Непримиримые 2

Часть 4 Глава 68 (Благие намерения… корысти ради)

Игнат

Сидя в машине, собираюсь в сторону дома ехать. Я обещал ребятам с нами онлайн-конференцию учудить. Но вспоминаю, что у меня нет ничего приличного из одежды для мероприятия. Лихую мысль — Ксению подключить, отметаю со второй, куда более разумной: «Этой красотище нельзя такое доверять. Иначе она меня отправит в свет… в самом приличном, что родится в ее мозге, а это, если судить по одеяниям Ирки, наряд для стриптизера из разряда «Супер-Майк».

Нет-нет и нет.

Сам. Что я, в конце концов, с продавщицами не умею общаться?

Улыбнусь, они меня с иголочки оденут.

А потом с той же улыбки — и заберут, если я буду аккуратен, бирочки и ценник не оторву, а при возврате буду убедительным и обаятельным.

Уже на подъезде домой, приходит извещение от Лианга. «Завтра. Ресторан «Дитай» к 18.00. Мероприятие неофициальное, но представительное, проект-презентация в свободная форма».

Мутит что-то китаец. Ничего. Если подстава какая-то или обманка, я его сошлю в Сибирь…

Дома пробегаюсь по основным тезисам, вычеркивая лишнее, на мой взгляд, и если не будет супер-презентации со слайдами и прочей мишурой, тогда я обязан быть убедительным, а значит собой. Работу, слава богу, знаю от и до, поэтому из речи, что прислали, для себя выделяю пару очень красивых и дельных оборотов. Несколько цепочек и связок. Остальное пойдет, как по маслу.

Я же не ворованную диссертацию защищаю. Это моя работа… Поэтому, даже если не будет ни картинок, ни слов — я найду, что сказать и даже на пальцах объяснить.

С ребятами онлайн обговариваем, что и как. Они кисло, но соглашаются. Досадуют, что их не пригласили, на что я резонно подмечаю, любой их них может меня заменить. Они на таких же правах в нем участвуют, как и я.

Это их смягчает и подкупает.

Да, я такой, гад, умею… подкопы делать не только к девичьим сердцам.

Толпа требует зрелища — чтобы я наряд показал. От стриптиза отказываюсь, заверяю, что новые кроссы, вчерашняя футболка с недельными джинсами — вполне пойдут. Я даже носки почти свежие надену.

Как и прежде, команда шутку не сразу понимает. А потом, через жуткие пару минут странного смеха, Юля робко подает голос:

— Верст, у тебя новая прическа?

— Мгм, — вялый кивок.

— Тебе идет.

— Да, — тороплюсь всех успокоить, — а вы думали, что я о проекте не радею. Вон, даже волосы обстриг.

Бл***, лгу безбожно, но это такая приятная мелочь.

Ребята улыбаться начинают, им приятно, что я на ТАКОЙ поступок сподвигся во имя нашей работы. И поэтому, чтобы уж наверняка они не дрожали больше меня, показываю вешалку с нарядом из дорого магазина.

— Надеюсь, на тебе это будет смотреться значительно лучше, — Степа, моя правая рука, умеет поддержать и приободрить.

— Слегка, — заверяю с натянутой улыбкой.

— А какой ресторан? — опять Юля.

Приходится в телефон ползти — названия не помню.

— «Дитай», — озвучиваю в эфире.

— О, — кивает восторженно девушка. — Китайский.

— Правда? — как-то упускаю такую мелочь. Быстро гуглю. И правда — китайский. Бл***, меня ожидает мучение. — Китайская кухня — не мое. — Видя настороженно испуганные лица команды, отмахиваюсь: — Справлюсь.

Я умею говорить так, что окружающие верят. И плевать, что совсем не уверен сам, и разбираюсь мягко, сказать, не очень. В любых переговорах важно умение говорить вразумительно и четко, без заиканий и волнительных скачков.

Совесть взбрыкивает, когда получаю звонок от Зура. Штык очнулся.

В машину — и гоню в больницу, где получаю ударную дозу слез Лерки и злого молчания Ромыча. Даже не хочу знать, кто ему успевает донести, что Ионова у меня пару ночей ночевала. Но, по словам, впавшей в истерику Леры, Штык ее больше видеть не желает. Да и меня игнором обливает, несмотря на мое получасовое выплясывание перед его койкой и попыткой шуткой замять щекотливый момент, объяснив нелепость его предположений.

