Хризолит и Бирюза

Глава XXVI

В двери, что вела на свободу, послышался щелчок замочной скважины. Мерзкий скрип, сменившийся громким ударом о стену, который разнесся по всему подвалу, представил нам крупный силуэт, ростом, примерно, в два метра. Факел в его руке осветил все помещение, давая возможность рассмотреть все намного лучше. Где-то запищали крысы, остерегаясь яркого света, тени паутины легли на каменный пол.

Мужчина шагнул внутрь. Его лицо, резкое и суровое, прорезали глубокие морщины, будто борозды старой земли. Длинные седые волосы были стянуты в тугой хвост, а борода скрывала рубцы, из-за которых он напоминал боевого пса, выжившего в десятках схваток. Я узнала его: тот самый, что стоял на дороге, перед тем как тьма поглотила меня.

Он двигался медленно, но уверенно, будто каждый шаг имел вес. Огонь в его руках выхватывал из мрака ржавые цепи, бочки и каменные плиты, покрытые плесенью. Его глаза — два тлеющих уголька — скользили по подвалу, словно он что-то искал.

Жгучая ненависть поднялась во мне, перемешавшись с холодом страха. Мы не должны были оказаться здесь. Ни я, ни Нивар. Всё это было неправильно.

— Что тебе нужно от нас? — слова вырвались из горла почти рыком. — Если нужны деньги, скажи сколько и отпусти нас!

Он подошёл к моей решётке и ударил по прутьям так, что звон пронзил уши. Я невольно отпрянула. Наклонившись, он приблизил своё изуродованное лицо к моему. Запах перегара и гнилого дыхания ударил в нос, и я поморщилась, прикрывая рот и лицо рукой.

Мужчина расхохотался, гулко, с хрипом, снова ударил по железу.

— Деньги? — его голос был похож на ржавый нож, режущий слух. — Нет, девчонка. Я буду тебя пытать. Ты будешь кричать, но скажешь мне всё, что я хочу. И я не дам тебе умереть. — Смех сорвался у него с губ, трескучий, мерзкий. — Ты будешь умолять о смерти… умолять! — он откинул голову, снова засмеявшись, будто уже наслаждался предстоящим.

— Умолять о смерти? — мой ослабевший голос приобрел тень уверенности, хотя внутри всё клокотало. Я не собиралась поддаваться. В душе разгорался огонь, тусклый, но живой. — Ты не сможешь сломать меня, даже если будешь пытать всю ночь.

На секунду его глаза вспыхнули ярче, как будто он ждал именно этого ответа.

— О, как я люблю слушать такие слова, — прогоготал он, приближаясь, его дыхание слышалось, словно ветер в пустом коридоре. — Но ты не знаешь, что я способен сделать. И ты не представляешь, на что способен человек, когда теряет последние границы.

Я сжала кулаки, стараясь отвлечься от звука капающий воды, который величественно напоминал мне о времени, ускользающем вместе с надеждой. В голове мелькали мысли о свободе, о дневном свете, который никогда не видел этот подвал.

— Ты не сможешь запугать меня, — произнесла я сдержанно, хотя внутренний голос холодом скользнул внутри: он уже запугал.

— Ты не понимаешь, — он остановился и его голос прозвучал так, будто он был моим наставником, который пытался объяснить тяжесть жизни. Я почувствовала его взгляд. — Я могу заставить тебя желать именно того, чего ты боишься больше всего. В этом и заключается истинная власть.

Я встретила его взгляд, напрягая каждую мускулу своего лица, словно сама решимость могла стать щитом. Но внутри колотилась паника. Должно было произойти чудо, чтобы мы вышли отсюда целыми и невредимыми. Мужчина был намного сильнее меня, а его сила внушала ужас. Мозолистые и испещрённые шрамами руки казались способными сломать не только прутья клетки — моё тело тоже.

Если я закричу… никто не услышит. Если закричу — он убьёт. Если промолчу — убьёт медленно.

