Хризолит и Бирюза

Глава LXIV

Я не могла сомкнуть глаз всю ночь после того, как Иден ушёл из моих покоев, оставив меня под собственными ошарашенными взглядами. С каждым ударом часов ожидание тянулось, как нитка, и, когда стрелки показали восемь утра, я поспешно надела первое попавшееся повседневное платье. Ноги сами повели меня в больничное крыло.

Сердце стучало тяжело и глухо, ладони холодели и вспотели. Каждый шаг по пустынным коридорам отдавался эхом, словно удары по пустому колоколу. Мне казалось, что невидимые глаза следят за каждым моим движением. Тени, дрожащие на стенах от света газовых ламп, превращались в призрачные фигуры, рождая в воображении чудовищ из моих собственных страхов.

Я прижала ладони к прохладному металлу двери, чувствуя, как сердце стучит всё быстрее, словно предостерегая о чём-то, что ждёт меня внутри. Я заставила себя выключить внутренний диалог и сосредоточилась на рваном дыхании, стараясь заглушить тот страх, который, как холодная вода, поднимался всё выше.

В конце концов, мне предстояло встретиться с самой собой.

Когда я открыла дверь, то едва не столкнулась с императорским врачом — тем самым, что осматривал меня пару дней назад.

— Ваша Светлость, — спешно поклонился мужчина, выглядевший столь же удивлённым, как и я. — Я как раз собирался идти к Вам.

Я смотрела на него, чувствуя, как грудь вздымается, а по телу расползается невольная дрожь. Пальцы судорожно сжали подол платья, будто ткань могла оттянуть неизбежное.

— Я… ожидаю ребёнка? — вслух эти слова прозвучали ещё нереальнее, чем в голове.

Врач слегка склонил голову, растерянно глядя на меня. Его выразительные глаза за стеклом очков будто искали нужные слова. Я заметила, как он поднял руку, словно хотел успокоить меня — жестом, голосом, самим своим присутствием, — но внутри меня лишь нарастало напряжение.

— Ваша Светлость, — начал он мягко, — я понимаю, что это тяжёлая новость… У меня есть результаты Вашей крови…

Я не дала ему договорить. Мысль, как холодный нож, пронзила сознание. Как же так? В мире, полном правил, придворных приличий и чужих ожиданий, я утратила контроль над собственной жизнью. Всё, что я знала, рушилось прямо сейчас, и оставалась только я — таинственная, уязвимая, с растущим внутри меня чудом.

— Я… — слова обрывались на губах, каждый вздох давался с трудом. От того, что скажет этот человек, зависела не только моя судьба, но и судьбы тех, кто был рядом со мной. Страшно осознавать, как жизнь меняется в одно мгновение, и как трудно понять, что делать дальше. — Какой срок?

— Шесть недель, — наконец произнёс врач.

Слова прозвучали как приговор. Меня снова затошнило, на этот раз сильнее, чем прежде. Врач среагировал мгновенно — перед моим лицом появился металлический тазик. Тошнота накатила тяжёлой волной, перемешиваясь с гнетущим страхом. Сердце колотилось, словно готовое вырваться из груди. Я видела, как врач, с лёгким беспокойством в глазах, вытянул руку с тазиком, но мир вокруг вдруг утратил чёткость, звуки словно ушли под воду. Я едва слышала его слова о дополнительных осмотрах, потому что единственным звуком, заполнившим пространство, стало моё собственное рваное дыхание — дыхание, предвещающее бурю.

— Мне следует кому-нибудь сообщить, Ваша Светлость? — осторожно спросил он, помогая мне лечь на кушетку.

— Я сама… Никому не говорите, — ответила я, едва слышно.

Мужчина кивнул и принес стакан с горьким отваром от тошноты. Я сделала пару глотков, откинула голову на подушку и повернулась к окну. За стеклом метель уже вступила в свои права. Ветер завывал, как странный посланник, шепча мне о своём холодном владычестве. Снежинки кружились в бесконечном танце, а мне вспомнилась осень — время, когда мир казался полным надежд. Теперь же это чувство ушло. Вместо него — тревога, липкая, как мёд. Ведь именно тогда, осенью, меня купили.

Врач, заметив моё молчание, осторожно коснулся моей руки. Я резко дёрнулась, уставившись на него.

— Вам нужно отдохнуть, — сказал он тихо, с заботой в голосе.

Я кивнула, но мысли продолжали метаться, как птицы в клетке. Когда он вышел, палата погрузилась в тишину, прерываемую лишь шорохом снега за окном. Это молчание только усиливало мою внутреннюю бурю.

