Страдания и Звёздный свет

Глава 22

Все вышли из комнаты, когда собрание наконец закончилось, и я двинулся в сторону Калеба, желая привлечь его внимание, не зная, что именно я собираюсь сказать, но понимая, что мне определенно нужно что-то сказать.

Я мог бы начать со слов «спасибо, что спас меня от жуткого теневого глаза» — хотя неужели ему действительно пришлось бить меня по лицу гребаным каменным кулаком? Это дерьмо казалось личным.

Напряжение между нами было невыносимым, но я не знал, как это исправить. Должен ли я был просто подойти к нему и сказать: «Эй, чувак, может, нам стоит поговорить о том, как ты заставил меня кончить так сильно, что я чуть не потерял сознание прошлой ночью?»

Или: «Эй, бро, помнишь, я говорил, что мы просто лучшие друзья с привилегиями, так вот, я на самом деле так влюблен в тебя, что хочу вытатуировать твое имя на своем члене, и я знаю, что ты никогда не почувствуешь этого по отношению ко мне, но потрахушки с тобой медленно разбивают мое сердце, потому что я знаю, что никогда не смогу по-настоящему, реально обладать тобой».

Черт, мне нужна Дарси, чтобы подсказать, что сказать. Где она вообще была? На той встрече Тори была чертовски скрытной. Мои лунные предчувствия говорили мне, что что-то случилось, и я собирался выяснить, что именно. Как только я поговорю с Кэлом…

Я встал на его пути, когда он собирался уходить, но этот ублюдок обошел меня стороной, прошмыгнув мимо меня с Тори под руку. Ярость кипела в моей груди, превращая мое сердце из железа в холодную сталь. Ладно. Будь по-твоему, придурок.

Комната опустела, и я сжал пальцы, между ними закружилась воздушная буря, когда вокруг меня воцарилась тишина. Я остался один. Просто щенок на горе, которого некому прижать к себе.

Я опустился на стул, обхватив голову руками, когда мои мысли вернулись к Дариусу, и горе, которое я маскировал под гнев, выплеснулось из меня одним долгим, скорбным воем. Я прижал ладонь ко рту, заглушая звук, чтобы никто меня не услышал. Макс пришел бы, чтобы утешить меня, а я не мог сейчас смотреть в глаза ни ему, ни кому-либо еще. Я просто хотел сохранить ярость на Дариуса, потому что в ту секунду, когда я позволю маске соскользнуть, я почувствую все это. Потерю, боль, горе. Я не хотел этого. Я не был достаточно силен, чтобы пережить это. Но, несмотря на то, как сильно я пытался убежать от этого, я все равно падал в пропасть отчаяния, из которой вряд ли когда-нибудь выберусь.

— Сет? Я все еще здесь. — Голос Ксавье заставил меня подпрыгнуть, и мой кулак метнулся в ту сторону, откуда он исходил, врезавшись в стену льда, которую он создал, чтобы блокировать удар. Мои костяшки пальцев раскололись на ее поверхности, и я почувствовал боль, поднимаясь и снова и снова ударяя в нее кулаками, пока она не развалилась на куски льда у моих ног.

За ним показался Ксавье, его глаза были затянуты тенями, а взгляд был таким удрученным, что мне стало интересно, улыбнется ли он когда-нибудь снова.

Я шагнул в отверстие, которое проделал во льду, и обхватил его руками, прижимая к груди. — Мне так жаль, Ксавье.

— Ты не виноват, — пробурчал он, не обнимая меня в ответ, но это не означало, что я собираюсь его отпускать. Все нуждаются в объятиях время от времени. Я был мастером объятий, а люди всегда больше всего нуждались в объятиях, когда отказывались от них. Это был их способ сопротивляться эмоциям, которые вызывают объятия, особенно после такой тяжелой утраты. Но эта боль так или иначе должна была выйти наружу, и лучше всего, если она будет разделена в объятиях того, кто тебя любит.

Мы стояли так, пока время не превратилось в песчинки у наших ног, и я, наконец, отпустил его, охотясь за выражением его лица в поисках признаков стойкости, но там не было ничего, кроме горя.

— Мне все равно, что скажут Советники, я никогда не займу его место Наследника, — сказал он, его глаза потемнели и показали, под каким давлением они явно его держат. Это была чертова шутка — подвергать его такому испытанию, в то время как он все еще переживал потерю семьи, но, опять же, я не был удивлен. Я видел, как моя мама и родители других Наследников действовали во имя долга всю свою жизнь, а политика редко принимала во внимание эмоции.

— Я знаю, старик, — мягко сказал я.

— Его нет всего лишь несколько оборотов земли, и все, что их волнует, это восстановление их драгоценного баланса сил, будущее и все то гребаное лошадиное дерьмо, которое, по их мнению, еще возможно, — он топнул ногой. — Даже если бы был какой-то маленький шанс, что мы победим Лайонела сейчас и Совет вернет себе власть, я бы умер, прежде чем занял место моего брата.

Я заметил, как он назвал отца по имени, словно отвергая все связи с ним и отказываясь от слова, которое делало их семьей. Я понимал это на глубоком душевном уровне. Настоящая семья — это люди, которые заслужили свое место в твоей жизни, а не те, кто требует от тебя чего-то только потому, что ты связан с ними кровными узами.

— Если тебе что-нибудь понадобится… — начал я, но тут дверь распахнулась, и в нее просунулась золотистая голова Софии, а за ней Тайлера, оба они смотрели на Ксавье с тоской в глазах.

— Вы закончили встречу? — с надеждой спросила София.

Ксавье взглянул на меня, и я отступил назад, кивнув в сторону двери.

— Увидимся позже, — пробормотал я, изображая фальшивую улыбку — в этом у меня был настоящий талант. Не позволять людям видеть, что мне больно, что сейчас я нуждаюсь в компании больше, чем в чем-либо другом на свете.

Ксавье сжал мою руку, затем рысью направился к Софии и Тайлеру, двое его приятелей по стаду потянули его через дверь и окружили лаской, тихонько поскуливая на ходу. Я наблюдал, как они прошли через открытую дверь, и огонь, горевший в бра на стенах, погас, поскольку магия Ксавье ушла вместе с ним.

Я остался один в темноте и вдруг почувствовал вкус снежинок на языке и ощутил, как давящие стены ледяной пещеры смыкаются вокруг меня. Выковывание, которое мне пришлось пережить, когда я был еще щенком, было так далеко в прошлом, но оно всегда возвращалось ко мне в такие моменты. Когда я чувствовал себя пугающе одиноким.

У меня не было стаи среди повстанцев, Волки Оскура слишком глубоко увязли в своем Клане, чтобы я мог принять в этом участие. Были и другие Волки, которые приходили ко мне, предлагая создать со мной группу, но я отверг их всех, потому что у меня уже была лучшая стая, какую только можно себе представить. У меня были Наследники, Дарси, Тори, Орион, даже сумасшедшая Джеральдина Грас. Они были моей семьей, и некоторые из лучших времен моей жизни произошли в Норах. Для того чтобы понять это, не нужно было лишаться всего.

