Никогда не называй меня так

ГЛАВА 49

— Хотел спросить… Сколько еще мне ходить с этими надписями на груди?

Айрен приоткрыла глаза.

— Ты боишься, что кто-нибудь их увидит?

Руэри поколебался, прежде чем ответить.

— Нет… Но иногда и мне хочется погрузиться в бадью с горячей водой…

— Когда захочется — приходи ко мне.

Не зная, что и добавить, Руэри замолк. А Айрен взяла в руки его кисти и крепко сжала.

Оба снова сидели в комнате для медитаций друг напротив друга. Айрен твердо вознамерилась провести обряд успокоения сердца еще раз и сейчас, осторожно вглядываясь в ауру Руэри, с удовлетворением понимала, что теперь у нее куда больше шансов на успех.

Причиной тому была не только цепочка знаков, начертанная у любимого на животе, но и то, что связь, протянувшаяся к покоям Лары, стала гораздо слабей. Травы, которые та воскуривала у себя в комнате, действовали на Руэри уже давно, но Айрен знала, что Ларе не сравниться с ней в подобном колдовстве. Сколько бы ни потратила она времени на изучение книг, Айрен наставлял лучший мастер и никто в Бессмертном городе не понимал в травничестве больше нее.

Стоило ей разобраться в составе смеси, которую использовала королева, как Айрен поняла, какую цель та ставила перед собой. Курильницы Лары распаляли взбудораженные чувства Руэри. Хотела ли она просто привлечь его к себе или сделать зависимым от их договора, пока что оставалось только гадать.

— Расслабься, — в который раз повторила Айрен и осторожно провела кончиками пальцев по ладоням Руэри. Оба синхронно сделали глубокий вдох. Глаза Руэри были открыты, и Айрен, глядевшая в его зрачки, в одно мгновение почувствовала, как ее уносит бурный многоцветный поток. Бешеный, как все, что творилось у Руэри в голове.

Тот год выдался неудачным для всех светлых орденов. Священный поход, задуманный князем Ойсином, потерпел крах.

Десятки молодых девушек и мужчин, подававших надежды и славными своими умениями, остались лежать на полях сражений.

Клан Золотого Рассвета готовился оплакать старшего сына князя Ойсина — светоносного Лейна.

Айрен, уже снискавшая славу, как лучшая из полевых целительниц, стояла над его постелью — усталая, потерянная и отчаявшаяся. Она знала, насколько важна эта жизнь для ее будущей родни. Знала она и то, что если именно она выпустит жизнь Лейна из своих рук, неизбежно потекут по спальням и кухням слухи о том, что Айрен хочет стать наследницей вместо него.

Помолвка с Айном давала ей возможность претендовать на престол Верховной Королевы. Она или ее жених заняли бы самый драгоценный трон — значения не имело. Все знали, что Айрен и Айн живут душа в душу, все решения принимают вдвоем и никогда не расходятся во мнениях.

Айрен никогда не пожелала бы смерти его брату, как не пожелал бы Айн смерти любому из ее семьи. Но сплетникам, конечно же, было все равно.

— Отвар горечавки так и не помог, — молодого человека, который подошел к постели и принялся отирать лоб умирающего, звали Аэдан. Он был моложе Айрен на четыре года и выглядел совсем мальчишкой. Однако за три дня, проведенные в лазарете, Айрен не могла не заметить, как старательно и обстоятельно тот выполняет все, что ему говорят.

— Я не знаю… — пробормотала Айрен и потерла лоб.

Юноша обернулся и внимательно посмотрел на нее.

— Леди Айрен, вам нужно отдохнуть. Если вы продолжите бесполезные попытки, то лишь нанесете ему вред. Ему и другим, кто вас ждет.

Айрен вздохнула. Умом она понимала, что Аэдан прав, но признать не могла. Времени, отпущенного Лейну и многим другим, было слишком мало, чтобы Айрен могла позволить себе отдыхать.

— Я закончу за вас, — упрямо произнес Аэдан. Вздохнув, Айрен ответила на его слова благодарным кивком и развернулась, чтобы направиться к выходу из лазарета.

Она, однако, едва успела выйти за двери, как замерла, глядя на облаченного в алые одеяния молодого мужчину. Тот стоял к ней спиной, в отдалении, на вершине одного из холмов, среди которых раскинулись лекарские шатры. Лучи закатного солнца, пробиваясь сквозь алые листья клена, играли в прядях его развевающихся волос. Айрен не видела его лица, но сердце ее защемило, как будто она долго-долго ждала этого мгновения, этой встречи, смысла которой еще не понимала.

Никто из адептов известных ей кланов не носил подобных алых одеяний, все дома, за редким исключением, предпочитали светлые цвета.

Но в это мгновение Айрен не успела подумать о том, какой единственный дом позволял себе настолько отличаться от других. Потому что и секунды не прошло, как мужчина обернулся через плечо, и сердце гулко ухнуло у Айрен в груди.

— Руэри!.. — выдохнула она. Айрен ощутила почти физическую потребность рвануться вперед и обнять того, кого не видела уже несколько лет.

А Руэри стоял и смотрел на нее. Айрен стала взрослей, выше и стройней. Но от этого черты ее лица стали лишь прекрасней, а гибкий силуэт — еще изящнее, чем был. Руэри не мог отвести глаз и не мог поверить в то, что эту юную богиню когда-то называл сестрой. Между ними не было ничего общего, ни в чертах лица, ни в манере себя вести.

Но если бы Руэри спросили, кого из всех варлоков Бессмертного города он хочет видеть сейчас и завтра, и всегда — Руэри не колеблясь назвал бы ее.

Руэри стоял, не в силах шевельнуться и только слушая, как бешено стучит кровь в висках. Наконец, он почти решился сделать шаг, когда увидел высокую фигуру, которая приближается к зачаровавшему его существу.

