Ангел-мечтатель (СИ)

Глава 7.4

Глаза у Творца расширились, и Первый ощутил волны накатывающих от него ощущений. Сначала это было недоверие, затем острый интерес ценителя, затем цепкое внимание к особенностям каждой сцены, затем какая-то завороженность … и вдруг — когда Первый добрался до картины звездного неба — контакт резко оборвался.

— Насколько я понял, — не осталось в тоне Творца и следа только что исходившего от него восхищения, — Вы решили не ограничиться случайной, по Вашим словам, встречей с этим существом?

— Пока она одна, — разочарованно пожал плечами Первый. — Как Вы справедливо заметили, она слабее.

— Как это существо объяснило свое желание покинуть макет? — не поддался на комплимент Творец.

— Он показался ей немного однообразным, — поспешил Первый еще раз подчеркнуть преимущества своей видоизмененной планеты.

— Как это существо объяснило нежелание другого покинуть макет? — не дал ему продолжить Творец.

— Он оказался немного менее любознательным, — с досадой бросил Первый. — И я уверен, что ее уход подтолкнет его к более активной позиции. Если Вы не возражаете, — быстро добавил он в надежде продолжить знакомство Творца со своим новым миром, — я готов понаблюдать за их прогрессом и докладывать Вам о нем. На тот случай, если в других проектах такой сбой возникнет.

Какое-то время Творец молча смотрел на него с совершенно непроницаемым выражением.

— Не возражаю, — коротко произнес он наконец. — И жду ежедневных докладов. Но в самой краткой форме и письменном виде.

Первый перевел дыхание, лишь выскочив из его башни.

С того дня ни о каком дальнейшем усовершенствовании планеты и речи не шло. Он метался между ней и макетом, тщательно занося в отчет все действия своих первородных и затем оставляя его, без лишних слов, в приемной Второго, который всякий раз изображал при этом бесконечную занятость.

Первого это вполне устраивало — расспросы могли пролить свет на то, что он оставлял за пределами своих докладов.

Вначале он совершенно искренне намеревался ограничиться одними наблюдениями. И даже придумал — как всегда со своими лучшими изобретениями, в необъяснимом порыве — способ наблюдать за первородными вблизи и так, чтобы они это не заметили.

Первая идея — скрыть свое присутствие так же, как он замаскировал четвероногих в белоснежной пустыне — не сработала.

Там ему нужно было всего лишь лишить шерстку зверьков какого-либо цвета, здесь — пришлось фрагментировать свое тело на множество участков, подстраивающихся под окраску окружающей пышной растительности.

Затем, когда он начинал двигаться, маскировка неизменно отставала от него.

Выбрать подходящую позицию и замереть в неподвижности тоже не помогло — зверьки, которые с самого первого раза следовали за Лилит повсюду, выдавали его присутствие недовольным ворчанием и фырканьем.

В конце концов, он просто бросил свое тело в башне и отправился на планету бесплотно. Но уже на третью ночь Лилит, закинув голову к мерцающему звездному небу, громко и отчетливо изъявила желание увидеть его.

Какое-то время он метался между двумя абсолютными невозможностями: нарушить данное ей слово и вызвать дальнейшее недовольство Творца. Метался в прямом смысле: сбежал к себе в башню, подальше от Лилит — вернулся в надежде, что она передумала — снова взвился вверх, в пустоту, окружающую планету — выбрал там из мусора, оставшегося после создания планеты, обломок поувесистее, на ходу рассчитывая самую эффектную траекторию его сгорания в атмосфере…

А потом отступать было некуда — кроме, как назад в свою башню за брошенным телом и затем вслед за своим огненным предтечей.

Увидев его перед собой, Лилит вскочила, захлопала в ладоши, рассмеялась и вдруг бросилась ему на шею.

Остановить ее он не успел от неожиданности.

И резко вперед подался только для того, чтобы она его с ног не сбила.

И задохнулся только потому, что она ему шею сдавила.

Глубокая благодарность Творцу за доклады только в письменном виде пришла позже.

Следующие две ночи его метания носили уже намного более организованный характер.

А потом крупные обломки под рукой в пустоте закончились. Да и с телом следовало поаккуратнее обращаться — объясняй потом Творцу, с какой стати оно вдруг поизносилось.

Вот тут его и осенило. Творец никогда и никому не доверял последний этап создания всех существ — от самого Первого со Вторым до обычных обитателей новых миров. Но он только оживлял уже созданные тела, вдыхал в них сознание — а Первому сейчас требовалось всего лишь запасное тело для уже имеющегося разума.

Все тела с незапамятных времен создавались по его эскизам, и с них-то и начались их жаркие споры с Творцом — в них Первый начал воплощать свою страсть к разнообразию. Творец, в конце концов, махнул на него рукой и согласился на компромисс: он идет на уступки фантазии Первого, но все плоды этой фантазии в его окружении должны быть скрыты под строго одинаковыми покровами, чтобы не отвлекаться от поставленных перед ними задач.

