Вне всякого сомнения, Гений нашел нужные слова и для Татьяны — она твердо и без колебаний объявила о своем возвращении. Я отметил про себя, что то ли ей одной понадобилось больше слов, чем хранителям, карающему мечу и мне, вместе взятым, то ли он адресовал свои слова не только ей.
Более того, перед самым возвращением она отвела в сторону опекуна моей дочери и сказала ему нечто такое, от чего он переменился в лице. Было вполне разумно предположить, что это были слова, которые нашлись у Гения и для него — поскольку только с ним из всех имеющих отношение к моей дочери и юному стоику у Гения не было прямой мысленной связи.
Но самая главная перемена ощущалась в самом Гении — он словно кипел неистовым нетерпением и одновременно прилагал поистине титанические усилия, чтобы держать его под контролем. На меня лишь дохнуло этой борьбой, когда я прикоснулся к его руке — и мы немедленно вернулись в офис.
И в общество карающего меча.
Тот при нашем появлении вновь обрел голос — и присущие ему и переходящие все границы приличия выражения. Не стоит удивляться тому, что Гений не счел для себя возможным выслушивать их и немедленно удалился. Оставив меня, по крайней мере, в полном неведении о том, чем все же закончились переговоры и с кем, в конечном счете, они велись.
Меня это, признаюсь, крайне раздосадовало, но в отличие от своих сослуживцев, в упоении орущих друг на друга, я все еще помнил, что вернулся не только на свое рабочее место, но и к своим должностным обязанностям.
Самое время было восстановить прерванную на время нашего посещения земли трансляцию моему главе — и параллельно подобрать правдоподобную причину перерыва в ней.
Обстановка, сложившаяся в офисе после нашего возвращения, способствовала этому как нельзя лучше. Карающий меч, хамские манеры которого никогда не делали никаких исключений — даже для женщин — с первой же минуты набросился на Татьяну. Ее хранитель, который никогда не мог устоять перед искушением попытаться занять центральное место в любой сцене, вмешался в разговор после его первой же фразы.
После чего мне оставалось всего лишь продемонстрировать моему главе очередной пример совершенно диких нравов, царящих среди светлоликих — благо, карающий меч и горе-хранитель перебрасывались только обрывками фраз. Их совместная история была достаточно богатой для того, чтобы они понимали друг друга с полуслова, а об уважении к собеседнику они наверняка даже не слышали — поэтому постоянно перебивали друг друга, сыпя оскорблениями и, к счастью, не успевая аргументировать ни одно из них.
Пару раз я все же останавливал трансляцию — когда участники, с позволения сказать, дебатов затрагивали темы, непосредственно касающиеся моей дочери и юного стоика. В частности, момент, когда моя дочь узнала о моей природе — когда горе-хранитель не придумал ничего лучшего, чем нокаутировать присутствующего при этом разговоре наблюдателя, после чего светлоликие устроили судилище всем, не разбираясь, участникам. Но главным образом, мне хотелось оставить у моего главы впечатление, что официально озвученный сбой сканеров, давший нам возможность посетить землю, явился частью более глобальных неполадок в мысленной связи — все еще не устраненных и требующих руки настоящего мастера.
Когда же он появился, ни о каких перерывах в трансляции не могло быть и речи — по целому ряду причин.
Во-первых, его изысканные, подчеркнуто предупредительные даже по отношению к светлоликим манеры составили разительный контраст с безграничной грубостью типичных представителей правящего большинства.
Во-вторых, ничуть не хуже меня осознавая крайнюю необходимость осторожности и предусмотрительности, столь свойственных нашему течению, он — без малейшей просьбы с моей стороны — продемонстрировал нашему главе причину сбоя сканеров, с ювелирной точностью отнеся ее на счет бездарности и косорукости карающего меча.
И в-третьих, на этот раз мне была предоставлена честь засвидетельствовать его непревзойденное умение найти подходящие слова для любого собеседника. И тонкую чуткость, которая заставила его подойти ко мне к первому.
— Мой дорогой Макс! — обратился он ко мне мысленно, одновременно задавая негромким голосом какие-то маловажные вопросы по порядку работы на сканере. — Я уверен, что у Вас уже накопилось множество вопросов, но позволю себе попросить еще немного Вашего знаменитого терпения. Есть определенная вероятность того, что у нас появились новые союзники — чтобы удостовериться в этом, мне нужно навести некоторые справки.
Я только кивнул — проявлять настойчивость в таких обстоятельствах было бы верхом неприличия — и принялся раздумывать, о каких союзниках могла идти речь. Так внезапно они могли появиться только на земле и только среди тех, с кем Гений остался там беседовать, удалив хранителей и меня.
Татьяна уже давно вошла в круг избранных им — хотя и совершенно неопределенной величиной.
Моя дочь с юным стоиком также уже определенно примкнули к этому кругу — хотя Гений и не успел провести разговор с ними в полном объеме.