Откуда он всё знает? Почему с тех пор, как появился во дворце, он так уверенно намекает на моё положение, будто видел меня насквозь? О, Святой Род, что же теперь делать? Я только стала княжной, а теперь — позор императорской семьи.

Я глубоко вздохнула, но этот вздох не принёс облегчения. Мысли заполнили разум, терзая сознание. Я вспомнила его глаза — полные хитрости и странного понимания, следящие за каждым моим шагом, словно тень. Каждое его слово звучало как предостережение, но я так и не могла понять, что стоит за этими намёками.

Вокруг меня царила вязкая, почти ощутимая атмосфера страха, и я чувствовала, как невидимые оковы всё сильнее сжимают мою шею, лишая воздуха. Мысли гудели в голове, как раскалённый улей.

Лучший выход — выйти замуж за Идена. Так я сохраню лицо и дам ребёнку семью, пусть и не такую, о какой мечтала. Но это означало бы переезд в Вирдумлар — страну льда и тени, где на каждом углу меня может ждать наёмник, охотящийся за моей головой. Жизнь в постоянной опасности, вечное ощущение чужих взглядов за спиной, необходимость скрываться, спать с кинжалом под подушкой. Иден может быть надёжным партнёром, но сможет ли он защитить меня и ребёнка от угроз собственного отца, от его холодной власти и длинных рук?

А если бежать? Сбежать в Хайвен. Жизель поможет мне, если я всё ей объясню. Она сама была тогда в клубе, и я знаю — у неё не было выхода. Слишком большие деньги, слишком опасные люди, отказ был бы смертным приговором. Может, дед Нивара обрадуется правнуку, пусть и неродному. Научит его своим фокусам, вырастит маленького цесаревича — смешного и хитрого, как сам.

Свет из окна падал на пол, рисуя причудливые узоры, но я не видела их — всё вокруг стало размытым, как сквозь дымку. Сердце сжалось; я подняла глаза к потолку, чтобы сдержать слёзы, но мысли о Ниваре разбивали меня на осколки. Его лицо, его взгляд, всё это казалось таким близким, но теперь — таким невозможным.

Ещё я могла бы укрыться в поместье Винтерхальтеров, как когда-то делала прежняя императрица, мать Агнесс. Девять месяцев тишины, стен, пропитанных секретами, и слуг, умеющих молчать. Если кто и мог сохранить тайну — то они.

Слёзы всё же предательски скатились по щекам. Я смахнула их ладонью, ощущая, как слабость затягивает меня в свои сети. Несмотря ни на что, я знала: я должна быть сильной. Я глубоко вздохнула, пытаясь собрать мысли в кулак. Внутри меня бушевала борьба между желанием раскрыться, показать свою уязвимость, и необходимостью сохранить лицо.

Собравшись, я встала с кушетки и подошла к зеркалу у двери. Серебристое стекло показало мне чужое, усталое отражение. Слабости не должно быть видно. Я выпрямилась, подняла подбородок. Улыбка, пусть даже через силу, станет моим щитом.

Пора взять себя в руки и действовать.

Я сидела на диване в кабинете Лоренца и наблюдала, как он нервными шагами измеряет комнату вдоль и поперёк. Каждое его движение было напряжённым, словно он пытался сжать собственные страхи в кулаке. Лоб блестел от пота, руки теребили края рубашки, а взгляд метался, ищущий спасение. Было очевидно: за этим проявлением эмоций скрывалось нечто большее, чем простая паника.

— Я прикончу его… — сорвалось с губ Лоренца сквозь сжатые зубы.

— Боюсь, ты не один такой, — пробубнила я себе под нос, поднося чашку чая к губам.

Он подошёл к рабочему столу и забарабанил пальцами по дереву, словно ища выход из внутреннего напряжения.

— Выходи за меня.

Я поперхнулась чаем и отставила чашку на столик.

— Что ты сказал? — выдохнула я, не в силах поверить своим ушам.

Лоренц, обычно уверенный и расчётливый, стоял передо мной с выражением, которое я никогда прежде не видела. В его глазах смешивались страх и решимость, словно слова рвались наружу сами собой.

— Я хочу, чтобы ты была со мной, — произнёс он, поправляя волосы на лбу.

Я молчала. Его слова звучали не как порыв эмоций, а как решение, достигнутое глубоко внутри. И в этот момент что-то сдвинулось во мне.

— Лоренц, мы рискуем стать мишенью. Ты понимаешь это? — сказала я, хотя внутренний голос шептал, что за этим предложением стоит больше, чем отчаяние. И всё же на сердце стало легче. — Если он узнает, что я вышла за тебя замуж, он снесёт поместье и весь Нижний город до основания.