Теперь все казалось таким хреновым. Дариус погиб, Тори была убита горем, Орион и Дарси пропали, а Макс пытался наладить новые, милые отношения с Джеральдиной в мире отчаяния. Потом был Калеб. Человек, который стал центром каждой моей мысли, каждого сна, каждого кошмара, который я переживал день за днем.

Правда заключалась в том, что мой Орден требовал близости стаи рядом со мной, когда я страдал. Мне нужно было быть завернутым в объятия фейри, которых я любил, и, откровенно говоря, если я получал все то, что помогало мне чувствовать себя лучше, я также хотел, чтобы кто-то щекотал мой животик и называл меня хорошим мальчиком. Проблема была в том, что этот кто-то уже не мог быть просто кем-то. Человек, от которого я получить утешения, был единственным, кого я не мог иметь. И я не хотел забираться ни в чьи другие объятия, кроме его. И вместо этого я отверг весь мир, отверг все инстинкты моего Ордена и утонул в этой боли. Вот на что это было похоже: погрузиться так глубоко в мучительный бассейн безответных чувств, что я не мог дышать.

Я тосковал по Королевской Лощине. Я скучал по тому времени, когда все было просто, но в основном я скучал по тому времени, которое даже не существовало. По месту, где все люди, которых я любил, были в полной безопасности, где мы не воевали друг с другом или с лжекоролем, и где мой лучший друг был так же сильно влюблен в меня, как и я в него. Да, я вёл себя эгоистично. Я должен был желать, чтобы между мной и Кэлом никогда ничего этого не было, чтобы мы остались друзьями и никогда не мутили воду в этой дружбе. Но нельзя было отрицать истину, что если бы луна и звезды предложили мне одно, безусловное желание, то это всегда был бы он.

Я со вздохом двинулся к двери, задерживаясь в тени, пока я затыкал кровавые дыры в своем сердце из-за Дариуса и маскировал свою боль яростью.

Моя рука сжалась в кулак, и я стремительно вышел из комнаты, нуждаясь в резне. Я снова почувствовал себя жестоким Наследником, охотящимся в коридорах Академии Зодиака за Вега, чтобы поиграть с ней, и тоненький голосок в глубине моей головы напомнил мне, как удачно все сложилось. Дарси не было здесь, чтобы осудить меня за мои глупости, Дариуса не было здесь, чтобы держать меня в узде, профессора Ориона не было рядом, чтобы затащить меня в изолятор, и никто другой не собирался останавливать меня.

Я обогнул острый угол в руинах и врезался прямо в Розали Оскура. Я рявкнул, ожидая, что она вздрогнет и подчинится мне как высшему Альфе, но она подняла подбородок и с вызовом зарычала во все горло. И, возможно, я действительно хотел избить ее, чтобы выпустить часть этой энергии во мне.

— Эй, я не заметила тебя, cucciolo stupido (п.п. глупый щенок), — она изобразила невинность, хлопая ресницами, но в этом была насмешка, от которой мои глаза сузились.

— Как ты только что меня назвала? — прорычал я.

— Это значит… друг. — Она пожала плечами и шагнула в сторону, чтобы пройти мимо меня, но я бросился ей наперерез.

— Тогда почему в этой фразе присутствует слово «глупый»? — я надавил на нее, страстно желая подраться с одним из себе подобных. Мне не помешало бы напоминание о том, что я самый сильный Оборотень в этом королевстве.

— Ох, правда? — она нахмурилась, как будто не могла вспомнить, а затем похлопала меня по руке. — Если ты ищешь Калеба, то он ушел с Тори в старую колокольню.

— Кто сказал, что я ищу Калеба? — защищаясь, сказал я.

— Ты искал, — сказала она.

— Нет, не искал, — возразил я.

— Не с помощью слов, очевидно, — сказала она. — Своими stupidi occhi da cucciolo. (п.п. глупыми щенячьими глазами).

— Чем? — потребовал я. Теперь она выводила меня из себя.

— Смотри. — Она взяла меня за руку и подтащила к окну без стекла, из которого открывался вид на руины, спускающиеся по склону горы, и указала на колокольню, где солнце сверкало на древнем бронзовом металле колокола на пике.

— На что я смотрю? — пробормотал я.

— Это. — Она вскочила на карниз окна и спрыгнула с него, бросив лианы магии земли и отмахнувшись от меня, прежде чем приземлиться на полуразрушенный балкон далеко внизу. — Увидимся позже, cucciolo stupido!

Я зарычал, отходя от окна и направляясь в туманном направлении к колокольне. Не то чтобы я действительно собирался туда идти. Но я мог прогуляться в том направлении. Я мог отправиться куда угодно. Калеб не был королем руин. Может, мне просто захотелось подняться на колокольню. Может, мне просто нравился вид оттуда. Это не имело никакого отношения к нему. Абсолютно никакого.

Трава, покрывавшая склон горы, была длинной и колыхалась под бесконечным прохладным ветерком, ее мягкие усики обвивались вокруг моих колен, когда я пробирался по ней, каждый шаг озвучивал мое приближение достаточно громко, чтобы Вампир мог легко его услышать. Дальше в горах лежал снег, и морозный воздух, доносившийся с вершины, обжигал мой нос, напоминая о тех днях в степи, о том, что я пережил, чтобы дойти до этого момента. Это сводило с ума: воспоминания о том, что я был таким беспомощным и одиноким, давили на меня, пока в голове не закружились мысли, а грудь не заболела от потребности в утешении.

Когда я подошел к колокольне, я посмотрел на древние стены, старый красноватый камень все еще почти не разрушен, древняя резьба почти неузнаваема после многих лет коррозии от ветра.

Я направился внутрь, поднялся по круто изогнутой лестнице, создав вокруг себя глушащий пузырь. Не то чтобы я пытался помешать Калебу и Тори обнаружить мое приближение или что-то в этом роде…

Я добрался до вершины башни и выглянул с последних каменных ступеней, которые вели на веранду под огромным колоколом, висевшим там.

Калеб и Тори стояли рука об руку, глядя на склон горы, и разговаривали внутри своего собственного пузыря глушения. Они стояли лицом в противоположную сторону от того пути, по которому пришел я, так что они, вероятно, даже не подозревали, что я здесь. Что здесь вообще кто-то есть. И что-то в моем нутре скрутилось, как узел, когда Калеб опустил руку ей на плечи и притянул ее ближе.

Тори не любила обниматься. Я знал это по собственному опыту, пытаясь добиться от нее объятий, но то, как она прильнула к нему и положила голову ему на грудь, заставило мои легкие перестать работать.

Он говорил с ней тихим шепотом, ласка лилась из его глаз. Я пытался разобрать по губам, что он говорит, и могу поклясться, что видел, как он сказал: «Я с тобой, милая».

У них было совместное прошлое, а теперь они сокрушались по поводу смерти Дариуса, и самыми очевидными объятиями, в которые они могли бы упасть, были объятия друг друга. Она привела сюда не Макса, не Джерри, не меня. Это был он. Человек, к которому она уже много раз обращалась за помощью, потому что между ними была связь. Возможно, до сих пор я недооценивал ее.

