Глава 62 Стефания

Словно заворожённая, я наблюдаю через объектив камеры, как утопающее в море солнце раскрашивает небо сиренево-розовым цветом и превращает воду в золото. Это невероятно красиво! Кажется, всё замерло в эти мгновения, и только шелест лёгких волн нарушает тишину дикого пляжа.

А хотя нет, не только волны.

Я оглядываюсь назад, откуда доносятся чмокающе-булькающие звуки и тихо вздыхаю. Роскошная сеньора — да-да, теперь она действительно роскошная — с новой причёской, которая ей очень идёт, в новом красивом платье сидит задницей на песке, раскинув длинные стройные ноги, и хлещет виски прямо из бутылки.

Впечатляющее зрелище и, как ни странно, очень эффектное. Поэтому я не могу удержаться и делаю очередной снимок. И ещё один. Кончита пьяно улыбается и салютует мне бутылкой.

— Сто лет не видела закат, — признаётся она и, пожимая плечами, интересуется у себя самой: — И где я была?

Я ещё не представляю, как мы будем отсюда добираться домой, ведь вряд ли сеньора пустит меня за руль, но прямо сейчас мне не хочется думать о проблемах и выслушивать, насколько все мужчины не дотягивают до ожиданий Кончиты, и я цепляюсь за то прекрасное, что нас объединяет в эти минуты. Как будто ловлю утопающие лучи.

— Потрясающе, п-правда? — я киваю на закатный горизонт. — А в мире каменных джунглей и высоких технологий это особенно п-похоже на волшебство.

— И что здесь волшебного? — фыркает Кончита, демонстрируя скепсис в полный рост.

— Наверное, неподвластность… Сколько бы бед не творили люди, но им никогда не п-потушить солнце. И оно каждое утро будет вставать, чтобы разгонять плохие сны и тревоги, согревать своим теплом, в-вдохновлять…

— Полный бред! — рявкнула Кончита. — А потом каждый вечер солнышко будет прятаться, а люди станут согреваться алкоголем и оргиями. Нет, закат — это холод и депрессия.

— А з-знаете, есть легенда о закате. Когда-то очень-очень давно жили юноша и девушка. Они так нежно и п-преданно любили друг друга, что многие люди им завидовали. Но людская злоба и зависть настолько отравляли жизнь влюблённым, что они устали п-противостоять злым проискам и ушли от людей. Юноша стал бескрайним морем, а девушка — п-прекрасным солнцем. И теперь лишь на закате море и солнце соп-прикасаются друг с другом, пробуждая в людях самые добрые и красивые эмоции и заставляя трепетать сердца всех влюблённых.

— Какая херня! — грубо подытожила Кончита и снова отхлебнула из горлышка. — Мы как-то приезжали сюда с Алехандро. Было очень романтично — он трахал меня в закатных лучах, а я трепетала. А потом всё попадало — и солнце, и член… а у меня жопа замёрзла. И у тебя так будет, моя лапочка. Это сейчас твой Хэна носит тебя на руках и целует после оргазма. А потом, когда ты станешь засыпать одна и удовлетворять себя вручную, ты возненавидишь закаты. Наешь себе жирную задницу, глаза опухнут от слёз, а губы будут улыбаться в обратную сторону. А твой любимый подхватит на руки кого-нибудь полегче и помоложе. Либо ты найдёшь себе побогаче.

От этих слов хочется поёжиться. Или это потому что солнце село? Но я не примеряю на себя пророчество Кончиты, я ей сочувствую, потому что знаю, что богатые тоже горько плачут. А ещё я не знаю, что расстраивает сеньору больше — отношения с мужем или водителем. И для себя я ещё не успела выяснить кое-что очень важное. И сейчас, пользуясь опьянением Кончиты, ступаю на опасную почву:

— А Алехандро Вы любите?

— Пф-ф-фр! — она фыркает, захлёбываясь очередным глотком виски, откашливается и громко смеётся. — Ой, Стефани, какая же ты дура! Дитё ты ещё совсем — наивное и глупое. Ну какая любовь в моём возрасте? Просто у этого жеребца есть то, чем Хули не мог похвастаться и в свои лучшие годы, — она презрительно кривится и выплёвывает: — Червяк ничтожный! А Алехандро послушный исполнительный мальчик с большим членом.

Игнорируя интимные подробности, я цепляюсь за главное:

— Послушный? П-почему же он тогда сп-провоцировал моего Генку на драку? Он ведь вёл себя, как…

— Потому что послушный, — хохотнула Кончита и без всякого стеснения пояснила: — Мальчик сделал так, как было велено. Вообще-то ему следовало тебя по заднице пошлёпать, но этот идиот испугался за свою шкурку.

Я аж онемела от такого бессовестного откровения. Нет, я не думала, что Касси меня обманула, но всё же надеялась, что девчонка что-то недопоняла, а тут, оказывается, всё гораздо жёстче.

— Но з-зачем? Вы же не только Гену п-подставили.

— А потому что я не люблю, когда моими игрушками пользуется кто-то другой. Алехандро давно следовало проучить, а твой Хэна подвернулся очень кстати.