— Богом молю, свали, — роняет мрачно друг, выслушав очередную порцию объяснений и доводов.

— Штык, бл***, не совершай ошибки.

— Моя ошибка — преданная любовь к такому гон***, как ты. Вроде понимаю, что пользованный и вонючий, но, сук***, со школы вместе. А ты… — сжимает так сильно зубы, что желваки на осунувшемся лице ходуном.

— Тебе мало башню отбили, критинище, — я тоже умею обижаться. Причем, впервые на сто процентов знаю, что не делал дерьма, а меня в нем обвиняют.

— На ху***!!! — рычит Штык, и в палату тотчас заглядывает Славка.

— Братаны, вы че? — недоуменно хмыкает, но не от радости, а от негодования. — На весь этаж слышно ваши разборки. Верст, — с мольбой на меня, — тебе лучше по своим делам махнуть, — рекомендует дружески.

— Бывай, — зло отмахиваюсь, понимая, как пусто навестил друга.

— Он оправится, и все в норму придет, — доверительно шепчет Морж, только с ним ровняюсь в дверном проеме.

Лерка, завидя меня и правильно считав, что ничего хорошего сказать не могу, вновь начинает завывать:

— Он меня не простит.

— Заканчивай реветь, — морщусь, даже не думая бросаться и успокаивать бывшую. — Раньше нужно было переживать, когда ко мне напрашивалась.

— Но я же не…

— Да у тебя на лице было много чего написано, идиотка, — шикаю раздосадованно. — И то, что я тебя не трахнул — дело чести.

— Ненавижу тебя! — утирает слезы, напрочь забыв про тушь и прочую херню на лице, которые теперь цветными разводами ее украшают.

— Мне по хрену, — правдиво, и ни чуть не лукавя. — Но отсюда ни на шаг, если, конечно, правда, желаешь прощение получить.

Ионова, источая презрение, шмыгает носом, но кивком благодарным отзывается.

Ира

Бригада будущих реставраторов «меня», завидя объект и оценивая объем работы, некоторое время стоит в оцепенении.

— Ир, — дрожит голос Ксении, подруга ладошкой рот прикрывает, глаза огромные, как у совенка, — ты уверена, что в состоянии ходить и думать?

— Да, и чем дольше вы тянете, тем меньше у меня времени на отработку роли, — сижу на стуле, посреди зала квартиры Родиона, как прилежная ученица перед строгой комиссией. Шувалова до сих пор нет. На телефон не отвечает. Но я пока тревогу не бью — до вечера еще есть время, а там… решу, что делать.

— Так, — Ланка мне нравится, она конкретная и дельная, — раз Ксю, — вот так сразу умеет вливаться в компанию, хотя девчонок только что познакомила, — хороша в подборе одежды, пусть тем и занимается. Я быстро погуглю основные моменты с Китаем, традициями…

— Зачем?

— Я так поняла, — чуть медлит Лана, ища взглядом поддержку у Витьки и Ксении, — ты приглашена в китайский ресторан, тебе нужен спонсор для проекта, и главный организатор — Китаец.

— Да, — осторожно.

— Значит, тебе нужно его обаять…

— Нет, — категорично, да так, что девушка вздрагивает. — Его мне не нужно обаять, от слова «совсем»! В идеале, пусть отвратится, но так… чтобы это не испортило общего впечатления других участников, — скомкано объясняю, на последних словах чуть выдохнувшись. — Мне нужны средства на проект, но показаться я должна перед другими.

— Хм, — кивает своим мыслям Лана, — основной этикет все равно китайский…

— Я с ним знакома, — заверяю спокойно. — Я жила в Китае какое-то время.

— Круто! — воодушевляется подруга Франкшта. Витюха меня больше не смущает взглядом, он в планшете — кто-то из нас должен страничку вести. Вот он и трудится с утра до вечера. И даже мою просьбу про Генку-одногруппника воспринял лояльно. Пробурчал в своей манере — делать мне нечего, при этом уже настукивая пальцами по экрану, создавая пост-благодарность.

Люблю его за сговорчивость и умение делать дело без выноса мозга.

Блин!

Я всех своих друзей люблю. Они… в самых диких ситуациях доказывают свою преданность. Видимо, этим я и богата.

Родственниками и друзьями…

— Значит так, — после быстрого изучения темы, резюмирует строгая Лана. — Никакой вульгарщины. Нужно нечто скромное по фасону, деловое, но при этом красно-золотое.