В горле застыл комок, а пульс неровно стучал в ушах. Мой мир рушился, земля проваливалась под ногами. Я был таким чертовым идиотом. Я был легкой добычей Калеба, когда он ломался, Оборотнем, к которому никогда не испытывали чувств фейри, с которыми он трахался. Тот, кто мог быть без эмоций с любым, кого он брал в свою постель. Я был очевидным ответом на его любопытство. Он хотел узнать, каково это — быть с парнем, так почему бы не выбрать Сета Капеллу? Он не собирался ловить чувства, он не собирался делать это неловким, он также не собирался никому рассказывать, потому что он был верным другом. Он был просто Сетом.

Тори подняла голову, обращаясь к нему, а я читал слова, пытаясь расшифровать их по ее идеальным губам. Губам, с которыми мои губы никогда не могли соперничать. «Твой член такой твердый, Калеб».

Ладно, возможно, она сказала не это, но это было все, что я мог сейчас видеть. Его огромный, пульсирующий, идеальный член, и я не хотел, чтобы он находился рядом с кем-то еще, если только он не спал, удовлетворенно посапывая в штанах, мечтая обо мне.

Я не хотел погружаться в яму ревности, не хотел сосредотачиваться на этом, в то время как Дариус лежал в гробу, становясь с каждой секундой все холоднее и холоднее. Это должно было быть последним, о чем я должен был думать. Тори была убита горем, Калеб тоже. Я просто не ожидал увидеть их здесь, разбившихся вместе, нашедших среди своих осколков что-то, за что можно ухватиться. И это было друг другом.

Мои глаза проследили за его любящей улыбкой, которую он подарил ей, и я запечатлел этот момент в своем сознании, зная, что перепишу его позже, со мной на ее месте.

Я спустился на ступеньку ниже, когда мое сердце сжалось в кулак, как бумажный шарик, и уже собирался уходить, когда раздавшийся сверху крик заставил меня остановиться. Я прищурился на солнце над горой впереди, и голова Калеба тоже повернулась в ту сторону, вероятно, услышав в этом крике какие-то далекие слова, которые я не мог воспринять.

Небольшая тень падала на склон горы, и я увидел ее источник в небе: человек, привязанный к парашюту из листьев, его ноги болтались в воздухе, пока он спускался к нам.

Тори сбросила окружающий их глушащий пузырь, и я сбросил свой тоже, поспешив на веранду, проходя под огромным бронзовым колоколом наверху.

Глаза Калеба мгновенно перехватили мой взгляд, и я поднял подбородок, не показывая никаких признаков кислой зависти, которую я испытывал. Просто невозмутимый, вечно улыбающийся Сет Капелла.

— Кто это? — спросил я, снова посмотрев на небо.

— Я думаю, это… Джастин, — потрясено сказала Тори. — Черт, ты думаешь, он застрял в этой штуке со времен битвы?

— Почему он вообще в ней? — спросил я, и Тори помрачнела.

— Он спас мне жизнь, но потом нас окружили нимфы, и я поняла, что должна иметь возможность сражаться, не беспокоясь о том, что могу случайно сжечь его до тла. Поэтому я вроде как… сделала для него парашют, запустила его в воздух и совершенно забыла об этом до сегодняшнего дня. Возможно, я задница.

Мое удивление было перекрыто голосом Джастина, и я оглянулся на него, когда он приблизился.

— Прячьте детей! — крикнул он, потянув за лианы своего парашюта, чтобы направить себя к нам. — Враг наступает!

Я взобрался на низкую стену на краю веранды, прищурился в сторону горизонта, но солнце слепило. — Какой враг?

— Что-что! — Джеральдина появилась с Максом из одного из разрушенных зданий внизу, заметив Джастина, который плыл к колокольне.

— Миледи! — крикнул Джастин. — Мерзавцы подходят вон оттуда!

— Вон оттуда? — задыхалась она. — Откуда ты взялся, чернохвостый косолапый?

— Из-за соломенных холмов и свистящих лесов, — сказал Джастин.

— Кто-нибудь может говорить на понятном мне языке и указать мне на врага, чтобы я могла его убить? — крикнул я, и Тори вцепилась рукой в заднюю часть моей рубашки, подтягиваясь рядом со мной по стене.

— Погоди, я говорю на полусвободном ословском, — сказала она, когда Джастин спустился на колокольню. Его парашют зацепился за шпиль над колоколом, и он рывком остановился, повиснув рядом с нами на своих ремнях и пытаясь освободиться от них.

Калеб вытянул палец, магией разрубил путы и позволил Джастину рухнуть на задницу, а затем подхватил его и твердо поставил на ноги.

— Где враг? — потребовал он.

Джастин поднял дрожащий палец, указывая в направлении леса у подножия горы, и я обернулся, следуя его взгляду, когда над солнцем проплыло облако, чтобы я мог видеть яснее. Нимфы. Целые реки их, все они вырывались из густых деревьев и бежали вверх по горе, разделяясь и выбирая разные пути, чтобы не быть сбитыми в одну мишень.

— Черт возьми, — вздохнул я, адреналин молнией пронесся по моей крови и вызвал жажду войны.

Лагерь мятежников был разбит между нами и ими, несколько криков доносилось из палаток на земле, когда некоторые из них тоже заметили нимф, и мой живот сжался от страха за них.

— Тревога! — крикнула Джеральдина снизу.

— Мы достанем оружие! — крикнул Макс. — Предупредите повстанцев!

Они с Джеральдиной побежали к центральной части руин, где большинство из нас ночевало, а я крутанулся на месте, и мой взгляд упал на колокол.

Я послал мощный ветер, бросил его в колокол и заставил его зазвонить с оглушительным звуком, который разнесся по всем руинам, чтобы немедленно предупредить повстанцев.

— У меня нет сил, я поищу хранилище аконита, чтобы подзарядиться и присоединиться к битве. По пути я предупрежу как можно больше повстанцев, — сказал Джастин и без лишних слов сбежал по лестнице, и я должен был отдать ему должное за то, что он нашел этот запас энергии, потому что бедный ублюдок выглядел как дерьмо.

— Калеб, поделись со мной силой! — крикнула Тори сквозь грохот колокола. — Нам нужно остановить как можно больше Нимф, чтобы они не попали к повстанцам, — она протянула ему руку, и он вложил в нее свою, встав на стену рядом с ней.

Я опустил челюсть, повернувшись к лестнице, чтобы оставить их на их маленькое боевое свидание по разделению сил, но Калеб окликнул меня, остановив на моем пути.

— Ты нам нужен, Сет. — Он протянул мне свободную руку, и я замешкался у лестницы, часть меня хотела уйти просто из вредности, но я отбросил эту мысль и вспомнил, что здесь действительно важно. На нас напали. Я должен был защитить тех, кто еще оставался в этом мире, и в их число входили он и Тори.

Я двинулся к ним, запрыгнув обратно на стену и вцепившись в его руку. Его пальцы скользнули между моими, и я разделил с ним взгляд, который мог длиться всего один вдох, но казалось, что он длился целую жизнь. Я видел судьбу, в которой мы пережили эту войну, и я каждый день просыпался с ним рядом, чувствовал его рот на своем, когда я этого хотел, и он всегда стоял рядом со мной, два короля мира.

Но потом я моргнул, и реальность ударила меня по уху.

— Создай стену из шипов, лоз, деревьев, всего, чего сможешь, чтобы преградить им путь. Мы можем по очереди накладывать заклинания и использовать всю силу нашей объединенной мощи для каждого хода, — сказала Тори и вздохнула, когда ее магия слилась с магией Калеба.

