Я несколько раз пытался вмешаться, чтобы Гений не счел этот ослепленный продукт пропаганды правящего течения типичным примером наших наследников на земле, но Гений всякий раз делал мне знак остановиться — все его внимание было, казалось, поглощено лунатическим бредом фанатичного выскочки.
В конце перерыва я все же не сдержался,
— Позволю себе отвлечь Вас на одно мгновение, — обратился я мысленно к Гению, когда мы спускались на первый этаж. — То, что Вы только слышали, отнюдь не является обычным ходом мыслей среди ангельских детей. В частности, уверяю Вас, моя дочь и ее юный приятель совершенно не разделяют эту точку зрения — Вы, к сожалению, не успели поближе познакомиться с ними …
— Не беспокойтесь, мой дорогой Макс! — добродушно перебил он меня. — Мне вполне хватило времени, чтобы убедиться, что наша свежая кровь является полной противоположностью этого мутанта.
— Как Вы его назвали? — насторожился я.
— Союз змеи и скорпиона уродство может лишь создать, — абсолютно не к месту и не ко времени разразился он одной из своих знаменитых шарад. — Хотя признаюсь, это нечто новое в технике манипуляции.
— Я не совсем понимаю, — бросил я с досадой.
— Его сознание было видоизменено довольно необычным образом, — задумчиво отозвался он, — так, что затем начало модифицировать само себя — с виду совершенно добровольно. Смена внешности, как Вы прекрасно знаете из своего обширного опыта, не представляет для нас особого труда — этот же упражняется в изменении своей внутренней сущности, адаптации ее к сложившимся обстоятельствам и поставленной цели.
— Я ничего подобного не заметил, — недоверчиво произнес я, перебирая в памяти все предыдущие разглагольствования подкидыша. — Слова он, возможно, разные использует, но направленность всех его высказываний всегда неизменна.
— Это и есть одна из его ипостасей, — одобрительно подхватил Гений, — которую он постоянно являет всем вам с одной целью — оттолкнуть вас, вызвать отвращение, чтобы вы не присматривались к нему в остальное время, когда он вживается в другие образы.
— Следует ли мне понимать, — медленно проговорил я, — что у нас появились не только новые союзники, но и враги?
— Нет, — твердо уверил меня Гений, — для этого он недостаточно самостоятелен, он всего лишь орудие в руках наших оппонентов. Они как раз сейчас подбирают ему форму.
Положа руку на сердце, мне вполне хватало стенобитный прямолинейности карающего меча и броуновской непредсказуемости горе-хранителя, которых нужно было постоянно держать в заданном русле. Мысль о еще одном разрушительном элементе в этой взрывоопасной смеси — причем, оснащенном навыками хамелеона — не вызвала у моего уже направленного на множество задач сознания ни малейшего энтузиазма.
— Возможно, стоит его просканировать? — осторожно предложил я. — Или даже прозондировать — чтобы не упустить ни одну из масок, скрывающихся под другими.
— Как же мы все избалованы легкостью этого уже ставшего обыденным проникновения в чужое сознание! — с досадой цокнул языком Гений. — Боюсь, наши оппоненты и к этому вопросу подошли по-новому, обеспечив неприкосновенность своих замыслов. Я уже заглядывал в сознание их подопытного: некоторые его части подавлены — причем, создается впечатление, что он сам руководит этим процессом, спрессовывая ненужные ему в данный момент с чудовищной силой. Любая попытка узнать, что под ними скрывается, может вызвать ответный удар не менее убийственной силы, который гарантировано уничтожит его сознание — чтобы не осталось и следа воздействия на него со стороны наших оппонентов. А также — с высокой долей вероятности — и сознание совершившего эту попытку. Так что, нет, мой дорогой Макс, придется нам ограничиться старым добрым наблюдением — и умением анализировать увиденное, в чем с Вами мало кто может сравниться.
Комплименты в нашей цитадели были всегда категорически не приняты — именно поэтому наш глава, начавший в последнее время слегка злоупотреблять ими, будил периодически мою настороженность. Но Гений и в этом случае оказался на недосягаемой высоте: подробно описав всю пагубность моего предложения, он немедленно выступил со встречным, недвусмысленно дав мне понять, что обращается к наиболее подходящему исполнителю.
— Займусь этим прямо с сегодняшнего дня, — твердо пообещал ему я, и слегка увлекшись, не смог остановить себя вовремя. — Удалось ли Вам что-то узнать о наших возможных союзниках?
— Я весьма близок к этому, — не выказал он ни малейшего недовольства моей бесцеремонностью. — Ждать осталось совсем недолго.
Понятие недолго оказалось у Гения соответствующим всему масштабу его мышления.
Весь остаток дня он провел, все также углубившись в свои изыскания в сканере.
