Непримиримые 2

Часть 3 Глава 10 (бери — не хочу, давай — не хочу, но крышу рвет)

ГЛАВА 10 Игнат

Нужно ли говорить, что когда возвращаюсь, Королек меня встречает едва ли не на повороте в поселок. Причем без мотика! В толстовке и спортивных брюках, словно на пробежке.

Настроение немного улучшается — как оказалось, если хочешь, чтобы девушка о тебе думала все время и ждала пуще всего на свете — одолжи ее любимую машину!

Ирка выскакивает на дорогу с растопыренными руками, даже не волнуясь, что могу ее тупо не увидеть и задавить.

— Ты… — давится гневом, как только останавливаюсь, и она оказывается в салоне — плюхается на соседнее место рядом с водителем. — Почему на звонки не отвечаешь? — звучит по-семейному скандально.

— А, — киваю небрежно, продолжая путь домой, — это твой был номер «неизвестный абонент»?

Ирка зло сощуривается:

— Ты серьезно? — шипит змеей.

— Ладно-ладно, — примирительно выставляю руку, отшучиваясь. — Занят был.

Королек несколько секунд сканирует меня подозрительным взглядом, потом ловко юркает на заднее сидение.

Бл**, даже не знал, что с ее ростом и задницей можно так быстро и проворно двигаться!

Не без восхищения поглядываю в зеркало заднего вида, любуясь умилительной картиной. Ирка, словно ищейка, что-то вынюхивает, высматривает, проверяет кармашки, коврики, сидение, а когда убеждается, что там все отлично, — а оно не может быть по-другому, — так же ловко возвращается на место.

— Ира-Ира, — деланно укоряю, — как ты могла такое подумать?! — не скрываю насмешки.

— У тебя не заржавеет… — бурчит Королек, кусая губу и напряженно смотря в лобовое.

— Ревнуешь? — не то чтобы мне этого хотелось, но… точно бы польстило.

— Что?! Чтобы я?.. — тотчас взвинчивается Ирка с таким отвращением на лице, что даже злюсь.

— Тогда не понимаю, Ир. Ты… в самом деле подумала, что я взял эту тачку, чтоб на заднем сидении кого-то трахать? — притормаживаю возле ворот соседей. Признаться, я шокирован. Чего-чего, а подобного не ожидал.

— Ну, мелькнула такая мысль, — огрызается Королек, даже не пытаясь соврать.

— Нет слов, — мотаю головой.

Только створки разъезжаются, благо, у соседей замок на сигнализации: кнопку нажимаешь — дверка открывается, кнопку нажимаешь — дверка закрывается, подкатываю к гаражу. Останавливаю машину и поворачиваюсь к соседке, водрузив руку на спинку ее кресла:

— Клянусь, Ир, что не оскверню твою машину трахом с другой. В ней — только тебя! — это добавляю без тени на шутку и возможности усомниться. — И поверь, тебе понравится…

— Дурак! — Королек аж икает от испуга и негодования. Глаза распахивает, словно видит НЛО, и спешно покидает тачку. Но не уходит. Кружит вокруг, дотошно осматривая свое чудо на наличие повреждений. Тщательно пальцем водит по видимым только ей пятнам.

— Что с колесами? — наезжает, присев возле переднего со стороны водителя.

У-у-у, вот о чем не подумал, что эта гадюка и колеса проверит! Хотя, мое упущение. Девица же гоняет! Она так трепетно относится к своему автопарку, что, скорее всего, знает точное количество усиков и шипов на каждом колесе. Если вообще не дала всем свои имена!

Выхожу из машины неторопливо. На самом деле, пока не придумал, что бы такого сказануть. Прокручиваю на пальце ключи. Ирка поднимается в рост, подбоченивается:

— Ты что, гонял?.. — продолжает напирать.

В этот самый момент меня спасает скрип двери и взволнованный голос Сергея Николаевича. Даже не знал, что могу обрадоваться появлению и вмешательству соседа:

— Ир, ты тут?

Действую на автомате, точнее на животных инстинктах дикого, голодного зверя, в чью ловушку угодила жертва. Притягиваю за грудки Ирку, рывком усаживаю на капот и вклиниваюсь между ее расставленных ног. Возмутиться или затрепыхаться она не успевает, но рот открывает… поэтому затыкаю, как мечтал весь день — сминая ее губы своими. Жадно и напористо.

Пусть и у нее из-за поцелуя башню сорвет, как у меня, когда ее касаюсь. Не все мне одному страдать!

