Ангел-мечтатель (СИ)

Пролог

Огонь и лед. Жар растопит лед, и он превратится в воду, которая потушит пламя.

Свет и мрак. Свет рассеет темноту, и она утечет в тени, неотступно следующие за светом.

Добро и зло. Добро победит зло, но, уничтожив его, в него же и превратится.

Какой смысл постоянно сталкивать лбами противоположности, если они не могут существовать друг без друга?

(Из последнего разговора Первого с Творцом)

На бумагу легла только первая строчка письма: «Я не прощаюсь, дорогая…», как в дверь постучали.

Звук не вызвал у Первого после Творца ни малейшего раздражения, как бывало прежде, когда ему мешали записывать свои мысли, организуя их, выстраивая в строгой и безупречной последовательности. Он понял, что не просто подсознательно ждал этого стука — надеялся на него.

После финального разговора с Творцом он спустился на самый нижний уровень своей башни, которая ещё совсем недавно была предметом его гордости, мозговым центром всех его проектов, конечные получатели которых входили в резиденцию их автора с трепетом и благоговением. Он всегда располагал макет каждого проекта на отдельном уровне, через который будущий владелец объекта и приглашался войти в его башню для подписания акта приёмки работ.

Сейчас ему оставили только этот нижний уровень — выход на все остальные был ему запрещён, о чём он был любезно поставлен в известность во время последнего разговора с Творцом. В самом этом факте скрывалась изощрённая жестокость, которую он никогда прежде в Творце не замечал. Нижний уровень располагался ближе всего к его любимому объекту, доступа к которому его также лишили — оставив, словно в насмешку, только его макет.

Его довольно просторные апартаменты на этом уровне выглядели абсолютно нежилыми. По мере роста башни он постоянно перекочёвывал на новый уровень, где и работал над новым макетом, а с недавних пор и вовсе почти всё своё время проводил в своём собственном мире. Большинство последующих объектов походили друг на друга, как зеркальные отражения созданных им прежде миров, и больше не вызывали у него ни интереса, ни азарта. Иногда ему даже казалось, что в той, другой башне один из его ранних проектов принят за эталон, и его нередко подмывало сообщить им его номер — чтобы сэкономить своё время во время оформления очередного заказа.

Он создавал их уже практически с закрытыми глазами и несколькими движениями рук, оставляя своим подчинённым доработку уже и им хорошо известных деталей. После чего немедленно отправлялся в свой мир и возвращался лишь в моменты сдачи объекта или нечастых инспекций Творца.

Насмешка последнего оказалась даже изощрённее, чем он подумал, спускаясь к совершенно непреодолимой преграде, отделившей его отныне от его мира. Выход с нижнего уровня в макет, по которому тот мир был создан, был открыт — но только в часть его, в чём он убедился, выбежав наружу и столкнувшись в мучительно точной копии знакомого леса с обитателями той, другой башни. Они бросили ему с немыслимой прежде небрежностью, что часть уровня передана им Творцом в неограниченное использование, а его башне отныне принадлежит только непосредственно прилегающая к ней территория.

Он не стал проверять, сохранилась ли возможность попасть в его мир с этой территории. Наверняка сохранилась, даже несмотря на недвусмысленный запрет Творца — в конце концов, и этот уровень, и его воплощение были его творением, и знание всех его хитросплетений помогло бы ему обойти любой запрет.

Но в этом больше не было никакого смысла.

В обстановке, практически неотличимой от его мира, эта мысль ударила его куда сильнее, чем в башне. Мудрый Творец не забыл, что создал его равным себе — и не стал ставить препоны каждой возможной уловке его сознания, а просто устранил источник его непреодолимого притяжения к своему миру. Даже не устранил — сделал это притяжение односторонним.

Его опять захлестнуло желание уничтожить и макет, и созданный по его образу и подобию объект. Ему просто нестерпима была мысль, что этот мир, в котором он воплотил всё, о чём только мог мечтать, будет отныне существовать без него — без малейшего воспоминания о нём, как будто его никогда и не было.

Но он знал, что не в силах сделать это. Мудрый Творец всегда был рачительным хозяином плодов своих и не только своих трудов — он воплощал замыслы своего первого создания, но право разрушать оставил только за собой. Он и его-то не уничтожил, несмотря на всё произошедшее — просто устранил отвлекающие его обстоятельства и даже поставил перед ним ряд задач, достойных его уникального ума. И предоставил вечность для их решения.