Лоренц посмотрел на меня с тревогой в янтарных глазах, постепенно осознавая серьезность ситуации. Его рука инстинктивно потянулась ко мне, словно он хотел защитить от чего-то, что ускользало из нашего понимания.

— Мы не можем жить в страхе. Ты заслуживаешь счастья и будущего, которое не затмят его угрозы. Вместе мы сможем противостоять любому урагану, что на нас обрушится, — сказал он и, сделав два шага, обнял меня так, будто его сила могла защитить меня от всего мира. Кожа дивана заскрипела под его коленкой.

Но в глубине души я знала: бури приходят быстро и неожиданно. Я вновь вспомнила, как Иден однажды сломал моё понимание мира, и то, что я сейчас испытываю, было лишь предвестником ещё больших испытаний впереди.

— Я не могу тебя так подставлять, Лоренц, — тихо сказала я, уткнувшись носом в его плечо. — Если ребёнок будет похож на него, все будут шептаться за спиной. Это унизительно.

Лоренц крепче прижал меня к себе, дыхание стало тяжёлым и ритмичным. Я ощущала, как его мышцы напрягаются под моими руками, и в тот момент мне захотелось, чтобы все страхи исчезли. Но понимание того, что он становится частью моей жизни, словно накладывало печать на наше будущее.

— Ты не можешь этого знать, — тихо произнёс он, в голосе звучала лёгкая нотка упрека. — Мы сами создаём свою реальность. Разве нам не плевать на мнение незнакомых людей?

Я отстранилась и встретилась с его взглядом. В янтарных глазах Лоренца горел огонь, пронзающий все мои сомнения.

— А твой отец? — спросила я. — Сомневаюсь, что он примет такую невестку.

— Он поймёт, — уверенно ответил Лоренц. — Он не задавал вопросов, когда император привёл беременную Анели, не задаст и сейчас.

Мы стояли на краю пропасти, глядя друг другу в глаза, предвкушая бурю.

— Ты уверен в своём решении? — тихо спросила я, чувствуя, как сомнения раздирают меня изнутри.

— Больше, чем когда-либо, Офелия.

Он убрал выбившуюся прядь моих спутанных ветром волос за ухо и провёл большим пальцем по щеке. В его взгляде было столько нежности и тепла, что это на мгновение меня испугало. Я знала о его чувствах, но старалась не смешивать их с моими сложными отношениями с Ниваром… и теперь ещё с Иденом.

— О, Род, почему не может быть идеальной середины? — подумала я, ощущая внутреннюю бурю.

Лоренц наклонился ближе, и я ощутила его тепло, которое словно растапливало все мои сомнения. Его голос стал тише, почти шепотом:

— Я понимаю, что у тебя есть свои страхи, но не позволяй им затмить то, что мы можем построить вместе.

В его словах звучала решимость, которую невозможно было игнорировать.

Я отвела взгляд, не в силах выдержать его проникновенного взгляда. Мысль о Ниваре продолжала терзать меня; наша история была слишком насыщенной, слишком яркой и слишком безвыходной, чтобы просто забыть её.

А Иден? Его непредсказуемость, эта странная смесь силы и тьмы, тревожила меня, и в этом накале чувств я терялась, словно в тумане.

Лоренц, будто прочитав мои мысли, чуть склонил голову на бок и тихо произнёс:

— Позволь себе чувствовать.

Я знала, что он прав, но страх перед неизведанным держал меня в цепях.

Только сегодня ночью я окончательно поняла: чувства невозможно контролировать, их нельзя выключить по собственной прихоти. Я не могла перестать любить Нивара. Его улыбка всегда освещала весь мир вокруг, но стоило ему исчезнуть, и всё погружалось в тень.

Я мечтала однажды рискнуть и открыть своё сердце, но каждый раз страх утраты вёл меня по привычной тропе одиночества. Как же легко, думала я, было бы просто сдаться, перестать надеяться, забыть о любви — как забывают о сне по утру.

Я опустила взгляд на руку, где безымянный палец окольцовывал подарок Нивара. Бирюзовый камень мерцал холодным светом, словно хранил в себе наше прошлое. Мне хотелось ощутить тепло его рук, скрытое в этом кольце, но оно упрямо оставалось лишь металлом и камнем.

Лоренц заметил моё движение. Его глаза задержались на камне, а голос стал мягким, почти осторожным:

— Какой интересный камень. — Он аккуратно взял мою ладонь в свою, будто боялся спугнуть. — Редкий для наших мест.

— Что это за камень? — спросила я, стараясь звучать спокойно, но голос всё равно дрогнул.

— Апатит, — он поднял глаза на меня. — На древнем языке это значит «не то, чем кажется».

Его слова резанули, как тонкая струна. В этот миг мне хотелось, чтобы весь мир исчез