Неистовые. Из огня да в полымя

Глава 52 Стефания

— Какой же ты сильный, Генка! — обнимая подрагивающими ногами его торс, я глажу ладонями по влажным плечам, ощупываю напряженные бицепсы и схожу с ума от осознания, что это всё мое, и только для меня.

Эти несколько часов разлуки, когда я думала, что потеряла моего Генку, дались мне, наверное, труднее, чем все предыдущие месяцы без него. Поэтому и наша встреча после его прогулки вышла очень бурной. Поцелуи и объятия, мои раскаяния и его утешения незаметно и быстро сделали с нами что-то такое… что буквально воспламенило наши тела. Мы укрылись в маленькой ванной комнате, и трепетные прикосновения сменились нетерпеливой, торопливой и неистовой любовью.

«Буйным торжеством плоти», — сказала бы Айка.

«Спонтанным перепихом», — съязвила бы Сашка.

Не-эт — головокружительной любовью!

Я горела, дышала нашей любовью и каждый миг ощущала ответный отклик — во взглядах, рваном дыхании, в жадных, почти болезненных поцелуях и горячечном шёпоте, в звуках соприкосновения наших тел и восхитительном чувстве наполненности. Романтичная дурочка?.. Ну и пусть — ведь я так счастлива!

Вообще-то, считается, что мне пока противопоказана подобная активность, но разве я могу думать о каких-то там заштопанных сосудах? Да и чем мне думать, когда мозг плавится?! Зато мой мужчина обо всём позаботился — так и удерживал меня на руках. И до сих пор продолжает держать. Боже, пусть он никогда меня не отпускает! Даже не знаю, какое удовольствие острее — плотское или эстетическое — от созерцания и ощупывания мощного, невыразимо прекрасного тела, что, кажется, совсем не знает усталости.

Это сумасшедший коктейль ощущений! И это всё мой Генка — только он способен вызвать во мне такие эмоции. Как же теперь отпустить его от себя?

— Обалдеть, к-какой ты сильный! — шепчу ему в шею и трусь щекой о колючий подбородок, прикусываю.

— Му-гу-у, я такой, — довольно урчит он, стискивая руками мои бёдра. — Гладь меня по шерстке, мой Ангел, и я буду вилять хвостом и есть из твоих нежных ручек.

Он, наконец, присаживается на край маленькой квадратной ванны, устроив меня на своих коленях и аккуратно ощупывает мою забинтованную ногу.

— Не болит?

На самом деле болит, но терпимо, и я отрицательно качаю головой. Не хочу говорить о болячках, когда мои бёдра так откровенно раскрыты ему навстречу, и когда нам так мало времени осталось быть вместе. Хочется плакать и ласкаться.

— Вот здесь б-болит, — шепчу и прижимаю его ладонь к своей левой груди. — Я очень люблю тебя, Генка.

Его пальцы сжимаются, поглаживают чувствительную кожу, а взгляд туманится, и меня снова начинает штормить. Нас обоих. Это какое-то помешательство!

— Сейчас, малыш, — прижав меня к себе, Генка поднимается и, приоткрыв дверь, выглядывает из ванной комнаты.

Палата пуста, и он шлёпает босыми ногами к своей сумке. Пока он роется в кармашке и тихо ругается, я так и продолжаю обвивать его руками и ногами, как обезьянка. Генка будто и не ощущает тяжести и неудобства, одной рукой он придерживает меня, а другой извлекает из сумки искомое. Ах, вот оно что — защита прежде всего.

Мне и смешно, и волнительно от мысли, что кто-нибудь из медперсонала сейчас может запросто войти в мою палату и обнаружить возмутительно склеенную обнажённую парочку, спешно запасающуюся презервативами. Наверное, я очень порочная, но мне почему-то нисколько не стыдно.

А в следующую минуту, когда мы снова скрываемся в ванной, все мысли и вовсе рассыпаются, а чувства обостряются до предела. Перед глазами вспыхивают звёзды, сердце разбивается о рёбра… а мы неадекватные, бесстыжие, дикие и ненасытные!.. Ох, это не секс — агония!

И мне это безумно нравится. Осознаю это, когда немного прихожу в себя, и ещё плотнее прижимаюсь к сильному телу моего мужчины. М-м, как же он пахнет!

— Как же ты вкусно пахнешь, мой Ангел, — Генка шумно вдыхает, а я улыбаюсь — мы даже думаем синхронно.

Потому что мы созданы друг для друга.

— Генка, я люблю тебя выше звёзд, — выпаливаю от избытка чувств, стискивая его шею.

— Ну ничего себе, мне подфартило, — он гладит меня по спине, по попе, и я слышу, что он улыбается.

Наверное, моё признание прозвучало по-детски, и всё же я ждала другого ответа. Слегка отстраняюсь и заглядываю ему в глаза.

— А ты… ты меня любишь? — выпрашиваю признание, как неуверенная в себе школьница.

— А ты уже сомневаешься? — в его глазах пляшут смешинки.

Типичный мужской ответ. И зачем я только спросила?! Ведь он говорил уже, что любит. Но это сильнее меня — мне снова нужно услышать. Абсолютно точно — люди от любви глупеют. Наверное, в моих глазах Генка по-прежнему видит вопрос, и, пряча улыбку, произносит очень торжественно:

— Я люблю тебя, Стефания, ещё выше тех звёзд, выше которых ты любишь меня. И это даже несмотря на то, что ты отказываешься брать мою фамилию.

