Глава 16.8

— Татьяна, давай, хорош мне тут воду лить, — решительно сократил я время лекции в пользу практического занятия. — Ты мне алгоритм дай — пошагово — дальше я сам попробую.

Ну, вот это — другое дело! Ангелов в невидимости я всегда ощущаю, как легкий гул — так компьютер работающий ворчит. Причем, при его включении звук этот отчетливо слышно, а уже через пять минут он становится практически неразличимым фоном.

Дальше. Если инвертированных ангелов я вообще никак не ощущаю, это значит, что у меня фильтр подавления этого гула выведен на максимум.

Теперь самое интересное. Татьяна говорит, что невозможность взлома инвертации встроена в саму ее схему — как защита от дурака. В принципе, разумно — во многих программах продвинутые функции только в настройках содержатся, куда рядовой пользователь не полезет.

Ну и все, выводим фильтр подавление гула в ноль и поехали. Инвертируйся, Татьяна!

Дети, затаив дыхание, притихли.

Угол кухни громко охнул.

Потом охнул я — громче. Могли бы и предупредить перед тестированием о возможных побочных эффектах. У меня в ноль ушли бегунки всех фильтров — подавления и гула, и высоких, и низких, и голоса, и фона. И даже статического электричества. Прямо так по ушам ударило, что я дернулся и головой непроизвольно замотал, чтобы этот адский грохот из них вытрясти.

Зато сигнал получился не менее впечатляющий, чем вызов для той мысленной перемычки. И, в отличие от последнего, мы его сразу и повторили несколько раз, чтобы убедиться в устойчивости полученного эффекта. Пока у меня в голове от него не зазвенело.

Но уже зная, чего ожидать, я больше ни звука не издал. И угол тоже.

А вот с детьми этот алгоритм не сработал, от слова совсем. Оказалось, что любых ангелов они ощущают, как клубок эмоций: в явном виде — четко очерченный, в невидимости — чуть размытый, а в инвертации — просто туманный. Причем, на силу и качество этих эмоций состояние, в котором пребывает ангел, никак не влияет. Это уже мы с Татьяной вместе тоже несколько раз проверили. В настрое на эмоции их человеческое происхождение, видно, роль сыграло, а как включать или выключать человеческие эмоции еще никто, по-моему, не придумал.

Наконец, мы бросили это бессмысленное дело. Ничего, теперь, рядом со мной, к детям точно никто не подкрадется. И ко мне, между прочим, тоже — больше никогда. Привет мордоворотам Стаса!

— А как Анатолий в этом участвовал? — спросил я Татьяну, вспомнив слова их темного предводителя об их сногсшибательном тандеме.

— Никак, — пожала плечами она, — так же, как и я. У меня это случайно получилось — я просто не знала, что это невозможно.

Понятно. Наверно, скрытая сторона взлома инвертации заключалась в его внушении Татьяне, что в мире нет ничего невозможного — так же, как и запретного.

— Зато потом, — гордо вскинула голову она, — он придумал, как выводить из инвертации частично!

— Это как? — озадаченно поинтересовался я.

— Это когда я тебя, например, вижу а все вокруг — нет, — объяснила она, и торопливо добавила: — Только это я показывать не буду!

Дети обменялись крайне заинтересованными взглядами, а угол кухни коротко прыснул.

— И еще, между прочим, — повысила голос Татьяна, — он инвертированных по подразделениям различает!

— Да? — вскинулась Дара. — А Макс — лично.

Нет, придется все же признать их темного предводителя гением. Когда, он там говорил, мне с моим наставником скооперироваться можно будет?

Он как будто услышал мой вопрос. Хотя, может, и без как будто. Тогда мог бы и ответить — я уже к любым сигналам подготовился — а не просто исчезнуть.

Судя по искрам, летящим от Марины во все стороны, сеанс укрощения состоялся, но явно оказался не последним. Уже не умиротворенная ее часть тут же накинулась на единственного чистокровного и не свежеиспеченного ангела, оказавшегося у нее под рукой.

Не имея больше ни малейшей надобности путаться завтра у нее под ногами, как она выразилась, я тоже дал себе, наконец, волю. Я напомнил ей, что настоящие люди, о которых она так печется, ежедневно ходят на работу и не выдавливают из окружающих все их внимание — до последней капли и за счет других.

Дети оказались не менее наблюдательны в отношении методов их темного предводителя, чем я. Не успела Марина набрать воздух, чтобы ответить мне по пунктам, как Игорь добавил, что она не одна на земле живет и что от предложенной помощи отказываются далеко не самые умные люди.

На этот раз воздух Марине пришлось набирать дольше. А потом ей добавила Света: не ангел, не полу-ангел, а самый, что ни есть, земной человек напомнил ей о принятых у людей законах вежливости и гостеприимства.

И поле битвы осталось за объединенными силами ангелов, людей и их общих потомков — Марина ушла, не сказав больше ни слова.

Вот так еще немного, и я признаю этого их всеобщего предводителя и своим тоже.

