Уже не лес — так, небольшие посадки по краям, а в центре — то ли холмы, то ли горы. Или то, что от них осталось. Местами их поверхность все еще проваливалась. С глухим грохотом.
Из одного из провалов выбралось двое. Опять, вроде, люди. Низко пригибаясь к земле, прихрамывая, метнулись к посадке. Через пару минут вышли оттуда нагруженные.
Один — тушей животного, другой — бочонком. Споткнулся, плеснув из него водой.
На передний план картины ступили другие фигуры. Опять не разглядишь — спиной ко мне. С копьями. Через пару минут обе дальние фигуры лежали на земле, утыканные копьями. Вода, вытекающая из перевернутого бочонка, порозовела от крови. Блин, до провала же метров двадцать оставалось!
Когда картина исчезла, я только глянул на них с молчаливым вопросом.
— Это — мой мир, — хрипло ответил мне смуглый. — Его взорвали. И оставили его обитателей умирать под землей — без пищи и воды.
— Я не понял, — скрипнул я зубами, — а вы куда смотрели? Ваших людей, как зайцев, кладут, а вы наблюдаете?
— Мы не были к такому готовы, — выбросил пульсирующий новую очередь в мою сторону. — Мы считали, что это наше с вами сражение, в которым смертным не место. Ваша башня решила иначе.
Все еще держась одной рукой за панель, он резко ткнул в нее пальцем другой.
Прямо в кучу-малу, которая на ней появилась. На лесистом берегу бурной горной реки одна толпа … точно людей бросалась со всяким дрекольем на другую, поменьше. Те кое-как отбивались, но позади большей толпы сгрудилась кучка явно отличающихся от них фигур. Возле какого-то здоровенного сооружения прямо на реке. Из которого в вырвавшихся из свалки прицельно летели молнии. Ни фига себе, поежился я, хотя объяснить себе, чем молния отличается по смертоносности от копья, так и не смог.
На этот раз картина не исчезла, а словно стерлась — порывистым движением руки пульсирующего.
— Это — мой мир, — выдал он одним залпом. — В нем натравили одних обитателей на других. На тех, которые поддерживали меня. Мы не могли стрелять по своим смертным.
— Кто натравил? — прищурился я в надежде на новую ниточку к источнику гнили.
— Те, кого послала ваша башня, — перешел на одиночные выстрелы пульсирующий.
— Духи, что ли? — догадался я.
Пульсирующий переглянулся с лохматым, вскинув брови — смуглый со свистом втянул в себя воздух.
— Духи только начинали, — прошипел он, махнул в сторону панели рукой.
Его спутники дружно и резко замотали головами, но на панели уже вспыхнула следующая картина.
В ней не было ни гор, ни холмов, ни лесов, ни даже отдельных деревьев. Ничего не скрывало сцену настоящей бойни. На земле уже повсюду валялись горы трупов. Среди которых мерной поступью и в полный рост двигались фигуры. Вооруженные луками и копьями. Стрелы летели в убегающих, копьями добивали стоящих на коленях с поднятыми руками. За спинами у фигур не осталось никого живого.
И точно также уже ничего не скрывало их лиц. Они еще и поворачивались то в одну, то в другую сторону. Словно давая рассмотреть получше свои лица.
Я узнал многие из них.
Нет, это не могли быть мои орлы!
Я видел на их физиономиях разные выражения.
Ворчливое недовольство, когда наряды получали.
Смачное предвкушение, когда увольнительные на землю зарабатывали.
Смущенную досаду, когда на контрабанде с нее попадались.
Жаркий азарт, когда к очередной операции против темных готовились.
Но я никогда не видел у них эту каменную маску полного равнодушия исправно работающих машин. Катков, сминающих все на своем пути.
Так, первым делом найти способ попасть к целителям. Чтобы целостность предохранителей проверили. Когда там у орлов последний профосмотр был? Правильно — на моей памяти никогда. Непорядок.
От этой картины я сам глаза оторвал. Рывком. И тут же наткнулся ими на бешено раздувающиеся ноздри смуглого.
— Значит, так, — предупредил я его. — Вот прямо сейчас — забудь!
— Что именно? — подался он ко мне.
— Я знаю, что вы сделали, — отбросил я все вокруг да около. — Вы мне не только своих показали — моих тоже. Как мои ваших в блин раскатывали. Так повторю еще раз — это тогда было. И я узнаю, кто их в стервятники натаскал. А вот сейчас они — мои орлы, и я не одну сотню лет потратил, чтобы сделать их такими!
