Глава 79 Сонечка

Стеклянные двери супермаркета сомкнулись за моей спиной, и я замерла на крыльце, подставив лицо солнышку. Как же я люблю лето.

Время только успело перевалить за полдень, а мой рабочий день уже подошёл к концу. Конечно, такое случается нечасто, но я всё равно очень довольна своей работой. С тех пор, как я вернула свои арестованные права, с выбором работы стало куда проще.

Понятно, что мерчендайзинг — это не предел моих мечтаний, но в моём положении выбирать не приходится. Зато не мешает учёбе, да и свободного времени остаётся много. А куда мне теперь его тратить, это время? Поэтому за последний месяц я ухитрилась совмещать несколько контрактов от разных производителей, и предстоящая зарплата должна меня порадовать.

Я даже подумывала забросить подработку натурщицей, но, к моему огромному удивлению, моя беременная фигура оказалась очень востребована, и оплата за сеанс выросла почти вдвое. Впрочем, это и неудивительно — с тех пор, как в моей душе улеглась буря, а моя талия заметно округлилась, редко кто из знакомых не делал мне комплименты. Да я и сама вижу, что расцвела и выгляжу даже эффектнее, чем в свои лучшие времена.

Не знаю, как долго ещё смогу продержаться в рабочем ритме, но буду стараться до последнего. Денежки нам с Котёнком ох как нужны. Малыш, будто подслушав мои мысли, пнул изнутри ножкой, и я успокаивающе погладила по животу: — «Не хулигань!»

Я до сих пор не имею понятия, кто живёт у меня внутри — мальчик или девочка. Оставаться в неведении было моим добровольным решением, а временное имя Котёнок придумала Марта. Всё же мой малыш — частичка большой семьи Котовых, а значит, Котёнок. Мне понравилось, и Марте приятно.

Подруга тоже успокоилась и давить на меня перестала — сказала, что если я не хочу Артёма, то это моё дело, но она намерена принимать в жизни своего племянника (а Марта почему-то уверена, что будет мальчик) самое активное участие. И её родители тоже! — это Марта озвучилотдельно и бескомпромиссно. А я спорить не стала — разве плохо, если у моего ребёнка будет много любящих родственников?

К слову, любящих и заботливых у нас с Котёнком уже хватает. И как бы я не стремилась к финансовой независимости, вырваться из-под опеки нам не светит. Марта как с ума сошла — уже обеспечила малыша приданым на ближайшие три года. Я сперва бунтовала, типа сама со всем справлюсь, да и Максима не хотела лишний раз нервировать (скажет, свалилась нахлебница на наши головы). А потом мы с Максом очень хорошо поговорили, отбросив обиды и претензии, и я поверила, что ему вовсе не плевать на мою судьбу, и успокоилась.

Но больше всего удивили родители. Откровенно говоря, я боялась, как они воспримут мою беременность, и в глаза им не лезла. И мама, и папа ещё очень молоды, и у каждого новая семья — куда уж им внуков. А они вдруг так обрадовались, даже сплотились по такому поводу. И подарков накупили, и денег насовали, и помогать обещали. Папа сразу обеспечил меня машиной, правда, взяв обещание, что ездить я буду по-черепашьи. А мама так заигралась в маму, что даже командировку пропустила — кушать мне готовит, приезжает через день и тоже разоряет детские магазины.

Я после реакции родителей полночи проплакала — так это было приятно и неожиданно. Но к маме возвращаться отказалась, хотя она и настаивала. Я вспоминаю, как когда-то не хотела жить в стареньком доме и боялась оставаться в нём без Генки. И чего только боялась?

Зато сейчас я очень полюбила свой домик и решила, что когда срок аренды подойдёт к концу, стану платить за него сама. Но Генка после нашего последнего разговора продлил аренду до осени. Вот уж удивил! Мы же с ним разругались, а он… а Генка в своём репертуаре. Думаю, мы тогда оба погорячились, но с тех пор я так и не нашла в себе смелости ему позвонить.

Наверное, забудь он о моём существовании, было бы неприятно, но вполне оправданно. А так… чувствую себя ярмом у него на шее. С одной стороны, мне приятна его забота, а с другой — его помощь каждый раз напоминает мне, какая я сволочь. Не знала бы его характер, то решила бы, что он специально меня изводит. Но это не про моего Генку. Нет, уже не моего.

