Глава 14.4

Первый медленно повернул голову, поднял руку и осторожно провел пальцем по голове пернатого. Тот зажмурился и вытянул вперед шею, подставляя и ее под поглаживание.

Вот за нее-то Первый его и схватил, содрав со своего плеча вместе с кусками покровов.

— Я же только спросил! — раздался из-под его руки полузадушенный всхлип.

— Сейчас я тебе отвечу, — пообещал ему сквозь зубы Первый, и мысленно вызвал своего помощника: — Общий сбор! Три минуты!

Они успели — когда Первый со своим пленником оказался на месте последней встречи со своей командой, комната была набита до отказа.

Первый от всей души швырнул все еще пернатого на пол — тот отчаянно забил крыльями, и где-то из-под них вынырнула скрюченная фигура, тут же шмыгнувшая в толпу, держась одной рукой за шею.

Первый перевел взбешенный взгляд с нее на остальных — и оторопел. Для начала их там было больше, чем в той команде, которую он помнил — и многие лица были ему совершенно незнакомы. Но главное — чуть ли не каждый второй имел вид, совершенно немыслимый в пределах его башни: с исцарапанными и покрытыми синяками лицами, с руками на перевязи и забинтованными ногами.

— Это что у вас здесь за баталии идут? — начал он вовсе не с того, с чего собирался.

— Это не у нас — это у Вас! — нервно хохотнул справа от него его помощник. — Мы сейчас как раз анализируем, каким образом обитатели Вашего мира нас идентифицируют.

— Я же сказал: в самых типичных покровах! — снова вспылил Первый. — И даже сказал, в каких!

— Мы с них и начали, — торопливо уверил его помощник. — Но таких там оказалось довольно много, и они начали нападать на нас — очевидно, прогоняя со своей территории.

Молодец, мир! — в очередной раз признал Первый совершенство своего творения, — его самой правдоподобной личиной не обманешь!

— Тогда мы решили попробовать образы менее крупных и менее опасных существ, — продолжал тем временем его помощник. — Вы ведь не уточняли, сколько набросков из Вашего проекта мы можем использовать. Сначала дело пошло лучше, на затем на нас стали охотиться более агрессивные представители Вашего мира.

— Или даже Вы сами! — пискнуло из самого центра толпы.

Первый обвел ее грозным взглядом, ожидая реплик других своих жертв, но они либо благоразумнее оказались, либо уже оправились от нанесенных увечий.

— А чего это вас так много? — увел он разговор от необходимости объясняться или, еще лучше, оправдываться. — Когда это нам штат увеличили и почему меня в известность не поставили?

Толпа перед ним пришла в движение: все они заерзали, отводя глаза и бросая короткие взгляды на его помощника.

— Дело в том, что мы с Вами подробно не обсуждали состав исследовательской группы, — медленно и с легкой опаской в голосе проговорил тот. — Сначала это действительно были только наши сотрудники. Но, ограниченные Вашими временными рамками, они смогли обеспечить очень скудный объем информации. Которого, впрочем, хватило, чтобы нам вызвались помочь некоторые владельцы миров. Немногие, — торопливо добавил он, — как раз наиболее заинтересованные в усовершенствовании своих.

Первый похолодел. Не хватало еще, чтобы пошли разговоры — знает он болтливость своих соплеменников! — что его мир совершает акты агрессии — причем, регулярно! — в отношении представителей других миров! Отличный аргумент для Второго, чтобы убедить Творца в том, что уникальное создание Первого не имеет права на существование.

— Значит, так, — резко повернулся он к своему помощнику. — С этой минуты все ваши исследования прекращаются. В связи с сопутствующими угрозами трудоспособности нашей башни.

— Нет! — выдохнула толпа в едином порыве, и затем снова загалдела на все лады:

— Это простые царапины!

— Они мгновенно проходят!

— И далеко не всегда случаются!

— И не идут ни в какое сравнение с тем, что мы узнаем!

— Ради таких знаний мы и не на такое готовы!

— Ваш мир — это просто чудо!

— Мы уже близки к решению этой проблемы, — включился в их хор его помощник. — Нужно просто создать образ, не вызывающий ни агрессии, ни охотничьего инстинкта. Мы сейчас как раз комбинируем различные из Ваших.

Первый представил себе гибрид из ушастого, пернатого и клыкастого — ну да, такого мир не покалечит, он его сразу уничтожит.

Возникший в его сознании образ не отпускал.

Возможно, он уже давно ничего не творил.

Возможно, сыграла свою роль атмосфера его башни.

Возможно, его заинтриговала сложность задачи.

