Непримиримые 2

Часть 4 Глава 64 (Семья, дружба — долг чести…)

Ира

Шумахер на правах моего парня таскает меня везде, где бывает сам. Мои скромные попытки оставаться в тени упорно не замечает. Порой так вживается в роль, что реально верит в наши отношения. А я этого боюсь.

Нет ничего страшнее, чем поверить в собственную ложь!

Благо, Шувалов держит себя в руках, но терпение его на грани. На людях вольности позволяет, куда без этого, но большую часть шалостей быстро осаживаю. Радует, что домогательств в пугающе открытой форме нет. Не дура, вижу… И с каждым днем все хуже и хуже. Ситуация обостряется настолько, что только и жду какого-нибудь эпизода с разборками и попыткой принудить меня к сексу.

Прошлой ночью страшно было. Он так упился в клубе, что идти не мог. Бросить его не решилась, хотя дико разрывало от желания… Особенно после «милого» разговора с Игнатом. Особенно после того, как застала Родиона с другой… в его машине.

Смехотворно, вопиюще-абсурдно, но он был так пьян, что ни черта не соображал. Шум даже толком не понял, кто я и что хочу… Девица выползла из-под него и ноги сделала, будто я — разгневанная жена Родиона и сейчас ей волосы повыдираю.

Мне было… никак. Я просто устала. Мне было тошно и плохо… и все из-за козлины Селиверстова, который, ничуть не смущаясь, заигрывал с другой. Курил… что делает, по его словам, после хорошего секса, уже договариваясь к НЕЙ поехать. Причем очаровательная девушка ему предложила коллективный перепих.

Так мило с ее стороны. Заботливо…

Вот ей мне хотелось в редкую и жидкую копну вытравленных волос вцепиться. И по морде Игнату пройтись, чтобы масленую ухмылку размазать.

НЕНАВИЖУ его!

Поэтому первое желание заказать такси и уехать домой, отбрасываю, и вспоминаю о сострадании и понимании к ближнему своему. Приходится везти Шумахера к нему домой. Родственникам звоню, винюсь и заверяю, что сегодня точно вернусь.

Но вчера… Одна. Наедине с ним… В его квартире. Дверь на замок и жду… Интуиция не подводит. Шумахер приходит. И не один раз…

Сначала стучится. Потом шкребется. Потом долбит в дверь, а затем пытается уболтать, но в итоге сдается и уходит. Кляну себя за глупость, но чтобы не впасть в истерику, успокаиваю — чуть-чуть осталось. Пару недель…

Наутро Родион скрипит и стонет, как ему хреново. Уточняет, хорошо ли он себя вел. И я… не будь идиоткой, заверяю, лучше не бывает. Послушный, ручной, спокойный… Чуть выпил, немного потанцевал — и баиньки лег! Не парень — а мечта! Даже попить приношу и завтрак готовлю.

Не знаю, правильно поступаю или нет. Но выливать всю грязь, которую он творил в клубе и вне… — в машине, зажигая с другой, не хочу. И так дерьма много, а так он решит, что у меня ревность, претензии, и возомнит себя важной персоной в моей жизни.

Жуть! Мне и так не сладко.

Мрачная ситуация…

Парни, окружающие меня хищной толпой…

Шаг за шагом смыкают котел, в котором варюсь, точно на костре в Аду.

Пушечное мясо, которое всеми правдами и неправдами пытается выжить.

Надеюсь, сегодня предстоит мирная ночь. В своей постели! В одиночестве!

Мимо пролетает пейзаж хмурого леса в серой поволоке дождливого вечера.

Мы вроде возвращаемся в поселок, но еще в пути меня застает звонок Амалии:

— Ирочка, добрый вечер…

Блин, а я уже радовалась, что день близится к концу после бурной вчерашней гулянки, сегодняшнего нервного дня по делам Шумахера, и в довершении — посещения шумного клуба Шувалова только что.

Шаткая защита, сомнительная компания, зато подальше от Игната и Лианга. Хотя, второй звонит с завидным упорством и постоянством. Его выдержка в этот раз пугает. Никогда еще Джи Линь не проявлял такого терпения. Ревность — слабое место бывшего, но в данный момент жажда поквитаться и наказать творят невозможное.

