Неистовые. Из огня да в полымя

Глава 76 Гена

Гена

Ослепительно яркий свет больно бьёт по глазам. Так невыносимо, что хочется зажмуриться, спрятаться в привычной темноте, но никак. Закрываю глаза, но свет никуда не уходит. Даже сквозь ладони слепит, бьёт белыми вспышками-молниями, опутывает сияющими жгутами-змеями и жалит, закручиваясь вокруг меня спиралями. А в ушах нарастает жуткий акустический шёпот. Я бью по лицу руками и бегу. Мчусь очень быстро, не касаясь пола, где под ногами расползаются раскалённые щупальца. Что-то холодное прикасается к моим рукам, а многоголосый шёпот, становясь всё громче, сливается в единый гул и больно ввинчивается в мозг. Я ускоряюсь, отбиваясь на ходу, и рычу, не в силах вырваться из этого ада.

И вдруг вырываюсь в спасительную темноту, наполненную ароматом ветра, полыни и персиков.

— Ай, Генка! — пищит темнота голосом Стефании.

— Стеш, говорил же, не лезь к нему, — это Жека. — Всё-таки надо было его связать от греха подальше. Ты как? Зацепил он тебя?

— П-почти нет, — жалобно отзывается Стефания. — Я успела отскочить. Ему, н-наверное, сон страшный п-приснился.

Фу-ух, действительно сон. Чувствую, как расслабляются мышцы и глубоко вдыхаю знакомые целительные запахи. Темнота успокаивает, но… почему опять темнота?!

Я ощупываю руками своё лицо и снова ощущаю повязку. Ничего не получилось?

— Ген, ты уже п-проснулся? — с опаской спрашивает Стефания?

— Давно пора! — рявкает Жека. — Геныч, ты в курсе, что во сне ты ещё опасней? Нам ещё час назад сказали, что ты с минуты на минуту очнёшься. Я уже задолбался ждать.

— Жень, десять минут п-прошло, — это снова Стефания И уже мне: — Гена, ты как себя чувствуешь? Тошнит, г-голова кружится? Что-нибудь х-хочешь?

На все вопросы я отрицательно качаю головой. Она всё же немного кружится, но сейчас это наименьшее из возможных зол.

— А почему я в повязке? — спрашиваю сипло и боюсь услышать ответ.

— Так надо, Ген, тебе лекарство закапали, — Стефания осторожно прикасается к моему запястью, а я ловлю её ладошку и извиняюще глажу. Надо спросить, больно ли я её задел, пожалеть… но я спрашиваю о другом:

— А когда?..

Я не уточняю, что именно имею в виду, но моя девочка всё понимает и спешит разложить всё по полочкам:

— Повязку через несколько часов можно будет снять, но н-ненадолго. П-придётся тебе ещё несколько дней потерпеть, п-пока окончательно не разрешат её снять, — она трётся щекой о мой кулак и обещает: — Всё х-хорошо будет, вот увидишь.

— Му-гу… а что врачи говорят?..

— Говорят, начнётся у тебя, Геныч, новая счастливая жизнь, — радостно объявляет Жека и дружеской лапой-кувалдой похлопывает меня по плечу. — Кстати, уже третья по счёту, да, брат?

— Очнулся, наконец? — вклинивается ещё один голос.

И вместе с приходом Дианы воздух наполняется дразнящим ароматом кофе.

Нет ничего хуже, чем ждать. Следующие несколько часов я дурею от ожидания, прислушиваюсь к своим ощущениям и периодически выпадаю из разговора. Но когда за мной приезжает кресло на колёсиках, мне хочется ещё немного отсрочить момент откровения.

***

В кабинете, где сквозь закрытые жалюзи едва пробивается дневной свет, я с жадностью вглядываюсь в лица врачей…

Длинный нос, карие глаза за стёклами очков, тонкая полоска усов над бледной полоской губ. Мужик выглядит хмурым и сосредоточенным, заставляя меня нервничать. Но женщина улыбается, обнажая здоровенные белые зубы. И я невольно скольжу взглядом по её крупной фигуре. Ух, не женщина, а кентавр! Но мне хочется обнять и расцеловать эту красавицу, потому что я её вижу!

А вот мелкие картинки на стенде вижу хреново.

— Не волнуйся, зрение скоро восстановится, — успокаивает Диана.

— Да и так нормально, лишь бы не хуже, — улыбаясь, я оглядываюсь на звук её голоса. — Королева, неужто ты ещё пуще расцвела, или я так давно тебя не видел?

Диана со мной в качестве переводчика и ради моральной поддержки. Её уже сложно напугать моей физиономией, а вот перед Стефанией мне не хотелось бы предстать чудовищем. И пока мадам Шеро увлечённо общается с немцами, я встаю со своего кресла и делаю несколько шагов в направлении висящего на стене зеркала и застываю перед ним, мгновенно растеряв оптимизм.

Твою ж мать! Кто стоял на моем лице и помял его?!

Лоб частично скрыт за бинтом, но открывшаяся картина впечатляет. Выползающий из-под повязки почти чёрный корявый рубец полностью сжирает правую бровь и расчерчивает висок до самого уха. Переносицу тоже слегка покромсало, а кожа вокруг глаз напоминает жёванную газету «Горькая Правда».

Да-а, с таким таблом только в женихи. А ресницы, похоже, выжгло насмерть. Да и хер с ними. Зато глаза есть, хоть и малость поплывшие — теперь разрез глаз, как у сенбернара. Стефанию надо бы как-то подготовить к такому зрелищу. А вот как маму подготовить? Пока ещё удаётся усыплять её бдительность своим бодрым голосом и отговариваться разбитой мобильной камерой, но, боюсь, если в ближайшие пару дней я не выйду на видеосвязь, мамуля заподозрит неладное и рванёт на мои поиски.

— Не переживай, — успокаивает меня на обратном пути Диана, — насчёт пластики я уже договорилась. Поражения кожи неглубокие, поэтому подтянем, отшлифуем, и будешь, как новый. А с видеозвонком завтра что-нибудь придумаем. Нацепим на тебя очки и позвонишь с моего телефона.

— Тогда уж противогаз надо цеплять. Лобешник-то я чем прикрою?

— Панамкой.

— Ну… так-то да — как вариант. Мама всё равно привыкла, что я с придурью.

Стефанию с Жекой увидеть так и не удалось — в палату я вернулся в свежей повязке. Но пока оно и к лучшему. А теперь, когда ко мне вернулось зрение, я озадачился тренировками. Не хватало ещё сдуться, чтоб уж ни рожи ни кожи. И так чувствую, что похудел.

Но тут грянула очередная напасть — оказывается, спорт в ближайший месяц мне категорически противопоказан. Да как так-то? Это ж в какого задрота я превращусь за этот месяц?! И что останется — одна голая харизма?