Я поползла к стене, вживаясь в тьму, будто мрак мог укрыть меня от его прожигающего взгляда, но звон ключей заставил сердце сбиться с ритма. Он перебирал их неторопливо, с наслаждением, как музыкант — струны.

— Отойди от неё!

Голос Нивара сорвался, и его тут же смело кашлем. Мучитель лишь скосил на него глаза, взгляд тяжёлый, как топор, но ничего не ответил. Ключи продолжали звенеть, и этот звон резал тишину, словно сама смерть подбирала ноту.

Когда, наконец, он нашёл нужный ключ, его губы искривила ухмылка. Он сжал находку в кулаке, как оружие, и медленно подошёл к моей решётке. Металл, входя в проржавевший замок, заскрипел, словно выдыхая предсмертный хрип.

Я перевела взгляд на Нивара. Он, стиснув зубы, наблюдал за происходящим, его лицо говорило больше, чем слова. Каждый мускул его тела напрягся, как если бы он собирался броситься в атаку.

— А может начать с тебя, граф? — он выделил интонационно последнее слово так, будто дразнил его.

Значит, он как минимум знает, кого держит здесь. Получается, что это не просто рандомный сумасшедший — нас похитили целенаправленно и тот, кто нанял его, знал, куда мы направляемся и по какой дороге.

Страх от осознанного пробежался мелкой дрожью по всему телу, найдя пристанище в кончиках пальцах.

— Ты хоть представляешь, что будет с тобой, когда нас обнаружат? — я буквально выплюнула это, вставая на ноги, игнорируя дикую боль в бедре.

— И кого же? — он приблизился к моей решетке. — Визгливую девку и щуплого мальчишку, который даже подняться не может? — он рассмеялся, его смех напоминал звук скрежета металла. — Ты так наивна. Я не подведу своего хозяина. Он ждет, что я обеспечу тишину, избавлю его от эха предательства… и вот-вот исполню его волю.

Мне не нашлось, что ответить, поэтому я только сжала губы, подавляя в себе очередную порцию рвущихся наружу слез.

Какого предательства? О чем он говорил?

Сквозь мрак я вновь посмотрела на Нивара, который, действительно, не вставал с тех пор, как я услышала его голос. Сердце забилось быстрее от мысли, что с ним случилось нечто более серьезное, чем со мной. Мой страх за него перебороло желание понять, что случилось.

Я ничего не успела сделать, как громадный мужчина оказался в моем пространстве и резко схватил меня за руки, зафиксировав их над моей головой, не давая пошевелиться. Я оказалась прижата к стене, ноги теряли устойчивость, боль распространялась по всему телу, и мне хотелось упасть, но мясистая коленка этого пьяницы просочилась между моими бедрами, удерживая стоячее положение. В моей голове промелькнули картинки дежавю, и я снова вспомнила мать. То, как и от чего ей пришлось покинуть меня.

Я пыталась вырваться, но его хватка была слишком крепкой. Взгляд его глаз, затуманенных алкоголем, смешивался с безумием, и я понимала, что он не мыслит адекватно. В голове мелькали мысли о том, как мне выбраться из этой ситуации, но паника парализовала меня.

— Если ты не будешь делать, что я скажу, то я буду бить тебя, пока ты не пожалеешь, — он возбужденно облизнул губы, жадно всматриваясь в мое лицо, ища покорности. — Или вытрахаю всю прямо на глазах этого мальчишки.

Я молчала и скалилась, глядя в его глаза, которые казались мне безумными, словно изголодавшийся питбуль в курятнике. Я видела там смерть и боль. Страх и отчаяние. Все это было отражением моих чувств.

— Ты думаешь, что я шучу? — его голос был тихим, но в нем слышалась угроза, которая заставляла меня сжиматься внутри. Я знала, что он не остановится на угрозах. За его спиной возможно простиралось множество жертв, и я не хотела стать одной из них.