— Добрый, — хмурюсь. Мне как раз не хватает для полного счастья разговоров с матерью Игната. Я капитально устала от игр и своей роли жертвы. Устала изображать обиду. Я дико хочу домой, но пока избегаю соседку, особенно после того злополучного разговора с папой.

— Прости, что так поздно, — мямлит Амалия, — но я очень волнуюсь за Игната.

Молча жду продолжения, не орать же: МНЕ ПЛЕВАТЬ НА НЕГО!

— Так ему и позвоните, — бурчу, скрывая раздражение.

— Телефон, — умолкает мать соседа, — не отвечает, — добавляет тихо.

Я еще не понимаю, что она хочет от меня. Начинаю мысленно орать.

— Я как узнала, что с Ромой беда, — в голосе такое сочувствие, что несколько секунд зависаю в прострации, лишь отравленная неподдельными эмоциями матери Игната, — и теперь места себе не нахожу. Они ведь очень дружны…

— А что… с Ромой? — вырываю из контекста реплику и уставляюсь на Родиона. Он с хмурой мрачностью на меня.

— Ну как, — заминка, — он в больнице. До сих пор в себя не пришел, — осторожно перебирает факты Амалия.

— Боже! — выдыхаю так шумно и протяжно, что в груди больно становится.

— Прости, я думала ты в курсе, — переживает соседка.

— Нет, что вы, — мотаю головой. — Спасибо, что сказали, а то я тут, — теперь моя очередь в неловкой паузе тонуть, — закрутилась с делами. А друзья разве не знают, где тусуется Игнат?

— После пожара и телефон, и записи не могу найти. Вот о тебе подумала и набрала, когда уже невтерпеж стало. Вы ведь… — опять неловкая пауза. — Я ведь мать, — словно извиняется за сына и звонок.

Так неудобно. Я опять некрасиво себя веду. Настолько вживаюсь в су***, что уже с близкими веду себя по накатанной.

— Я что-нибудь придумаю, — заверяю ровно.

— Я буду очень благодарна, — с таким жаром отзывается Амалия, что мне еще гаже становится. — Хотя бы просто попроси, чтобы перезвонил, если сможет…

— Да-да, — киваю своим мыслям. — Не волнуйтесь, — перевожу дыхание, соображая, что делать. — Я его найду. Мне не сложно, — кляну свою слабохарактерность. Отрезать бы — нет, сами ищите свое чадо и нет проблем! Так нет же…

— Ирочка… — Ну вот, всхлипывает.

— Не волнуйтесь. Он позвонит, — заверяю напоследок и сбрасываю вызов.

Кошусь на Шумахера, который весь разговор просидел и слова не проронил. Сосредоточен, подозрительно зол. Взгляд колючий, лицо каменное.

— Нужно Селиверстова найти, — разорвав тишину, озвучиваю наконец мысль.

Родион зло отворачивается, уставляясь в лобовое стекло, но уже через несколько секунд опять смотрит на меня.

— Его мать волнуется. Штык в больницу угодил… после боя, — на словах меня накрывает опустошением.

Это же я виновата!

Вот она и аукнулась, месть! Вот чему радовался Лианг… Он дал мне ложную надежду порадоваться, мол, я смогла избежать наказания за проступок… Полуголой по рингу не прошлась.

Горечь стремительно к горлу подкатывает. Удушливо хватаю ртом воздух и порывисто окно открываю шире, чтобы свежести в машину пустить.

Гад! Тварь!!!

Он заготовил куда большую месть и воплотил, погубив человека. Пусть не близкого мне, но… знакомого. Отличного парня.

Правда отличного. Он из всей толпы Селиверстова выделялся настоящим мужским характером и умением с девчатами порядочно поступать.

И спортсмена хорошего…

Больница…

— Все так хреново? — тупит Шувалов.

— Как понимаю, да. Он в коме…

— Х***, - безлико роняет Родион. — А при чем тут ты, Верст…

— Его мать боится, что сын… — значимо умолкаю. — Ну, — заминка. — Что он может удариться во все тяжкие, или, не дай бог…

— Этот придурок, — кривит губы Шумахер, — так себялюбив, что смерти боится. Показухи ради — на раз плюнуть, а что-то более существенное — вряд ли. Самоубийство — это не про него, — так категорично, что зарождается крохотная надежда, Шувалов прав. Ведь из его уст большая часть характеристики соседа — в точку.