Всё же мне стоит собраться с духом и поговорить с ним. Может, сегодня?.. Или завтра.

— Какого ты тут растопырилась на проходе? — неожиданно рявкнул над ухом мужской голос, а от грубого толчка в спину я подалась вперёд и едва успела поймать равновесие.

Пробежав несколько шагов, на ногах я всё же удержалась, а вот пакет с продуктами выпустила из рук, защищая живот. И теперь содержимое пакета разлетелось по тротуарной плитке в разные стороны. Виноград стало очень жалко — мне так его хотелось, а он такой дорогой...

Громыхая наполненной продуктовой телегой, мой обидчик просквозил мимо меня и оглянулся, чтобы сказать ещё пару ласковых, но споткнулся взглядом о мой живот и изменился в лице.

— Вот дура! Специально, что ль, тут встала? — проворчал он недовольно и немного смущённо.

И даже собрался было наклониться за моей уцелевшей бутылкой с молоком, но не успел. Пожилая женщина, что направлялась в супермаркет, с воплем «Ах, ты, паскуда!» зарядила мужику своей немаленькой дамской сумочкой увесистую затрещину. И это возмездие меня даже повеселило бы, если б не ещё парочка заступников.

Эти двое парней уже несколько минут наблюдали за мной, отираясь возле своей машины, и я уверена, не будь у меня выдающегося пузика, давно бы приклеились. Зато с какой прытью они ринулись карать моего обидчика. Так бы и убили в благородном пылу, если б я не вмешалась.

Честно говоря, ещё недавно я была бы совсем не против жёсткого наказания для всех моих недоброжелателей. Но в последнее время стала слишком благостной и миролюбивой и потому не позволила втоптать грубияна в асфальт. А на импровизированном собрании кучки свидетелей было принято единогласное решение о возмещении мне ущерба, и половина продуктовой корзины мужика переместилась в багажник моей машины.

Парочка благородных мстителей даже не позволили мне возразить — и сумку донесли, и меня под белы ручки довели до самого руля. А на прощание пообещали наказать моего мужа, если он не будет охранять такое сокровище.

Дурацкая вышла ситуация, а я ехала и полпути улыбалась. Кажется, это впервые, когда на мою защиту бросились совершенно посторонние люди. Неужели они стали добрее? Или это я, сбросив с себя провокационно дерзкое оперение, стала вызывать в людях симпатию?

В своём розовом костюмчике-разлетайке и едва тронутым косметикой лицом я наверняка выгляжу милым беззащитным поросёнком. А ведь я совсем не милая… и хорошо, что люди этого не знают.

На дорогах в это время дня почти свободно, и путь домой занимает совсем немного времени. Звонок от Марты прилетает в тот момент, когда я сворачиваю на светофоре с главной дороги и до дома остаётся всего ничего.

— Сонечка, привет! — нежно воркует подруга. — А ты сейчас где?

— И тебе привет. С работы еду.

— Уже с работы? — странным голосом переспрашивает Марта. — Домой едешь, да?

— Ну да… Что-то случилось?

— А-а… нет, ничего. А у тебя дома есть, что покушать? Просто я тут твои любимые тефтельки сделала и клубнику купила. Макс мог бы тебе привести.

— Спасибо, Мань, но не надо, у меня правда всё есть. Вы меня уже и так закормили.

Но, кажется, мои слова подруга пропускает мимо ушей, потому что не спорит и не настаивает, а вместо этого снова спрашивает:

— А тебе ещё далеко до дома?

— Пара минут. А что?

— Слушай, Сонь… ты только не принимай сразу в штыки, ладно?

— Да говори уже, — нетерпеливо прерываю затянувшуюся прелюдию, и Марта выпаливает:

— Короче, сегодня приехал Артём.

Новость мгновенно отзывается щемящей тоской, которую я так долго и болезненно запирала на дне души. А стоило услышать имя, и вся муть всколыхнулась, будто и не было этих последних недель, когда я думала, что победила свою слабость.

