Ангел-мечтатель (СИ)

Глава 4.4

За все это время он ни разу не вернулся к себе в башню, лишь в макет изредка наведывался — нужно было присматривать за первородной. Слово свое она сдержала — в некотором роде. Она пыталась рассказать своему спутнику об ожидающем их мире, но в подробности своего открытия не вдавалась. Собственно говоря, просто не успевала — всякий раз он перебивал ее. Все грубее и грубее.

Слушая их перепалки, Первый после Творца испытывал сложные чувства. От бесконечных «Я первый», «Я главный», «Я решаю» своего двуногого он мгновенно вскипал. Для него титул Первого всегда означал высокое доверие, разделенную ответственность и полную самоотдачу общему делу — вовсе не привилегии, как вообразил себе этот бездельник.

С другой стороны, последний был создан по его эскизам. Отнюдь не полностью проработанным, в отличие от образа его пары — и Первый после Творца прекрасно отдавал себе отчет в том, что несовершенство этого творения было делом его собственных рук.

И сейчас это несовершенство ставило под угрозу главный принцип, на котором базировалось создание первородных для заселения любого мира. Принцип, по которому был создан сам Первый. Принцип, согласно которому строилось все его последующее сотрудничество с Творцом.

Принцип равенства.

Если этот двуногий уже сейчас, в упрощенной версии своего мира, претендует на безусловное право принятия решений, оставляя их исполнение своей спутнице, что будет, когда он окажется на настоящей планете? Когда им потребуются титанические и совместные усилия, чтобы выжить на ней? Это вот этот, что ли, захочет изучить все ее уголки?

Ему же это все не нужно. Впрочем, не только ему. Первый вспомнил постоянное ворчание Творца, недоумение Второго, вежливые, но твердые отказы заказчиков от его предложений придумать что-то необычное для их будущих миров, разнообразить их, сделать их отличными от других… А теперь еще его собственное творение будет нос воротить от поистине уникального мира?

Первому после Творца уже вовсе не хотелось отдавать этот мир своему первородному — от воспоминания о разрушенном водоеме с цветами его до сих пор передергивало. На планете еще много чего можно усовершенствовать, а понятие кратчайших сроков вдруг показалось ему очень растянутым.

Он добавил игольчатой растительности в холодные участки планеты, а в жарких значительно укрупнил листья — пребывание в пустыне убедило его, что прямые лучи солнца создают для живых существ не меньший дискомфорт, чем лютый холод.

В пустыне, над подземными резервуарами, он свернул в шары некоторые виды растительности, утончил защитный покров на ней и дал ей высохнуть под солнцем, чтобы эти шары оторвались под ветром и катались по песку. Пусть живность за ними гоняется, а не скапливается в зоне комфорта и разнеживается в ней, как тот бездельник.

Бескрайние водные просторы уже тоже казались ему слишком пустынными — скорее отпугивающими, чем влекущими — и он разбросал в них небольшие островки суши. Высоко вздымающиеся над водной гладью, чтобы были видны издалека, и покрытые богатой растительностью, в которой он спрятал мелкую живность и такие же небольшие водоемы. Для постоянного обитания двуногих эти островки были недостаточно велики, но вполне могли послужить им источниками пополнения питьевой воды и разнообразия в пище на их пути с одного массива суши на другой.

Эти же холмистые островки подсказали ему возможное решение заселения ледяной пустыни. Он воздвиг там несколько высоких гор, пробив в одной из них — на пробу — вертикальную шахту, уходящую вниз, к центру его планеты. После создания последней ему так не терпелось приступить к ее обустройству, что он не стал дожидаться ее полного затвердения — и сейчас раскаленное, все еще полу-жидкое ядро планеты могло сослужить ему … вернее, его первородным хорошую службу.

Расплавленное вещество действительно начало подниматься по шахте к поверхности, растапливая замерзшую воду в окрестностях горы и давая надежду на появление в них растительности и живности.

А потом животворная субстанция затвердела на полдороге. Он расширил шахту — субстанция ринулась вверх, перелившись через выход из горы и похоронив под своим огнедышащим потоком малейшую возможность существования там какой бы то ни было жизни.

Он почувствовал азарт, которого не испытывал с момента поворота оси планеты. Все последующие изменения касались лишь ее поверхности, и его опыта вполне хватало, чтобы провести их на глаз. Сейчас же затрагивались ее недра, и правильное соотношение давления в них с длиной и диаметром шахты, а также оптимальное расстояние между горами с шахтами в их центре требовали детальных расчетов.