— Возможно, ты прав, насчет чего-то глобального, но Игнат может в драку ввязаться, а последствия… бывают разными.

— С мира не убудет, — продолжает поливать ядом Родион.

— Ты к нему предвзят, — отворачиваюсь. — Селиверстов может повести себя безрассудно.

— Предлагаешь нам его опекунами стать?

— Нет. Тебя не заставляю ничего делать. Да и мне тоже совершенно нет до Селиверстова дела, но его мать волнуется. А если учесть, что мы скоро породнимся, я должна попробовать женщину как-то успокоить. Поэтому мне бы только убедиться, что жив-здоров и передать, чтобы матери перезвонил.

Шумахер лихо сворачивает на обочину. Жмет по тормозам. Несколько секунд зло хмурится, губы поджимает.

— Сама набери или смс скинь, так вернее, — огорошивает вариантом.

— Это мысль, — мрачнею, быстро в телефон заглядываю, но так не хочется… самой ему сообщение отправлять. Поэтому начинаю выискивать отговорки. — Но так не будет гарантии, что матери отзвонится.

— Зуру передай. Он сто пудов с друганом общается.

— Точно! — чуть в ладошки не хлопаю. И как сама не догадалась.

Хотелось бы без разговора с Игнатом передать просьбу матери. Только у меня нет номера Артема.

Анютка!..

Набираю:

— Приветик.

— Привет, — настораживается Снежикова.

— Знаю, что поставлю тебя в неудобное положение, но у меня важное дело, — тороплюсь оправдаться. — Зур рядом?

Пауза. Затягивается.

— А в чем дело? — подозрительно.

— Очень поговорить нужно, а его номера не знаю. Это по поводу Ромы и Игната…

— Тем, — мимо трубки, — поговори с Ирой.

— Я? — далеко, и безмерно удивленное. — Слушаю, — холодное, уже в мобильный.

— Зур, привет, — ровно и без наезда, хотя я до сих пор зла на него из-за того, что пытался меня выкинуть из турнира.

— И?

— Ты Игната давно видел?

Щекотливая пауза.

— Сегодня, — с явной неохотой.

— Значит, жив, — для себя.

— Вроде того, — словно не для моих ушей и с изрядной толикой яда.

— Артем, у меня просьба. Передал бы ты ему, что Амалия переживает. Она мне звонила. Узнала про Ромку и теперь… себе места не находит. Пусть он ее наберет срочно, успокоит…

— А сама никак? — едко и со смешком.

— Вы же друзья, — морожу недовольством, мазнув взглядом по Шувалову, не сводящему с меня ледяных глаз. — Не вижу проблемы…

— Не обещаю… — не скрывает презрения ко мне Тема. Черт! А ему-то я что сделала?

— Будь добр, — ощущаю себя надоедливой просилкой в личных целях. Какой-то бред и нелепица.

— У меня дел много, — подозрительно канючит Зур. — Да и нам из-за турнира поменьше пересекаться нужно, чтобы не уличали в подлогах. Телефоны могут прослушивать, камерами прослеживать…

— Понятно, — протягиваю, на деле туго соображая, к чему клонит. А еще больше сомневаясь, что турнир настолько прозрачен. Уж кто-кто, а парни точно мутят. После первого этапа убедилась, что честности в мире мужчин с гулькин хвост. Особенно, когда Шумахер проговорился о тех ушлепках, что на меня напали. Парни в больнице с сильнейшими увечьями оказались. Игната вызывали на допрос. Зура тоже… Но если чмыри вначале пытались дать показания, то уже вскоре — отказывались от всех слов. И о турнире никогда не слышали, и не дрались… сами… трюки по нетрезвости выполнять на стройку полезли…

— Просто имей в виду, что его мать ищет, — уже было скидываю вызов, как черт за язык тянет: — Артем, — повышаю голос, полагая, что парень тоже собирается отключиться.

— Да? — настороженно.

— А где он… живет? — от стыда губу закусываю.

Опять повисает молчание.