Айн приобнял Айрен и, подддержав ее под руку, потянула прочь.

Айрен взглянула на него лишь на мгновение и тут же снова обернулась через плечо. Она смотрела и смотрела на Руэри, медленно удаляясь прочь.

А Руэри, так и не двинувшись с места, продолжал смотреть на нее.

Руэри стоял и глядел ей вслед, даже когда Айрен давно уже скрылась среди шатров. Он приехал сюда не для того, чтобы встретиться с ней. Как и многие другие варлоки, он побывал на передовой. Руэри не мог упустить возможности взглянуть завесным тварям в лицо.

Он был здесь потому, что Форк, как и многие другие, был ранен и теперь умирал.

Для Руэри этот день был бесконечно долгим и грустным днем. Он слишком хорошо видел, насколько бессильны варлоки Бессмертного города перед лицом опасности. Насколько неспособны исцелить собственных собратьев от ран, которые твари наносят каждый день.

Руэри не был целителем, и сам в ранах мало что понимал. Но его не оставляло чувство, что если бы не вековая глупость и бессмысленные запреты, Форка можно было бы спасти.

Последние три года Руэри провел в клане Стальной Крови, и Форк стал ему как брат. Стал самым близким из друзей. И вот его, как и родных братьев, как и Айрен три года назад, Руэри вынужден был потерять.

На лагерь в холмах уже опустилась тьма, а Руэри все стоял, не зная, где отыскать приют. Жизнь в доме Стальной Крови сильно отличалась от той, которую он вел в других домах. Здесь никто не навязывал ему свои правила, никто не делал вид, что он родной. В доме Стальной Крови каждый стоял за себя и любое благо зарабатывал собственным трудом. В доме Стальной Крови не принято было вспоминать тех, кто ушел. Жалеть и оплакивать. Только выпить кружку эля за их покой.

Руэри почти не сомневался — Форк покоя не обретет. Потому что нет покоя тем, кого твари уводят за собой.

— Руэри… — тихий голос окликнул его со спины, и тот вздрогнул.

Айрен стояла напротив него и покручивала в пальцах кленовый листок.

— Айрен… — у Руэри не хватало сил улыбнуться. Он просто шагнул вперед, и Айрен точно так же шагнула к нему.

Без единого слова они обняли друг друга и замерли, опираясь друг на друга. Руэри вдыхал знакомый нежный запах ее волос — сандала и лекарственных трав. Пальцы сами собой принялись перебирать шелковистые пряди.

— Айрен… — снова прошептал он, зарываясь в эти волшебные волосы лицом.

— Руэри, у тебя все хорошо? — Айрен попыталась высвободиться и заглянуть ему в лицо, но брат не позволил. Только обнял еще сильнее.

— Ничего не хорошо, Айрен, — пробормотал он. Почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы усталости, отчаяния и невозвратимой утраты.

Нежные пальцы Айрен осторожно погладили его по волосам.

— Это пройдет, Руэри. Все пройдет.

Руэри безмолвно покачал головой и вжался в ее волосы еще сильней.

Так они и стояли в полной темноте, обнимая друг друга. Руки Айрен медленно гладили его по волосам и спине. А Руэри все никак не мог заставить себя выпустить ее.

Потом взошла луна. Ее серебристый свет очертил две фигуры, замершие у всех на виду, и, опомнившись, Айрен все-таки отодвинулась от него.

— Где ты был все это время? — шепотом спросила она.

— Везде, — Руэри зачарованно разглядывал ее лицо, посеребренное светом луны.

— Продолжал свои поиски?

— В том числе.

Руэри хотел задать тот же вопрос — и в то же время понимал, что не хочет услышать ответ. Он слишком хорошо запомнил высокую фигуру Айна, которую видел днем.

— Ты что-нибудь нашел? — спросила Айрен тем временем.

— Ты правда хочешь это знать?

В это мгновение Руэри было глубоко наплевать на всех тварей, все Разрывы и все запреты. Он хотел только любоваться этим безупречно красивым лицом. Обнимать эти нежные плечи. Целовать губы, нежные как лепестки цветов, слегка приоткрывшиеся сейчас. Вдыхать этот запах, в одно мгновение прогнавший из его сердца страх, ненависть и злость. Хотел остаться в этом мгновении навсегда и никогда больше не думать ни о чем и ни о ком, кроме той одной, которая стояла перед ним.

Айрен помешкала с ответом.

— Сейчас твои исследования могли бы очень нам помочь.

Руэри нахмурился.

— Я всегда об этом говорил, — в сердце снова вернулась злость.

— Я никогда этого не отрицала.

Оба замолкли.

— Руэри, я почти забыла… — пробормотала Айрен и смущенно замолкла. Руэри так и не спросил, что именно она забыла. Его лицо медленно наклонилось вниз. Запах Айрен, смешиваясь с запахами осени, прелой листвы и костра, пьянил сильнее любого вина.

Никто из них не понял, что произошло, когда губы Руэри коснулись мягких горячих губ. Айрен от неожиданности выдохнула ему в рот и мгновенно утонула в охватившем обоих желании.

Забыв о времени и пространстве, о том, что за ними могут наблюдать, они целовались и не чувствовали ничего, кроме огня, плясавшего на кончике языка.

…Айрен выдохнула, вырываясь из видения. Тело еще дрожало от возбуждения.

Руэри, сидевший напротив нее, тяжело дышал.

— Это… это… — пробормотала Айрен.

— Это мой якорь, — тихо и спокойно произнес Руэри. — Мой маяк. Самыми темными ночами, в одиночестве тюремной камеры, в сером тумане посмертия, я вспоминал этот миг. Опять и опять.