— А теперь объясни мне, — все не унималась Анабель, и голос ее приобрел давно знакомую мне отрывистость, — зачем ты это делаешь? Я знаю, на земле вы не ладили, но зачем здесь все ваши мелкие дрязги на белый свет вытаскивать?
О, можно — для разнообразия — рубануть правду-матушку прямо с плеча.
— Я даю тебе честное слово, — торжественно и совершенно искренне прижал я руку к груди, — что это имя не будет здесь упоминаться ни в устной, ни в письменной форме. Я же сказал — эти материалы нужны были лично мне.
— И я надеюсь, ты понял, — сделала Анабель выжидательную паузу, — о чем они свидетельствуют?
— О постоянных конфликтах с хранителями и финальном бунте против каждого из них, — не задумываясь, ответил я.
Покачав головой, Анабель окинула меня сочувствующим взглядом и — не издав больше ни звука — развернулась и ушла.
Крепко, двумя руками, прижимая к себе летопись своей единомышленницы по моим кошмарам.
В кабинете своего бывшего руководителя я только забрал новую порцию отчетов по ангельским детям — неудобно было задерживаться, и так прилично позже назначенного срока явившись.
— Сегодня дополнительных пожеланий не будет? — спросил он меня напоследок с вежливым удивлением.
Отлично — похоже, Анабель действительно решила не привлекать абсолютно ничье внимание к неупоминаемому имени.
— Нет, спасибо, спешу вернуться к своей трилогии, — торопливо ответил я, пятясь к двери. — Даже не предполагал, что ее написание таким увлекательным делом окажется — оторваться не могу!
На самом деле мне не терпелось вернуться к темному маньяку.
С вопросом, поставленным ребром.
Нет — в присущем ему стиле — с несколькими вопросами, поставленными ребром.
Я открыл ему наглухо заколоченный — существенную часть вечности назад — доступ в центральный офис нашего течения?
Я провел его — почти партизанскими тропами — в наши скрытые под семью печатями святая святых?
Я добыл для него — чуть ли не кровью — почти все, если не опускаться до педантичного пересчитывания, интересующие его материалы?
Я рисковал при этом если не жизнью своей, то положением и уж точно здравым рассудком — что в лабиринте центрального архива, что при контакте с Анабель?
Все.
На этом мы ставим точку.
Окончательную.
И если он думает, что найдет способ и дальше …
— Спасибо тебе большое! — зазвенело у меня в голове чистейшее торжество. — В дополнительных документах больше нет надобности. Последняя деталь загадки вопрос явила и ответ. — Он помолчал, и добавил совершенно другим, деловым тоном: — Я вас тут оставлю ненадолго — постарайтесь дожить до моего возвращения. В полном составе.
Свобода! — отдалось ответным звоном в воцарившейся в моей голове тишине.
Пусть не навсегда.
Пусть на самое неопределенное время.
Но разве много мне его нужно, чтобы снести ко всем темным разделяющую нас с Татьяной преграду?
Опять не успел.
Татьяна сама из-за нее вышла.
А вот обязательно прокурорским тоном у меня спрашивать, что я от нее скрываю?
Можно подумать, что это я все последнее время в батискафе отсиживался!
Я решил уничтожить его — раз и навсегда — одним ударом.
Без обиняков поставив Татьяну в известность, что наш темный приятель увлекся ее лучшей подругой.
Батискаф устоял — иначе она бы сразу ринулась звонить потенциальной жертве очередного темного интереса.
Одно из двух: либо впечатление от недавней встречи на земле уже смазалось, либо она все еще свято верит в неприступность подруги.
Хотелось бы первое.
Я зашел с другой стороны: рассказал ей о своем новом проекте на земле, величие которого уже начало слегка давить мне на плечи.
Очень хотелось разделить его с кем-то — а с кем же мне еще делиться своими самыми фантастическими планами, как не с ней?
Лишь бы только сейчас их как-нибудь не обозвала.