— Ир?.. — вроде что-то такое звучит, но от гула крови в голове не уверен. Мне уж пох, что происходит вокруг. Слишком хорошо, слишком пьянительно. Слишком МОЯ…

И если вначале Королек торопеет, то уже через несколько секунд ощущаю ответ. Робкий и мягкий… Ногами обвивает торс, руками притягивает за шею. От этого вообще срывает крышу — со стоном вторгаюсь языком.

М-м-м, хочу хоть так поиметь рот своей недотроги!

Досадливо рычу, когда Ирка устраивает настоящую битву, не позволяя засадить и доказать, что я в доме хозяин. Точнее, в ее глотке… Применяет разные ухищрения и даже кусается, дергает за волосы. Мычу от боли, но продолжаю схватку. Она меня буквально доводит до порочного сумасшествия. Даже мелькает шальная мысль разодрать на Ирке всю одежду к чертовой матери, прямо сейчас.

Поцелуй уже на грани болезненной похоти — мое хозяйство требует вырваться из плена одежды. Оно мечтает оказаться в Ирке… теплой, узкой, влажной. Стенаю от помутнения рассудка, от каменного напряжения в паху.

Королек начинает откровенно брыкаться, но только сдается на милость триумфатора — я наконец добиваюсь своего. Правда, меня вполне устраивает одноразовое глубокое проникновение грубоватым толчком в рот, а дальше смакую победу и деликатно вкушаю ее, теперь уже податливые, губы. Аккуратно исследую языком, опять завязываю войну с ее, а когда Ирка начинает стонать и ерзать, понимаю, что еще чуть-чуть, и мне будет плевать на всех и вся, я реально возьму ее прямо тут…

Лишь грохот затворяющейся двери заставляет немного протрезветь от похотливого дурмана, ну и проснувшаяся мстительность Королька — Ирка просто клацает зубами. Язык успеваю убрать, но губу сильно прихватывает.

Мою! И без того больную! Губу!..

— Ау-у, — взвываю, прижимаю ладонь ко рту, ясно ощущая привкус металла.

Но вместо сострадания или хотя бы извинения на меня обрушиваются кулаки: на грудь, на плечи, на пресс, и даже голову. И пока пытаюсь сообразить, как образумить дикую кошку, она мне еще и затрещину дает. Смачно так, со свистом воздуха, пока ладошка летит по воздуху. Хлестко, тяжело, с размаху. Словно подачу силовую подает. А если учесть даровитость Королька в волейболе, то получается оглушающе больно.

Бл**, теперь все болит: и голова, и лицо, и губы, и тело, и пах…

— Ты в конец оборзел! — задыхается гневном Ирка. В глазах плещется негодование, щеки алеют, губы подрагивают, и на них, между прочим, виднеется кровь. Моя! Кровь!

Королек спрыгивает с капота. Брезгливо утирает рот рукавом.

— Ты фама насяла иг’у, — мычу, все еще не в силах говорить нормально; бросаю взгляд на ладонь — и вправду кровь. Облизываю припухшую губу — щиплет.

— Но не также… — возмущается Ирка, всплеснув неопределенно руками.

— А я не виноват, фе када тея кафаюсь, мне пзд*" как кышу йвет! Нап’очь йвет! — выплевываю свою злость, хотя совершенно не хочу признаваться девчонке в столь сокровенном.

Королек открывает рот, чтобы ответить, но только дышит рвано, словно не находит, что сказать. Несколько секунд пилит меня подозрительным взглядом. Суживает глаза, словно раздумывает, что бы еще такого болезненного сделать, но вместо этого вырывает ключ, который до сих пор сжимаю в кулаке, и порывисто покидает гараж.

Мне приходится некоторое время переждать тут. Охладиться, кровь остановить, мозг в порядок привести, постучавшись головой об стену и мечтая, чтобы моя гребанная плоть усмирилась.

Бл**, мне было хорошо вот без таких страстей, без такого спермонакала! Хочу свою жизнь обратно! Меня все устраивало!

Еще разок пинаю стену и иду в дом.

— Всем привет, — бросаю скупо и быстро, проходя зал и устремляясь наверх.

— Игнат, — догоняет окрик мамы. — А ужинать?

— Устал. Помыться хочу…

Ирина уже битых полчаса ковыряюсь в тарелке с рисом и мясом, но до сих пор не могу отойти от случившегося в гараже.

Игнат сказал, что у него из-за меня крышу рвет?! Это смешно…

Не верю!!!

К тому же парень реально неадекватен. Он… он больной. Возле универа грозил… да так, что напугал не на шутку, а дома опять соблазнял…

Семь пятниц на неделе! Полоумный с острой формой кретинизма!