— Платье? — задумчиво хмурится Ксю.

— Не выйдет, — мотаю головой, — у меня вот это… — скашиваю глаза на увлеченного планшетом Франкенштейна, но, на всякий случай, отворачиваюсь от него. Распахиваю халат, который обнаружила у Шувалова в шкафу, демонстрируя девчонкам, что под ним скрываю. Мне-то одеть нечего было. Пришлось покопаться…

— Ира! — разводит руками Ксения, распахивая еще шире глазищи. — Да ты вообще долбанулась?! — не сдерживает негодования. Обшаривает меня взглядом, запинаясь на основных проблемных участках правой стороны тела: плече, бедре, ляжке и икре. — С такими травмами в больницу нужно!

— Я там была, — плотнее кутаюсь в халат и опять на стул сажусь. — Нет ничего смертельного, главное прикрыть, а с болью я справлюсь.

Лана лишь головой мотает:

— Жесть. Витька сказал, что ты отчаянная, но чтобы так, — ни толики восхищения — лишь недоумение.

— Девчат, мне помощь нужна. Сочувствие, протесты, советы — сейчас не прокатят.

Бравина рукой прикрывает глаза, другая — на талии:

— Бюджет? — задумчиво.

— Да нет его почти, — упавшим голосом. — Вить, с подписок деньги когда снять можно? — кошусь на друга. Девчата тоже на него уставляются с надеждой.

— Месяц, — безлико роняет друг, даже бровью не поведя.

— Черт! — ворчит Ксения, прикусив губу.

— Ксю, может из имеющегося? — призываю к рациональности. — Нет у меня средств. Мне и без того Лане костюм откупать. А еще на два этапа новый брать где-то нужно.

— Откупить придется, а второй я достану, — обнадеживает Лана. — У нас праздники закончились — остальные вернули.

— Я не могу так, — мрачно. — И так убила один.

— Вернешь! — без тени сомнения и возражений. — Еще и процент, — а это добавляет с улыбкой.

— Время до завтра? — продолжает уточнять подробности Ксения.

— Да, в шесть я должна быть на месте.

— Будет у тебя наряд, — заявляет Бравина так категорично, будто он уже есть. — Я его вижу, — себя пальцем по виску постукивает. — Осталось найти и добыть! — торопится на выход.

— Ты куда? — непонимающе спешу за ней.

— Искать и добывать! — отрезает хмуро Ксения, уже явно погружаясь в любимый мир моды, магазинов и вечной дилеммы, как заполучить желаемое, при минимуме затрат.

С Ланой возимся чуть дольше — грим дело тонкое, а при минимуме косметики, практически — произведение искусства.

Результат приятно радует, хотя затрачено приличное количество времени.

Но я не синяя и вполне смахиваю на человека. По чести боялась, что с таким напором, Лана меня в гейшу выкрасит, это, признаться, действительно было бы наилегчайшим выходом из положения. Но нет. Она меня оставляет мной. Это радует…

Не успеваю смыть результат, на пороге квартиры застывает Шувалов младший. Беспробудно пьяный и совершенно невменяемый.

— Это, бл***… - еле ворочает языком, пытаясь пальцем на Витю и Лану ткнуть. Я их в благодарность за участие чай усадила пить.

— Нам, пора, — догадливо покидает стул Лана, испуганными глазами таращась на Родиона.

Парень сфокусироваться не может. Что-то бормочет, рукой неопределенно водит.

— Я сейчас, — заверяю друзей. Спешу к Шувалову. Дверь прикрываю, а Шумахеру подставляю плечо:

— Шум, блин, ну какого черта? — тихо выговариваю, но не чтобы пожурить, а просто от бессилия. Он на меня почти обрушивается, совершенно не думая о боли, которую испытываю.

— Ирка, прости, — бурчит в голову, — прости меня, детка. Я…

— Хватит, Шум, — скрипя зубами, кусая губу. У меня сейчас слезы хлынут.

— Прости, но я их порешу…

— Кого? — пытаюсь вникнуть в суть.

— Уб***, - шипит Родион. — На тебя полезть… сук***, я их размажу…

Еле дотаскиваю до его комнаты и на матрац укладываю, напоследок всхлипнув, когда Шувалов меня настырно к себе тянет, ухватив за больную руку и вынудив ушибленным бедром врезаться в каркас постели:

— Не уходи, молю, — почти воет парень. — Хоть раз… побудь со мной. Сама… а не я… собакой у ног твоих, — стонет вымученно.

