А здесь, на территории «Седьмого неба», очень приятно глазу — нарядная ёлка, бесперебойные фейерверки, а иллюминация не беднее, чем на центральной площади. Праздничное гулянье как раз в самом разгаре. И, пока Генка, чертыхаясь себе под нос, пытается выискать парковочное место, я, повернувшись к нему спиной, торопливо спасаю поплывший после снега и слёз макияж. Ой, караул!
Но, наконец, приют для моего «Снежка» найден, а прикосновение к моему плечу заставляет меня оглянуться.
— А может, не надо вот это? — застенчиво улыбаясь, Гена помотал пятернёй у своего лица. — Ведь под штукатуркой девчонки все красивые, зато без боевой раскраски их и не узнать. А ты… вот такая, ещё лучше.
Такой себе комплимент… но Генка говорит и смотрит с таким искренним восторгом, что мне немедленно хочется всё переиграть — рвануть туда, где мы сможем быть только вдвоём. Ну, ещё и торт прихватим, чтобы голод не отвлекал.
— Так может, никуда не п-пойдём? — я ласково провожу ладонью по Генкиной щеке — колючая.
— Мы ненадолго, обещаю, — он будто извиняется и, прикрыв мою ладонь своей, трётся о неё щекой и жмурится, как кот. Мой огромный котяра.
— Ладно, — легко соглашаюсь. — Но тогда я обязана соответствовать п-поводу. И, кстати, — я потрясла перед его носом косметичкой, — это таинство, Геночка, в которое м-мужчинам не следует совать с-свой нос.
— Да-а? Ну, тогда я пойду его проветрю. А заодно звякну, что мы уже на подходе, а то у них тут консьерж злой, как волкодав.
*
На консьержа Генка зря наговаривал. Представительного вида дядька, явно очень гордый своей важной миссией, торжественно поздравил нас с Новым годом и даже проводил к лифту.
Лифт здесь тоже очень красивый, чистый и просторный. Генка одной рукой прижимает меня к себе, а я подглядываю в зеркало, чтобы увидеть нас со стороны. И мне очень нравится, как мы смотримся вместе. И не верится до сих пор.
Но вот мы на месте…
Вот это да-а! Да это не квартира, а настоящий дворец! А какое органичное смешение стилей — ничуть не помпезная, а сдержанная элегантная роскошь. Мои глаза разбегаются, но фотографирую я лишь взглядом. Оцениваю, запоминаю и старательно дозирую свой восторг — в общем, веду себя, как истинная леди.
Зато Гена чувствует себя здесь свободно, он помогает мне снять шубку и спешит всем представить.
Ой, давно не виделись — я с улыбкой киваю Андрею. Он по-прежнему изображает двухметрового зайчика и громко радуется нашему приезду.
И эту хорошенькую блондинку с точеной фигуркой и фиалковыми глазами я тоже знаю. Это Риммочка, она же, как выяснилось, Андрюшин Мусик.
— Стеша, малышка, как хорошо, что вы приехали! А какое у тебя платье обалденное! — она обнимает меня и с беспокойством интересуется: — Ты как, все в порядке? А то от Андрюшки ничего толком не добьешься.
— Все х-хорошо, — я сияю радостной улыбкой, совсем не готовая к подробному отчету о недавних приключениях.
А ко мне уже пробился новый персонаж. Его я тоже помню — это адвокат, который помогал нашей Айке. Зато он меня не узнал, но это и понятно — с момента нашей последней встречи я сильно повзрослела. Упитанный кудряш Одиссей галантно целует мне руку, поздравляет и щедро сыплет комплиментами. Но я уже не слышу, о чём он говорит…
Слова вдруг потеряли смысл, едва я натолкнулась на пронизывающий янтарный взгляд, от которого захотелось поежиться.
Ох, кажется, эту девушку я тоже знаю…
На полных губах невероятно красивой метиски играет мягкая улыбка, но она не касается хищных глаз. Этот препарирующий взгляд, кажется, видит меня насквозь — видит, что я мечтала о ее муже.
Маленькая девочка во мне хочет немедленно спрятаться за Генкиной широкой спиной и пропищать оттуда, что больше не претендует на её Феликса.
Но другая часть меня, красивая и уверенная в себе женщина, отзеркаливает улыбку Дианы и смотрит на хозяйку квартиры открыто и смело, коварно пытаясь найти в ней изъяны. Увы — безуспешно.
Однако художник во мне сильнее их обеих (и испуганной девчонки, и надменной женщины) — он не намерен сдаваться. Моей творческой личности не нужен чужой муж — мне нужен сильный и грамотный наставник, который позволит мне приблизиться к настоящему пониманию искусства. Мне нужен настоящий профессионал, способный полностью раскрыть мой потенциал и помочь мне найти себя. Пусть только подтолкнёт, а уж тогда я сама сумею объединить все неполноценные части меня в одну цельную, гармоничную и значимую личность.