— Ты одна? — уже без колючести и желания донести свою неприязнь.

Кошусь на Родиона. Он прищуривается.

— Нет, — сникаю, но тотчас: — Секунду, — выхожу из машины и чуть в сторону шагаю: — Одна.

— У нас с тобой не было возможности поговорить, Птичка, — серьезным тоном мужчины, которому есть, что сказать, а не бодливому парню, вымещающему на девчонке недовольство за друга.

— А нужно? — правда, хочу понять в чем загвоздка.

— Если это уловка, чтобы ему нервы потрепать, Ир, время не лучшее.

— Это не уловка, — задумчиво бурчу, не въезжая в суть вменяемой претензии. — Реально так…

— Я ему скинул сообщение и набрал. Телефон не отвечает. То ли выключен, то ли… зарядка села. Он вчера как ушел из больницы, пропал.

— Что? — сердце принимается скакать нездорово быстро.

— Ир, ваши игры его убивают, — огорошивает, и мне еще хуже становится.

— Я не играю с ним, — пытаюсь настоять на своей четкой позиции.

— Возможно, но… Он в пропасть срывается.

— Для излечения ему хватит нескольких девчонок, — все же озвучиваю наболевшее.

— Да если бы, — с такой горечью чертыхается Зур, — я бы ему каждый день сам шлюх оплачивал, лишь бы Верст в адеквате оставался.

— Тем, — сглатываю, потому что продолжать не хочу и не могу. Меня медленно клонит в пучину самобичевания и гнобизма. Что я, такая сука, парня довожу. Да так умеючи, что ему жизни нет… И даже трах на стороне соседу не помогает и не спасает.

— А в чем я виновата?

— Ты виновата тем, что ты есть, Ир. Не дура, знаешь все…

— Наверное, больше дура, чем все полагают, но не знаю… Лад, спасибо, Зур. Я тебя услышала.

— На квартире может быть, но я не могу к нему сейчас сорваться, — заминка. — Возможно, с очередной девицей завис.

Больно. Прям удар под дыхалку.

Черт! Не хотела ничего подобного слышать. Думаю, Зур специально слова подбирает, проверить мою вменяемость.

Что ж, сам виновата. Напросилась… Проглочу боль и обиду.

— Думаю, ты мне и адрес скинешь? — медленно доходит размытый план Артема, как жахнуть мне по нервам и чувствам сильнее, ну и… друга, словно невзначай, раскрыть… С его очередными потрахульками.

— Запоминай, — с подозрительной снисходительностью. Диктует адрес. Район знакомый, близкий к универу.

— Спасибо, — лживо благодарю.

— Надеюсь, в этот раз точки будут поставлены жирнее, — будто сам себе, но с надеждой, что я услышу и теперь уже точно сделаю решительный шаг.

Нужно ли говорить, пока едем к моему дому Шувалов, и слова не роняет.

Поцелуем его не пытаюсь успокоить — и так много нежности и неуместных телодвижений между нами, а об этом не уговаривались.

Единственное, напоследок предупреждаю, что завтра ко мне не надо заезжать — в городе пересечемся, сама позвоню, когда освобожусь.

Родион молча злится, а уезжает так резво, что из-под колес мелкая щебенка вылетает и облако песка.

Дома Амалия встречает с надеждой во взгляде. Торопливо в комнате скрываюсь, но заверяю — друзей Игната на уши поставила, если до завтра не объявится, я к нему сгоняю на квартиру. Адрес, где живет, узнала…

Игнат

Долго ковыряюсь в карманах джинсов и не могу найти ключ от квартиры, запоздало вспоминаю, что дома Ионова, а может быть уже и Морж. Морщусь, набираю номер в домофон.

— Свои, — бросаю в динамик после нескольких пиликаний и ответа женского голоса.

— Верст, ты где был? — нападет Лерка, только поднимаюсь на лестнице, и даже еще не успеваю нажать на звонок. Распахивает дверь и нетерпеливо ждет на пороге, обхватив руками свои плечи. На лице тревога и недовольство. Правда, я в таком тягучем опьянении, что несколько секунд смотрю на нее и не могу понять, какого лешего ей нужно?

