Эпилог 11

*****

Оглянувшись по сторонам, я с усмешкой вспомнила тот момент, когда, выйдя со двора своих родителей, попрощалась с землей навсегда.

Я ведь действительно смирилась тогда с мыслью, что толку от меня на ней не будет никакого, и решила вернуться в уже опостылевшие мне заоблачные выси, в которые когда-то так рвалась, чтобы оттуда хоть как-то земле помочь.

Больше всего меня угнетало то, что порвав ради них с землей, я и там не ко двору пришлась.

Ни к одной небесной профессии призвания я не почувствовала, и в любой из них у меня столько же препятствий возникло, сколько и способностей.

Те же ангельские таланты, которые во мне непонятно, откуда взялись и поначалу вызвали такой ажиотаж, также быстро канули в лету. Я очень хотела верить, что они хоть кому-то, кому я их передала, пользу принесли — ребятам Стаса, например, в их вечной погоне за темными — но мне в новом отделе было от них ни тепло, ни холодно.

Я все больше чувствовала себя лампочкой: нажал кто-то на выключатель, пустил на нее ток электрический — и засияла она ослепительным светом, давая всем возможность комфортно заниматься своими делами. А если свет от нее по каким-то причинам не нужен, никто и вверх не глянет — вкручена она там в полной готовности или нет.

Мой ангел, конечно, поглядывал, но его мое полное бездействие более, чем устраивало: мол, чем меньше лампочку включать, тем дольше она не сгорит, останется в целости и сохранности. Он бы вообще, если бы мог, назад бы меня в магазинную упаковку запихнул и запечатал с обеих сторон.

Но если светить лампочке не давали, то наблюдать за всем происходящим ей сверху было очень даже удобно. Именно этим я и решила заняться по возвращении с земли — следить за всеми шагами, против нее предпринимаемыми, и сообщать о них Марине.

Поле для наблюдений у меня открылось обширное, а вот факты для передачи Марине никак на нем не просматривались. Прямо какое-то поле зыбучих песков — стоит какому-то камешку из них на поверхность выскочить, они его тут же назад заглатывают.

Передо мной же не нормальные люди находились, а ангелы — как скользкие и изворотливые угри, о передвижениях которых под водой можно только по ряби на ее поверхности догадываться.

Каждая перемена в выражении их лиц, каждый их взгляд исподтишка друг на друга, каждый нарочитый или непроизвольный жест говорили мне о многом, но это ведь были только мои догадки. Сунуться с ними к Марине — значит, нарваться на очередную проповедь: она даже презентации у себя в турагенстве всегда сопровождала статистическими данными и финансовыми расчетами.

Я тоже отметила про себя, что все их телодвижения определенно как-то с Винни связаны — когда Стас сообщил, что тот настроил их небесные ноутбук на себя, у них то и дело экраны замирать начали. Я только надеялась, что он им всем такие же допросы устраивает, как и мне после первого посещения земли.

И что мне Марине передавать? Что Люк ведет отдельные переговоры со всеми нашими общими знакомыми, и я делаю такой вывод на основании застывшего экрана ноутбука? Да засмеет же!

Причем, когда после нашего последнего посещения земли Винни исчез, экраны у них все также периодически замирали, и после этого их лица становились все напряженнее. Значит, он им всем не только допрос учинил, но и поручения оставил — и справлялся периодически о ходе их выполнения.

С Максом понятно — у них наверняка какие-то общие темные дела были.

Со Стасом тоже — к тому времени, как дойдет до открытой войны за землю, он должен своих ребят, как следует, подготовить.

Но что Винни нужно от хранителей? Манипуляторы они, судя по моему ангелу, еще те, а вот бойцы — судя по нему же рядом со Стасом — не очень. Разве что он хотел собрать под свои знамена тех хранителей, у которых дети на земле появились.

А тут еще Игорь сообщил нам, что они с Дарой взялись за более строгий отбор среди таких детей — точно идея Люка.

Он всем поручения оставил, со всеми на связи остался — кроме меня!

Ответила свое лампочка — свободна!

Отсутствие Винни вызывало у меня еще большее раздражение, потому что в моих наблюдениях появилось нечто, что Марине сообщать было снова бесполезно — она не знала, о ком речь — а ему так в самый раз, он единственный к моей интуиции прислушивался.