Нет, в меня она все еще тоже верит.
А можно в меня верить чуть более активно?
И без этого бесконечного сожаления во взгляде.
У меня оставалось только одно, последнее средство.
И найдите мне, пожалуйста, хоть одного другого ангела, способного на подобную самоотверженность.
Собравшись с силами, я объявил Татьяне, что верит она в меня напрасно.
А вот обязательно было именно в этот момент окончательно проснуться?
И начать выпытывать у меня всевозможные подтверждения моего заявления.
Да, с этим проектом я сам не справлюсь — так проект же какой!
Да, для решения земных проблем потребуется весь штат отдела целителей целиком — так земля же какая!
Да, всему их штату потребуется курс повышения квалификации — так проблемы же на земле какие!
Да, этот курс только я им прочитать могу — так у меня же опыт психолога какой!
Да сказал же, что я к ним попасть не могу!
И не только я.
И не только к ним.
Какой фейс-контроль?
Ну, не знаю — возле входа в отдел хранителей я, вроде, ничего нового не заметил.
Я там, правда, больше дышал после лестницы, чем по сторонам оглядывался.
А у целителей и даже на дальних подходах к Стасу точно не фейс-контроль, а фейс-отказ.
С последующей немедленной экстрадицией.
Особо опасного нарушителя.
Судя по ощущениям.
Татьяна снова ушла в себя.
Слава Всевышнему, только в себя.
Откуда она обычно выходила быстро и посвежевшей.
Так то обычно — в этот раз она вышла из себя, вооруженная новым талантом.
Ангельским.
Со слегка темным отливом.
А ведь уже избавилась — с моей помощью — от всех недостатков бурного ангельского роста — так нужно было в батискаф забиться, чтобы новый себе там отрастить?
Если еще не отцы-архангелы ей его туда подбросили.
Началось все, правда, весьма невинно — с вопросов.
Нет, до чего дошло — я уже очередь за очередью Татьяниных вопросов невинным делом считаю!
На фоне темного инквизитора.
И вопросы у нее какие-то странные были — хотя в этом, правда, ничего нового, ее вопросы всегда меня с толку сбивали.
Да, все наши вновь прибывшие меняют внешность — это не обязательно, но я, по крайней мере, об исключениях не знаю.
Да помню я, что она об этом ничего не помнит!
Я думаю, что это — первый сознательный акт молодого ангела: разрыв последней материальной связи с землей.
А вот это интересный вопрос!
Да, радикально меняют внешность буквально единицы — слава Всевышнему, она в их числе не оказалась!
Мне кажется, молодые ангелы оставляют основу своей внешности как сувенир, как ностальгическое воспоминание о своей прежней, земной жизни.
Точно, люди из таких же соображений школьные грамоты и университетские конспекты хранят.
Да, конечно, мы меняем свою внешность, отправляясь на землю на работу — и, конечно, для каждой миссии выбираем новую.
Как она себе представляет работу в одном и том же облике где-нибудь в Скандинавии и Африке?
Очевидно же, что хранитель должен не привлекать к себе внимание — а значит, должен иметь вид, максимально не выделяющийся среди окружающих.
А целители тем более — они направляются к и так уже выбитому из колеи человеку, и их вид должен успокаивать, а не настораживать его.
Ну, конечно же, мы изучаем примеры наиболее типичной внешности — и очень тщательно, ведь выбранный облик ни одной чертой не должен создавать отвлекающий от работы дискомфорт.
А Стас здесь при чем?
Ему разная внешность незачем — он себе свою по должности раз и навсегда выбрал.
Во-первых, он на земле только периодически появляется, а во-вторых, в отличие от целителей, его облик как раз и должен внушать наказуемому, что это его личный конец света пришел.
Откуда, как она думает, взялись у разных народов на земле довольно сходные и крайне мрачные изображения ангелов огня и смерти?
Вот неподходящее сравнение — если бы у Стаса в штате только четыре всадника было, то конец света уже давно бы наступил.