Мысли ворочаются медленно, нехотя, но вспоминаю, что она из-за Штыка ко мне напросилась — к нему не захотела податься. Точнее, побоялась…

— Ионова, мне, бл***, перед тобой отчитаться? — хмыкаю тяжко.

— Нет, — сужает глаза бывшая. — Но мог бы… — спотыкается на слове и несколько секунд просто молчит. — Аа, — безлико отмахивается и шлепает босиком в квартиру, скрываясь в комнате, — хрен с тобой!.. — едва различаю напутствие.

Не хочу компании, поэтому, только оказываюсь внутри, иду на кухню. Куртку сбрасываю по ходу, открываю холодильник. Пару бутербродов и бутылка водки. Отличный набор!

Сижу, пью…

— Заканчивай бухать! — из пустоты самобичевания вырывает ворчливый голос Лерки.

Не глядя на девушку, наливаю в стакан водяры, опустошаю и опять уставляюсь перед собой. Адское пойло уже не обжигает горло, не горячит кровь. Пью на автомате: ни вкуса, ни опьянения, ни забвения. Пустота…

— Игнат, — вновь нарушает пучину окутавшего мрака знакомый девичий голос. — Игнат, да сколько можно?!

— Свали…

— Верст, хватит уже пить! — очередная вылазка Ионовой, чтобы взбесить меня.

Нащупываю бутылку. Куда наливаю, не смотрю, а когда стакан к губам подношу, лишь опрокинув, с запозданием понимаю, что нет жидкости.

— Ты жалок! — жужжит бывшая, стоя над ухом, реально не осознавая, что раздражает до скрипа зубов. — Ему этим не помочь! Иди спать!

— Нахер! — рявкаю досадливо, ударяя по столу, да так, что посуда и бутылка звякают. — Спать! — ударяю опять. — Спать… вот и вали спать!

— Пойдем, Верст, ты себя изводишь, — мягко стелет. — Тебе поспать нужно…

— С тобой? — меня еще большее зло берет.

— Ты что несешь? — тотчас взрывается негодованием Ионова.

— То и несу. Бл***, гляжу на тебя и не могу понять, какого х*** ты рядом со мной, а не с ним?

— Там на ночь не оставляют… — смущенно бормочет, а потом уверенней: — Игнат, мне тоже хреново! Но я не упиваюсь!

— Каждый из нас по-своему переживает. Я пью, а ты трусливо бежишь и мне глаза мозолишь! — досадливо плююсь.

— Потому что ты, — короткая пауза, — несмотря ни на что, мой друг… и ты лучший друг Ромки, — успокаивается Ионова, ну или пытается быть менее эмоциональной. За это она мне нравилась. Умела быстро остывать, когда ситуация накалена до предела.

— Я тебе не друг. Лучше бы к подружкам пошла… поплакаться.

— Нет у меня никого, — с горечью усмехается бывшая. — За год наших встреч ты даже этого не заметил.

— А должен был? — мне реально по хрену.

— Если бы хоть немного… хоть чуть-чуть меня любил, да… Должен был. Я ведь, как приехала в город, толком ни с кем не знакомилась. Как тебя встретила, так и… залипла. Из-за тебя…

— Опять во всех бабских проблемах я виноват?

— Боялась, — словно не слыша вопроса, продолжает исповедь Лерка, — что подруга тебя увести сможет. Вот и ни с кем…

— Ионова, твои заморочки мне до одного места. Ты что-то надумала, страхами своими жила, мечтами. Я ни разу не говорил, что хочу чего-то большего. Мне нравилась моя гребаная студенческая, развеселая жизнь! Про любовь ни на секунду не думал. Я и слова-то такого в своем арсенале не держал. Так что, заканчивай, подруга, — давлюсь сарказмом. Но с желчью понимая, что права Лера. Права!!!

Пошатываясь, встаю. Нужна водка… Открываю холодильник.

— Игнат, — моих плеч касаются, Леркины руки, скользят на грудь — Ионова прижимается со спины:

— Мне тоже плохо, — носом утыкается в хребет.

Бл***, чего она добивается? Душу травит. В мозгах копошится. Тело до кипучки доводит…

Соблазнить меня решила? Зло разрываю кольцо рук бывшей. За одну дергаю к себе и гневно шиплю:

— Так хреново, что решила трахнуть?