— Щас-щас, дай друзей провожу, — отрезаю устало. Парень несколько секунд глядит неверяще, а потом отпускает. Облегченно вздыхаю, усмиряя простреливающую по телу боль. Только утихают неприятные ощущения, поправляю подушку под головой Шумахера, закидываю его ноги на постель, снимаю ботинки…

Качнув головой, иду на кухню, но друзья уже в коридоре. Одетые и чуть встревоженные.

— Простите, — винюсь искренне.

— Да нет, ничего, — с натянутой улыбкой кивает Лана, поправив лямку небольшой сумочки через плечо и метнув взгляд на Франкшта. Делает ко мне шаг, с явным намерением обняться. Да, у нее любимое «поцелуйчики-обнимашки» при встрече и прощании. Я ей даюсь, несмотря на то, что она почти тонет во мне, но девушка аккуратная, хорошо помнит об увечьях, поэтому ритуал выходит чуть странно и нервно.

Витюха чуть проще, но менее осторожен — за шею подгребает, чмокает в висок:

— До завтра, птичка. Не сдохни, пжл. У нас дело незаконченное.

— Я помню — турнир наш! — киваю беспечно, зная наверняка, что он не наш.

Сначала умываюсь сама, а потом мою посуду и плетусь в комнату, но уже на полпути вспоминаю просьбу Шувалова. Несколько секунд внутренней борьбы, и все же сворачиваю к Родиону.

Блин, как пить дать, поплачусь за это, но парень просит о мелочи, делая для меня много.

Раздевать его не буду. Ложусь с краю и некоторое время смотрю на него и не могу понять, почему он, такой красивый и перспективный, меня не привлекает?

Почему понятие «дружба» лишь на языке, да и то границу постоянно сдвигаю в сторону простого знакомства. Он же — хороший… Для меня, по крайней мере.

Впервые за все время касаюсь щеки парня, смахивая волосинку, но уже в следующий миг он пленит мою руку за запястье. В глазах злоба и лед, пугающий и замораживающий до костей.

— Шум, — мямлю в безотчетном страхе, — это я…

Не знаю, что хочу этим сказать, но Шумахер тотчас расслабляется. Дышит спокойней, хват смягчает. Но не отпускает — тянет руку на себя и целует ладонь.

— Да-да, хоть так… побудь рядом…

Темнота покачивается, покой нарушает ощущение холода. Медленно выныриваю из сна, безотчетно мотнув головой, избавляясь от мороза на щеке. А когда открываю глаза, натыкаюсь на льдистые — Родиона. Его ладонь зависает возле моего лица.

— Привет, — шелестит едва слышно парень, и опять касается, принося то самое чувство жгучей прохлады.

Киваю, не в силах рот разлепить. Сегодня мне значительно хуже. Вчера, видимо, еще полностью не отошла от шока, адреналин шалил, а сегодня меня будто размазывают по пространству — не знаю, где облит и что, но жутко больно везде!

— Прости меня.

— Шум, — все же заставляю себя звучать. — Молю, не сейчас, — одна мысль о разговоре причиняет адские ощущения. А мне так хочется покоя…

— Но я тебя…

— По мне каток проехался и вести долгие беседы на тему чьей-то вины никак, — без прикрас и патоки.

Шувалов мрачнеет, опускает глаза, губы поджимает.

Блина, вот не хватает ясельной группы и карапуза с комплексом «вечно обижен» и дурными наклонностями.

Кое-как отлепляю себя от постели и медленными шажочками плетусь в ванную.

— Тебе спинку потереть? — тихо постукивает в дверь и тянет с надеждой Родион, только воду включаю в душевой.

— Завтрак лучше приготовь, Мать Тереза.

— Я не кухарка, — ворчит парень, но смолкает.

— И правда не кухарка, — морщу нос, заглядывая на кухню, где приплясывает и изрыгает проклятия Шумахер в темном облаке от дыма и пламени, которыми объята сковорода в его руках.

— Уголь? — иронично поджимаю губы, отобрав у парня сковороду и сунув под воду. Она с шипением выплевывает сизое облако, но ворчливо остывает. — Серьезно? — насмешливо кошусь на осерчалого Шувалого. — Наверное, вкусно и полезно.

— Да иди ты! — бурчит расстроенно парень, махнув рукой. — Говорил же — не кухарка.