— И зачем мне эта информация? — получается грубо, а Марту прорывает:

— Потому что я уверена, что он поехал к тебе, и хочу, чтобы ты была готова. Знаешь, Сонь, если не хочешь его видеть, можешь снова послать. Но если ты хоть что-то к нему чувствуешь, поговори с ним, пожалуйста. И… — Марта делает глубокий вдох и выдаёт: — Пойми, Сонечка, я в любом случае буду на твоей стороне, но ты должна подумать не только о себе, но и о вашем ребёнке. Ты ведь знаешь, что все твои эмоции отражаются на малыше, поэтому прекрати уже наказывать себя за Генку.

— Что за хрень?! — я искренне возмущаюсь, но подруга упрямо возражает:

— Это не хрень, Сонь. Ты сама запрещаешь себе быть счастливой, потому что чувствуешь…

— Мань, хватит нести бред! — рявкаю, не дослушав. — Если ты решила заделаться моим личным психологом, то давай отложим этот сеанс. — И, не дав ей вставить ни слова, закругляю идиотский разговор: — Всё, вечером созвонимся. И не вздумай никому вешать на уши эту бредятину.

Сбросив вызов, я торможу перед поворотом на свою улицу и, откинувшись в кресле, прикрываю глаза.

Нет, это вовсе не бред. Моя наивная Марта оказалась на удивление прозорливой и сейчас озвучила то, в чём я сама себе не признавалась. Так подло предать Генку и тут же забыться в объятиях другого мужика — есть в этом жуткая несправедливость, и я прочувствовала её очень остро. Понимала, что, сделав больно дорогому человеку, не заслуживала утешения и радости. И да, я действительно думала так, но это не единственная причина, по которой я отвергла Артёма. Я наказывала себя только сначала, когда ещё не знала о ребёнке. А потом я защищалась.

Я не сомневалась, что узнав о моей беременности, Артём приехал ко мне по собственной воле — он не тот, на кого можно оказать давление. И я не из таких. И уж тем более я не жертва — знала, что творю, поэтому принимать участие Артёма как одолжение я не собиралась. А с его стороны это выглядело именно одолжением. Если бы он действительно хотел быть рядом со мной, не сдался бы так легко, нашёл бы аргументы.

Кто хочет, всегда найдёт возможность, а не захочет — отыщет причины. Это про Артёма Котова.

Вероятно, у него были причины исчезнуть на два месяца, а я за это время нашла в себе силы для новой жизни. Смирилась, успокоилась и поняла, что нам с Котёнком без него даже лучше. И вот теперь снова в душе раздрай. Зачем он приехал?

Взглянув в зеркало заднего вида, я поправляю волосы и медленно жму на газ. Я уже знаю, кого встречу за поворотом, знаю, что он скажет, и мысленно ему отвечаю. Я так чётко представляю автомобиль Артёма, что обнаружив улицу пустой, не могу поверить своим глазам. Продолжаю вслух отвечать невидимому Артёму на незаданный вопрос, и даже не сразу замечаю, что плачу.

Марта ошиблась — у её брата есть масса причин возвращаться в наш город, но не к нам с малышом. Я думаю об этом с горечью и упрямой решимостью больше не думать и не плакать. Аккуратно и сосредоточенно загоняю машину в узкий дворик, а когда закрываю ворота, вдруг вижу, как из-за поворота показывается знакомый автомобиль.

Артём?! Неужели приехал?..

Я недоверчиво всматриваюсь ещё несколько секунд, а затем, опомнившись, дрожащими руками быстро смыкаю створки, задвигаю засов и, схватив из машины сумочку, скачу к дому.

Всё, спряталась. Прижимаюсь спиной к двери и отстукиваю по ней затылком. Это немного успокаивает, а вырвавшийся нервный смех смешивается со слезами.

Неподъёмный пакет с дядькиными продуктами так и остался в багажнике — к чёрту! — не до него сейчас. Я даже не понимаю, до чего мне в этот момент. Я боюсь выдать своё присутствие, но ещё больше боюсь, что могла ошибиться — вдруг это не Артём? Вот она, женская логика в действии. Или это всё беременные гормоны?..

Я отчего-то на цыпочках крадусь в ванную и, непрерывно прислушиваясь к тишине, целую вечность намыливаю руки. И вздрагиваю, когда раздаётся стук в окно. Пора бы уже давно привыкнуть к тому, что запертые ворота не защищают меня от гостей. Вот так бродят тут всякие… а потом месячные пропадают!