Что автоматически оставляло для рассмотрения только сводную сестру моей дочери и людей — и ни один из предполагаемых кандидатов не казался мне достойным хоть мало-мальского внимания.
Сводная сестра моей дочери унаследовала от обоих своих родителей и светлоликую узколобость, и человеческую серость.
Как Света, так и ее сын никогда не блистали хоть в чем-то выдающимися талантами.
Что же до Марины, то она обладала, пожалуй, даже их избытком — и чтобы направить их на благое дело, зачастую едва хватало не только диктаторских замашек карающего меча, но и всего моего опыта общения с самыми яркими и независимыми личностями.
Размышляя над тем, кто из них — и, главное, чем — мог вызвать интерес Гения, я то и дело поглядывал на него краем глаза, не переставая восхищаться искусным мастерством, с которым он подходил к каждому из присутствующих в офисе. С удовольствием делясь с моим главой очередным свидетельством неизменно высоких стандартов нашего течения.
Подкидыша — с учетом его еще не обширного опыта — Гений мягко пожурил и даже не счел для себя зазорным собственноручно показать ему более подходящее расположение сканера.
Татьяне он задал всего один вопрос — и в ответ на ее испуганный взгляд и нервозно зазвеневший голос, только вздохнул и молча вернул ее сканер к жизни, не вдаваясь в излишние и явно недоступные ей объяснения.
Над горе-хранителем он простоял дольше — зловеще нависнув над ним и явно устроив ему выволочку — но провел разговор едва слышно, чтобы не унижать его в присутствии Татьяны.
Затем наступил черед карающего меча — и это был истинный шедевр, который я передал моему главе во всех подробностях.
Карающий меч не нашел ничего лучшего, чем самому начать разговор с Гением — с Гением! — с ультимативного тона, который прозвучал особо кричащим диссонансом на фоне сдержанности и воспитанности его собеседника. У которого затем хватило выдержки пойти еще дважды на повторение этой отвратительной сцены, прежде чем утвердиться в своем вердикте. После чего он в совершенно недвусмысленных выражениях объявил карающему мечу — и мне, и всем присутствующим, и нашему главе — что столь хамское обращение не выдерживает даже техника. Что уже говорить о живых существах — деликатно оставил он в подтексте своих слов.
Более того, поставив карающий меч на место, он не удалился немедленно по своим, вне всякого сомнения, неотложным делам, а устроился за пустующим прежде столом со сканером — создав в офисе атмосферу сосредоточенности и углубленности в работу одним своим присутствием.
Расположился он прямо напротив меня, и его сканер, в который он полностью, казалось, погрузился, оказался передо мной, как на ладони. По его экрану неслись линии — размашистые, с острыми выбросами вверх и вниз, как будто он торопился занести туда накатывающие одна за другой мысли — но с такой скоростью, что через несколько минут наблюдения за ними у меня в глазах зарябило.
Я предположил, что он уже взялся за наведение упомянутых чуть ранее справок, но терялся в догадках, куда он мог обратиться за ними.
В подписанном всеми нами контракте содержался пункт, в котором было указано, что вновь созданный офис находится в прямом взаимодействии и непосредственном подчинении аналитического отдела светлоликих — из чего следовало заключить, что все наши сканеры были подключены к этому отделу, и только к нему. Подтверждением тому служил и тот факт, что и карающий меч, и горе-хранитель, и я сам отправлялись за информацией в свои отделы лично — в то время, как подкидыш, отвечающий за контакты с вышеупомянутым отделом, оставался все время в офисе.
В аналитическом отделе концентрировались сведения по всем ангельским детям — там Гений мог найти данные сводной сестры моей дочери. С другой стороны, мы все — вместе с юным стоиком — принимали самое активное участие в модерировании тех досье, которые вызвали интерес аналитического отдела. И я с полной уверенностью и без малейшего удивления мог засвидетельствовать, что среди них ни разу не промелькнуло ее имя.
Впрочем, личный сканер Гения вполне мог быть подключен — хотя бы только что — и к нашей цитадели. В ней — из всех участников разговора с ним на земле — могла отыскаться информация лишь о Марине. Достаточно дозированная и имеющая отношение только к моим совместным с карающим мечом мероприятиям — что я, являясь ее единственным источником, также готов был подтвердить.
Так что меня вовсе не удивило выражение легкой досады на лице Гения, когда мы отправились на перерыве на второй этаж офиса. Там я пришел к выводу, что его все же заинтересовала сводная сестра моей дочери — не найдя, по всем признакам, никакой достойной внимания информации о ней, он взялся за родственного ей по происхождению и оказавшегося под рукой подкидыша.
Ни мало не смущаясь присутствием обладателя как величайшего ума, так и самых утонченных манер, тот вновь принялся высказываться — в самых ядовитых выражениях — в адрес и нашего течения, и людей. Ангельские же дети, как всегда в его речах, оставляли впечатление представителей высшей расы, а сотрудники аналитического отдела — и вовсе обитателей светлоликого Олимпа.