Ангел-мечтатель (СИ)

Глава 10.17

Утренняя разминка, дневной перерыв и вечернее обсуждение новых кандидатов аналитиков пришлись в тот день кстати, как никогда прежде. Но полноценного отдыха я и во время их не дождался — любопытство в отношении выводов Гения уже начало сменяться грызущей тревогой из-за его напряженного молчания.

Поэтому в день своего запланированного посещения нашей цитадели я отправился туда еще до утренней разминки. Проигнорировав ряд нелицеприятных замечаний карающего меча в мой адрес. Причем брошенных мне в спину — а я даже нос ему утереть не смог мгновенной телепортацией прямо из-под оного.

— Что Вы узнали? — не сумел я сдержать резкость в голосе, очутившись наконец в апартаментах Гения.

— А за нами следят! — жизнерадостно провозгласил он.

— За нами? — Я рывком выпрямился, водя глазами по сторонам. — Здесь? Вы же говорили…

— Да не за нами — нами, а за нами — вами, — прояснил он ситуацию в своем неизменном стиле. — То, что Вы мне транслировали, давно появилось?

— Точно не могу сказать, — задумался я. — Скорее всего, да — я в его сканер особо не вглядывался, но резкую перемену в изображении хотя бы краем глаза заметил бы.

— Наши бдительные оппоненты, — насмешливо фыркнул Гений, — вновь демонстрируют полную неспособность к прозрачному и равноправному партнерству.

— Что они хотят? — подтолкнул я его к обоснованию догадки, которая и у меня сомнений не вызывала. — К ним ведь и так все эти данные уходят.

— Можно с уверенностью предположить, — с готовностью перешел к прозрачности Гений, — что они уже заподозрили акт саботажа и ищут сейчас его источник, сравнивая исходные данные внешнего наблюдения, анализ мальчика и финальные отчеты наших эмиссаров, терпящих одно фиаско за другим.

— Значит, нужно прекращать корректировку досье? — медленно проговорил я, морщась от перспективы появления копий подкидыша на земле.

— Ну, конечно! — добродушно уверил меня он. — Только не всех сразу, чтобы не углублять уже возникшие подозрения. Скажем так: оставляя отныне без изменения только повторные — пусть обе стороны партнерства уяснят, что сладость успеха приходит только после горечи смирения.

— Вы уверены, что это — мудрое решение? — уже содрогнулся я от перспективы появления легиона копий подкидыша на земле. — Горечь аналитики, возможно, и испытывают, но уж никак не смирение — кандидатов они Игорю предлагают нарастающим потоком. Зачем нам столько агентов их влияния?

— А! — небрежно отмахнулся он. — Уверяю Вас, что кодирование и раскодирование являются по сути своей одним и тем же процессом. И не забывайте, что таким образом у нас на руках будет список всех подвергнутых ему. Кроме того, чрезмерно разрастись он просто не успеет — я возвращаюсь, — закончил он, словно между прочим.

— Скоро? — Я сам удивился скорости и энтузиазму, с которыми вырвался у меня этот вопрос.

— Ну, еще не завтра! — притушил он их с довольным смешком. — Мне нужно подумать над схемой наших дальнейших действий и — главное — над местом каждого в ней. Вы ведь уже согласны, что четкость постановки цели является залогом успешного ее достижения? — добавил он вкрадчиво.

— Следует ли понимать, — не удержался я от ответного выпада, — что цель Вашего путешествия уже достигнута?

— Да, — ограничился он самой краткой прозрачностью.

— И схема наших дальнейших действий согласована? — попытался я расширить её.

— Это еще зачем? — искренне удивился он. — Моя основная идея … скажем так: встретила одобрение, а тактика, как всегда, не обсуждалась. Так что дайте пока аналитикам ощущение, что проект продвигается в точном соответствии с их намерениями… Ну, хорошо-хорошо — пусть будет только каждый второй кандидат!

Я отметил про себя это «как всегда», но останавливаться на нем не стал. Даже мысленно. У меня вдруг возникло кристально ясное ощущение, что я совсем не хочу никакой прозрачности в этой конкретной — и столь привычно брошенной Гением — фразе. То, что смутно маячило за ней, вполне могло потребовать еще одной круглосуточно работающей части моего мозга.

А вот доклад нашему главе о слежке светлых как нельзя лучше соответствовал только что провозглашенным Гением принципам и прозрачности, и равноправия.

Традиционный звонок моей дочери перед ним расширил этот доклад. Всего на один пункт. Который явил мне прозрачность такой глубины, что я отшатнулся от неё, как от пропасти.

— Ты же мне сам говорил, — затараторила она, захлебываясь, не успел я поздороваться, — а сам что делаешь?

— Что я говорил и что делаю? — озадаченно поинтересовался я.

— Чтобы я никому, — взяла она на октаву выше, — ни одной живой душе, ни полслова, что Игорю помогаю!

— Дара, что случилось? — выдохнул я, пытаясь обуздать нахлынувшую панику.