Хотя, он же говорил только про спектакль для глаз родственников, ничего более… Зачем же я накручиваю?..

Потому что он медленно, но верно пробирается в мое сердце… Это пугает. До икоты. До подкатывающей истерики.

Душа в диком смятении.

Я не хочу… чтобы он завладел и моим сердцем. Оно только мое!

Как и телом, что сходит с ума от прикосновений этого законченного козла.

Он же играет, словно кот с мышкой, и при этом что-то делает со мной… отчего я себя теряю…

Он меня делает одержимой.

Заражает своей озабоченностью.

Ужас! Да я в гараже чуть не отдалась ему! Прямо на капоте машины!!!

Черт! Это не у него, это у меня из-за него крышу рвет. Капитально!

Но это ведь просто гормоны…

Ведь так?

Я настолько сжилась с мыслью, что ненавижу Игната, что просто не могу признать, что он вызывает и другие чувства… Мерзкие по своей неадекватности, пугающе по размаху и опустошающие по глубине.

Меня трясет от него. Лихорадит… выворачивает наизнанку от бури эмоций, спектр которых превышает все мыслимые размеры, и корни которых найти не могу.

Это ведь неправильно. Ненормально! Ненавидеть всей душой и плавиться от желания. Человек либо нравится, либо нет!

В нашем случае… мы же ненавидим друг друга. По крайней мере, я именно так на это смотрю уже лет девять-десять.

Я настолько привыкла верить в наше обоюдное неприятие друг друга, что для меня теперь откровенная ломка — открытие, что Селиверстов может мной интересоваться и… нравиться мне!

Открытие вселенского масштаба, за которое смело нобелевку впору требовать!

Черт, мне нужно либо сматываться из дому, но денег нет, либо, как сказала Ксю, просто переспать с Игнатом. Все гениальное — просто. В конце концов, что страшнее потерять — рассудок и себя, или девственность? Однозначно, я себе нужна, а невинность — тьфу с ней… не Игнатом, так другим…

А так, может, и правда, смотается?..

Ну, что я теряю… только разок потерпеть и все… свобода…

Хм, есть еще конечно вариант… опоить его дурью, пока он будет в прострации, оголиться — это можно выдержать, к тому же видел меня уже — и сделать вид, что мы провели бурную ночь. Помурлыкать, мол, какой он крутой… как хочется еще…

Стоп! Этого лучше не делать. Вдруг захочет продолжить…

Нет, план, хорош, главное не переигрывать…

Черт, а чем опоить?

Валериана и настойка пустырника не прокатят. Во-первых, запах, а во-вторых, срок засыпания длительный, да и эффективность сомнительна.

Сильнодействующие успокаивающие и противосудорожные препараты? Слабенькие по действию, да и купить можно только по рецепту врача.

Препараты, предназначенные для психически больных — круто, но добыть невозможно… если только к Спартаку обратиться, но затык в другом: поставить укол незаметно не смогу, как, впрочем, и заставить Селиверстова что-то выпить…

Подмешать?

Черт, можно и подмешать, но влияние каждого из вышеперечисленных лекарств на организм человека непредсказуем. В каждом случае можно столкнуться с такими последствиями, как аллергические реакции, кома или смерть.

А я не хочу… брать на себя такую ответственность. Я хочу избавиться от Игната, но не убивать…

Блин… Головоломательная каша!

Я, конечно, неплохой химик, но не думаю, что смогу в кратчайшие сроки синтезировать безобидное средство, помогающее решить мою проблему…

Убираю за собой, мою тарелку и возвращаюсь в зал. Несколько секунд смотрю на отца. Он сидит на диване с книгой, медленно потягивает кофе, меня игнорирует. Он даже не поздоровался на мое банальное вежливое «добрый вечер», когда появилась дома. Хотя, что ожидать после того спектакля, устроенного Селиверстовым и мной в гараже..

— Па, — подаю робко голос. Ну вот и удосуживаюсь взгляда, очень мрачного и укоризненного. — Я бы хотела поговорить, — мнусь рядом.

— По поводу? — холодно уточняет родитель.

— Я подумала, может, мне лучше снимать квартиру?

Блин, теперь отец глядит зло и осуждающе.

— Вам мало места? — вопрос с подтекстом. Даже неприятно становится.

— Нам? — переспрашиваю глупо. О-о-о, он, наверное, насчет Игната… и меня. — Нет, только мне. Раз у нас живут соседи, я могу жить ближе к универу. Правда, деньги, что откладывала на квартиру, потратила на машину, — прикусываю губу. — Я ведь не знала, что может случиться, ну и надеялась, что поживу дома до нового учебного года. Да и на покупку жилья не совсем надеялась, так…

— Так в чем проблема? — откладывает книгу папа.