Очевидно, они дали некий результат — он удалился вслед за Татьяной и ее горе-хранителем, бросив всем напоследок обещание очень скорой встречи и сопроводив его многозначительным взглядом в мою сторону.
Но никакого вызова от него до следующего дня так и не пришло.
Утром же он слегка отвлек меня от ставшего уже томительным ожидания, в очередной раз блестяще продемонстрировав — не мне, для меня это всегда было непреложной истиной — карающему мечу, что физическая форма является лишь оболочкой для управляющего ею разума, а превосходство над противником достигается не грубой силой, а тонким пониманием его намерений и молниеносной реакцией.
Для подкидыша и горе-хранителя они, впрочем, и не понадобились — эти двое Гению даже в подметки не годились. Я признал свое поражение также без всякой досады — даже в нашей цитадели не было никого, способного уследить за полетом его мысли — и лишь отметил благородно протянутую и мне, и двум его предыдущим противникам руку, чтобы помочь нам подняться с земли.
А вот карающий меч получил, наконец, достойный урок. Собственно говоря, даже не один — и я наблюдал за этой корридой с искренним восхищением искусством тореадора, раз за разом повергающим взбешенного и ослепленного своим бешенством быка.
Во время этого восхитительного зрелища я, кстати, заметил еще одно типичное явление. Горе-хранитель, вечно рассыпающийся в дифирамбах сочувствию и взаимопомощи, якобы свойственных правящему течению, ничуть не меньше меня наслаждался избиением своего, казалось бы, светлоликого собрата. Поэтому призыв последнего проучить пустомелю нашел во мне самый живой отклик — далеко не в последнюю очередь на его попытку саботажа во время нашего посещения земли.
Следовало признать, что день начинался весьма многообещающе. Это был день моего посещения нашей цитадели, и я тешил себя надеждой, что там ко мне присоединится Гений — он явно пребывал в самом лучшем расположении духа, что однозначно указывало на некий прогресс в его изысканиях.
Но для начала мне следовало сделать доклад моему главе.
— Я хотел бы узнать, что вчера произошло, — не позволил он мне даже начать его. — Чрезвычайное происшествие такого масштаба должно было потребовать от Вас полного внимания — там каждая мелочь могла иметь критически важное значение. Почему Вы остановили прямое вещание? Или оно тоже прервалось?
— После того, как выяснилось, что сканеры не работают, — взял я самый уверенный тон, — и глава светлых ищеек отправил ответственного за связи с аналитическим отделом с докладом к ним, передавать было собственно нечего. Светлые набросились друг на друга с обвинениями в саботаже — я передал Вам пару сцен, когда они хоть в какие-то рамки пристойности возвращались.
— Пристойности? — брезгливо поморщился мой глава.
— Поверьте мне, все остальное — особенно вначале — было намного хуже, — кивком подтвердил я обоснованность его отвращения. — Мне не хотелось, чтобы Вы стали свидетелем столь немыслимого хамства. Но я не предполагал, что устранение неисправности будет поручено Гению — иначе я бы сам, без посредничества светлых, обратился к Вам.
— Гений! — недовольно Поджал губы мой глава. — У него просто талант отсутствовать в тот самый момент, когда в нем возникает острая потребность. Мое согласие на его участие в этом проекте было данью моего уважения к нему и … — Он явно скорректировал свои слова, — … и к его прошлым выдающимся заслугам, но он имеет привычку злоупотреблять своим особым положением.
— Сканеры, однако, он восстановил практически мгновенно, — увел я разговор от совершенно недопустимой критики самой выдающейся личности нашего течения — о которой, в чем я не сомневался, мой глава сам впоследствии пожалеет.
— И что же вызвало их сбой? — правильно оценив мой деликатный намек, вернулся он к основной теме разговора.
— Как я и показывал Вам, — охотно поддержал я его, — незначительные отклонения от режима эксплуатации сканеров обнаружились практически у всех, но самое грубое их нарушение совершил, как нетрудно догадаться, глава светлых ищеек.
Мой глава нахмурился — с таким видом, словно перед ним лежали кусочки разорванного документа и ему нужно было сложить их в правильном порядке. Чем он и занялся, выстреливая в меня одним вопросом за другим и кивая моим ответам на них то с удовлетворением, то с досадой.
— Сбой в работе сканеров обнаружил глава светлой службы охраны?
— Да.
— С докладом о сбое отправил сотрудника он же?
— Да.
— Грязный скандал после этого тоже он начал?
— Да.
— Не совершал ли он каких-то манипуляций со сканерами в это время?
— Нет.
— Не оставался ли он один в помещении со сканерами перед этим?
— Нет.
— Не заметили ли Вы каких-то странностей в работе сканера после его восстановления?
— Нет.