И в этом была его ошибка. Победившая рациональность рассматривает вечность как достаточный период для преодоления пагубных пристрастий. Проигравшая увлеченность видит в ней гарантию создания условий для возрождения своей мечты.

Весьма неохотно Первый после Творца вернулся в свои припорошенные пылью апартаменты. Создавать условия для возвращения в свой мир он будет в обстановке, максимально к нему приближённой, но сначала нужно предупредить обитателей этого мира о неизбежности своего возвращения. Даже если сейчас они не поймут, о чём речь.

К тому же, если его будут искать, то непременно в башне.

Его послание было прервано после первой же фразы. Наконец-то, с облегчением подумал он. Насколько он понял, запрет на посещение его мира распространялся только на него — ещё один низкий удар Творца. Но сейчас он узнает, с кем сможет передать своё сообщение.

В комнату вошло четверо из его ближайшего окружения. Всего четверо, и я даже не знаю их имён, с горечью отметил он про себя и тут же одернул себя: это четверо абсолютно надёжных единомышленников — Творец всегда умел облечь свои предложения бывшим противникам в совершенно неотразимую форму.

Если только он не предложил этим четверым особую миссию — втереться мне в доверие, непрошено мелькнула ещё одна мысль.

— Я вас слушаю, — бесстрастно произнёс он.

— Каков Ваш дальнейший план? — прямо приступил к делу один из вошедших.

— Следовать указаниям Творца, — также безучастно ответил он, внимательно следя за выражением их лиц.

Самым мягким словом для его описания было разочарование.

— И всё? — недоверчиво нахмурился заговоривший первым, переглянувшись с остальными.

— Что вы предлагаете? — поинтересовался хозяин комнаты.

— Мы абсолютно уверены в своих мирах, — быстро заговорил явный лидер посетителей. — Достаточно Вам появиться в них … или нам от Вашего имени, — предложил он, — и поддержка нам обеспечена. Это, конечно, будет не столь обширное содружество, как Вы рассчитывали…

— Нам, всем до единого, — перебил его бывший Первый после Творца, — категорически закрыт выход на любой уровень и, следовательно, в любой мир. Категорически и навсегда.

Его посетители снова переглянулись — обескураженно.

— Кроме этого уровня, — поправился он. — Но половина территории между башнями передана … верным, — скривились у него губы, — и инициаторами любых контактов с нами могут быть отныне также только они.

— Ладно, мы можем начать с Вашего мира, — не сдавался лидер его единомышленников. — Если у нас там получится, он станет примером, и остальные сами поднимутся.

— Посещение этого мира категорически запрещено мне, — снова перебил он энтузиаста.

— Прорвёмся, — уверенно возразил тот. — Отсюда недалеко, и если действовать быстро, эффект неожиданности будет на нашей стороне.

— Не будет, — отрезал он. — Об этом позаботятся наши бывшие соратники, о чём они меня любезно предупредили. Творец предоставил им второй шанс, позволив руководить нашим обществом отныне изгоев — по его законам, разумеется, — и они не допустят, чтобы их лишили его милости.

На этот раз его слушатели переглядываться не стали — опустили глаза. Но жёсткое выражение в них выплеснулось и на лица.

— Как насчет … неё? — отрывисто бросил их лидер, запнувшись и явно избегая имен. — Она вполне может выступить Вашим представителем…

— Уже не может, — остановил его он. — Ее лишили памяти, — добавил он, словно камень бросил в потрясённой тишине.

Через несколько мгновений лидер группы упрямо тряхнул головой.

— Мы можем отправиться туда сами, — решительно заявил он. — Даже если она нам уже не поможет, Ваших там больше, чем тех, бесхребетных, — пренебрежительно взмахнул он рукой, — и они появились там раньше…

— Творец также наделил своих верноподданных, — не стал слушать дальше он, — правом единолично решать судьбу обитателей этого мира. Следить за ними, испытывать их преданность, карать за отступничество. Вы уверены, что готовы повести их на убой? — спросил он с острым прищуром.

— Что же делать? — растерянно спросил другой посетитель после продолжительного молчания. — Смириться?

— Да, — холодно подтвердил он. — Пока. Вам оставлена возможность действовать в этом мире, и я ставлю перед вами две задачи. Во-первых, искать любые проявления первородного греха — того предательства, которое началось здесь — и делать всё возможное, чтобы наши противники карали их своими же собственными руками. Во-вторых, находить среди обитателей самых ярких, талантливых, мыслящих бунтарей и сомневающихся и открывать им наш ход мыслей. Пополнять свои ряды, — пояснил он в ответ на недоуменные взгляды, — мы можем отныне только за счёт местных аборигенов.