— Проблема в тесноте и соседстве, — хмурюсь. С чего бы это папа не видел причин для моего съезда? — А если я съеду, будет удобнее всем.

— Сейчас трудные времена, — отец говорит медленно, с расстановкой. — Суммы, которую можно было бы тратить на разное, что может подождать, нет.

— Но как же?! — слегка теряюсь. — Ты ведь откладывал мне на квартиру…

— Ир, — папа руки сцепляет замком. — Дело в том, что мы — обеспеченные люди, но все наши сбережения вложены в разные проекты. Деньги, которыми мы располагаем на данный момент, не так велики, чтобы позволять себе новую недвижимость.

— Ну, хотя бы съем… — мямлю неуверенно. — Это же гораздо дешевле.

— Смотря как считать.

У меня даже слабость в ногах появляется. Гаденько на душе.

— Условия аренды обычно таковы, что нужно вносить средства сразу за несколько месяцев, плюс к этому еще и процент агентству, квартплата… Это довольно крупная сумма. А потом каждый месяц, помимо общих расходов на еду, одежду, нужно будет еще и твою квартиру оплачивать…

— Я буду сама, — бубню в пол. — Только работу найду, если не выгорит с универом.

— Ириш, ты привыкла тратить, не задумываясь.

— Я? — аж глаза выпучиваю.

— Да, я не говорю, что ты мот, но покупка машины — тому свидетельство. Какая студентка может себе позволить подобное?

— Но я делаю покупки крайне редко!

— Знаю, но можешь сделать чек сразу на круглую сумму. Не забывай, каждый твой транспорт сжирает неплохую сумму: бензин, обслуживание.

Опять прикусываю язык. Папа прав, но если бы я знала, что случится такая засада, ни в жизнь бы не купила машину… А сейчас уже сделанного не вернуть, а продать тачку — так потеряю приличную сумму. Авто на любителя… я не найду покупателя с достойной оплатой в кратчайшие сроки. Да и… я так к ней прикипела…

— Угу, — киваю вяло.

— К тому же денег… нет, — признается папа, и теперь уже я на него таращусь.

— Как?

— Все свободные средства я отдал Амалии на восстановление дома, поэтому, принцесса, нам нужно ужаться. Я не говорю голодать, но некоторые просьбы, такие как покупка или съем квартиры, придется отложить на потом.

— Что? — на время теряю дар речи. — Пап? Но так нельзя… — выдавливаю, словно мне стало тяжело дышать.

— Ты же умная девочка, по крайней мере, я был о тебе такого мнения, — трясет головой отец, а меня убивают его слова. — Им очень нужны деньги.

Меня распирает от возмущения. Получается… Селиверстовы оккупировали всю нашу жизнь, наше пространство! Нет никакого шанса избавиться от Игната, от его наглого рыжего кота…

И мне… мне придется с этим мириться?!

Это катастрофа! Причем такого масштаба, что я и не подозревала!!!

— Да им все нужно! — больше не скрываю негодования. — Ты! Наш дом! Моя комната! Наши деньги! И даже поддон для кота!

— Ира! — строго одергивает отец. — Так нельзя! — поднимается на мой уровень и грозно сверлит взглядом.

— А как можно? Как ты и Амалия? — вижу, что отец напрягся, как его лицо багровеет, желваки кожу на скулах натягивают. — Расскажи, пап, как давно вы вместе? — не то чтобы хочу вывести его на эмоции, но я так обижена, что порю горячку, да и откровенно накипело. — Очень хочу знать грязные подробности вашей «не аморальной», — делаю пальцами кавычки, — связи рядом с умирающей женщиной… твоей женой. Заметь, моей мамой!.. Научи житейской мудрости, как более низко поступить с…

Щеку обжигает, в голове повисает звон и закладывает уши. Прикладываю руку к горящему лицу.

Меня никогда не били. НИКОГДА!

Это обжигающе… отрезвляюще приятно…

— Сереж… — обрывается неожиданная реплика, и мы с отцом одновременно уставляемся на Амалию, которая стоит в тени лестницы, рядом с коридором, где скрыты комнаты.

— Мали, у нас разговор с дочерью, прошу, уйди… Ты забываешься! — сжимая кулаки, вновь переводит на меня взгляд папа. — Не смей меня осуждать!

— ПростиТЕ, отец, я так понимаю, в этой семье только мне нельзя вести себя аморально? — это даже не вопрос, это укор — крик души.