— Кстати? — я повысила голос, с трудом сдерживая желание влепить по бесстыжей морде. — Да Вы использовали его! Хотя он не Ваша игрушка. А если бы Генка случайно убил вашего исп-полнительного волосатого мальчика?

— Ну не убил же! А хоть бы и так — похоронили бы под пальмой, территория у нас большая. Что ты вылупилась на меня? Думаешь, я стала бы горевать? Да ты понятия не имеешь, какие дела творились в нашем доме, пока был жив старик Диего. Не удивлюсь, если свою старую проститутку Химену он тоже под какой-нибудь пальмой зарыл. Это дурачок Хули всё надеется, что его мамочка вернётся. Десять лет ждёт, а его мамашу уже давно черви обглодали. Но… туда ей и дорога — моя свекровь была редкостной сукой.

Я же похолодела от того, в какие страшные кущи завело моё дурацкое расследование, и невольно попятилась. Она это что, серьёзно?

— Эй, ты испугалась, что ли? — окликнула меня Кончита. — Не ссы, лапуля, я ещё пока никого не убила. Хотя руки давно чешутся. А Хули тем более не опасен, у него против папаши кишка тонка. Старикан был лютым зверем, а его сынок только и может, что собак давить. Урод вонючий. А вот с женой нашего Феликса будь поосторожнее — эта змея на всё способна.

— Ди-Диана?

— Она самая! — резко вызверилась Кончита. — Это после неё в нашем доме все с ума посходили. Вот такая же была маленькая худенькая девочка, только после появления этой ведьмы всё и началось. Сперва Бланка погибла, потом Химена исчезла и Диего умом тронулся, а в итоге и сам убрался.

Я понятия не имею, кто все эти люди, но звучит очень страшно. А Кончита между тем продолжает нагнетать:

— Но больше всего учудил наш Малыш — женился на этой стерве. И теперь всё — мы под колпаком. У неё там знаешь, какая семейка? Один сынок чего стоит, и это ещё мальчишка в полную силу не вошёл.

— П-подождите, чей сынок? — не поняла я.

— Дианин! — рявкнула сеньора. — Реми Александр Шеро, не слышала о таком?

Мои глаза полезли на лоб — наглючий пастушок?

— Так ведь это Дианин брат… разве нет?

— Ага, сказочка для идиотов. Эта сопливая акселератка родила его в тринадцать лет. Святоша! И теперь все делают из этого большую тайну. И это несложно, раз уж они выглядят почти ровесниками. Да плевать я хотела на их тайны! Ясно? — прорычала Кончита, но тут же поёжилась и тихонько попросила: — Но ты лучше никому не говори, поняла? Об этом даже придурок Хулио не догадывается. А, впрочем, мозги у него всегда отставали.

— Н-не скажу, — поспешила заверить я, пребывая в шоке.

Вот это да-а! Разрыв шаблона! Но с другой стороны — теперь в моей голове всё сошлось — взгляды, недомолвки, отношение Дианы к мальчишке. Интересно, а Генка знает? Наверняка знает, и тоже держит язык за зубами. Вот только болтливые испанцы совсем не умеют хранить тайны.

— Сеньора, я только не п-понимаю, а как всё это угрожает Вашему благополучию? Вы п-просто больше никому не рассказывайте чужие секреты.

— Да в жопу их секреты! Всё тайное когда-нибудь становится похер. Вот только я увязла в этой семейке, как муха в говне, и не выбраться. Потому что наш брачный контракт составлен так, что я уйду ни с чем. У нас же культ семьи! А всё это мудак Диего, ему даже жену было проще убить, чем замарать себя разводом. А наследников у нас с Хули нет, чтобы хоть что-то урвать. А знаешь, почему? Потому что мой муж бесплоден. У меня уже всё болит на нервной почве! Бессонница постоянная! Всю ночь пялюсь в потолок и считаю овец, пока очередная овца не подвалит с чашкой отстойного кофе и не пропищит над ухом: «Доброе утро, сеньора!»

Это она про меня, что ли?

— Веришь, Стеф, я уже всех ненавижу! И если раньше я надеялась, что мне поможет Феликс, то теперь всё — его ведьма разденет меня догола. А всё наше движимое и недвижимое достанется их малявке.

Отчаянно-злые слова резанули слух.

— Но мне казалось, что Вы любите Эйлен, — растерялась я.

— Люблю, — неожиданно всхлипнула Кончита. — А иногда ненавижу, потому что когда-нибудь этот ангелочек превратится в такую же стерву, как и её мамаша. И потому что… у меня никогда не будет такой малышки.

И, запулив в море недопитую бутылку, Кончита громко завыла.

Ох, вот это мы с Генкой вляпались в семейку! Как бы их тайны по нам не отрикошетили. А ведь всё начиналось так радужно.

Я уселась на остывающий песок рядом с Кончитой и осторожно обняла её за плечи. Мне хотелось бы сказать, что всё не настолько безнадёжно, и стать матерью тоже совсем не поздно, ведь её счастье куда ценнее, чем чужое наследство. Но я не уверена, что прямо сейчас она готова это слышать. И откуда мне знать, в чём измеряется её персональное счастье.

— Хрен они от меня избавятся, — просипела Кончита сквозь слёзы.

Так я и думала — мыши плакали, больно кололись, но продолжали грызть кактус.

Загрузка...