Стук по стеклу повторился, а затем голос, от которого по моему затылку пронёсся табун мурашек, тягуче и вкрадчиво позвал:

— Сонечка… Со-онечка.

Я взглянула в зеркало и победно улыбнулась своему отражению. Однако улыбка вышла жалкой и неуверенной. Именно так я себя и чувствую. До паники боюсь, что Артём снова развернётся и уедет, но не готова к нему выйти. Если что-то пойдёт не так, точно сорвусь, и, боюсь, тогда уже возврата не будет. А что может пойти так, если я вся на взводе, потому что не могу простить его долгого отсутствия?!

Всё это время Артём продолжал жить в своём привычном ритме — работал, веселился, трахал девчонок. Как я могу мириться с этим?

«Нам ведь хорошо с тобой вдвоём, правда? — я глажу себя по животу. — Тебе нужен папа, малыш? Мне вот мой папа до сих пор очень нужен. И как нам быть?»

Я тихонечко прохожу в гостиную, и теперь насмешливый голос за окном звучит совсем близко:

— Софи-ия-а! Если ты решила притвориться, что тебя нет дома, то у тебя не получилось. У твоей машины капот ещё горячий.

Вот же мужики! Разве мне пришло бы в голову ощупывать чужой капот?

— И ключи ты оставила в зажигании! — веселится Артём.

«Ох, я идиотка! — бью себя ладонью в лоб. — Ключи же!»

А ведь этот Котов самый борзый из своей семейки, с него станется и ключи мои подкрямзать. И стоило мне об этом подумать…

— Тачка у тебя, конечно, не самая топовая, но такая соблазнительная замануха и праведника способна искусить. Думаю, со мной твои ключики целее будут, а то ж у тебя здесь проходной двор — заходи, бери, что хочешь. А машинку я закрою… ты же не против?

Козёл!

— Слушай, Сонь, а я тебе тут подарки привёз. Пытаюсь произвести на тебя впечатление. Как думаешь, произведу?

Ага, уже пытался. Но так увлёкся, что произвёл потомство.

— Если что, я никуда не тороплюсь, могу и до завтра подождать. Правда, некоторые подарочки могут не дожить.

Прям дежавю.

А ключи выручать всё же придётся. Где-то в глубине души я даже рада, что Артём не оставляет мне выбора. Но что-то мешает сделать этот шаг. Я подхожу к большому зеркалу и внимательно себя разглядываю. Мои волосы почти полностью вернули натуральный пшеничный цвет, и светло-карие глаза выглядят очень выразительно. Я не знаю ни одной женщины, которую беременность украшала бы так, как меня.

Быстро избавившись от одежды, я остаюсь в нижнем белье и пытаюсь оценить своё изменившееся тело глазами Артёма. Но его глаза на улице, а мои уже привыкли, и им всё нравится. Хотя, наверное, стоит избавиться от пирсинга, а то я с этим кольцом в пупке на гранату похожа.

Я надеваю лёгкий домашний сарафан, расчёсываю волосы, и в этот момент в мобильнике звякает сообщение. Это моя наседка Манечка беспокоится: «Сонь, ну что — Тёмка там?»

«Да. Всё в порядке», — я отправляю ответ, а иначе моя подруга вся изведётся.

Блокирую экран, но он снова оживает с очередной трелью, а сердце болезненно щемит. Прилетела напоминалка — через семь дней Генкин день рождения. Двадцать пять лет!

Это напоминание я поставила ещё полгода назад, и специально настроила уведомление за неделю, чтобы успеть подготовиться к такой серьёзной дате. Надеюсь, у Генки всё хорошо, и кто-то другой… другая сможет его порадовать. Я всё ещё чувствую ревность, но желание знать, что он счастлив, куда сильнее. И что простил меня.

Вот оно — то, что не даёт мне покоя.

Не позволяя себе передумать, я сбегаю в спальню, открываю контакты и вызываю Генку. Жду очень долго и уже начинаю нервничать — наверняка не вовремя звоню или он больше не хочет меня слышать? И когда я понимаю, что зря ему набрала, Генка всё же ответил:

— Да.

Не знаю, что я ожидала услышать, но этот короткий рык заставил меня поёжиться. Ох, и дура я!