Калеб издал почти эротический звук, когда ее сила влилась в него, и ревность жарко запылала в моей плоти. Я направил всю свою силу в то место, где рука Калеба соединилась с моей, и он впустил ее всю сразу. Я послал в его сторону столько яростной, бурной силы, что он буквально застонал, а на моих губах появилась ухмылка.

Он послал свою собственную магию обратно в меня, за ней последовала огненная сила Тори, и настал его черед ухмыляться, когда я задохнулся, земная ярость его силы пронеслась по моему телу вместе с пылающим великолепием Вега.

— Черт, — выдохнул я.

— Мне нужна свободная рука для броска, — сказал Калеб, убирая свою руку от руки Тори, и она провела рукой по задней части его рубашки, чтобы прижать ладонь к его коже. Могла бы закатать рукав и коснуться его руки, но как бы там ни было, Тревор. Я не был полицией прикосновений. Если бы полиция была здесь, им было бы что сказать по этому поводу, но меня это не касалось.

Я стиснул зубы, не думая о магии, которая струилась между ними через это интимное место. Я отвел взгляд в сторону, обратившись к нимфам, стекающимся по склону горы, пока внизу собирались повстанцы, самые сильные из которых выстроились в линию прямо за палатками, а дети побежали в безопасное место в руинах. Я поднял свободную руку, гнев заклокотал в моей груди, когда мой взгляд остановился на наших врагах. Во мне сидел яростный, безжалостный монстр, которого я хотел выпустить на волю, и они выбрали не тот день, чтобы постучаться в нашу дверь.

Я взял на себя инициативу, овладел землей горы и заключил Нимф в клубок толстых колючих лоз, задушив их в тисках своей магии. Огромный, скрученный узел лоз быстро разрастался по склону горы, пока Калеб и Тори подпитывали мое заклинание, создавая мощный барьер, чтобы замедлить их.

Я оскалил зубы, когда вереница нимф прорвалась сквозь него, прежде чем я успел закрыть бреши, и сосредоточился на земле под ними: вся гора начала дрожать от нашей богоподобной силы. С основания руин начали падать валуны размером с автомобиль, разбиваясь о массу Нимф и прорываясь сквозь их ряды. Это был ад на земле, великолепный дождь разрушений, который был чертовски хорош. Здесь у меня не будет пощады. Я буду смотреть, как они все падут, и заставлю их кричать, прежде чем они покинут этот мир.

Повстанцы, которых удалось сплотить, побежали к горной базе, Джеральдина и Макс шли впереди, готовясь к бою, как только нимфы доберутся до края руин.

Но между мной, Калебом и Тори наша катастрофическая сила держала их на расстоянии.

Я заметил Советников среди толпы, они выкрикивали приказы и пытались составить свой собственный план нападения, но мятежники смотрели в нашу сторону, ожидая сигнала от принцессы Вега.

Пальцы Калеба сжались на моих, забирая мою силу, и я отдал ему все, когда он взял управление на себя, вызвав неистовое землетрясение, раскачивающее гору, и огромную трещину, открывшуюся за нашими лозами, так что нимфы были отправлены в ее глубины.

Я вскрикнул, потянулся к объединенной магии и обратил свое внимание на силу воздуха, обрушив яростный ветер на нимф, которые все еще стояли на ногах, заставляя их отправиться в пустоту.

Затем мы передали нашу силу Тори, и она скрутила пальцы, и пламя вспыхнуло по всей длине лиан, заставляя нимф пронзительно кричать, сгорая в ее огне.

Макс и Джеральдина сцепили руки в первых рядах повстанцев, и вдруг гора задрожала совсем по другой причине: вода хлынула из рук Макса и устремилась по горе перед ними. От этого великолепного разрушения у меня отвисла челюсть, я зачарованно наблюдал, как мы выпустили на волю наши стихии, работая вместе в едином целом, что казалось невероятно правильным, хотя сейчас я как никогда чувствовал отсутствие остальных, фейри, которые должны были быть здесь и направлять свою силу вместе с нами.

Волна обрушилась на нимф, смывая их, покрытые корой конечности торчали из воды, пока они пытались плыть, но были потеряны бурным Элементом, когда он поглотил их целиком.

В тот момент, когда волна ударила по лианам, Джеральдина и Макс превратили ее в лед, заморозив каждого из наших врагов, которые еще оставались в живых, создав непроницаемый барьер.

— Да, — прорычал я, мое сердце маниакально колотилось в груди.

Прошло несколько мгновений тишины, когда мы все перестали колдовать, ожидая появления новых врагов, но все, что осталось — это нимфы, дергающиеся во льду. Это была прекрасная победа, в которой мы все чертовски нуждались после поражения, и даже если это была лишь крошечная победа в великой схеме вещей, она все равно была так хороша.

Повстанцы зааплодировали, а Советники переводили взгляд с Макса и Джеральдины на нас, стоящих на колокольне. Моя грудь вздымалась, когда взгляд мамы упал на меня, но мое сердце упало, когда я не нашел там ни гордости, ни благодарности. Она была чертовски зла.

Ее взгляд скользнул к Тори рядом со мной, заметив, как мы втроем держимся друг за друга, разделяя силу.

Она отвернулась от меня и направилась в сторону нимф, а Тиберий нахмурился и пробормотал несколько слов Мелинде — единственной из них, кто улыбался. Из моего горла вырвалось хныканье, но я проглотил его, отвергая чувства презрения и разочарования, которые мама бросила в мою сторону.

Тиберий ушел вслед за мамой и направился вниз по склону вместе с повстанцами, с мечами наготове, чтобы добить всех нимф, которые еще оставались в живых.

Мелинда посмотрела на своего сына, и Калеб мгновенно опустил мою руку, его сила так же внезапно покинула мое тело, и я сразу же ощутил это. Его мама поцеловала свои пальцы, протянув их к нему в знак любви, а затем отправилась за остальными. Я был рад за него, и хотя я завидовал той гордости, которой Мелинда осыпала его, я никогда не упрекнул бы его в этом.

Макс и Джеральдина торопливо пробирались сквозь толпу, и Тори подхватила их порывом воздуха, направляя на вершину колокольни, а затем спрыгнула вниз со стены, чтобы присоединиться к ним. Калеб спрыгнул за ней, а я остался на месте, засунув руки в карманы.

— Ну, хватай виноград и называй это свиданием, — сказала Джеральдина, хлопнув себя по бедру. — Это было веселое представление. Миледи Тори, вы видели, как эти дьявольские дандеркуты падали в овраг? Что за веселье!

— Надо бы закончить веселье, — мрачно сказала Тори, оглянувшись через плечо на мятежников, спускавшихся с горы. — Там наверняка еще много живых.

— Охххх, клянусь моими моллюсками, у твоей леди есть нотки дикости, не так ли, Макси-Бой? — Джеральдина толкнула его локтем, но я заметил, что взгляд Макса был устремлен на меня.

Я выпрямился, понимая, что не защитил свои эмоции, и мой взгляд был устремлен на Калеба. Я быстро блокировал эту тоску, завуалировав ее гневом, и оскалил зубы на Макса, предупреждая, чтобы он не лез в мою голову. Меньше всего мне хотелось, чтобы он узнал, что я безнадежно влюблен в своего лучшего друга и испоганил последние остатки Наследников.