Первый после Творца отправился к себе в башню. Но оказался у ее входа — вспомнив в последний момент, что давно уже не наведывался к своим первородным, и решив побыстрее разделаться с рутинной инспекцией перед тем, как вплотную взяться за достойную его задачу.

Первородную он увидел сразу. Как и в первый раз, она стояла на самом краю макета, прямо у окружающей его густой стены растительности, и пристально смотрела на башню. Первый после Творца досадливо поморщился, уже прикидывая, как погасить ее не вовремя вернувшееся любопытство, чтобы выиграть еще немного времени на удовлетворение своего.

Если ее и удивило его внезапное появление из ниоткуда, она этого не показала. И не ринулась к нему со всех ног, как он ожидал. Она просто перевела на него напряженный, почти физически ощутимый взгляд — в который Первый после Творца сам вложил непреодолимое притяжение.

— Осталось совсем немного, — ошалело забормотал он, обнаружив себя прямо перед ней. — Нужно еще совсем немного подождать.

— Мне нужно сейчас, — ответила она с таким же напряжением в голосе. — Я не буду мешать. Я буду помогать.

— Что случилось? — Первый почувствовал приближение еще одной катастрофы.

— Адам говорит, что хорошо здесь, — прорвало ее лихорадочной скороговоркой. — Что больше ничего не нужно. Не нужно никуда ходить. Нет, — мотнула она головой, — нельзя никуда ходить. Нельзя ничего искать. Нельзя ничего делать. Только то, что говорит он. Даже говорить нельзя, если он не разрешает.

— Да он палец о палец здесь не ударил, чтобы что-то разрешать! — вспылил против воли Первый. — Ему ничего не нужно, потому что он сам никогда ничего не делал.

— Он кричит. Хотел ударить, — впилась она в него пристальным взглядом. — Я тоже не нужна?

Первый после Творца опешил. Во всех проектах изначально закладывалось, что первородные нуждаются друг в друге безусловно — согласно их общей с Творцом концепции, что развитие проистекает из взаимодействия, а не из противостояния.

— Не знаю, — неуверенно пожал он плечами. — Должна быть нужна. По крайней мере, в том мире.

— Тогда мне нужно туда, — решительно кивнула она. — Адам говорит, что я должна быть всегда рядом. Что тогда хорошо. А мне не хорошо ничего не делать. Мне не хорошо делать то, что мне говорят. Я хочу свое хорошо. И если я нужна, он пойдет за мной.

Первого после Творца захлестнуло знакомое ощущение. По всей коже пошло легкое покалывание, в голове возникла звенящая пустота, его просто распирало от желания действовать — немедленно. Как всякий раз, когда к нему приходило — всегда само, всегда независимо от его усилий — неожиданное, никогда прежде не испробованное и, в конечном итоге, гениальное решение.

Как тогда, когда он наклонил ось своей планеты.

Как тогда, когда он создал образ живого совершенства, стоящего сейчас перед ним.

Как тогда, когда он рассказал этому уникальному созданию об ожидающем его уникальном мире.

А вот на спутника ее вдохновения не хватило. Он оказался весьма далеким от совершенства — и путь к последнему лежит для него в новом мире. А он очутился, не зная этого, в примитивном макете — сразу на всем готовом. Ему не пришлось утолять никакие потребности — ни искать воду, ни добывать себе пищу, ни строить жилище. У него даже пара, надобность в которой была заложена в нем на уровне инстинкта, сразу рядом оказалась — как нечто, само собой разумеющееся. То, что он сможет по-настоящему оценить, лишь потеряв.

Осознав эту потерю, он непременно отправится на ее поиски — об этом позаботится непреодолимый инстинкт — и сделает, таким образом, первый шаг на пути к тому совершенству, до которого он, его создатель, просто и банально не успел его довести.

И планета практически готова. На ней есть еще, конечно, над чем поработать, но пока первородная будет осваиваться, он сможет все закончить без всякой спешки. Придется, правда, разрываться между планетой и макетом: первородной нужно будет помочь, пока она одна будет — ему уже не терпелось показать ей все свои диковинки — и ее спутник тоже должен под наблюдением оставаться, чтобы не отправился ее искать в направлении башни Второго после Творца.

Первый даже не возражал, если он поищет ее какое-то время безрезультатно. Чтобы понял, что все поистине ценное требует и сил, и времени, и душевного трепета. А если она к его прибытию уже как следует обживется, то еще посмотрим, кто кому будет потом рассказывать, что нужно делать.

— Хорошо, — улыбнулся Первый после Творца, протягивая руку своей первородной. — Идем.

А Творцу он потом доложит. Когда устроит ее в своем мире. Когда тот ничего уже не сможет изменить.