— Ира?! — вижу на лице родителя массу чувств и в том числе раскаяние, но мне плевать. Никогда он на меня не поднимал руки, а теперь… Да, вывела. Да разговаривала дерзко. Но ведь и он не прав! Он… меня уже неделю не хочет выслушать — судит только по словам и поступкам Игната! Я этого не заслужила! — Ты же не такая, — трясет головой виновато. — Обида уляжется, и ты все трезво оценишь.

— Уже! — порывисто отворачиваюсь.

— Ир, — ловит меня папа за запястье. — Не горячись, — тянет примирительно, — к новому учебному году, возможно, что-то придумаем…

— А сейчас как мне быть с моей жизнью?

— Не делай скандала из ничего, — бурчит папа. — И не кусай руку, которая тебя кормит!

Махом освобождаюсь из хвата:

— Вы правы, папа, ваши длани только целовать! Что ж… — кивок, — сама что-нибудь придумаю…

Уже почти ступаю на лестницу, как замечаю Амалию. Она не ушла — стоит в стороне, во взгляде сожаление.

— Ир, — с мольбой в голосе шагает ко мне, на глазах сверкают слезинки, — мы съедем. Прямо сегодня же… — касается моей руки. Отдергиваю, но не потому, что противно, а потому, что не привыкла… Меня редко кто жалел. Когда мне хотелось внимания и участия — родным было не до меня, а потом… со временем необходимость как-то отпала вот в таком материнском участии. Оно меня пугает.

— Зачем? — с вызовом. — Не слушайте моих истерик, у меня ПМС!

— Ира, прости, — опять догоняет извинение, когда шагаю на лестницу.

Даже стыдно становится. Амалия ведь и правда загнана в сложную ситуацию. Нет ни родственников, ни знакомых, кто бы мог их приютить. Она потеряла все, что наживала долгое время… Но, черт возьми, моя ситуация тоже непростая, а еще, и это самое главное — это! Моя! Ситуация!

В несколько шагов поднимаюсь наверх.

Знаю, что сделаю… я смогу… должна! Избавиться хотя бы от одного сероглазого. Того, кто меня бесит до спазмов в животе… До сумасшествия души. Раздирающего изнури безмолвного вопля!

Решительно вхожу в комнату. На улице темнеет, но жгучего мрака не будет, подступают белые ночи, поэтому помещение скудно освещает настольная лампа.

Игнат лежит на постели, — прям прирос, и никуда не сдвигается, — читает книгу. Как можно читать в темноте?!

А я-то что волнуюсь? Не мое зрение…

Пыл заметно утихает, ведь сделать то, что запланировала, жуть как сложно. Во-первых, никогда такого не делала. Во-вторых, мне стыдно, неудобно. В-третьих, да, блин, как страшно!

Подпираю задом стол и смотрю на Игната.

Спокойный, вдумчивый, что не вяжется с его побитым лицом. Не то чтобы совсем был изуродован, но бровь и губа — рассечены.

Сам виноват, дал бы вчера помазать, сегодня было бы лучше. То же самое про синяк можно сказать.

— Тебе чего? — бросает на меня равнодушный взгляд парень.

— Резинки есть?

Вот теперь удостаиваюсь более пристального внимания, даже заинтересованного:

— Вот, что значит неудовлетворенная женщина, — сухо резюмирует сосед и вновь погружается в чтение.

— Я не шучу, — стараюсь, чтобы голос не дрожал, выдавая, как трудно мне сейчас приходится.

— Смотря, что именно ты понимаешь под словом «резинки», — продолжает глумиться Игнат.

— Блин, — закатываю глаза, — заканчивай тупить, Селиверстов. Презики есть?

— Мгм, — хмурится, но от книги не отрывается. — Тебе для чего?

— Ты сегодня решил побить рекорд по тугодумности? — перехожу в наступление. — Капитошки будем делать!

— Ого, — пригвождает меня насмешливый взгляд, в серых глазах живейший интерес.

— А наполнять чем будем? — это уже звучит двусмысленно.

— Спермой твоей, — морщусь, едва не сгорая от стыда. — У тебя как раз переизбыток

— на мозг давит. Сдадим в донорский центр, денег поднимем.

— Не хочу, чтобы не узаконенные мною мелкие Селиверстовы по миру мотались, — качает головой сосед и вновь утыкается в книгу.

— Э-з-з, я ведь не шучу насчет презиков.

— Это и пугает.

— Да нет… насчет донорства пошутила, а насчет секса — нет, — меня уже потряхивает от разговора. Не думала, что так долго придется разглагольствовать.

— Не припомню в нашем договоре такого слова.