— Я тоже готов к убийству. Пойдем, Тори, — я повернулся и отошел от стены, создав воздушный мост под ногами и пройдя по нему, создавая прямой путь вниз с горы.

Тори последовала за мной, но вместо этого решила лететь, распустив крылья на спине, бронзовые перья красиво блестели в солнечном свете.

— Тебе обязательно это делать? — огрызнулся я.

— Что делать? — пробормотала она.

— Быть такой… пернатой.

— Пернатой? — сухо повторила она. — В чем дело, Сет?

Оглянувшись через плечо, я увидел Калеба, который следовал по моему воздушному мосту с Джеральдиной и Максом за ним. Наверняка ему нравилось, когда все эти перья касались его лица, задевали его золотистые волосы. Они действительно собирались похоронить свое горе по Дариусу друг в друге, пока она обмахивала его своими крыльями и держала его, как маленького утенка?

— Ничего, — прорычал я.

— Точно. Как скажешь, — сказала она, замолчав, и я взглянул на нее, чувствуя себя мудаком. Она потеряла свою пару, и я не хотел быть тем козлом, который усложняет ее жизнь еще больше, чем она была сейчас.

— Прости, — пробормотал я, и она пожала плечами, словно ей было наплевать на мои извинения, на все. — Мы найдем Дарси, — сказал я, зная, что это единственное, что может хоть как-то прояснить ситуацию с Тори. И, черт возьми, я тоже волновался за свою маленькую голубоволосую подружку.

Тори нахмурилась, затем подлетела чуть ближе. — Я сказала Калебу на колокольне, а Джеральдина сказала Максу раньше, так что…

— Что? — спросил я с тревогой, не желая быть последним, кто узнает то, что она собирается сказать.

Тори создала вокруг нас заглушающий пузырь, и ужас загнал мое сердце в угол и ткнул в него острой палкой. — Ты знаешь о Теневом Звере из битвы, о котором все говорят?

— Да…

— Ну, — Тори сглотнула, боль пересекла ее черты. — Это была Дарси.

Мои брови сошлись в смятении, и я тупо покачал головой. — Какая Дарси?

— Теневой Зверь, — выдавила Тори.

— Я не понимаю.

— Это проклятие Лавинии, — тяжело произнесла Тори. — Это Дарси убила тех людей в Норе. Это Дарси превращалась в зверя по ночам и ела людей. И именно Дарси была вынуждена обратиться против собственного народа во время битвы, прорываться сквозь наши ряды и убивать снова, снова и снова. Этот гребаный Теневой Зверь был одним из самых мощных монстров, которых я когда-либо видела. И он овладел ею.

Я перестал идти, холодный, ужасный шок скользнул по моему позвоночнику и удержал меня на месте. Я снова беззвучно покачал головой, пока Тори била крыльями, зависнув передо мной и глядя мне прямо в глаза.

— Ты не можешь рассказать ни единой душе, Сет Капелла. Никому за пределами нашей группы. Если повстанцы узнают, что это была она, они могут не понять. А Советники, они могут…

— Захотеть ее убить, — закончил я хрипло. — Они захотят ее смерти, если она будет представлять угрозу для нас в таком виде.

Тори кивнула, от ужаса ее щеки побледнели, и она положила руку мне на плечо. — Я думаю, что когда она восстановила контроль над собой, она убежала, чтобы защитить нас, и Орион был с ней, обеспечивая ее безопасность. Либо так, либо он сумел утащить ее куда-то подальше от битвы.

— Значит, мы не можем отправиться на ее поиски? — грустно спросил я, ужасаясь тому, через что она, должно быть, проходит.

— Мы найдем ее. Но она не сможет вернуться к повстанцам, пока мы не придумаем, как вытащить из нее этого гребаного монстра.

— Орион знает, как, — твердо сказал я. — Он знает все.

— Если он все еще жив, — серьезно ответила она, затем повернулась и полетела прочь от меня, сбрасывая на ходу пузырь с глушителем. Я остался стоять в воздухе, в сердце появилась свежая рана, а в душе появилось ощущение полной беспомощности перед проклятием Дарси. Я понял, что Тори даже не заставила меня дать ей звездную клятву о сохранении этого секрета, и мое сердце сжалось в груди от ее доверия ко мне.

Я откинул голову назад, и вопль страдания покинул меня, а Калеб подошел ко мне.

— Она рассказала тебе? — догадался он.

— Будет ли все когда-нибудь снова хорошо? — прошептал я, не желая говорить об этом слишком громко на случай, если звезды услышат и воспримут это как вызов, чтобы сделать еще хуже.

Калеб издал низкий вздох, его голова поникла вперед, и несколько локонов упали ему на глаза. — Я не знаю, Сет.

Он отшатнулся от меня, догоняя Тори и замедляясь на моем воздушном пути, чтобы идти рядом с ней.

— Не волнуйся, Джимбоб, — сказала Джеральдина, догоняя меня и хлопая меня по плечу достаточно сильно, чтобы я споткнулся и сделал шаг вперед. — В конце концов, все будет хорошо. — Она продолжала петь песню о сломленных воинах и какой-то давно забытой войне, хотя в ее голосе звучали нотки беспокойства, говорившие о ее собственном постоянном горе.

Макс присоединился к нам, и я свесил голову, шагая дальше, волоча ноги, чувствуя, что мое тело медленно превращается в кусок испорченного угля.

— Ты собираешься поговорить об этом или сделаешь вид, что я не могу почувствовать все те эмоции, которые ты таишь в себе? — пробормотал Макс.

— Есть только одна эмоция. Я в ярости.

— Ты также отчаянно грустишь, — сказал он.

— Прекрасно. Есть доля грусти. Но это все.

— И ты одинок.

— Я не одинок, — шипел я. — Мне не бывает одиноко. У меня есть все вы.

— Да, именно поэтому я не могу понять, в чем причина. Но, кажется, я начинаю понимать.

— Тут нечего понимать, Макс. — Я сильно стукнул его плечом в плечо, пытаясь заставить его отбросить это. — Конечно, мои эмоции не в порядке, я пытаюсь переварить все это дерьмо.

— Нет, не пытаешься, ты пытаешься похоронить это. Тебе не кажется, что ты становишься слишком старым, чтобы продолжать прятаться от всего, что в тебе есть на самом деле?

— О, так теперь я не настоящий, — насмехался я. — Спасибо за ободряющую речь, Макс. Почему бы тебе не пойти потусоваться со своей новой подружкой-роялисткой? В любом случае, именно там ты сейчас хочешь быть, — я жестом попросил его идти впереди меня, но он никуда не ушел, его темные глаза буравили меня.

— То, что я люблю ее, не значит, что я люблю тебя меньше. Я не брошу тебя, потому что хочу ее.

Я издал собачий скулеж, глядя на него и пытаясь убедиться в этом по его выражению лица. — Обещаешь? — прошептал я, проводя рукой по косам, которые струились по бокам моей головы.

— Я клянусь.

— Все меняется, — сказал я. — Будем ли мы вообще Наследниками, когда закончится эта война? Нас всегда было четверо, теперь трое, и я не знаю, сколько еще я буду с тобой и Кэлом.