— Ты не виноват, — тяжко выдыхаю, пытаясь смягчить свою прямолинейность уже за столом, после уборки кухни, которую успел загадить Шумахер. Парень продолжает молчать, погруженный в себя. А самобичевание к хорошему не приведет. Особенно наркомана.

— Я давал обещание, — ковыряется вилкой в макаронах с сыром.

— Ты не виноват, — настаиваю, проглотив кусочек бутерброда с колбасой. — За турнир уже много народу полегло. Я не знаю, каким богам молится Зур и откуда связи заминать грязь, но мы знали, что такое может быть. К тому же, твои пацаны для меня и без того творили невозможное на втором этапе.

— Я должен был кого-нибудь подкупить, — упирается Шумахер, без интереса продолжая вилкой изучать содержимое тарелки. — Я потом понял, что так и делают… Есть команда, а есть подставные… пешки, которые сами по себе, но готовые на любой риск за деньги. И я мог тебя оградить, быстро разузнай о твоей подгруппе…

— Перестань, — перекашивает от отвращения и негодования, даже кусок поперек горла застревает. Приходится прокашляться. — Чего не хватает уподобляться другим.

— Но ты ехала одна! — вилка по столу бряцает. Тарелку от себя: — Тебя никто не прикрывал…

— Да! — не собираюсь выдумывать небылиц. — И многие так проходили дистанцию, — кивок. — Ничего…

— Других не пытались уничтожить, как тебя… — сжимает кулак Родион, в глазах бешенство и лютая ненависть. — Тебя чуть не разодрали. Зур еще поплатится за эту хрень, — с жуткой решимостью и пугающей непоколебимостью во взгляде.

— А он-то с какого перепугу виноват? — откладываю на свою тарелку остаток бутерброда.

— Зур — организатор! — руки в стороны. Шувалов зло сопит.

— Вот именно! — грожу пальцем. Тарелку обратно к парню. Вилку в руки. Жест — кушать! Родион с неохотой принимается ковыряться. — Он не вынуждал меня участвовать, — смягчаю тон, потому что «подопечный» становится более послушным и вменяемым. — Не нравится, могу быть свободна. Между прочим, — доверительно и не без иронии, — Селиверстов тоже гнал один.

— А он тут причем? — вновь ерепенится парень.

— Ему байк кто-то попортил и потому он со стартом лажанул, — не ведусь на взрывность Шувалова и решаю дожать момент.

Задумчивая пауза, глаза Родиона теплеют.

— А Лианг катил в группе с номером четыре! — контрольный в голову.

— Ну а это причем? — мрачнеет и губы надувает, будто капризный ребенок.

— Шум, — слегка киваю, призывая к вниманию, — для китайцев цифра четыре приравнивается к смерти. — На лице Шумахера до сих пор недоумение. — Ты глянь видео, как его распирало на старте, — поясняю для особо одаренных и тугих на ум. — Он крушил все, что под руку попадалось, — не скрываю ехидства и желчи. — Фейк идет, что его команда пыталась Темычу бабла отвалить, чтобы он номер его группы сменил.

Шувалов несколько секунд смотрит с недоверием, а потом начинает ржать:

— Че реально?

— Глянь, — давлюсь едкими короткими смешками. — Вчера знакомые видосики показывали, пока колдовали над моей красотой, — пальцем у лица своего вожу, намекая на синяк и ссадину.

— А-а-а, чет смутно, но помню каких-то на кухне, — смурнеет Родион. — Девушка и парень.

— Друзья. Франкенштейн — курирует мою страничку СВМА, а Лана — его девушка. Она мой образ Харли придумала. Костюмом снарядила и макияж показала, как делать. Второй видос для турнира — ее задумка и колоссальная проработка самых щекотливых и провокационных моментов.

— Я думал ты сама додумалась.

— Нет, на такое мое воображение бы не потянуло.

— Круто. Умные, значит… — уже с забитым ртом кивает Шувалов.

— Ага, — и я за огрызок бутерброда берусь.

— Кстати, насчет твоего костюма, — кривится Родион.

— Уже догадалась, — отмахиваюсь кисло, сглотнув остатки чая. — Лане призналась. Она обещала еще один достать, но вернуть придется с процентами.

— Да я денег дам, не вопрос, — дергает плечом Шумахер.

— Нет, — категорично и твердый взгляд на парня. — Даже не вздумай.

— Че опять не так? — бурчит, мрачнея.