Чуть зубами не скрежещу от негодования. Решительно подцепляю резинку спортивных брюк, натужно вспоминая, как в фильмах девушки соблазняют парней. Игриво приспускаю, но руки предательстки дрожат:

— Ты разве не хочешь?

— Неа, — парень задумчиво листает страницы, даже бровью не ведет.

Вот теперь откровенно торопею. К чему-чему, а к отказу была не готова!

— Почему? — выдыхаю ошарашенно, как только речь возвращается.

— С таким настроем, как у тебя сейчас, не хочу, — звучит безлико и отстраненно.

Автоматически скольжу взглядом по его телу. Нога на ногу, спортивные брюки… пах… Вроде, там все работает…

— Физиология ни при чем, — вторгается голос Игната в раздумье. — Меня не прельщает секс с обреченной.

— Обреченной? — тупо вторю.

— Ты вошла, словно собираешься на эшафот, но очень горда, чтобы потребовать амнистии.

— А тебе больше нравится, когда пьяны, веселы и спину когтями раздирают?

Умолкаю, потому что Селиверстов уставляется на меня предостерегающим взглядом, обещающим скорую расправу, если не заткнусь.

Ого, правда глаза колет? Или на мозоль больную наступаю?

— Мне разное нравится…

Нервно сглатываю:

— Но меня ты хочешь, только когда сопротивляюсь? Или посылаю?

— Мгм, — кивает Игнат, вновь погружаясь в чтение.

— Могу послать, — робко предлагаю, — ну и рукоприкладством заняться. Второе, между прочим, прям от души.

— Я так и подумал, — бубнит Селиверстов, даже не оторвав глаз от книги.

Тяжело выдыхаю, поправляю брюки, которые так и не успела толком снять. Вот и отдалась. Блин. Меня даже не хотят…

Несколько секунд бесцельно обвожу комнату взглядом, пока не замечаю рыжего кота, который нагло лежит между подушками и, мурча, когтями что-то дерет.

Подступаю ближе.

— Черт, Верст, ты совсем что ли? — ахаю, как только понимаю, что котяра терзает мои трусики! Тянусь, но рыжий недовольно шипит: показывает тонкие клыки и когтистой лапой чиркает рядом с моей рукой. Едва успеваю ее отдернуть. Замечаю на лице Игната, продолжающего делать вид, что читает, откровенную ухмылку, и меня осеняет: — Это ты…

— Что я? — начинает подрагивать от смеха парень.

— Мои трусики…

— Королек, — наигранно обижено выговаривает сосед, — ты сейчас на меня совсем неправильно думаешь. Я их когтями не рвал, на зубок не пробовал…

— Ага, — киваю негодующе, — зато коту на расправу отдал.

— Месть ситхов. За мои поруганные джинсы, — потряхивается от хохота.

— Ну что ты ржешь? — праведно возмущаюсь. — Твой котЭ — извращуга… фетишист!

— Не надо было его брать, — равнодушно ведет плечом сосед и опять в книгу утыкается.

— Нечего было разводиться со своей красотой неземной, — ворчу, словно старая бабка.

— Хочешь — могу с ней помириться, к тебе вместе переедем жить… будет весело, — грубеет Селиверстов.

— Да иди ты… к своей Лере!

Игнат мрачнеет, губы поджимает.

Мне становится стыдно. Вот что я лезу не в свои дела? Кто знает, что там у них случилось. Может, Игнату не хочется вспоминать. Больно…

Опять кошусь на рыжего извращенца.

Жаль трусики… Кружевные, от комплекта:

— Ну и что теперь делать? — бурчу под нос. — Может, тебе еще и лифчик отдать? — размышляю вслух, прикидывая, как отобрать вещь. — Чего уж там… Разнообразишь свою сексуальную жизнь, коль мне сегодня никак…

Раздается не то шумный выдох, не то скрежет зубов: бросаю недоуменный взгляд на Игната, но парень на меня не смотрит — с показательным спокойствием занят чтением.

Несколько секунд раздумываю, что делать. Заглядываю в ванную комнату, хватаю банное полотенце. Жмусь пару секунд возле постели, а потом накидываю его на рыжего. Он принимается фыркать и возмущаться. Подхватываю. КотЭ злостно брыкается, поэтому торопливо кладу его на пол. Кот шипит, дергается…

Прикольно!

Махом сдергиваю полотенце и с ногами забираюсь на постель — нрав у «парня» ого-го, не хочу попасть под раздачу. Зверь бешенно взвинчивается дугой и угрожающе скалит зубы. Таращится дико, а потом начинает делать странные передвижения по комнате, в итоге юркнув под кровать.