Возможно, его подстегнула неспособность всей его команды решить ее — должен же он показать им, как это делается.

— Бумагу, — бросил он своему помощнику, уже набрасывая образ в сознании, — и карандаш.

На бумаге образ получился еще более внушительным.

Гибкое, словно без костей, тело.

Длинные руки и ноги.

Вытянутая кверху голова.

Огромные круглые глаза.

Широкий, но почти бесгубый рот.

Приплюснутый, практически вдавленный в лицо нос.

Большие, заостренные на кончиках уши.

И гладкая кожа со слегка голубоватым отливом и без малейшего следа волосяного покрова на ней.

— Ну, не знаю … — неуверенно протянул его помощник, разглядывая набросок. — Вы уверены, что такое существо не покажется чужеродным в Вашем мире?

— Главное, чтобы оно не показалось съедобным, — хмыкнул Первый. — Или конкурентом. И последнее, — озарила его еще одна блестящая идея, — к моему стану в таком виде на … расстояние до другой башни не приближаться, и вот другим первородным на глаза показываться можно — и почаще.

Давно у Адама не было испытаний для укрепления его веры во Второго, сославшего его в этот мир.

Оставалось только договориться с самим миром — но подходящую для этого идею уже подбросила Первому его собственная команда.

— Слушай, — без всяких расшаркиваний обратился он к своему творению, как только вернулся на планету, — ко мне тут пришельцы из других миров обратились. Очень им нравится, как у нас тут все устроено — поучиться хотят. А то у них беда — дохлые они все какие-то, синие, на червяков похожи. Хотят у себя все правильно организовать — и равного тебе, говорят, просто нет. Ты не против?

Все стоящие рядом с Первым деревья встрепенулись, горделиво выпрямились, и в шелесте их листвы Первому послышался самодовольный смешок.

А потом его отношения с миром вообще вышли на новый уровень, а дела его башни со всеми их проблемами снова отошли на задний план.

У них с Лилит снова появилась копия … нет, не Малыша на этот раз, а самой Лилит.

Это имя он и выдохнул, с первого взгляда убедившись в их полном, до последней черточки, сходстве.

И согласился лишь немного изменить его — Лилита — только для того, чтобы не путать два своих самых идеальных творения.

С этого момента началось его новое затворничество у теплого водоема — не просто добровольное на сей раз, а с каждым днем все более желанное.

Он перестал замечать ход времени, неотрывно наблюдая за Лилитой — благо, Малыш с Крепышом уже отлично могли занять друг друга и даже начали помогать Лилит.

Первому даже казалось, что Лилита растет быстрее, чем они. Хотя «растет» было не совсем подходящим словом — она менялась так, как распускается цветок, с каждым едва заметным движением лепестков являя миру скрывающуюся под ними красоту. Постепенно, дразняще, завораживающе — так, что глаз не оторвешь.

И скоро Первому пришлось неохотно признать — исключительно самому себе и исключительно мысленно — что точная при появлении на свет копия Лилит начала все больше превосходить оригинал.

Ее фигура была так же полна грации, все движения изящны даже в порывистости, с головы уже ниже плеч спускалась копна волнистых темных волос, на губах всегда играла то легкая, то освещающая все лицо улыбка — но глаза у нее были не темные, как у Лилит, а все время меняли цвет: дымчато-серые спросонья, ярко-голубые в лучах солнца, глубоко-зеленые в тени растительности.

Ее любознательность так же не знала пределов — но ее интересовала не только манящая даль, как Лилит, а любая травинка, любой камешек у нее под ногами, и она постоянно перекладывала все, до чего могла дотянуться, чтобы все предметы располагались в самой гармоничной симметрии — хоть по цвету, хоть по форме.

Ее бесстрашие даже пугало поначалу Первого — столкнувшись с чем-то незнакомым, она не замирала на месте, как Лилит, пытаясь определить его место в мире, а тут же протягивала к нему руки, словно объятия раскрывала.

Она так же прекрасно ладила со всей их живностью — но если от Лилит та ждала ухода и помощи, а от Малыша с Крепышом стоически терпела любую бесцеремонность, то к Лилите все их зверьки приходили сами — просто, чтобы она их погладила, причем, она каким-то совершенно необъяснимым чутьем всегда угадывала, какой именно бок им почесать.

Не устояли перед ее чарами и Малыш с Крепышом — стоило Лилит попросить ее что-то сделать, как они оба наперегонки бежали ей помочь, а чаще и вовсе сделать это за нее — достаточно ей было улыбнуться им.

Загрузка...