— И какими же? — принялся смуглый играть желваками.
— Объясню — не вопрос! — охотно продолжил я разговор о своем отряде. — На днях перекинулись с ними — на предмет будущей драки на земле. Доложили мне свое единогласное решение: если я только подумаю против людей выступить, сместят ко всем лешим и без меня к ним на выручку рванут. Земля им давно уже не чужая — так же, как и мне, — неожиданно вырвалось у меня
Смуглый недоверчиво фыркнул.
— Зря ты так! — потянувшись через панель, снова мазнул его лохматый кошачьим жестом. — Мы ведь с тобой знаем, насколько необычен этот мир. Я думаю, там и не такое возможно.
— А это чей был? — глянув на него, кивнул я на панель.
Они все замерли. Лохматый медленно отнял руку от смуглого и мягко, едва касаясь, провел пальцами по верхней кромке панели.
— Его уже нет, — тихо сказал он, опустив глаза.
— В смысле — нет? — оторопел я. — Там смертный, что ли, командовал?
Они снова переглянулись — и на сей раз решение было единодушным.
Новая картина на панели просто ринулась на меня. Я только успел заметить чудовищно уродливое существо в ее центре, как на меня надвинулось его лицо. С совершенно ясным взглядом. Полным облегчения и надежды. И легкой улыбкой на искривленных губах.
А потом это лицо начало распадаться. На фрагменты — пятна — крохотные точки — пыль. Которая потянулась чуть вверх и в сторону, словно ее ветром сдувало. Только улыбка на сетчатке зацепилась — зависла в пустоте, как у того кота.
— Кто … это? — выдохнул я — даже не заметил, как дышать перестал.
— Один из нас, — начал выбрасывать короткими залпами пульсирующий — как при воинском салюте на похоронах. — Его разорвали на части. Потом собрали в уродца. На потеху вашей башне. Потом наигрались. И отдали приказ на его распыление. Нашей башне.
Я не понял — я кому служу? И где набат?!
Так, думать я буду потом. Сейчас вдруг другое дошло — в отличие от моих орлов, эти — не просто очевидцы событий, а с очень даже нетронутой памятью.
— Кто отдал приказ? — приготовился я наматывать новую ниточку прямо на кулак.
На этот раз смуглый остальных передавил — резким движением руки.
— Если он тебе об этом не сказал, — заявил он безапелляционным тоном, — значит, тебе придется самому это узнать.
Похоже, убедил на свою голову, что могу руку на любом пульсе держать. Ладно, не вопрос — когда это я перед вызовом тушевался? С другой стороны, оно и правильно — если гниль в нашей штаб-квартире завелась, то кому же еще ее чистить? Не внештатникам же.
— Принято, — кивнул я. — Давайте к делам насущным. Духов на земле мы отловим и шеи им свернем. Моих орлов на бойню бросать я не дам. Чего еще от них ждать можно?
— Чего угодно, — всеобъемлюще ответил мне лохматый. — Хотя, скорее всего, они будут действовать через местных.
Нормально? А ничего, что их на земле уже восемь миллиардов? Мы с орлами, само собой, всех гнилью инфицированных найдем, но это же кучу времени может занять! А его у нас, чует мое сердце, не так уж много в запасе.
— А из ваших кто остался? — не стал я давить надежду в голосе. — Я бы от подкрепления не отказался.
— Допустим, — снова налился тяжелой настороженностью взгляд смуглого.
— Тогда давайте где-то здесь соберемся, — предложил я. — Если ваши выжили — значит, бойцы. Мои тоже хватку не потеряли — даже наоборот. Будет, чем обменяться. Да говори, сколько, — бросил я сузившему в щелочки глаза смуглому, — я своих столько же пригоню!
— Не здесь! — отрезал он. — Мы подумаем, где, и сообщим.
— Ладно, тогда на связи, — неохотно согласился я. — Только не тяните — тикают часики!
— А связываться как будем? — промелькнула в голосе лохматого мягкая вкрадчивость.
Вообще не вопрос! Из всего, что они мне показали, сильнее всего меня шибанула вот та улыбка исчезнувшего кота. А исчез он в логове темных — значит, у нас в штаб-квартире никто не поймет, что это такое. Даже если меня в серьезный оборот возьмут.
Я оттранслировал им эту улыбку и вопросительно вздернул бровь.
— Может, и споемся, — медленно протянул смуглый, снова прищуриваясь — но уже иначе.
— А то! — заверил я его, и, кивнув остальным, отправился к своим орлам.
Пешком. Сейчас самое оно было подумать.