Рукой касаюсь его, которой тарелку придерживает.

— Шум, ты очень хороший парень. Но не мой… Не зацикливайся, прошу. Не надо делать больше, чем уговаривались. Я не расплачусь…

— А я, бл***, что-то требую? — махом избавляется от моей руки, но тотчас хватает за запястье. — Прости…

— Вот видишь, — не знаю, как еще донести то, что мается в душе. — Ты не требуешь, но требуешь. Не ждешь, но ожидаешь. Я не дам… Тебе нужна другая, для которой станешь всем…

Парень вновь вилку отбрасывает и, зло скрипнув ножками стула, покидает кухню.

Устало облокачиваюсь о стол и утыкаюсь лицом в ладони.

Черт! Я не хотела его обидеть. Но в который раз была просто обязана донести важность «я не для него!»

Пока, постанывая сквозь зубы, прибираюсь на кухне, Шувалов то в душевой возится, то в комнате гремит створками шкафа.

— Шум, — примирительно тяну, заглянув в его комнату. Родион уже одет с иголочки — новые смоляные ботинки из крокодила, черные брюки с низкой талией и снежная зауженная сорочка с диковинной оторочкой в темно-серую клеточку. Парень стоит у зеркала шкафа: поправляет и без того идеальный ворот рубашки. Пятерней скользит по волосам.

Красив. Сказочно… И запах приятный.

— Уходишь?

— По делам, — шмыгает носом, на меня даже не смотрит.

— Хорошо, — киваю мыслям. Все еще дуется.

Шлепаю к себе в комнату.

Тяжело на душе и смятение в сердце. Нехорошо получается с Шуваловым.

Чуть вздрагиваю от хлопка двери и скрежета замка.

Ушел…

Позволяю себе чуть расслабиться и поваляться в постели. Обзваниваю всех, кто волновался: бабушка, Спартак, Антон и Анька. Папе пока не звоню, нужно более тщательно речь приготовить.

Джи Линю смс:

«Мне тяжко, дай в себя прийти».

Не успеваю сморгнуть, звонок. «Лианг».

— Как ты? — голос такой, будто парень не просто переживает — подыхает.

— Нормально.

— Я… хотеть тебя видеть!

— Сегодня в 18.00, - придерживаюсь официального тона.

— Сейчас! Хотеть тебя видеть сейчас! — требовательно и воем, как раненый зверь.

— Нет, — я безжалостна, и если он осмелился показать слабость — еще и добью.

— Мстить мне? — цедит недовольно сквозь зубы.

— А то ли еще будет, Лианг, — заверяю мрачно. — Я лишь выполняю твое пожелание. Делаю игру…

— Когда ты прийти ко мне — я тебя проучить. Я тебя наказать за все, что ты творить и говорить.

— Ты еще мечтаешь, что я сдамся?..

— Придется. Я стягивать ловушка. Я стать единственный для тебя. Во всем. Мир, война, ненависть, любовь, спасение, жизнь, смерть. Взять даже против воли. Если будет нужно — перекрыть воду и кислород. А посметь рыпнуться — обездвижить, — гневно плюется, напрочь позабыв, что несколько секунд назад почти молил о встрече. Вот теперь он таков, каким его хорошо помню. Наконец показывает свое истинное лицо. Таким Лианга боюсь, но он предсказуем в своем лобовом упорстве. — Но если ты по своей воле позволить мне быть с тобой… — вновь смягчается, терзая душу своей неприкрытой болью и жаждой заполучить меня. — Я буду любить. Как никого и никогда.

— Сегодня в 18.00, - сбрасываю звонок.

Повторный его звонок игнорю, как и несколько смс — от просьб до угроз.

Пробежавшись взглядом по речи, закрываю глаза, а выныриваю, когда в дверь настырно звонят.

И телефон, надрываясь, гудит. «Ксю».

Мобильник к уху и, шипя, — тело мстительно напоминает о небрежном отношении к нему, — плетусь к двери:

— Але, — морщусь, голова раскалывается.

— Ты где? — обливает недовольством подруга.

— Дома! — ворчу сонно. — Щас сек, кто-то в дверь…

— Это я! — не дает договорить Ксения нетерпеливо.

— Блин, — сбрасываю звонок и, подхватив с тумбочки запасной ключ от квартиры — мне его благородно Родион оставляет, — спешу Бравину впустить. А то, не ровен час — дверь сломает.