Его слушатели глухо заворчали.

— Но самой сложной задачей для всех нас будет ожидание, — добавил самый блестящий ум Вселенной задумчиво.

— Ожидание чего? — вскинулся лидер его слушателей.

— Отдав именно этот, особый мир своим верным практически в безраздельное владение, — ответил он, глядя поверх их голов и словно говоря с самим собой, — Творец окончательно нарушил баланс сил. Он ликвидировал равновесие, и те, кому он вручил абсолютную власть, уверовали в свою непогрешимость. Они будут подавлять всё, что не согласуется с их точкой зрения, и неминуемо скатятся к тирании. Которая, также неминуемо, повлечёт за собой сопротивление. А нам придется ждать, пока у этого сопротивления появится центр, который закончит — с нашей помощью — то, что не удалось сейчас нам. Этот центр может появиться только там, где власть и давление наших противников будут безграничны. В моем мире.

Медленно, неохотно, но его слушатели всё же кивнули один за другим и начали разворачиваться к выходу.

— У меня к вам есть ещё просьба, — бросил он им вдогонку. — Личная.

Они вновь обернулись со вспыхнувшей надеждой в глазах.

— Я сейчас допишу письмо, — объяснил он. — Передайте его, пожалуйста, ей. Не может быть, что она совсем ничего не помнит.

Его уже готовые к выходу сторонники снова переглянулись — с неловким удивлением.

— Она же читать не умеет, — неуверенно пробормотал их лидер. — У них же никто ещё ни чтение, ни письмо не освоил — только рисовать начали.

Бывший Первый после Творца замер, лихорадочно перебирая в памяти все моменты своего пребывания в том мире. Задолго до своего поражения он уже начал проводить там почти всё свое время — практически не отходя от неё ни на шаг. Разумеется, у него ни разу не возникло надобности даже в записках.

У него потемнело перед глазами. Найдя наощупь лист бумаги с бесполезной уже строчкой, он скомкал его и с яростью отшвырнул от себя. И вдруг увидел тонкую светящуюся дугу, повторившую путь бумажного комка в кромешной тьме. Нет, не в кромешной — эта тьма была усыпана мириадами ярких точек, как ночное небо, полное звёзд…

Которое он создал чуть ли не на первом этапе проекта и которое потом так часто разглядывал вместе с ней, рассказывая ей о своих дальнейших планах его развития.

Неужели…?

Он мысленно произнес её имя, потом вторую фразу из не написанного письма с обещанием вернуться, сколько бы времени ни занял обратный путь, и вновь послал своё обращение туда, где больше всего хотел сейчас оказаться.

На этот раз дуга заискрилась и её начало запульсировало в такт его внезапно заколотившемуся сердцу.

Да! Творец может перекрыть ему путь в его собственный мир физически, но чтобы разорвать его мысленный контакт с ней, нужно понимать, как этот контакт работает. А для этого Творцу нужно хоть однажды свои, а не чьи-то замыслы воплотить.

— Вы правы, — глухо проговорил он, опустив глаза, чтобы не выдать своё возбуждение. — Тогда просто передайте ей, что там, наверху, у нее есть друг. Или защитник … не знаю, хранитель, покровитель — всё, что угодно. Всё вместе. Который следит за тем, чтобы у неё все было хорошо. И который посылает ей падающую звезду в знак того, что помнит о ней. И если, увидев такую звезду, она загадает желание — оно будет исполнено.

На этот раз его посетители лишь скосили друг на друга глаза — с одинаковыми, тщательно непроницаемыми лицами.

— А может, Вам лучше обратиться к Творцу? — неловко пробормотал их предводитель. — Попросить у него один-единственный визит… Чтобы попрощаться, так сказать. Если уж он другим второй шанс дал, то Вам-то, Первому…

Бывший Первый резко выпрямился.

— Я не нуждаюсь во вторых шансах, — произнёс он сквозь крепко сжатые зубы, надменно откинув голову. — Я не нарушил ни одной договорённости с ним. Я не превысил ни одного права, которыми он меня наделил. Я не совершил ничего, чтобы сейчас просить и каяться. Я не посягал ни на один из миров — кроме того, который создал для себя с его разрешения.

У него перед глазами вновь заискрилась тонкая дуга слепящего света, летящая от него к его творению.

— И ещё, — медленно, с расстановкой добавил он, — больше не называйте меня ни Первым, ни каким-либо иным после Творца. Отныне меня зовут Несущий Свет.