— Мы никуда не денемся, — сказал он.

— Ты не можешь этого обещать, — огрызнулся я. — Дариус однажды пообещал то же самое. Кроме того, если мы выиграем эту войну и действительно выживем, мы больше не будем нами. Каждый отправится строить свою собственную жизнь, искать свое счастье. И она — твое счастье. Ты выйдешь замуж и родишь детей, и Калеб тоже этого захочет. Как ты думаешь, кого он выберет?

Мой взгляд метнулся к нему и Тори, и я знал, что это всего лишь мое гиперактивное воображение, работающее на повышенных оборотах, но я мог представить, как все это будет происходить. Мы все будем оплакивать Дариуса месяц за месяцем, затем год за годом, пока она будет находить утешение в Калебе, а он — в ней. В конце концов, они создадут что-то хорошее из руин своей утраты, и, возможно, решат, что этого достаточно, чтобы заполнить пустоты внутри себя. Я был почти уверен, что он любил ее раньше или, по крайней мере, был близок к этому; что, если это никогда не проходило?

— Сет, пожалуйста, поговори со мной, — сказал Макс, возвращая мое внимание к нему. — Я не буду осуждать ничего из того, что ты скажешь. Ты знаешь, что я всегда тебя прикрою.

— Я не понимаю, о чем ты, — пробормотал я, запирая те эмоции, которые испытывал к Калебу, не позволяя дару Сирены Макса прочесть их. Он никогда не должен был узнать этот секрет, потому что он ничего не значил. Безответная любовь, которую я бы задушил подушкой, пока она не прекратит пинаться.

Мы добрались до замерзших лиан, где повстанцы убивали всех живых нимф, попавших в нашу ловушку, и я спустил всех нас на землю по воздушному мосту, спрыгнув на каменистую землю и устремив свой взгляд на нимфу, которая вот-вот должна была освободиться ото льда, в который была заключена.

Нимфа прорезала своими щупами лианы, и лед рассыпался осколками, а монстр бросился вперед, чтобы перехватить меня, из его горла вырвался крик ненависти. С приливом энергии я поднял руки, сжимая в руке грубый металлический меч, предпочитая действовать один на один. Мне нужно было размять мышцы и почувствовать в жилах песню убийства.

Нимфа попыталась схватить меня, но я увернулся от ее ударов, взмахнул клинком и порывом воздуха доставил себя к ее груди. Я глубоко вонзил меч, и Нимфа на моих глазах превратилась в дым и пепел.

Я выпустил воздух из рук, с грохотом упал на землю и побежал к голове другой нимфы, торчащей изо льда. Она выглядела почти мертвой, но я отрубил ей голову, чтобы закончить работу, завывая от злости при мысли о Дариусе.

Умри за него, сволочь.

Повстанцы добивали последних из них, и мой взгляд упал на нимфу, которую они вытащили изо льда, когда он перешел в форму фейри, обнаженным он был брошен на землю к ногам моей матери. Это был стройный мужчина с исхудалым лицом и черными редеющими волосами.

— Подождите — пожалуйста! — крикнул он, его голос был с акцентом. — Я хочу поговорить с королевами Вега. Я не ваш враг.

Я оглянулся в ту сторону, куда ушла Тори, но она была занята тем, что вместе с Джеральдиной расправлялась со своими нимфами. Калеб встретил мой взгляд, и Макс трусцой побежал вперед, нахмурив брови, когда моя мать подняла руку, чтобы заставить нимфу замолчать навсегда.

— Я думаю, он говорит правду, — сказал Макс, почувствовав эмоции нимфы.

— Подожди, — обратился я к матери за секунду до того, как она смогла нанести убийственный удар.

Я двинулся вперед, протягивая свой грубо выкованный меч и подставляя его под подбородок нимфы, которая в страхе смотрела на меня. — Как тебя зовут?

— Мигель Поларис, — ответил он.

— Ты знал Диего? — спросил я удивленно, и он быстро кивнул, горе наполнило его глаза.

— Он был моим сыном, — прошептал он. — Пожалуйста, пощадите меня. Я могу помочь вам в вашем деле.

Я опустил меч, и моя мать подошла ближе.

— Он наш враг, щенок, — предупредила она.

— Я не щенок, — прорычал я, отталкивая ее.

Я вонзил меч в землю рядом с головой Мигеля, и он испуганно вздрогнул. Затем я сбросил свою рубашку и протянул ее ему, а затем сделал ему штаны из листьев.

— Сет, — шипела мама, подходя ближе и шепча мне. — Сейчас не время пытаться доказать размер своего писюна…

— Уходи, — рявкнул я на нее, в моих словах прозвучал тон Альфы, и она вздрогнула, почти подчиняясь, прежде чем оскалить зубы и зарычать от злости.

Клянусь луной, я не могу поверить, что она приплела сюда мой член.

— Я все еще твоя Альфа, — огрызнулась она. — Не говори со мной так, будто ты главный.

— Я не подчинюсь, — заявил я, подняв подбородок, и мы уставились друг на друга, желание сдвинуться проникало в меня, и я подумал, не настал ли наконец день, когда я брошу ей вызов.

Макс прижал ладонь к моей руке, посылая в меня поток успокаивающей энергии, и я перевел дыхание.

— Не сейчас, брат, — тихо сказал он. — Держи себя в руках.

Я посмотрел на Калеба, который смотрел на меня с жаром в глазах, его взгляд ненадолго упал на мою обнаженную грудь, прежде чем он прочистил горло и наклонился, чтобы поднять Мигеля на ноги. Он создал металлические наручники, закрепив их у основания позвоночника нимфы.

— Мы спросим Тори, стоит ли его оставлять, — сказал он.

— Калеб, ты же не думаешь, что уместно обращаться за советом к Вега, — в ужасе сказала моя мама.

— Черт возьми, это что, падающая звезда? — вздохнул Калеб, указывая на небо, и мама обернулась, чтобы посмотреть.

Калеб убежал с Мигелем на руках, а я фыркнул от смеха, обменявшись ухмылкой с Максом.

— Черт, этот мальчишка, — сказала мама, осознав, что он сделал. — Иди за ним, Сет.

Я направился прочь от нее с Максом, не имея ни малейшего намерения делать то, что она сказала, но радуясь возможности сбежать.

Калеб бросил Мигеля к ногам Тори, когда дошел до нее, и ее брови удивленно взлетели вверх. Мы с Максом перешли на бег, чтобы догнать их, и когда мы добрались до места, Тори нахмурилась.

— Как мы можем тебе доверять? — потребовала она у Мигеля.

— Позволь мне доказать это. Если шапка моего сына все еще у тебя…

— Я тебя к ней и близко не подпущу, — сказала Тори. — Ты пошлешь какое-нибудь сообщение с помощью шапки души и скажешь Лавинии, где мы находимся.

— Лавиния, — Мигель сплюнул на землю при ее имени. — Она — чума. Тени — ее пленники.

— Клянусь гуладами Грагории! — крикнула Джеральдина откуда-то слева от меня, и я понял, что она прорубила путь сквозь лианы с помощью своего цепа. — Я. Должна. Сразить. Тебя. О. Отвратительный. Мой. Враг.