Сейчас, однако, бурная фантазия Первого сыграла с ним злую шутку. Чтобы не вызывать ненужных вопросов у Лилит, он должен был появиться на планете в облике, идентичном исходному — о котором он не имел ни малейшего представления. Его-то самого Творец создал собственноручно.

По своему образу и подобию, как он неоднократно подчеркивал, требуя поначалу того же и от эскизов Первого. Тот же потому и начал их усовершенствовать, что с первого взгляда на набросок своего собственного облика понял, что с изобразительным искусством у Творца не сложилось.

С тех пор прошло уже столько времени и столько вариантов этого подобия он уже создал, что у него осталось самое смутное представление о нем.

И набросок тот в башне Творца остался — в архив в обход Второго не проберешься.

И портрет свой заказать некому — вся его команда разработкой миров занимается, а их обитатели всегда лично его задачей были.

Почему ему в голову не пришло заглянуть в сознание Творца, когда он ему свое открыл? С тем, как пристально тот его тогда рассматривал, там бы наверняка нашлось его точное отражение …

… как отражение звездного неба в водоеме на его планете.

Додумал он эту мысль уже возле него. Там никого не оказалось — судя по звукам, Лилит снова отправилась к деревьям, которые он показал ей в самый первый раз. Она так и не научилась взбираться на них, но придумала, как сбивать с них плоды камнями и обломками веток, усеивающих землю у их подножья. Ее четвероногий эскорт всегда охотно принимал участие в этой — с точки зрения их игривой натуры — забаве, с энтузиазмом гоняясь за отлетающими во все стороны плодами и ветками, принося их Лилит и энергичными звуками подстегивая ее к продолжению.

Одним словом, Первый вполне мог рассчитывать на какое-то время никем и ничем не потревоженного одиночества. Задерживаться до возвращения Лилит он не собирался — его опытному взгляду вполне хватило бы самого беглого знакомства с самим собой. Растянувшись на берегу водоема, он склонился над ним, вытянув шею и вглядываясь на сей раз не в его глубину, а в картину, появившуюся на его поверхности.

Лицо, смотрящее на него оттуда, даже самое бурное воображение не решилось бы назвать подобием благообразного и величественного Творца. Оно все словно из углов состояло: густые брови, прямыми линиями сходящиеся к переносице, острые скулы, как будто взлетающие к вискам, чуть раскосые глаза, повторяющие линию скул, довольно крупный ровный нос с изломом посередине — кончик его слегка нависал над вытянутыми в тонкую линию губами, выступающий вперед подбородок, от которого край лица угловато поднимался к небольшим, заостренным кверху ушам.

Лицо было бледным, даже губы выделялись на нем скорее четко очерченным контуром, чем цветом — а копна прямых, взъерошенных волос, окружающих его, была темной, практически черной на контрасте. Брови и ресницы тоже были черными, а вот глаза — он широко растопырил их, чтобы рассмотреть получше — оказались светлыми: точный их оттенок он так и не разглядел в воде.

После первого взгляда на свое отражение его укололо обидой. На Творца, создавшего его вот такой пародией на себя, а затем правившего все эскизы Второго до тех пор, пока они не превзошли многократно облик самого Творца в вызываемом благоговении.

После второго, более внимательного взгляда его обида сменилась благодарностью. Из всей их ранней истории было очевидно, что Творец создал его не своим единомышленником и слепым последователем, а оппонентом и источником контраргументов в споре. По всей видимости, он и отличной внешностью снабдил своего антипода совершенно сознательно, дав таким образом исходный толчок разнообразию в построенном ими потом мироздании.

Положа руку на сердце, Первому и самому было бы нестерпимо оказаться на одно лицо с благообразными до слащавости созданиями из башни Творца.

Еще раз — уже с удовлетворением — глянув на свое отражение, Первый поднялся на ноги. Пора возвращаться, чтобы успеть к вечеру новое тело создать. Все остальные его части он у себя в кабинете рассмотрит. Хотя… Он бросил скептический взгляд вниз — под таким углом нет никакой гарантии, что пропорции сохранятся. Лучше извлечь из этого водоема все возможное, раз уж он возле него оказался. Ему-то всего еще пара мимолетных взглядов понадобится.

Не теряя больше времени на раздумья, он решительно стянул с себя покровы, зашел по колено в воду и принялся наклоняться над ней то одним, то другим боком, фиксируя в памяти широкие прямые плечи, бледную кожу, покрытую жесткой растительностью на руках и груди, острые локти и колени, поджарый живот…

— Красиво! — раздалось у него за спиной негромкое и протяжное восклицание.