Он наклонился ко мне и стал влажно и скользко целовать шею, пытаясь оттянуть рукава платья с плеч, открывая себе больше места для похоти. Оголив грудь, он схватился за нее своей огромной и грязной ладонью, сжимая. Я предприняла попытки извиваться и отталкивать его, превозмогая боль в запястьях, но он снова и снова возвращался. Устав от моих брыканий, он с такой силой ударил меня по лицу, что я почувствовала металлический привкус на языке. Затем, схватив меня за щеки, он приблизил меня к своему лицу и выпрыснул:

— В твоих же интересах не шевелиться — тогда все пройдет быстрее.

Из-за резкости его слов во мне заиграла паника. Я ощутила, как по телу пробежала волна холода, а в груди увеличилась тяжесть. Взгляд его был наполовину свирепым, наполовину жадным, и я понимала, что каждое мое движение только усиливает его желание. Внутри меня разразилась борьба: инстинкт самосохранения против чувства безысходности. Я замерла, стиснув зубы, стараясь отгородиться от реальности, которая раздирала меня на части.

— Кто бы сомневался, что ты мог бы и дольше!

Издав произвольный рык, он дернул меня и развернул к себе спиной, начал задирать платье. Мое сопротивление было бесполезно и мгновенно подавлялось оттягиванием за волосы и сжиманием рук. Этот неизвестный был силен и, как оказалось, достаточно опытен в таких делах. Его руки уже хозяйничали у меня под юбкой, оставляя неприятные мозолистые ощущения вдоль бедер, и я только успела подумать о том, что даже если я буду сопротивляться, это все равно ничего не изменит.

Я на мгновение замерла, а потом вздрогнула, как от удара. Ко мне начало приходить осознание, что происходит что-то страшное.

Движение в камере напротив привлекло мое внимание. Нивар схватился за решетку и предпринял попытку подняться на локтях.

— Если с нее упадет хоть один волос — считай, что ты уже мертв!

Пока похититель отвлекался на Нивара, я со всей силы наступила ему каблуком единственной оставшейся туфли на ногу, вызвав море негодования. Воспользовавшись моментом, я попыталась выбежать из камеры, но меня подвел длинный подол моего платья, за который тотчас же схватился этот пропитый и дернул обратно. Я закричала от резкой боли в бедре и неожиданности. Мужик, в свою очередь, схватил меня, когда я уже почти вырвалась.

Дергаясь и пытаясь вырваться, я изо всех сил старалась не обращать внимания на боль, которую испытывала от его хватки. Внутри все кипело от ярости и страха, и казалось, что каждая секунда тянулась вечность.

— Отпусти! — закричала я, ударив кулаком по его лицу. В ответ он пнул меня в живот. Не удержавшись, я распласталась на полу и согнулась пополам от невыносимой боли. Оказавшись сверху и между моими ногами, он принялся расстёгивать свой засаленный ремень.

— Не смей! — взвыла я, с ужасом наблюдая за его действиями, понимая, к чему это все сейчас приведет. — Я не хочу! Не надо! — кричала я, продолжая попытки скинуть с себя мужччину. Меня снова ударили по лицу, и я вскрикнула от боли.

— Я тебя предупреждал, что ты не умрешь? — самодовольно растягивая улыбку на своем морщинистом лице, спросил он, расстегивая ширинку. Вытащив свое хозяйство, он принялся гладить его и рассматривать, переводя иногда глаза на меня. Я вскрикнула, когда ощутила критическую близость его члена с собой. — Видишь, как я с тобой обошелся, — сказал он, наклоняясь и впуская свой язык в мой рот.

Я чувствовала, как он пытается вводить свой член в меня, но плохо отодвинутое нижнее белье мешало ему прицелиться. Я дергалась и кричала в унисон с угрозами Нивара по ту сторону решетки, но его руки держали меня, не давая двигаться. Сказать, что мне было больно, значит ничего не сказать. Я извивалась в его руках, пытаясь вырваться, но он был сильнее меня.