Ну, а пока я, юная ранимая художница, нахожусь в творческом поиске, вряд ли кто осудит мои растерянность и смущение. Вцепившись в Генкину руку, я искренне и тепло благодарю Диану за приглашение (хотя лично меня она не звала) и со сдержанным восторгом хвалю её великолепную квартиру. Надеюсь, она видит, что я ничуть не лукавлю.
— П-простите, а где я могу вымыть руки? — тихо поинтересовалась я, когда мы, наконец, покончили с обменом любезностями.
— Всё нормально, я провожу, — прогудел Гена, разом отфутболив Одиссея и Римму, желающих мне помочь. — Тем более мне тоже следует сполоснуть некоторые части тела.
Риммочка фыркнула, Одиссей закатил глаза, а я, легкомысленно хихикнув, с облегчением позволила Гене увлечь меня в недра этих роскошных хором.
— А я смотрю, ты здесь неп-плохо ориентируешься, — не выпуская его руки, я осматриваюсь по сторонам и борюсь с искушением начать фотографировать. А заметив широкую лестницу из белого мрамора, останавливаюсь. — Ой, с-смотри, какая лестница. Ген, ты ведь говорил, что нам на крышу… это же двухуровневая квартира, да?
— Почти четырёх, — объявил он с такой гордостью, будто сам здесь живёт. — Крыша — уже третий уровень. Этот пентхаус состряпан по уникальному проекту какого-то крутого французского архитектора и, как понимаешь, второй такой квартиры нет.
— Вп-печатляет… мне бы х-хотелось посмотреть её всю.
— Думаю, что это не проблема, — Генка обнял меня за плечи и легко поцеловал в губы, а я решилась на откровенность.
— Знаешь, мне п-показалось, что твоей Диане я не очень п-понравилась.
— Да ты что?! — он эмоционально взмахнул руками и округлил глаза. — Можешь мне поверить — это не так. Да я, когда впервые её увидел, чуть не… одним словом, испугался. Она тогда такого шухера навела, что бригада отделочников чуть с двадцать шестого этажа в окно не вышла. Но это дело прошлое. Просто Дианка, она… — Гена потряс в воздухе рукой. — Даже не знаю, как тебе объяснить… она классная, но чтобы это понять, надо лучше её узнать. И в этом главная засада, потому что близко она подпускает немногих.
— А тебя уже п-подпустила? — мне не удалось сдержать ядовитые нотки, а Генка расплылся в довольной улыбке.
— А ты ревнуешь?
— Да, — признание вырвалось раньше, чем я осознала, что да — действительно ревную. Глупо, наверное…
Зато как Генка обрадовался! Стиснул меня в медвежьих объятиях, оторвал от пола, поцеловал в нос, в губы…
— Не надо, Стефания… меня не надо ревновать, хотя мне это даже нравится. Дианка — мой босс и мой друг, а ты… — и снова поцелуй в губы. — Короче, я твой со всеми потрохами… если ты захочешь.
— Я уже х-хочу.
— Тогда я счастливчик!
И я, почти придушенная его сильными руками, снова уплываю в головокружительный поцелуй и чувствую себя счастливой до неприличия.
Когда спустя несколько минут мы присоединяемся к общей компании в огромной гостиной, я с трудом сдерживаю эмоции — как же здесь красиво. А ещё я не вижу прислуги… кто наводит здесь чистоту? Кто это всё приготовил и оформил?
— А мы уже хотели поисковый отряд снаряжать, — нежно воркует Риммочка, а её глаза так нехорошо зыркают на Гену, будто она здесь на страже моей девичьей чести. Ещё одна надзирательница!
— Предлагаю выпить за Геннадия! — озвучил громогласный зайчик Андрюша.
— Да я смотрю, вы и так всё за меня выпили, — нашёлся Гена, провожая меня к столу.
— Реми, ты уже не с нами? — щебечет Риммочка, но я не понимаю, к кому она обращается.
Но в следующий миг понимаю… и прилипаю взглядом к парню, вышедшему из-за колонны.
А художник во мне заходится в творческом экстазе.
Ой, мамочки, какая натура!
Я мысленно вытряхиваю этого красавчика из его брендовых шмоток… и облачаю в холщовые штаны и безрукавку. Эти руки должны быть свободными… длинные красивые руки, сжимающие… м-м… как же это слово? Да, собственно, и не важно — пастушью палку в эти крепкие загорелые руки. И еще надо непременно обозначить какой-нибудь веревочкой его тонкую талию. А поверх модной стрижки я ему нахлобучу мягкую пастушью шляпу с полями…
Идеально!
Унылое предгорное пастбище, овечки на выгуле… и красивый молодой чабан. Вот только без этой самодовольной улыбочки. Лицо моего пастуха должно быть одухотворенным. Среди живого моря меланхолично жующих овец он смотрит вдаль и видит совсем другое море — прекрасную и безбрежную изумрудную гладь… и себя, свободного, под белыми раздувающимися парусами.