За Тенью я все это время наблюдала так же, как и за всеми — но поначалу для порядка: я в нем всегда все дела на работе держала.

И перемену в его всегда неброской внешности заметила только потому, что провела с ним весь наш дополнительный курс в самом тесном общении и могла отличить его обычную бледность от синевы полного истощения.

Довольно длительное время он сидел в офисе, как тетерев — ничего вокруг не замечая. Он как будто пил глазами информацию с экрана своего ноутбука — но она его не насыщала, а все больше высушивала.

Затем, в какой-то момент он вдруг впал в крайнее раздражение и несколько дней сидел перед ноутбуком, откинувшись на спинку стула и яростно подергивая ноздрями на его экран.

Затем он снова оживился, прилип к экрану, всматриваясь в него с расчетливым прищуром — и на лице у него все явственнее стало проступать до бесконечности нервирующая меня смесь страха и бешеного возбуждения.

Я стала не только присматриваться, но и прислушиваться к нему на перерывах. Во время своих вечных пикировок абсолютно со всеми, он часто имел наглость апеллировать к написанным для меня воспоминаниям об Игоре. Может, такое и раньше в его словах мелькало, но сейчас я четко расслышала, что, поя дифирамбы ангельским детям, он приводит, как правило, примеры, связанные с Дарой — при упоминаниях же об Игоре у него очень характерно вздергивалась верхняя губа.

Он и на моего ангела начал бросаться с особой яростью — и в полемике, и на утренних тренировках. Причем, на последних — я стала и на них поглядывать через окно — он какими-то совершенно бесчестными приемами начал пользоваться.

Сообщи я все это Марине, она бы только фыркнула — что мне, мол, материнский инстинкт глаза застит. Но и всем остальным в офисе рассказывать не было никакого смысла — ну, прибьют они Тень, и что? Как узнать, чем и, главное, зачем его пичкают, чтобы против моего сына настраивать?

Как он мог? Как мог Винни исчезнуть именно в тот момент, когда здесь явно что-то непонятное происходит?

А у нас точно что-то происходило — судя по тому, как вдруг заерзал мой ангел, словно у него уже сил не хватало все это в себе держать, но он все равно характер выдерживал, чтобы я к нему первая с расспросами пристала.

Ну и ладно, излишняя выдержка в критической ситуации называется упрямством — и хотя мой ангел всегда меня в нем обвинял, это я к нему однажды вечером подошла и прямо в лоб спросила, что он от меня скрывает.

Ответ из него, как всегда, клещами пришлось вытаскивать, но когда он прекратил, наконец, ужом извиваться и выложил мне все, как на духу, я поняла, и зачем он сам Винни понадобился, и какое тот мне поручение оставил.

Начал мой ангел, естественно, с Марины — это же только мне можно запрещать даже имя ее в его присутствии упоминать!

Если бы он сообщил мне об увлечении ею Винни еще совсем недавно, я бы даже слушать не стала — только на моей памяти вокруг Марины столько самых ярких личностей увивалось, но даже Стасу с Максом не удалось ее укротить.

Но за пару дней до этого разговора она мне сама позвонила — и кое-как выслушав мои сбивчивые объяснения, что еще рано какие-то выводы из моих наблюдений делать, вдруг спросила меня, куда Люк подевался.

Я к тому времени была уже вполне готова разделить ее раздражение, но обычно Марина вообще замечала чье-то отсутствие, только если ей этот кто-то был срочно нужен.

С чего это ей Люк понадобился — после того, как она ему прямо в лицо заявила, чтобы он и сам с земли проваливал, и всех ангелов с собой забрал.

Вместе со мной, между прочим.

И я задумалась.

Марине всегда не было равных в умении дергать собеседника за нужные ниточки: хоть заставить его одним коротким взглядом камни таскать, хоть вызвать его на скандал одним ехидным замечанием. До нее, разве что, только мой ангел дотягивал — он тоже легко выдавливал из меня все, что хотел.

А вот с Люка все ее провокации стекали, как с гуся вода — он смотрел на них с усмешкой, как на давно ему известные капризы ребенка. Которые он останавливал одной неожиданной фразой — опять-таки на моей памяти не было случая, чтобы кто-то заставил Марину нить разговора потерять.

Недаром она все последующие разговоры с ним только один на один вела.

Загрузка...