Послышался треск кружева, и я ощутила, что под платьем меня больше ничего не стягивает. Мои глаза расширились в панике, осознав, что сейчас я куда ближе к тому, чего больше всего боялась.

Крик Нивара был наполнен яростью и отчаянием, он зажигал во мне искру надежды, но момент страха мешал мне видеть выход. Я продолжала дергаться, ощущая, как дыхание громилы становится все тяжелее, а пальцы сжимают меня с все большей силой. В голове мелькали мысли о том, как вырваться, но в тот момент я могла думать только о том, чтобы сохранить контроль над собой.

Схватив меня за бедро, он подтянул к себе, и я ощутила его твердый и горячий член в непрошенной близости. Он снова наклонился, чтобы поцеловать меня, но я укусила его за ухо, сжав челюсти настолько сильно, что мочка уха осталась у меня в зубах. Как только металлический привкус коснулся языка, я выплюнула кусок плоти в сторону. Крик насильника заполонил помещение. Он инстинктивно схватился за ухо и слез с меня, развалившись на полу.

Он смотрел на меня с ужасом, кровь медленно сочилась из раны, образуя красное пятно на полу. Я почувствовала, как адреналин бурлит в моих жилах, придавая мне сил, о которых я даже не подозревала. Страх, что овладел бы многими, лишь подталкивал меня вперед. Я медленно поднималась, осматриваясь, чтобы найти, что могло бы послужить оружием.

Вспомнив про спицы в волосах, я молниеносно вытащила их и запрыгнула на валяющегося мужчину. Светлые волосы сорвались с заколотого узла, рассыпались по плечам, мягкой волной упали на спину. Сжав ногами бедра мучителя, я стремительно, даже не думая, вонзила одну в грудь. Насильник снова закричал — уже не столько от боли, сколько от ужаса, осознав неминуемое.

Пелена неописуемой ярости охватила мой разум, взяв всю ответственность за совершаемые действия. Белое платье стало алым — кровь хлестала, впитывалась в ткань, превращая её в тяжёлый панцирь. Брызги летели на лицо, на оголённую грудь, на волосы — светлые пряди мгновенно напитались кровью, склеились, волной прилипли к плечам. Я ощущала, как они тяжелеют, и по ним стекают тёплые ручейки, щекоча кожу.

Каждый удар отзывался гулом в моём теле, и я теряла счёт — лишь чувствовала, как подо мной хрипит, дёргается и обмякает плоть. Ничего не имело значения, кроме этой безжалостной музыки — глухих ударов и влажных брызг.

— Хватит! — хрип от него доносился будто издалека, — Хватит…

Я чувствовала, как адреналин наполняет каждую клеточку моего тела, управляя движениями, как будто я была марионеткой в руках собственных инстинктов. Каждое колющее движение проходило не только через его плоть, но и через мои собственные тревоги и страхи, выталкивая их на поверхность. Я как будто сражалась не только с этим человеком, но и с тенью всей своей жизни, в которой не хватало сил противостоять домогательствам, унижениям и насилию.

Он пытался увернуться, истошно вскидывая руки в попытке защититься, но это было бесполезно. Я потеряла себя в этой безумной борьбе, и теперь лишь одно ощущение наполняло меня — желание покарать. Вид его упавшего взгляда, полное недоумения и страха, лишь подстегивало мои действия. Каждый удар становился все более мощным, всем безразличным. Я была охвачена страстью мести.

Я продолжала дырявить его грудную клетку, не обращая внимания на то, что он просил прекратить.

Я тоже просила.

Мужчина извивался подо мной, как змея, пытаясь вывернуться из-под моего агрессивного натиска, однако это ему не удалось, с каждым ударом сил хватало все меньше. Даже когда он затих, издавая остаточные всхлипы захлебывания кровью, я продолжала опускать в него спицы.

— Офелия! — приглушенный знакомый голос окликнул меня, вынудив остановиться. — Святой Род, Офелия!