Но для этого мне нужны были его ответы на целый ряд вопросов. А значит, нужно было ждать сеанса мысленной связи с ним. И провести этот сеанс так, чтобы он немедленно вставил его в свой ежедневный график.

Развезя детей со Светиной дачи по домам, я поехал на работу. Если понадобится, даже задержусь — после двух отгулов подряд это будет вполне естественно, и только там я могу сидеть и часами смотреть в одну точку, не привлекая к себе никакого внимания.

Нет, хорошо, что мы с Татьяной потренировались. Когда, уже ближе к концу рабочего дня, я вдруг почувствовал, что в меня со всех сторон впились иголки — причем, по ощущениям намного длиннее и острее, чем на реальном кусте — я даже не шелохнулся.

— Э … Здравствуйте, — подумал я, чувствуя себя полным идиотом. — Еще раз.

Общение через экран всегда было мне ближе, чем лицом к лицу — по крайней мере, не нужно думать, куда руки девать и как дистанцию держать, чтобы тебя по плечу похлопывать не начали. А в аудио-режиме и того лучше, можно параллельно и еще чем-то заниматься.

Но тут — без какого бы то ни было материального подтверждения контакта: хоть телефона в руках, хоть гарнитуры в ушах — ощущение было крайне некомфортно. Честное слово, с зеркалом лучше разговаривать — там хоть себя видишь и сразу понимаешь, что мозгами тронулся.

— Рад снова слышать Вас, — раздался у меня в голове кристально чистый голос.

Да, нужно признать, качество связи завидное — как будто в соседней комнате. Или он опять на земле?

— Вы уже закончили свои встречи? — переформатировал я свои сомнения в формулу вежливости. — Я Вас не отвлекаю?

— Да, я уже полностью свободен, — ответил предводитель с коротким смешком. — Редчайшие, знаете ли, минуты полного досуга в нашей башне — обычно я предпочитаю проводить время за ее пределами.

— В Вашей башне? — напрягся я. — А Вы уверены, что это безопасно?

— Ах, бдительность всегда похвальна, но недоверие скрыто в ней, — зажурчало у меня в голове тоном, который никак не вязался с образом, появляющимся у Светы на даче. — Не волнуйтесь. Во-первых, не зная точки вызова, проследить перемычки практически невозможно. А нашу с Вами я сам не мог даже вообразить всего несколько дней назад. А во-вторых, мой кабинет более чем надежно защищен от какого бы то ни было вторжения.

— Ну, если Вы так считаете, — протянул я, раздумывая, что бы еще сказать на тестовом контакте — не «Раз, два, три» же, в самом деле.

— И я даже успел поразмыслить над Вашим предложением, — пришел он мне на помощь, — о регулярном обмене мнениями. — Я даже дыхание задержал. — И оно кажется мне чрезвычайно плодотворным — мне импонирует Ваше сочетание аналитического подхода к вопросу и настроя на его скорейшее практическое решение.

— Спасибо, — неловко буркнул я, выпуская, наконец, воздух.

— Это я Вас благодарю, — разлюбезничался он в ответ. — Это сочетание стало уже редким у нас явлением. Давайте договоримся так: через день, в это время, от получаса до часа и, разумеется, если не произойдет что-то, из ряда вон выходящее.

— Мне ждать вызова или самому? — с готовностью подтвердил я свой настрой на практическое решение вопроса.

— Я буду Вас вызывать, — напомнил он мне об иерархии. — И, разумеется, предупрежу, если не смогу это сделать. Кроме того, если у Вас есть такая возможность, мы можем провести пробное совещание прямо сейчас. Вы говорили, у Вас уже есть вопросы?

Вот умеет же хоть кто-то выслушанные предложения в дальний ящик не откладывать!

Я начал с того, к чему был лучше всего готов: с революции в передаче данных. С появлением его чудо-устройства этот вопрос явно приобрел первоочередное значение. Получилось немного путано — переписать свою докладную записку я еще не успел, и многое в ней пришлось менять на ходу, но основную свою идею — судя по его реакции — я все же передать сумел.

— Просто не могу с Вами не согласиться! — с какой-то даже слегка излишней горячностью поддержал он меня. — Меня всегда удивляло просто маниакальное стремление вашей башни забюрократизировать каждый свой шаг. В нашей, например, вся информация хранится на сканерах.

Ну, теперь понятно, почему он не захотел мне один из них добыть.

— Но я, однако, боюсь, — продолжил предводитель с легким сожалением в голосе, — что Вашему предложению по отмене бюрократии придется сначала пройти через все ее жернова. И согласитесь, вряд ли найдется какая-то система, которая добровольно и охотно согласится на свой собственный демонтаж.

Ох, ты, я об этом не подумал! Я был уверен, что любая инициатива снизу поднимается со ступеньки на ступеньку, по четко отлаженной схеме, наверх к руководству, которое ее и рассматривает. Мне даже в голову не приходило, что на какой-то ступеньке ее могут незаметно замести под ковер. А вслед за ней и все запросы по ее статусу.

Загрузка...