Неистовые. Из огня да в полымя

Глава 7 Стефания

Мужик сказал — мужик сделал. Согрел! В машине уже о-очень жарко!

О, Господи, да какое там жарко — я сейчас воспламенюсь!.. А Геныч все продолжает тормозить. У меня уже губы болят от поцелуев, пульс зашкаливает, руки дрожат… в животе огненный смерч беснуется!.. А трусы и ныне там. То есть на мне. Да этот горе-потаскун всю талию мне изломал своими ручищами. Как будто во мне сломать больше нечего!

Оседлав Генкины бедра и обхватив ногами его торс, я заглядываю ему в глаза.

— Гена, я тебе нравлюсь?

Дурацкий вопрос, потому что прямо сейчас я сижу на ответе. Сижу очень беспокойно и провокационно, отчего Генкина симпатия растет и крепнет… а толку?

Он промолчал и странно усмехнулся, а его руки еще крепче стиснули мои бедра. И пальцы продолжили поглаживать обнаженную кожу над резинками чулок. А выше — никак. Вот что с ним делать?

Понимаю, что наше счастье в наших руках, но я же девочка… это ведь он должен меня соблазнять. А передо мной кремень, чтоб его! Или дуб!

Сквозь гладкий шелк рубашки я глажу ладонями могучие плечи, мощные бицепсы, каменные грудные мышцы и быстро расстёгиваю несколько пуговиц на его рубашке. Генка рвано вздыхает, но молчит, а его пальцы сильнее впиваются в мои бёдра. Да бог с ними, с синяками.

С пуговицами покончено. Я вытягиваю полы рубашки из брюк, развожу их в стороны, освобождаю плечи…

Ох, мамочки, какое у него тело — с ума сойти!

Прикасаюсь руками к его обнажённой груди, глажу и осторожно прикасаюсь губами. Генка вздрагивает и со свистом втягивает воздух, а меня саму потряхивает от его реакции и собственной смелости. Не останавливаясь, я смещаюсь назад и провожу пальцами по его животу… и, не позволяя себе передумать, расстёгиваю брючный ремень. Генка делает короткий вдох, будто хочет что-то сказать, но молча выдыхает и смотрит на меня совершенно безумным взглядом.

А может, он девственниц боится? Тогда он рискует быть изнасилованным девственницей.

Куда-то подевались смущение и страх, и больше не осталось сомнений. Здесь и сейчас я главная и упиваюсь своей властью. И до безумия люблю этого мужчину! За то, что он дает мне эту власть… за то, что бросил все, чтобы спасти меня, глупую самонадеянную девчонку, и подарил мне новогоднюю сказку… за то, что смотрит на меня так, будто прекраснее и желаннее нет никого на всем белом свете. За то, что он именно такой — добрый, сильный… необыкновенный!

И вот, когда я, наконец, победила мужские брюки, моя отвага дала сбой. Ох, это чересчур интимно. Не зная, куда девать свои руки, я с отчаяньем вцепилась в ремень и подняла глаза, чтобы встретить очумевший взгляд Генки, в котором явственно прочитала: «И это всё?»

— Гена, ты п-поможешь мне с п-платьем? — мой беспомощный писк прозвучал очень тихо и жалобно. Какой же я, наверное, выгляжу дурой.

— Конечно, мой Ангел, — Генка вымученно улыбается и, перехватив мои руки, подносит к своим губам. Целует по очереди каждую ладошку, осторожно притягивает меня к себе и шепчет в губы: — Только не здесь.

— А… а г-где? — спрашиваю растерянно. — Мне к-казалось, что мужчинам н-нравится в-в…

Язык вдруг перестал мне подчиняться, кровь прилила к лицу, а я зажмурилась, чтобы не видеть Генкину реакцию на моё жалкое блеянье.

— Вряд ли это твои собственные наблюдения. Я прав? — он говорит очень ласково, гладит меня по волосам, по спине и, не дожидаясь моего ответа, успокаивает. — С тобой мне понравится в любом месте, и машина — не худшее из них, но… давай наш первый раз будет не здесь. Хотя, видит бог, мне очень нелегко сдерживаться. Прости, малышка, мне так не хочется тебя разочаровывать.

А на меня разом накатывают облегчение и жгучий стыд. Не в силах посмотреть Генке в глаза, я обнимаю его за шею и шепчу куда-то в затылок:

— Это ты меня п-прости… я просто х-хотела…

— Чш-ш-ш, — он прерывает мой бессвязный лепет, гладит, целует, укачивает и тихонько хмыкает. — А уж я-то как хотел!