Адреналин бурлил в венах, придавая сил в этом безумии. Каждый укол вызывал новые блики красного, отражаясь от стен, от которых не оставалось и следа прежней чистоты. Его тело уже не пыталось сопротивляться, но в его глазах по-прежнему светился огонёк, что-то напоминало борьбу за жизнь. Я была готова дотянуться до него, но не могла позволить себе остановиться.

Словно в замедленном времени, я наблюдала, как острые спицы проходили сквозь плоть, выпуская наружу все страхи и надежды. Он больше не был противником, а стал лишь марионеткой в моих руках, исполняющей последние аккорды своего трагического концерта. В голове зрели фантазии о том, как всё это завершится.

Когда тишина наконец окутала нас, я облегчённо вдохнула. Остатки его присутствия медленно растворялись в воздухе, и лишь воспоминание о его борьбе оставалось в моем сознании. Он больше не был противником — лишь пустая оболочка, марионетка, которую я заставляла дергаться в агонии под рваный ритм последних аккордов. Каждый вдох давался ему хрипом, каждый выдох становился молитвой, которую никто не услышит. И я жадно наблюдала, как эти молитвы растворяются в воздухе, как вместе с кровью уходят его страхи и надежды.

Сфокусировав зрение на картине перед собой, я поняла, что спицы находили свою цель не только на груди, но еще и на шее, и на лице. То, что предстало передо мной, вся верхняя часть напоминала скорее решето, чем мужчину. Ладони утратили силу и с дрожью выпустили самопровозглашенное оружие. Со звонким шумом оно соприкоснулось с тюремным полом. Меня обдало ледяной волной — кожа покрылась мурашками, холодный пот тонкой дорожкой стекал вдоль позвоночника, а сердце билось так, будто стремилось вырваться из груди.

Медленно соскальзывая с тела насильника, я заметила, что его рот застыл в неестественно широком разрезе, словно в безмолвном крике, а единственный уцелевший глаз, налитый кровью, глядел на меня с каким-то первобытным ужасом. Его дыхание уже стихло, но в этой неподвижности было что-то страшнее самого движения.

Я опустила взгляд на свои руки — пальцы дрожали, испачканные липкой тьмой, которая быстро засыхала в трещинах кожи. В груди зияла пустота — настолько глубокая, что казалось, её не заполнит ни время, ни слова. Я не знала, сколько прошло мгновений — секунды или целая вечность, — я просто сидела, неподвижно уставившись на свои ладони, как будто они принадлежали другому человеку.

— Ох, Офелия… — шепот Нивара показался мне громче пушки.

В воздухе витал запах крови и страха — это не давало мне покоя. Я ощущала тепло, стекающее с моих ладоней, и понимала, что это нечто большее, чем просто физическая боль. Внутри меня разгорался огонь, который я давно старалась скрыть.

Переведя мутный, затуманенный взгляд на связку ключей, бесхозно валяющуюся на залитом кровью полу. Холодный камень жёг сквозь платье, руки дрожали, не слушались, но всё же потянулись — и цепочка звякнула, скользнув в ладони. Капли алого стекали по пальцам, пачкая металл, как будто каждая бороздка замочной скважины впитывала мою боль.

Будто ведомая не собственной волей, а чьим-то незримым приказом, я на негнущихся ногах добралась до двери клетки, где в полумраке распластался Нивар. Ключи выскальзывали из пальцев, падали, лязгали, а я всё снова и снова хватала их, отчаянно перебирая в надежде найти тот единственный.

Сквозь звон металла пробивался отдалённый, тягучий голос графа — он звучал будто сквозь толщу воды: «Всё будет хорошо… всё будет хорошо…» Но чем настойчивее он звучал, тем сильнее шатало моё тело, и удержаться на ногах становилось невозможным.

И вдруг — прикосновение. Мужская рука легла поверх моей, судорожно срывающейся на каждом ключе. Я вздрогнула: кожа его, всегда ледяная, теперь казалась обжигающе горячей, словно сама жизнь пыталась вырваться из него в меня.

Это было мое последнее ощущение перед тем, как я потеряла сознание.