Ангел-мечтатель (СИ)

Глава 9.7

В ту ночь их снова разбудили лохматые. Нет, еще одного ушастого нам не нужно, подумал Первый в полусне и перевернулся на другой бок. Но в звуках, которые издавали лохматые, слышался не азарт охоты, а клокочущая ярость — как тот резкий гортанный клекот, с которым летающий хищник гнал Первого в воздухе. И доносились эти звуки не от пирамид из плодов. И не удалялись от них.

Резко встав, Первый встревоженно оглянулся. Возле ограждения, внутри которого отчаянно били воздух крыльями уже совсем выросшие птицы, метались лохматые тени. Они наваливались друг на друга, уворачивались, отскакивали, чтобы зайти с другой стороны, опять сбивались в беснующийся клубок — Первый даже не сразу разглядел, что теней было три.

Вдруг утробное рычание сменилось пронзительным, острым, взметнувшимся вверх визгом, и одна из теней осела на землю, дергаясь в безуспешных попытках подняться. Рывком стряхнув с себя растерянность, Первый бросился на помощь своим лохматым, но споткнулся в темноте и растянулся во весь рост в нескольких шагах от них.

Пытаясь втянуть в себя выбитый при падении воздух, он услышал свист. Похоже, падение оказалось особо неудачным, пронеслось у него в голове, если пришлось зубы стиснуть.

Попытка пошевелить ногами сопроводилась резким, хриплым и внезапно оборвавшимся всхлипом. Только не перелом, взмолился он, о взлетах прямо на глазах у Лилит не может быть и речи.

Он решил проверить целость рук, приподнявшись на них — в ушах у него застучало мерным, частым топотом. Нет, лучше ноги, тут же передумал он, с поврежденной головой работать будет намного сложнее.

До него донеслось низкое, воркующее, успокаивающее бормотание Лилит. А вот причитать надо мной не нужно, с достоинством поднялся Первый на четвереньки, я — не ушастый. В крайнем случае, у меня запасное тело в башне осталось.

Если случай действительно окажется крайним, лететь за телом нужно сейчас, пока темно. Первый осторожно выпрямился — и так и замер на коленях, размышляя, не вызвана ли картина перед его глазами критическим сотрясением мозга.

Лилит сидела на земле возле ограды с птицами — в окружении лохматых тел. Рядом с ней из земли торчала одна из тех заостренных веток, которые остались после сооружения ограды для нового ушастого. Нет, не из земли, рассмотрел Первый — из одного из мохнатых тел. Но Лилит склонилась над другим — издающим еле слышные жалобные звуки — ощупывая его, распрямляя и поглаживая. Вытянувшийся рядом второй лохматый усердно помогал ей языком.

Вылизав соплеменнику неестественно вытянутую в сторону заднюю конечность, он поднял голову и шумно потянул носом воздух. Повернувшись в ту же сторону, Лилит угрожающе заворчала. Выдернув ветку из неподвижного тела, она, не глядя, отшвырнула ее в сторону — Первый снова вовремя припал к земле — и подняла пришельца за одну из конечностей.

— Лис-с-а! — прошипела она, вертя его перед собой.

Первое, что бросалось в глаза — орудие очередного нападения мира было намного крупнее ушастого. И шкурка у него была более волосатой. И заканчивалась она длинным — почти таким же, как все тело — пушистым хвостом. Лилит подняла его, приложила к лицу, затем с другой стороны, затем обвила им шею …

Лохматый с поврежденной конечностью издал чуть более громкий, настойчивый звук. Лилит отбросила хвост, нашла разрывы на шкурке и принялась сдирать ее с тела — обеими руками и даже не поморщившись.

Когда она поднесла освобожденную пищу к лежащему навзничь лохматому, тот поднял голову — и тут же снова уронил ее на землю. Лилит задумалась, склонив голову к плечу, снова подняла тело — и впилась в него зубами, вырвав приличный кусок. Который она затем вложила прямо в рот лохматого.

Второй нетерпеливо и просительно взвизгнул. Подозрительно покосившись на него, Лилит вырвала зубами еще один кусок пищи, выплюнула его на ладонь и протянула ее лохматому.

Третий кусок она начала жевать сама.

Первый резко выдохнул — оказалось, все это время он затаил дух.

Медленно, все также на четвереньках, он приблизился к Лилит — она отдернула пищу, пряча ее за спину.

Первый старательно скопировал просительный звук лохматого — и получил свою порцию из ее рук.

Так, вчетвером, они и прикончили незадачливого посланца мира. На вкус он оказался жестче ушастого, но Первый всем своим видом изображал чистейшее удовольствие.

С тех пор их жизнь полностью изменилась. В правильном, наконец, направлении.

Лилит начала есть любую животную пищу, которую приносил Первый. Он так и не понял, что, в конечном итоге, сломило ее сопротивление — ранение пришельцем их лохматых или его роскошный хвост — но главное, что теперь она не просто светилась от поглощенной жизни, но и начала поправляться.

И с каждым днем у них увеличивалось количество потенциальных покровов. Вспомнив, что произошло со шкуркой ушастого, Первый сразу сходил за камнем с новой планеты и принялся старательно очищать обратную сторону хвостатого приобретения от приставшей к ней плоти. Камень оказался слишком острым — или Первый слишком старательным. При первом же надрыве Лилит заверещала, отобрала у него камень и больше не подпускала его ни к одной шкурке, даже ушастых.