— Откуда они узнали? — запальчиво бросила она мне. — И даже не заикайся про Игоря …

— Кто — они? — спросил я, цепляясь за надежду, что речь идет о родителях юного мыслителя. Он никогда не умел врать, а родитель его никогда не отличался тактичностью в разговоре …

— Да аналитики же ваши! — прошипела моя дочь существенно тише — наследственное самообладание никогда не оставляло ее надолго.

— Что случилось? — повторил я, беря себя в руки, чтобы соответствовать своим неизменным стандартам поведения.

— Игорю велели поближе подружиться с теми, кого ему подсовывают, — немедленно и привычно последовала она моему примеру. — Не лично, понятное дело — там двое вообще на другом конце света живут. На их страницах чуть ли не ежедневно отписываться, а потом вообще только в личку. И поскольку времени свободного ему почти совсем не оставляют, то он должен меня об этом попросить. Еще и от его имени писать, как секретарша какая-то! — снова прорвалось у нее в голосе вполне оправданное возмущение.

— Дара, уверяю тебя, — медленно проговорил я, тщательно восстанавливая в памяти переговоры карающего меча с родителями юного философа в первый день нашей совместной работы, — ни у одного из нас нет никаких контактов с аналитиками. У нас их просто физически не может быть. Возможно, это просто совпадение…

— Ага, ну да! — фыркнула моя дочь с нетипичным для нее сарказмом. — У вас вечно за всеми совпадениями чей-то прокол стоит.

— Ты что-то необычное заметила? — снова насторожился я.

— Да нет, — уверенно ответила она. — У нас-то все по-прежнему и ушки, как всегда, на макушке — вот я и подумала … Извини, зря я так подумала.

Услышав искреннее раскаяние в ее голосе, я похвалил ее за бдительность. Даже если последняя направлена на самых близких и надежных.

Затем я еще немного задержался в апартаментах Гения. Перебирая в уме всевозможные объяснения предельно, не скрою, испугавшего меня прямого интереса светлых извращенцев к моей дочери и отбрасывая их одно за другим.

Непосредственно контактировал с ними только их подкидыш. Но у него не было ни малейшей возможности следить за событиями на земле — кроме, как сравнивая передаваемые ему отчеты хранителей, карателей и наших сотрудников. В которых не упоминались ни моя дочь, ни юный мыслитель.

Последнего вполне мог поймать на случайном слове родитель. Но случись проговориться юному правдолюбу, моя дочь тут же об этом бы узнала — никакое сокрытие мыслей между ними было невозможно по определению.

Карающему мечу путь не только в высшие, но и в любые круги светлых был отныне заказан. Но не его дрессированной своре. С которой он находился в постоянном контакте. Кроме того, все также туманными оставались условия, на которых он в конце концов согласился на неоспоримый спуск по карьерной лестнице.

С другой стороны, отстранение моей дочери он предложил сам и сведения о нарушении нашей якобы договоренности мог выудить только непосредственно из моего сознания — каковое предположение было просто-напросто смехотворным.

Так же, как у них с бывшим хранителем, у меня тоже не было доступа к сливкам светлого общества. В отличие от возможности … нет, прямой обязанности вводить в курс событий нашего главу. Который, по его собственным словам, в последнее время оказался с вышеупомянутыми сливками в теснейшем взаимодействии.

Ему-то я и задал вопрос о подозрительном вовлечении моей дочери в их схемы. Поводом для этого вопроса мне послужила первая часть моего доклада — о скрытой слежке светлых за действиями наших сотрудников, обнаружившейся на сканере подкидыша. Якобы вместе с их инструкциями моей дочери.

— Я абсолютно с Вами согласен! — горячо поддержал я резкую реакцию нашего главы — и еще горячее его распоряжение отложить все остальные наблюдения и сосредоточиться только на трансляции ему экрана подкидыша. — Нам непременно нужны копии всех их сводных материалов, чтобы не дать им возможности сфальсифицировать их. Светлые, как всегда, в своем репертуаре — как Вы видите, и состав участников на земле они расширяют скрытно. Руководствуясь при этом, как нетрудно предположить, исключительно корыстными побуждениями.

Взбешенное выражение стекло с лица моего собеседника. Мгновенно, неуловимо и беззвучно — словно он в ванне сток в канализацию открыл.

Он откинулся на спинку своего кресла, одобрительно кивая моей горячности с легкой улыбкой на губах. Которая там и задержалась, как приклеенная, не добравшись до глаз. Которые следили за мной из-под полуприкрытый век и поверх сложенных перед лицом пальцев с острым интересом.

— Мне приятно лишний раз убедиться, — проговорил он наконец негромко и размеренно, — в непоколебимости Ваших принципов. Мне приятно отметить, что пошатнуть их не смогли ни новые обстоятельства, ни Ваше рискованно тесное сближение с нашими … партнерами в них.

Я моргнул. Похвала пришла слишком неожиданно. Слишком прямо. И слишком обильно. Опять. Услышать из уст нашего главы сдержанное одобрение — брошенное вскользь и, как правило, в сторону — само по себе было знаком высочайшей оценки. Но высказанный прямо в лицо открытый комплимент? Несколько таких комплиментов подряд?!