— Гена… привет. Извини, что звоню тебе… я тебя не отвлекаю?

— Привет. У тебя что-то случилось?

Да — ты не называешь меня по имени.

— Нет, Ген, то есть… Нет, ничего не случилось, но… просто ты говорил, что я могу позвонить, если мне что-нибудь понадобится.

— Точно — было такое, — теперь его голос звучит веселее. — И чем же я… Эй, надеюсь, ты там преждевременно не стала мамой? Хотя Макс сто пудов сообщил бы такую новость.

— Нет, рано ещё. А ты узнавал обо мне? — прикусить бы себе язык, но уже поздно.

— А как же!

— Потому что ты за всех в ответе?

— Ну прям уж за всех. Только вот за таких дурёх и потеряшек, как ты. Так как, расскажешь, что случилось?

— Ничего не случилось, я просто хотела… — делаю глубокий вдох, — отпусти меня, Гена.

— Эм-м… не понял.

Зато я прекрасно представляю, насколько мелодраматично это звучит, а вернее, по-идиотски. Это очень трудно, нервно и, наверное, смешно… а ещё так непривычно. И всё же я рискую до конца озвучить свою навязчивую мысль:

— Я хочу сказать… прости меня, Ген. За всё прости! Мне это очень нужно, чтобы я сама себя простила.

— Да ты что, Сонь! — Генка аж испугался. — Ты как себя чувствуешь?

Как дура.

— Я стану хорошо себя чувствовать, когда буду знать, что тебе уже совсем не больно. Подожди, не перебивай меня, я очень волнуюсь, и пусть это уже давно неактуально, но мне надо это сказать. Я хочу, чтобы ты понял меня правильно… я болела Артёмом… а ты смог его вытеснить, и я думала, что насовсем, а оказалось… Ты понимаешь, о чём я? Я никогда бы не предала тебя, потому что таких, как ты, не бывает больше. Мне просто не повезло встретить его раньше, чем тебя. А тебе не повезло со мной. И теперь мне очень сложно начать новое, не отпустив ту ситуацию. Ну вот… получается, я к тебе за отпущением грехов.

Я усмехаюсь, всхлипываю и наверняка кажусь ему чокнутой, но, может, это и к лучшему? — на дураков ведь грех обижаться.

Генка молчит очень долго — наверное, удивляется, как мог связаться с такой тупой и замороченной курицей. И всё же находит слова:

— Я-а, конечно, не священник, но и ты, Сонечка, не такая уж отъявленная грешница, какой себя возомнила. Но я тебя понял. И спасибо, что рассказала, теперь моя самооценка снова на высоте, — он усмехается, но тут же меняет тон на серьёзный: — Сонька, я клянусь тебе, что у меня всё отлично, и я ни разу не помянул тебя нехорошим словом. Но если хочешь, чтобы я был абсолютно счастлив, то хорош дурковать и дай уже шанс своему Артемону, иначе ваш киндер-сюрприз вырастет и всем нам замстит. Вам — за кретинизм, а мне — за невмешательство.

— Договорились, — я улыбаюсь, потому что не сомневаюсь в его искренности и потому что сейчас мне легко. — И ещё, Ген, пожалуйста, не плати больше за дом. Даже если я в нём останусь, то легко смогу оплачивать аренду.

— Как скажешь, — не стал он выпендриваться.

— И, Ген, я больше не стану тебе звонить. Но я знаю, что через неделю твой день рождения, и хочу, чтобы ты знал, что я помню об этом и желаю тебе… всего, что захочешь, Генка.

Я сбрасываю вызов прежде, чем он ответит, чтобы избавить нас обоих от неловкости.

Ну вот, Сонька… исповедалась. Уши огнём пылают.

Я прислушиваюсь и вдруг понимаю, что уже давно не слышу голоса Артёма. Неужели уехал?

Срываюсь с места и мчусь через гостиную к окну, что выходит на улицу. А нет — машина стоит. И моё сердце бУхает, как молот. Я ищу глазами свою сумочку, подбегаю к ней, выхватываю косметичку… и замираю перед зеркалом.

Вот такой, без боевой раскраски и провокационных нарядов, Артём меня ещё не видел.

Пожалуй, сейчас самое время ему узнать, насколько я могу быть разной.

Загрузка...