Спустить ноги с постели не решаюсь, поэтому спрыгиваю чуть подальше, убираюсь

— полотенце в стирку, трусики… Досадливо вздыхаю и кладу на подстилку рыжего. Мда, ее купила тоже, чтобы у котЭ было место, вот только он его упорно игнорит, спит обычно в моей постели! Рядом с хозяином! Хотя, Игнат его с тем же упорством не признает.

Ложусь, глаза в потолок.

— А что у тебя с лицом? — нарушает тишину Игнат.

Непроизвольно прикладываю ладонь к щеке, кожа до сих пор горит:

— Все нормально.

— Ир, — требует внимания Игнат, касаясь подбородка. — Дай гляну.

— Ботан, читай! — тихо, но решительно отрезаю. — Я спать хочу! — Отворачиваюсь, но меня совсем не деликатно дергают обратно, заставляя лечь на спину. Селиверстов нависает сверху. Изучающий взгляд блуждает по моему лицу. Глаза цвета заледеневшего озера медленно наливаются злостью.

Лежу, точно под гипнозом. Не бывает таких красивых глаз…

Но морок быстро исчезает — Игнат вскакивает с постели. Меня волной накрывает страх, сердце ухает в пятки. Машинально подрываюсь следом, но, не покидая постели — стоя на коленях, успеваю схватить парня за запястье:

— Ты куда? — голос предательски надламывается.

— Ир, руку отпусти, — слишком ровно. Слишком спокойно. И ведь даже на меня не смотрит.

— Селиверстов, — заискивающе шепчу, — ты же несерьезно? — взываю к его разуму, хотя не уверена, что знаю, куда идет парень и что собирается делать. Есть оно или нет, но предчувствие орет: «Дело — дрянь!». — Он — мой отец, — настойчиво тяну соседа к себе.

— Ир, — грозит Селиверстов мрачно. — Никто не смеет тебя трогать. Тем более поднимать руку.

— Он никогда, — заверяю горячо. — Раньше… — поправляюсь хмуро и тихо. — Это впервые… И я… сама виновата. Наговорила такого…

Игнат косится через плечо:

— Он живет с моей мамой. Не хочу однажды узнать, что на нее поднял руку какой-то мудак.

— Он не мудак, а мой отец. И он не такой, как твой… — запоздало затыкаюсь, испуганно таращась на соседа.

— Мой кто? — сощуривается Селиверстов, чуть склонив голову.

— Папа, — не то чтобы осмелела, но выдавливаю спокойно.

Во взгляде соседа мелькает недоумение:

— Что за бред?! — махом освобождает свою руку от моего хвата: — Отец ни разу не бил мать.

— Да? — вот теперь опешиваю. — Но как же ругань, крики, бой посуды, проломленные двери… Да и поговаривали…

— Батя был эмоционален, но вымещал злость на… разном. Никогда — на мне или матери. Это сплетни и вымыслы! — даже пальцем для убедительности грозит.

— Прости, — виновато прикусываю губу. — Я была уверена…

— Ир, ложись спать.

— Не надо, — молю, едва не плача. — Ты сегодня такой… грубый и непредсказуемый.

— А тебя, гляжу, это заводит, — хмыкает грустно Селиверстов.

— Пф, — фыркаю, но взгляд предательски останавливается на губах соседа. Они тотчас расползаются кривой ухмылкой:

— Тебе сложно признаться, что хочешь меня?

— Н-нет, — заикаюсь, подмечая, что только близость Игната выставляет на поверхность этот не свойственный мне недостаток.

— Тогда скажи это. Признай… — точно удав, подбирающийся к кролику, плавно склоняется ко мне сосед.

— Ага щас! — возмущенно шикаю, но далеко шарахнуться не успеваю. Селиверстов, схватив за затылок, рывком притягивает к себе. Его губы накрывают мои грубо, жадно, волнительно: сладким, дерзким поцелуем.

Дыхание застывает в глотке, а сердце болезненно пропускает удар. Следующий его толчок — тяжелый и мощный. Если бы не хват Игната — рухнула бы на постель. Судорожно вцепляюсь в крепкие плечи…

Сосед отстраняется, гипнотизируя холодной серостью глаз, нежно очерчивает пальцем контур рта, нажимает на нижнюю губу, проводит по зубам. Не могу и слова против сказать. Сижу на коленках, продолжая хвататься за Игната и беззастенчиво впитывать ласку.

Не знаю, что на меня находит, но, совершенно не раздумывая, обхватываю губами палец. Языком обвожу вокруг и слегка посасываю.