Взяв на вооружение способ, которым Лилит умертвила хвостатого, Первый практически ни один день не возвращался к ней без добычи. Хвостатые ему попадались нечасто — и нередко уходили от погони, петляя так, словно их мир направлял, чтобы оставить его с пустыми руками. Зато ушастые всегда удирали по прямой, и в каждого из них он всегда попадал с первого раза. Главное было приносить Лилит их тела и шкурки отдельно.

Погоня за зверьками была куда интереснее сбора плодов — и заводила Первого все в новые и новые места. Где обнаруживалось все больше источников пищи.

На деревьях водились другие хвостатые — и снова явно не его творение. Мир, похоже, создал некий гибрид зверька и птицы: хвост у него был чуть ли не больше всего тела и явно участвовал в его перелете с одного дерева на другое, не мешая при этом карабкаться по ним. Размеры этих хвостатых делали их совершенно неподходящей для метания мишенью, но Первый приноровился ловить их в воздухе — подобно ушастым в прыжке, в полете они никогда не меняли направление.

Наткнулся он однажды на странного зверька вообще без шерстки. Нет, покров на нем, конечно, был, но абсолютно гладкий — Первый только головой покачал чудачествам мира. Вот как, интересно, такой выживет в грядущих холодах? Явно неудачный эксперимент мира был упитанным, круглым со всех сторон, с широченным приплюснутым носом и гротескно закрученной пародией на хвост — и стал легкой добычей, мелко семеня на коротких конечностях.

Потом выяснилось, что под неказистым покровом мир снова замаскировал один из лучших источников пищи — на вкус зверек оказался мягким, как птицы, и питательнее любых других четвероногих. Вдобавок Лилит почему-то очень заинтересовалась его бесполезной шкуркой.

Несколько дней Первый выискивал в зарослях ему подобных. Заметив похожего — еще и намного крупнее и заключенного в более шерстистую оболочку — он со всех ног бросился на него. А потом — еще быстрее — назад от него. Этот экземпляр не остановили три поочередно брошенные Первым копья из заостренных веток, и при стремительно приближающемся рассмотрении у него оказались два острых костяных выроста в обеих сторон от сплюснутого носа. И он вовсе не семенил — мчался на Первого, выставив эти наросты вперед и яростно фыркая сквозь нос.

Пришлось взлетать — мир оперативно добавил замаскированному деликатесу не только средства защиты, но и скорость передвижения. И даже на дереве отсидеться не удалось, чтобы отдышаться — усовершенствованное творение мира принялось бешено биться об это дерево головой, чуть не сбросив с него Первого. Прямо к бьющим землю конечностям.

С тех пор Первый сначала внимательно вглядывался в строение головы потенциальной добычи. А мир принялся с энтузиазмом развивать свой успех, подсовывая ему все более привлекательную четвероногую приманку — и размерами, и красотой мягкого, даже с виду шелковистого покрова, но снабженную совершенно диким переплетением мощных развесистых костяных выростов на голове.

Первый на провокации мира не поддавался. Пока тот снова не устроил ему засаду. Забыв, что все предыдущие заканчивались прорывом всех его преград.

В тот раз Первый наткнулся на четвероногого существенно меньших размеров, но лишенного каких бы то ни было уродливых украшений.

Явная промашка мира стояла с опущенной головой, покачиваясь на длинных тонких конечностях и разглядывая что-то возле них на земле. Затаив дыхание, Первый занес руку с копьем — длинноногий зверек уловил, похоже, его движение, поднял голову и уставился на него круглыми темными глазами. В них не было и намека на испуг — наоборот, до Первого докатилась волна ничем не замутненного любопытства.

У него рука замерла в воздухе. С таким живейшим интересом Лилит всегда встречала любые новинки этого мира. Отнесу-ка я эту лучше ей, подумал Первый, а то ушастый старожил уже хромать перестал. И у лохматого поврежденная конечность зажила. И пушистые комочки совсем выросли. И Лилит уже пару раз изъявила желание сопровождать Первого в зарослях. О чем, конечно, не могло быть и речи — новая планета еще и наполовину не была готова.

Медленно, без лишних движений, он поднялся в воздух, переместился за спину тонконогому, бесшумно приземлился, прислонил копья к дереву и в широком прыжке обхватил свою добычу поперек туловища, разворачиваясь, чтобы подхватить копья и снова взлететь.

Тонконогий замолотил всеми конечностями по воздуху, брыкаясь, извиваясь и издавая короткие вереницы тонких жалобных звуков.

— Да не буду я тебя есть! — бросил ему Первый, отдуваясь и пытаясь перехватить его понадежнее.

И тут же понял, что взывал тонконогий отнюдь не к нему. Послышался громкий треск ломающихся веток — и из зарослей прямо на Первого выскочило другое длинноногое существо. В два раза крупнее приманки мира, во много раз косматее их с Лилит лохматых и — конечно же! — с костяными отростками на голове. Их там было всего два, не очень длинных и без всяких излишеств — но концы их угрожающе заострялись и неслись прямо на Первого.