Она говорила с каждым ударом своего цепа по лианам, стараясь пробраться ближе к нимфе, запутавшейся в колючках. — Услышь мое имя и услышь его хорошо — ибо оно последует за тобой в вечную ночь! — она с размаху вонзила свой меч в ее грудь, добивая ее безжалостным ударом, и та вскрикнула, умирая.

Джеральдина прибежала к нам, вытирая пот со лба, а затем взмахнула рукояткой своего цепа, чтобы опустить его на плечо.

Мигель смотрел на нее с земли с благоговением. — Я знаю о тебе. Нимфы зовут тебя Сентина Лакориан. На древнем языке теней это означает «Страж Королев».

— Кто эта свинья в грязи? — она подняла свой цеп. — Я прикончу этого гнусного ловуна для тебя, моя королева, — она опустила свой меч, и Мигель вздрогнул, но Тори ухватилась за оружие Джеральдины лозой, не давая ему обрушиться на нимфу.

Я в волнении переминался с ноги на ногу, не зная, смерть ли это в воздухе или что-то еще более захватывающее.

— Он отец Диего, — объяснила Тори.

Джеральдина резко вскрикнула, приложив тыльную сторону ладони ко лбу. — Наш благородный друг в шапке. Каким отцом ты был для него? — потребовала она от Мигеля. — Говори громко и четко, потому что эти слова могут оказаться последними фартингами, которые когда-либо выпадут из твоего пенни-кошелька.

Мигель тяжело сглотнул. — Не таким, каким я хотел быть, Сентина, — задыхаясь, проговорил он, стыдливо склонив голову перед ней. — Меня держала сила теней. Моя… жена Друзилла держала меня под своим контролем, и я был покорен в течение многих лет, будучи ходячей пешкой на ее стороне и ее брата. Я находился под контролем Друзиллы, пока Гвендалина Вега не превратила ее в пыль и не разрушила темные чары, державшие меня в плену. Она освободила меня. И я сделаю все, чтобы вернуть этот долг, все, чтобы исправить то, что случилось с моим мальчиком, моим Диего.

— Ее зовут Дарси, — прорычала Тори, и Мигель пробормотал ряд извинений.

— Так что же, скажи на милость, — шипела Джеральдина. — Ты делаешь среди массы вражеской армии? Если ты так благочестив, как ты утверждаешь, то почему мы обнаружили тебя среди этих буянов? — она начала расхаживать взад и вперед перед ним, оставив свой цеп висеть на лианах Тори, сцепив руки за спиной. Наблюдать за этим было чертовски интересно, а Макс выглядел так, словно был готов выколоть Мигелю глаз своим стояком из-за допроса своей девушки.

— Я прятался среди них, если бы я попытался сбежать, они бы убили меня, — сказал Мигель.

— О-хо! Так ты был там, когда мы сражались с нимфами в битве? Ты стоял с ними плечом к плечу, не проронив ни слова жалобы, когда ты взял в руки оружие и выступил против нас, каракатица ты этакая?

— Я сражался в битве, да, — промолвил он. — Но я не убил ни одного фейри. На самом деле, я вел этих чудовищных нимф на смерть, когда мог. Они извращены силой Лавинии, они жаждут ее, как какую-то темную богиню, но она не такая, — он снова сплюнул на землю. — Из-за нее мы страдаем во тьме. Из-за нее весь хаос в тенях. Она…

— Молчать! — Джеральдина закричала, и я хихикнул, толкнув Макса рядом со мной, но он наблюдал за ней с расширенными глазами и не моргая.

Я посмотрел на Калеба, пытаясь поймать его взгляд, но он твердо смотрел на Джеральдину, хотя я знал, что он чувствует мой взгляд. Хммм.

— Ты всего лишь птенец у дверей дельфина, — провозгласила Джеральдина, указывая с Мигеля на Тори. — Как мы можем верить этим нелепым россказням?

Я фыркнул при слове «нелепым россказням⁴», но никто больше не присоединился. Сложная публика.

— Я потеряла отца, мать и брата на том поле боя, — причитала Джеральдина, болью окрашивая каждое свое слово, и тьма опустилась на всех нас, как плащ.

Тори отступила назад с таким видом, будто хотела исчезнуть из этого мира, и я наполовину ожидал, что она взлетит в небо, но Калеб взял ее за руку и удержал на месте. Конечно, удержал. Потому что теперь он был ее якорем. Ее скалой в бурном море. И это не причиняло боли. Ни капельки.

— Ой, — вздохнул Макс, глядя на меня, чувствуя мою боль, и я снова оттолкнул его от себя.

— Я не могу потерять еще одного, — скривилась Джеральдина, на мгновение сдерживая себя, прижав кулак ко рту и зажмурив глаза.

— Джерри, — мягко сказал Макс, придвигаясь к ней.

Она вздохнула и похлопала его по руке, прежде чем повернуться к Тори. — Я предлагаю обезглавить это гнусное создание и покончить с этим паскудством. Что скажешь ты, моя королева?

Тори нахмурилась и посмотрела на Мигеля, обдумывая, что делать. — Он уже однажды помог нам. Он дал нам информацию о теневом глазе Варда с помощью шапки Диего.

— Этого недостаточно, чтобы доказать его невиновность, миледи. Он мог раньше попытаться одурачить нас, завлечь, чтобы мы доверились ему. Он привел к нашей двери целую армию нимф, — страстно сказала Джеральдина.

Тори посмотрела на Макса. — Что ты чувствуешь?

— Мне кажется, что это правда, — задумчиво сказал Макс. — Хотя это не является подтверждением. Я должен заглянуть глубже, чтобы быть уверенным. Это может занять некоторое время. Мне нужно услышать, как он рассказывает о своей службе в армии Лайонела.

— Мы должны выдвигаться! — голос Леона заставил нас всех повернуться, оружие и руки поднялись для защиты. Он бежал к нам по склону горы с рюкзаком на спине, пробираясь влево и вправо между палатками. — Мы слишком предсказуемы, — он поднял камень, бросил его в ничего не подозревающего повстанца, и камень отскочил от головы парня, его крик боли прорезал воздух. — Собирайте свои вещи, или сожгите свои вещи, ради любви к звездам, не говорите мне, что вы собираетесь делать со своими вещами, чуваки, нам просто нужно идти!

— Лайонел идет? — в панике спросила женщина, и Леон схватил ее за руку, встряхивая и крича ей в лицо.

— Придет, если ты будешь вести себя предсказуемо, Минди, — кричал он.

— Меня зовут не Минди, — сказала она в замешательстве, и он перекинул ее через плечо, ударил другого парня по лицу, а затем указал прямо на Тори. — Ты знаешь план. Мы должны идти. Отдай приказ, но не будь при этом предсказуемой.

— Куда мы отправимся? — застонал кто-то из толпы, и Тиберий Ригель пробился вперед, чтобы посмотреть, что за суматоха.

— К морю, конечно, — сказал Леон, бросая женщину, которую он держал в руках, в объятия Тиберия. — Как мы и планировали. Но мы должны выбрать пляж наугад.

— Успокойся, ты вызываешь панику, — приказал Тиберий.

Я отбросил свой импровизированный меч и расстегнул штаны. — К черту, вперед.