Желваки на скулах Селиверстова начинают яростно ходить вверх-вниз, крылья носа трепетать:

— Ир-р-р, — не то стонет, не то мычит Игнат.

Абзац.

Звук его голоса, так интимно рычащий мое имя, заставляет кожу покрыться мурашками, а жаркую волну возбуждения прокатиться по телу, напрочь вышибив из головы все разумное. Прикусываю фалангу, не в силах разорвать зрительный контакт.

— Ир, — тихим бархатом обволакивает сосед, свободной ладонью касаясь щеки.

Ненавязчиво освобождает палец из плена моего рта и теперь уже обеими руками придерживает лицо, чтобы не смела увернуться. Медленно склоняется, не скрывая того, что собирается сделать.

Его подрагивающее дыхание опаляет кожу. Это пьянит, сводит с ума… Закрываю глаза, уже предвкушая сладкий поцелуй, а Игнат умеет целовать так, как никто. Так, что душа воспаряет, себя теряешь. Я этого боюсь и вместе с тем жду. До потери сознания. Хочу!

— Ир, — шепчет в губы, и я открываю глаза от разочарования. — Не думал, что ты такая коварная. Решила меня отвлечь? — не ругает, но нежно журит.

— Что-то не очень получается, — винюсь смущенно.

— Я бы так не сказал, — утыкается лбом в мой, переместив руки на плечи и заставив поежиться от холода.

Вновь натягивается неуместная, дико напряженная пауза, с многоговорорящим взглядом соседа. Я проигрываю ему бой. Постыдно срываюсь… Сама делаю последний шаг — припадаю к его губам. Даже стону от переизбытка чувств, но уже в следующую секунду отстраняюсь.

Игнат не отвечает на мое позорное… вопиюще распущенное поведение, но и не отпускает.

— Ирка, я тебя так сильно хочу. Бл**, я так хочу, что вот-вот взвою от перевозбуждения, но я должен услышать правду.

Молчу, не совсем понимая, что Селиверстов имеет в виду.

— Ты меня правда хочешь, или только назло отцу соблазняешь…

— Я… — отвожу взгляд.

— Вот и ответ, — кивает своим мыслям Игнат. — Спи!

— Игнат, ты… — запинаюсь, не зная, как сделать признание, от которого зальюсь краской стыда. — Игнат я… хочу, — торопливо оправдываюсь. — Правда хочу!..

— Хочешь, — криво ухмыляется Игнат с укоризной во взгляде, — но лишь назло папочке, — уходит стремительно, а я так и остаюсь на постели.

Одинокая, непонятая, опустошенная, покинутая.

До слез обидно.

Именно обидно!

Падаю навзничь и гляжу в потолок. Все советы Ксю — насмарку! С Игнатом ничего не получается по плану. Все через одно место.

Я уже и думать не хочу, что Селиверстов собирается учинить.

Я плохая. Очень плохая, ведь даже не пытаюсь узнать, что там происходит, да и вообще происходит ли.

Прислушиваюсь — голоса звучат. Довольно громко. Хотя, дословно не разобрать, да к тому же котЭ тут как тут. Запрыгивает на постель. Принюхивается. Забирается на меня, словно я продолжение мебели. Ступает на грудь.

Не скажу, что прям обожаю живность, и в особенности котов, но этого рыжего… Не то чтобы полюбила, или хотя бы прониклась, просто наглому зверю плевать на всех — он себя банально навязывает. Вот и терплю.

Щекочет кожу усами, водит носом возле моего рта, словно проверяя, чей на мне запах. Заглядывает серыми глазищами в мои, и буднично так… ложится на мою грудь.

Я бы согнала, да как?.. Против воли начинаю чесать котЭ за ушком. Он блаженно жмурится и урчит, нежно… очень нежно впиваясь когтями в мою кожу.

— Верст, — хнычу с укором. — Что ты творишь?..

Отвлечься от острых ощущений заставляют приближающиеся торопливые шаги. Несколько секунд — и на пороге застывает Игнат. Хмурый и даже злой. Хлопком двери спугивает рыжего — питомец юркает прочь. Селиверстов приближается, неспешно ложится рядом, только на живот, на локтях.

Молчим, лежим.

Думаю, но о чем-то пустом и совершенно ускользающем. Да и вообще не знаю, можно ли трезво и здраво мыслить, когда рядом Селиверстов.

— Надеюсь, у меня все еще есть отец? — бросаю невинно, осторожно.

— Я его и пальцем не тронул, если ты об этом.

— Тогда что ты…

— Не важно! — отрезает Игнат.