То, что надо!
Однако мой непонятливый пастух никак не желает вписываться в безрадостный пейзаж, а его мысли сейчас явно далеки от морской идиллии. Он нахально улыбается и голосом опытного обольстителя произносит на идеальном французском:
— Pourquoi ne savais-je pas qu'on attendait une si jolie invitée? (Перевод: А почему я не знал, что мы ждём такую симпатичную гостью?) — и смотрит на меня.
Стряхнув с себя наваждение, я обвожу взглядом всех присутствующих и с нарастающей паникой понимаю, что все они тоже смотрят на меня. А на Генкиной каменной физиономии застыла нехорошая кривая улыбочка. Я что, пропустила какой-то важный вопрос?
— Peut — être parce que tu ne te demandes pas qui on attend, mon garçon? (Перевод: Может, потому что ты не интересовался, кого мы ждём, мой мальчик?) — Риммочкин французский звучит корявенько, но узнаваемо.
«Её мальчик» небрежно хмыкает и, глядя мне в глаза, задаёт очередной вопрос:
— Madame ne veut pas faire connaissance? (Перевод: Мадам не желает знакомиться?)
Это он у кого, интересно, спрашивает?! Я наощупь нахожу Генкину руку и цепляюсь за неё, как за страховочный трос. Так мне легче адаптироваться, и теперь я могу ответить нахальному пастуху.
— Madame s'appelle Stéphanie, et Monsieur pourrait le demander à Madame en personne. (Перевод: Мадам зовут Стефания, а мсье мог бы спросить об этом у мадам лично.)
— Oh! excusez-moi! Stefania... un très beau nom pour une belle fille. (Перевод: О-о, прошу прощения! Стефания… очень красивое имя для красивой девушки.)
Парень нисколько не смутился и уже собрался сказать что-то ещё, но в наш диалог вмешался бархатный голос Дианы:
— Красивая мадам Стефания — девушка нашего Гены. И если ты не забыл, милый, у нас сейчас неделя русского языка. Сядь, пожалуйста, за стол.
Милый? Слово резануло слух, и я внимательнее присмотрелась к этой живописной парочке. Мысль о том, что жена изменяет Феликсу с пастухом, неприятно кольнула. И, кажется, она тоже ревнует своего Реми, пока бедняга Феликс ни сном ни духом. А ещё я обратила внимание, что у этих двоих очень похожие скулы… интересно, это что-то значит?
— Гена? — оживился неугомонный пастушок и, заняв своё место, послушно перешёл на русский: — Но я от него… как это по-руськи?.. Я не взяль его девУшка.
— А у тебя ещё взяльник не дорос, — грозно прорычал Гена и, не дожидаясь остальных, опрокинул в себя стопку чего-то горячительного.
— Взяльник? — красавчик усмехнулся, удивлённо вскинув брови, но под взглядом своей мадам уронил глаза в тарелку.
— Ген, всё х-хорошо, — шепчу, придвинувшись к нему вплотную и успокаивающе поглаживаю его сжатый кулак.
— Конечно, мой Ангел, — он зло улыбнулся и демонстративно поцеловал мою руку.
К чести всех присутствующих, никто не стал акцентировать на нас внимание, напротив — все дружно увлеклись светской болтовнёй и обратили свои взоры на плазменный экран размером с мою спальню.
— Гена, ты н-на меня злишься? — я заглядываю ему в глаза, чувствуя себя виноватой, но не вполне осознавая, в чём конкретно. Наверное, я непозволительно долго переодевала погонщика овечек и что-то пропустила.
— Я не могу на тебя злиться, — Генкин голос звучит спокойно, но что-то в нём изменилось, и мне это не нравится.
— Если ты х-хочешь, мы м-можем уйти.
— А ты этого хочешь?
Да, я хочу уйти прямо сейчас, но ведь он сам хотел сюда приехать… и должна ли я влиять на его решение? Я не знаю правильный ответ, и выбираю интуитивно.
— Я хочу быть там, г-где ты.
Это тоже правда, и неважно, что я предпочла бы для нас двоих другое место. Зато ко мне снова возвращается мой Генка со своей открытой мальчишеской улыбкой и озорным взглядом.
— Как видишь, я тоже ревнивый, — он пожимает плечами, будто извиняясь.
А мне безумно приятно, что меня ревнует такой парень, и очень не хочется, чтобы он мучился этим чувством.
— Ген, но у тебя нет п-повода для ревности, — забыв об окружающих, я глажу его по лицу и нестерпимо хочу поцеловать. — Это п-правда.
— Кажется, малышка, я потерял свою голову, — шепчет он, скользя губами по моему плечу. — И это тоже правда.
Ох… это почти как «я люблю тебя»!.. Или ещё больше…