— Миледи? Повстанцы не двинутся с места, пока ты не отдашь приказ, — сказала Джеральдина, и Тори пожала плечами, взлетая в небо на крыльях. Прижав руку к горлу, она произнесла усиливающее заклинание, и ее голос разнесся по склону горы.

— Вперед! Собирайте припасы и готовьтесь к отбытию, — позвала она, и повстанцы, наконец, послушались, поспешив подчиниться.

— Переходите в форму Ордена, бегите к морю! — крикнул Леон, и раздался ответный рев, когда Данте сдвинулся откуда-то из-за барьера из шипов и льда и взлетел в небо с мускулистым мужчиной и миниатюрной женщиной, держащей на руках ребенка.

— Следуйте за своей королевой! — закричала Джеральдина, прежде чем сорвать с себя рубашку и лифчик, ее огромные сиськи вырвались на свободу, и Макс выругался, пытаясь прикрыть ее, в то время как она отбросила его в сторону ударом бедра. — Ты ведешь себя слишком предсказуемо, манящая форель.

— Да, Макси-Бой, — поддразнил я, когда Джеральдина прыгнула вперед, переходя в форму Цербера и схватив Мигеля одной из трех пастей, а в другую засунув свой цеп. Мигель взвыл от страха, когда Джеральдина бросилась вниз по склону вслед за Тори, а повстанцы последовали за ней с бурными криками, ревом, воплями и воем, которые слились воедино, когда многие из них сместились.

Советники кричали на людей, пытаясь восстановить порядок, но никто из них не слушал, половина из них прыгала и кружилась на месте, следуя за Леоном, а остальные мчались за принцессой Вега.

— Я иду за Джерри, — сказал Макс, но я поймал его за руку.

— Это предсказуемо. Ныряй на спину этого Грифона и улетай с ним, — я указал на белого Грифона, который готовился взлететь, царапая землю орлиными когтями на передних лапах. Я толкнул Макса в том направлении, и он колебался лишь мгновение, прежде чем поддаться безумию, спускающемуся вокруг нас, и прыгнуть на спину Грифона с криком «йа!». Грифон сердито зарычал, но Макс удержался, когда он расправил крылья и взмыл в небо.

— Это безумие, — вздохнул Калеб, и я набросился на него, срывая ремень и сильно хлестнув его по груди. — Ах, ублюдок!

— Нужно быть случайным, Кэл, — поддразнил я.

Он бросился на меня, но я метнулся, прежде чем он успел меня схватить, и хлестнул его ремнем по заднице.

— Отдай мне это, — прорычал он, бросаясь вперед со скоростью Вампира и хватаясь за ремень. Я не выпустил другой конец, обмотав его вокруг запястья, крепко закрепив его с мастерством, на которое способны только профессионалы оргий, ухмыляясь, когда я поймал его.

— Ты не сможешь победить меня в непредсказуемости, — с вызовом заявил я.

— Это не игра, — сказал он. — Это жизнь или смерть.

— По мне, так это лучшая игра. — Я притянул его ближе за пояс, зная, что он мог бы уже просто сжечь его, но по какой-то причине не сделал этого.

Вокруг нас раздавался грохот шагов, но никто не обращал на нас никакого внимания.

— Спорим, ты никогда не догадаешься, что я собираюсь сделать, — сказал я.

— Давай. Удиви меня, — сухо сказал он, гнев между нами все еще был силен. — Хотя единственное, что ты сейчас можешь сделать, чтобы удивить меня, — это извиниться за то, что был мудаком относительно Дариуса. Но ты этого не сделаешь, потому что никогда не сможешь признать свою неправоту.

Его слова обожгли меня, и я издал волчий рык. — О да, Кэл? Как насчет этого? — я рассек землю под нами, превратив ее в огромную пропасть, и мы оба быстро провалились и шлепнулись в грязь на дне. В следующую секунду я был на нем, ударил его в бок, он отбил мой удар, используя свою Вампирскую силу, чтобы разорвать ремень на две части.

— Мне нравился этот пояс, — прорычал я, снова ударив его.

Он вскочил на ноги, ударил меня ногой в бок, и я захрипел, когда меня повалили на спину. В следующую секунду он был на мне, душил меня, грязь покрывала нас, а я рвал его рубашку, пока она не была наполовину сорвана с него.

— Теперь сч-счастлив? — выдавил я из себя, преодолевая давление в горле.

— Счастлив? — рявкнул он, оказавшись нос к носу со мной, его волосы упали на глаза и заслонили солнечный свет, падающий сверху. — Сейчас я не вижу даже проблеска счастья в своем будущем.

При этих словах с моих губ сорвалось хныканье, и он отпустил меня, тяжело дыша, положив руки по обе стороны от моей головы.

— О, ты найдешь свой проблеск. Свой маленький пернатый проблеск, — ледяным тоном произнес я, а затем отпихнул его от себя. Я поднялся на ноги, толкая его грудь и готовясь вылететь из дыры на порыве воздуха. Но тут из стены грязи справа от меня высунулась рука, и я удивленно вскрикнул, ударившись задницей о землю: из земли, как чертов зомби, вылезла нимфа, явно погребенная здесь нашей предыдущей атакой. Я поднял руки, чтобы применить магию и взорвать эту тварь, но ее хрип наполнил воздух, заблокировав мою силу в груди.

Я выругался, собираясь переключиться в свою форму Волка, но Калеб с молниеносной скоростью бросился вперед, снова и снова пиная голову нимфы, пока она не умерла под его жестокой атакой и не превратилась в пепел. Калеб опустился рядом со мной, его рука легла на мою лодыжку и залечила кровавый порез, который я даже не успел заметить, нанесенный мне нимфой.

— У меня все было схвачено, — сказал я, желая, чтобы это прозвучало как рычание, но слова смягчились из-за беспокойства в его глазах.

— Я знаю, — пробормотал он. — Но я хотел отомстить за то, что она сделала с тобой. Ты мой… Источник. Это заставляет меня быть собственником, — он не смотрел на меня, его большой палец проводил по моей лодыжке мягкими движениями, хотя кожа уже зажила. Я не был уверен, что кто-то заботился обо мне подобным образом, пока я еще был в состоянии делать это сам.

— Если я все еще твой Источник, почему ты не пил у меня уже несколько дней? — поинтересовался я, мой голос стал грубым, когда Калеб отпустил мою лодыжку и посмотрел на меня с поджатой челюстью.

— Потому что иногда твоя кровь заставляет меня… — он запнулся, и я мысленно заполнил конец предложения. Заставляет тебя захотеть случайно трахнуть своего лучшего друга, прежде чем ты начнешь шалить с кем-то, к кому у тебя могут быть настоящие чувства.

— Понял. — Я вскочил на ноги, не сводя с него глаз.

Я нагнал воздух под себя, вытаскивая себя из дыры, и продолжил спускаться по склону горы на своем маленьком ветерке, чувствуя все подряд. В основном плохое. Но потом появилось безошибочное покалывание в лодыжке и тот горящий взгляд, которым он одарил меня, когда исцелил.

Черт, может быть, мне суждено тосковать по человеку, который никогда не захочет меня. Но такие моменты заставляли меня думать, что страдания того стоят. И я бы продолжал тонуть, пока не получил бы еще один.