— Да не отказываюсь я! — выпаливаю возмущённо и тут же смущаюсь. — И кто так делает п-предложение?

— Каюсь, виноват. Но можно я прямо сейчас не буду становиться на колени? Согласись, без трусов это будет как-то не очень. Но в следующий раз обещаю быть при полном параде и с кольцом.

Боже мой!

— Я уже очень жду этот с-следующий раз. Прости меня, п-пожалуйста, просто ты застал меня врасплох и… Ген, я не х-хочу быть зависимой.

— Я уже понял, — улыбается и целует меня в нос.

— И п-поэтому ты сбежал от меня и бродил неизвестно г-где в неженатом виде?

— Почему неизвестно? Я же сказал, что хочу взглянуть на море. Ух, там рыбы, я тебе скажу! Без трусов лучше в воду не лезть. Между прочим, я случайно попал на нудистский пляж, и меня там чуть в плен не взяли.

— Нудисты?

— Нудистки, — со значением исправляет Генка и спешит меня успокоить: — Но я им не сдался, и даже трусы не снял. А знаешь, тут ещё совершенно охреневшие попугаи. Прикинь, эти зелёные паршивцы брешут, как собаки, и гадят на головы добрым туристам.

— Зелёные? Это п-попугаи-монахи или калита. Они не аборигены, а в Испанию п-попали из Южной Америки, — начинаю рассказывать и вдруг осекаюсь под смешливым Генкиным взглядом. — Я опять выкип-педиваюсь, да?

Генка смеётся и снова меня целует.

— Мне нравится, что ты такая всезнайка. А кто бы меня ещё просвещал? Только, помнится, мы договаривались, что ты будешь встречать меня голенькой и с медалью на шее, а не с забинтованной ножкой.

— Моя медаль в Киеве радует б-бабулю, — я пожимаю плечами. — Да и золотая она т-только с виду.

— Трудно досталась?

— Нет, мне всегда нравилось учиться. А тебе н-не очень?

— А мне совсем не нравилось, — радостно признаётся Генка. — Но до третьего класса я тоже был отличником.

— Неужели ты был примерным мальчиком?

— Вообще-то, не очень.

— Наверное, дрался?

— Да как тебе сказать… скорее, отбивался. Я был маленьким голубоглазым задохликом, беленьким, как одуванчик, с ровным аккуратным носом и немного оттопыренными ушами. В то время меня многие норовили обидеть, ну а я защищался, как мог. А благодаря Максимке, иногда даже успешно. Он был гораздо выше меня и сильнее.

— А п-потом?..

— А потом в моей жизни появился спорт, и недоброжелателей здорово поубавилось. Правда, и учёба просела.

Глядя на гигантские Генкины плечи, мне сложно представить этого мощного мужчину маленьким задохликом. А вот беленьким одуванчиком — легко. Я с нежностью провожу по коротко стриженному светлому затылку, трогаю уши (и никакой он не лопоухий).

— У тебя нормальные ушки, — прикусываю мочку.

— Теперь да. Просто они мешали моей брутальности и с перепугу прижались.

Мы смеёмся, целуемся, и я с удовольствием отмечаю, что Генка снова готов.

И, конечно, мы оба, злостные нарушители морали, забываем о времени.

Настойчивый стук в дверь раздаётся, когда мы уже под душем смываем следы преступления. С моей раненой ногой это непросто, и мои гимнастические трюки — очередная провокация для Генки. Но снова увлечься нам не позволяют — оказывается, Алехандро уже десять минут ждёт, когда я спущусь к машине.

Ой, а про телефон-то я совсем забыла!

***

— Готова? — Генка осматривается по сторонам, проверяя, не забыла ли я чего-нибудь. — В таком месте лучше ничего не оставлять.

— Веришь в п-приметы?

— А как же! Попугай сегодня мимо меня промахнулся и вот итог, — он развёл руками, — никаких финансовых поступлений.

— А ты ждал денег?

— Нет, но я всегда надеюсь на чудо. Ну что, присядем на дорожку? — он плюхается рядом со мной на кровать и, притянув меня к себе, целует в висок. — Эй, ты чего пригорюнилась?

— Иногда я не п-понимаю, когда ты шутишь, — я натянуто улыбаюсь, стараясь не расплакаться. Всего через пару часов Генке нужно ехать в аэропорт, а он уже так сильно заразил меня собой, что я не представляю, как смогу обходиться без него.

— Да я и сам не всегда понимаю. Но то, что я прилетел сюда — это точно к счастью. И к сексу!

— А то, что ты с-скоро улетишь?

— А вот это плохая примета — приводит к длительному воздержанию. Обоюдному, заметь! — Генка со значением выставляет вверх указательный палец.

Я фыркаю — можно подумать, я подхвачу костыли и поскачу в срочном порядке искать ему замену. Он даже не понимает, что это категорически невозможно. Не из-за костылей, конечно, — в принципе.

— Ну что, погнали? — Генка резво подскакивает, хватает в одну руку свою и мою сумки, зажимает под мышкой костыли, а второй рукой поднимает меня, удерживая под попу, как ребёнка.

— Ген, тебе же так тяжело…

— Да ты вообще пушинка! Дверь открывай, третьей руки у меня нет.

Я вижу, с каким любопытством нас рассматривают пациенты и медики, и обнимаю Генку за шею, задыхаясь от любви, нежности и благодарности. И, конечно, от гордости и восторга — это мой мужчина!