут шаги — это непримиримые супруги спешат навстречу гостям.
— Стефани, — начинает Феликс, но его перебивает Хулио:
— Я не понял, а ты что, один прилетел? — и, вероятно, только сейчас обнаружив на лице брата боевые отметины, он противно хихикает: — Хо-го, неужто наш Малыш принялся за старое?
— Фели! — взвизгивает Кончита. — Ты в таком виде собираешься завтра появиться перед камерами? Матерь божья!
— В первый раз, что ли? — глумливо вставляет Хулио. — Это кто ж тебя так приласкал?
— Да когда уже тебя так же приласкают?! Может, хоть немного на мужчину станешь похож, — тут же реагирует Кончита и снова переключается на Феликса: — Малыш, а где все… почему ты один? Где Хэна?
«Ну, скажи, где Гена?!» — умоляет мой взгляд.
— Он немного задерживается, — отвечает Феликс и смотрит на меня. — Стефани, он сегодня ещё не звонил тебе?
Меня хватает только на то, чтобы качнуть головой, но даже этих ничтожных усилий оказывается достаточно для моих натянутых нервов. Во мне будто резьбу срывает и из глаз брызгают слёзы. Не в силах справиться с эмоциями, я закрываю лицо руками и стараюсь не всхлипывать.
— Истеричка какая-то, — звучит над ухом Хулио и подталкивает в спину. — На кухню иди!
— На хер иди, Хули! — почти в один голос звучат Феликс и Кончита, и кто-то обнимает меня за плечи.
— Стефани, ну ты что расклеилась? — ласково шепчет Феликс. — Послушай меня, малышка, у нас возникли форс-мажорные обстоятельства. Поверь, Гена очень хотел, прилететь сегодня, но никак не мог. Каюсь, это наша вина. Да и меня здесь быть не должно, но я не имею права пропустить собственную выставку. Но!.. Зато через два дня мы с тобой вместе улетим в Германию.
— П-почему в Германию?
— Потому что Гена с Дианой сейчас там, и я надеюсь, что к нашему приезду они всё уладят.
— Что уладят? — я заглядываю ему в глаза. — И п-почему они сами не могут п-прилететь?
Феликс вздыхает и вымученно улыбается.
— Прости, детка, но я не могу разглашать причины. А ты разве не хочешь в Германию?
— Я не-не знаю… я… — не сдержав всхлип, я прикрываю ладонью рот.
Германия, Франция… мне всё равно — хоть на Аляску, я же к Генке хочу!
— И в этом все мужчины! — яростно выплёвывает Кончита. — Когда вы больше всего нужны, вас никогда нет рядом. — И уже истерично для Хулио: — Убери от меня руки, шлюховоз, я не о тебе говорю.
— Но п-почему Генкин телефон н-недоступен? — спрашиваю у спины Феликса, пока он разливает по рюмкам коньяк, а Кончита тут как тут:
— Потому что пока у них твёрдо в штанах, они всегда найдут дела поважнее.
— Конча! — резко одёргивает Феликс и, опрокинув рюмку горячительного, выдыхает раздражённо: — Потому что связь плохая.
— В Германии?.. — недоверчиво переспрашиваю.
— А чему ты удивляешься? Там тоже есть глухие места. Даже у нас в Ла-Шер бывают перебои. Но-о… — взглянул на часы, Феликс пробормотал себе под нос что-то неразборчивое и явно нецензурное, после чего убеждённо заявил: — Он обязательно найдёт возможность тебе позвонить.
И, пресекая дальнейшие расспросы, быстрым шагом затопал вверх по лестнице.
— Вы что-нибудь п-понимаете? — я беспомощно оглянулась на Кончиту. — За два дня не найти возможность п-позвонить?
— Пойдём-ка со мной, Стеф, — скомандовала она, сцапав с подноса бутылку с коньяком. — Разбавим это пойло кофейком и помянем крепким словом всех недостойных носителей членов.
Хулио фыркнул и, не стесняясь ни меня, ни дворецкого, развязным тоном бросил вдогонку:
— Конча, милая, ты могла бы чуть позже заглянуть ко мне на оргазм.
— Не льсти себе, Хули, твои десять сантиметров способны во мне вызвать только сарказм, — не оборачиваясь, парировала сеньора, увлекая меня за собой.
В течение следующего часа я узнала и даже законспектировала ещё много неприличных испанских слов. А к тому моменту, когда я наполнилась решимостью позвонить Диане и потребовать объяснений, мой неискушённый алкоголем мозг был уже изрядно разбавлен и отравлен коньяком.