— Ген, только, п-пожалуйста, не думай об-бо мне…

— Никак не могу, — перебивает он меня и, шумно вдыхая воздух, стискивает почти до боли. — Совсем не могу о тебе не думать.

— П-правда? — я непроизвольно всхлипываю и тоже обнимаю его крепче. А слёзы сами капают из глаз — то ли от радости, то ли от собственной неловкости. — И я тоже н-не могу. Только я не х-хочу, чтобы ты думал п-плохо…

— Да ты что, моя маленькая, ты чего там себе напридумывала? Нет, я, конечно, тот ещё злодей, но плохое о тебе мне бы и в голову не пришло. Хотя… — Генка хохотнул, — подслушай мои мысли Александрия, непременно сочла бы их ужасными.

— Расскажешь мне? — я улыбаюсь сквозь слёзы, уже догадываясь о направлении его мыслей и представляя свирепствующую Сашку.

— Не-эт, я тебе лучше покажу, — таинственно обещает Генка, и по его голосу я слышу, что он тоже улыбается. — Только чуть позже… и я очень надеюсь, что ты не передумаешь. А сейчас мы с тобой поедем в одно замечательное место.

— Куда?

— Туда, где нас очень вкусно накормят.

— Ой, у меня же т-торт в багажнике! — вспомнив об этом, я аж подпрыгнула и разжала объятья. — И салат ещё… они же, н-наверное, замёрзли там. Я ведь думала, что б-быстро к Наташе доеду…

— То-орт?! — радостно оживился Генка и чмокнул меня в нос. — Так значит, нам ещё предстоит конкурс на самый вкусный торт, потому что там, куда мы едем, нас ждёт ещё один кулинарный шедевр.

Я вздохнула, подумав, что моё творение тоже вполне могло претендовать на звание шедевра, но Генка не позволил мне расстроиться:

— А твой торт мы сейчас спасём и, поверь, ничего страшного с ним не сделается до тех пор, пока мы его не проглотим. А сейчас давай-ка приведём меня в приличный вид, чтобы не искушать моей брутальной красотой гостеприимных хозяев.

Я улыбаюсь и смущённо отвожу глаза от его обнажённого торса.

Спустя несколько минут мои праздничные блюда отогреваются на заднем сиденье, а мы с Геной едем в какое-то замечательное место. Я не знаю куда и не уверена, что мне там будут рады, но не озвучиваю свои сомнения, потому что полностью доверяю моему мужчине.

Моему… Как же мне хочется думать, что он только мой. Такой удивительный! Чуткий и деликатный, он быстро и легко переключил моё настроение, прогнав чувство неловкости и вернув мне чудесный праздник. Он шутит всю дорогу так смешно, что у меня уже скулы болят от хохота. А ещё свободной рукой он держит меня за руку, поглаживая запястье, и периодически целует мою ладонь. А у меня аж сердце заходится от нежности и любви… и порхают бабочки — в животе, в груди, в голове.

Мне так много хочется спросить… почему он уехал тогда, с моего дня рождения? Почему был недоступен? Когда он снова вернётся в Париж?..

Но я молчу, не желая спугнуть его смешливость и жизнерадостность. И слушаю только его… и смотрю только на него, потому что не могу не смотреть. И не понимаю, где раньше были мои глаза — как я могла считать его некрасивым?

— Генка, таких, как ты, больше н-не бывает! — наверное, у меня получается слишком восторженно, но именно так я чувствую.

— А это значит что?.. Что меня надо беречь, любить и слушаться! — он улыбается и кивает на лобовое стекло. — Мы приехали, кстати.

— Уже? — удивляясь и сожалея, что мы так быстро добрались, я перевожу взгляд на окно. — Ух ты! Как к-красиво!

Я разглядываю сверкающий праздничной иллюминацией высоченный жилой комплекс.

— Это же «Седьмое небо», да, Ген? Здесь живут Максим с-с Мартой?

— Так точно. Но нам с тобой гораздо выше — нас ожидают на той крыше, — он взмахивает рукой и, с удовольствием перехватив мой удивлённый взгляд, поясняет: — Буду знакомить тебя с нужными людьми.

Хм… нужные люди?

Мне захотелось сказать, что в эту ночь мне нужен только один человек, и сейчас он рядом со мной. Но я не забыла, что из-за меня Генка бросил свою компанию, а его желудок, настроенный на праздничный пир, начал недовольно ворчать, как только наш разговор коснулся еды. Честно говоря, я и сама умираю от голода — с раннего утра во рту ни крошки. Так отчего бы не совместить приятное с полезным?