И именно в этот самый момент мне позвонил Генка. Оглушённая лавиной противоречивых мыслей и эмоций, я даже не сразу сообразила, почему на экране мобильника возникла его улыбающаяся физиономия, и продолжала таращиться на неё, пока Кончита не толкнула меня в бок с вопросом:
— Отвечать не будешь? Ну и правильно.
Ой, Генка!
Я торопливо подношу телефон к уху:
— Алло?..
— Привет, мой Ангел!
Эти хриплые рычащие нотки в его голосе мгновенно затрагивают оголённые нервы, и на глаза наворачиваются слёзы.
— Гена, а ты г-где?
— Стефания, ты плачешь, что ли?
— Почему ты не п-прилетел?
— Я не понимаю, о чём вы говорите! — возмущается Кончита, но я отмахиваюсь и слушаю Генку.
— Я не смог, малыш. Прости, и позвонить тоже не мог.
— П-почему не мог? У тебя что-то с-случилось?
— Скажи этому кабану, что тебе некогда с ним разговаривать, — жужжит в другое ухо сеньора, но я дёргаю плечами и отстраняюсь.
— Да так… нежданчик по работе, — с явной неохотой поясняет Генка. — Но ничего такого, что я не смог бы решить. Я потом тебе всё расскажу, хорошо? Через день-два, обещаю.
— Не х-хочу через день, я сейчас х-хочу. Генка, я так ждала тебя…
— Ангел мой, а что у тебя с голосом? Ты-ы… пила?
— Да, — я кивнула и покосилась на пустую бутылку и недопитый кофе, — кофе с коньяком п-пила.
— Так ты у меня маленькая пьяница? — хмыкает Генка, но голос тут же становится серьёзным: — Стефания, прости меня, пожалуйста, что пока не могу быть рядом. Но скоро я это исправлю. Ты только не переживай, ладно? У тебя же завтра очень важное событие — день Х. Я не знаю, что надо желать перед такими мероприятиями, но, уверен, что удача тебе не помешает. Поэтому удачи тебе, мой Ангел!
— Я бы п-пожелала, чтобы ты был рядом, — жалобно скулю в трубку.
— Послушай, а может, это и к лучшему, что меня нет? Ты не станешь отвлекаться от самого главного, а я не буду порываться отбить бубен каждому дону Педрилио, который станет таращиться на мою девочку.
Я хочу сказать, что самый главный — это он, но в голове что-то щёлкает… какая-то мысль… ах, вот же оно!
— Гена, а Феликсу… это, случайно, не ты буб… лицо п-попортил?
— Это он под шальной кулак угодил, но, клянусь, я не видел, кто это сделал. И давай об этом потом поговорим.
Я понимаю, что Генка уже хочет свернуть разговор, а я столько всего не спросила… и никак не могу сообразить.
— Генка, п-подожди, а что ты делаешь в-в Германии? Ты опять в Бремене?
— Нет, я в Гамбурге, малышка, но давай об этом тоже потом.
— Тебе там нравится? — обиженно спрашиваю и понимаю, насколько этот вопрос сейчас лишний и дурацкий.
Но Генка усмехается.
— Веришь, малыш, я, можно сказать, Гамбурга и не видел. Так что нет — не нравится. Стефания, извини, я больше не могу говорить.
— П-подожди, Гена! Ты… ты меня любишь?
— Я очень тебя люблю, мой Ангел!..
— Гена, а я…
Но всё — он меня больше не слышит. Но почему так внезапно? Неужели связь оборвалась? Или это он сбросил?
Я не понимаю, о чём мне говорит сеньора, и ещё долго смотрю на экран, прежде чем набираю Генкин номер. Недоступен.
— Господи, к-какая же я дура!
— Стеф, говори по-испански, я не понимаю этот ваш язык.
— Я г-говорю, что я дура.
— Это точно, — охотно соглашается Кончита.
— Наговорила какую-то ерунду и даже ничего не выяснила, и не сказала самого главного.
— О том, какой он мудак?
— Сеньора, с ним что-то не так, я это слышу… я это чувствую.
— Девочка моя, поверь, со всеми мужчинами что-то не так. Я это чувствую уже… — сеньора тяжело вздохнула, — уже много лет.
— Ну зачем я пила?.. — я прячу лицо в ладонях и глубоко дышу.
— Это успокоительное. Я распоряжусь, чтобы нам принесли ещё. И не вздумай мне тут реветь, иначе завтра будешь выглядеть отвратительной жабой.