— Идиот! — кривится Лерка. — Пусти!

Толкаю к выходу из кухни:

— На хер вали! Не достойна ты Ромыча! Он мужик! А ты…

— Идиот! — взвизгивает Ионова, едва в стену не врезавшись. Хватаю стакан и швыряю вдогонку — Лерка опять взвизгивает и успевает в коридоре скрыться.

— Больной! — это уже тявкает после звона разбившегося стекла, россыпью усеявшего пол в коридоре. Не хотел я в Ионову попасть. Желал бы — попал. Но прогнать нужно. Так, чтобы шмотки похватала и сбежала. И больше ни на шаг… Ни на один гребаный шаг ко мне не приближалась! Идиотка не понимает, что мы этим… Штыка ни в грош не ставим.

Тоже мне, друга нашла. Совсем пришибленная.

Я с девчатами только сексом дружу. А Ионова как подружайка-потрахулька меня не интересует!

Ирку хочу! Свою девочку хочу. Несмотря ни на что…

Твою мать, как же я влип! Теперь я на месте моих бывших. Только бумеранг вышел за всех девчат разом. Один и мощный. Такой силы разящей, что к чертям уничтожил меня и устаканившееся мировоззрение.

Меня разрывает от эмоций и чувств, а объект вожделения меня избегает и открыто посылает. И все бы нормально стерпел, но ломает так бойко и нехило, что не могу я вести себя как обычно. Королек разрушила мой привычный мир, а по руинам я хреново хожу, часто спотыкаюсь, падаю… Понимаю, что нужно бы обвыкнуться. Мне отныне в этом мире жить, но, сук***, как же не хочется одному…

Мне бы с Иркой. С ней и… Рай в шалаше…

С ней… я бы на раз плюнуть три года на Голема отбатрачил и плевать на турнир. Лысый — не худший вариант мецената. Даже сказать, удачный. Он мужик хваткий, амбициозный, и слышал я уже, что интересуется проектами и разработками. Дело в том, что деньги у него грязные, официально их не проведешь. А если буду нелегально разработки делать, а потом в свет с уже готовым выходить, тут можно и банкира-друга подключить. Он подскажет, что и как провернуть.

Таков план! Но и до конца руки опускать с турниром не буду. Раз есть шанс выкрутиться из дерьма почти по нулям, буду сражаться.

А там глядишь, всех избавлю от повинности. Ребята вздохнут свободно. Если Штык, конечно, очнется.

Нет! Он обязательно очнется!!!

Вновь горечь поперек горла застопоривается. Сглатываю… Нужно выпить. Обшариваю холодильник на наличие выпивки, но ничего не нахожу. Тогда обвожу бестолковым взглядом кухню… Несколько пустых бутылок валяется под столом и одна на…

От собственного смрада и гнили бешусь сильнее — меня уже не остановить! Ярость, два дня клокочущая во мне, находит выход. Начинаю крушить, что попадается под руку, а когда выдыхаюсь, сползаю на пол, проскользив спиной по стене.

Утыкаюсь головой в колени, и погружаюсь в самобичевание и неутешительные мысли о гадине, контролирующей мой пульс. Дергающей неизвестные мне нити романтически настроенного сердца, бьющегося лишь по ее велению. Управляющей потоками моей крови и дыханием. Подчиняющей каждый мускул и, бл***, тошно осознавать, что отныне я весь без остатка принадлежу хладнокровной козе, с напрочь отбитыми адекватными и понятными чувствами!

Ее раздрай, как яд, отравляет мой рассудок. И чем больше она шатается от желания до отторжения, от ненависти до симпатии, тем сильнее схожу с ума. Меня выворачивает наизнанку ПОТОМУ, что нет лада в действиях, мыслях и словах Ирки! Разговором гонит прочь, а жестами в еще большую пучину похоти вгоняет… Язык — жалит, тело — исцеляет. Взгляд — отвергает, а запах — притягивает.

И этот мытарство передается мне. Бл***, я как баба с вечным ПМС…

Ира

Утром с неудовольствием узнаю, что ни звонков, ни СМС от Игната не было.

Ради дела заезжаю в универ, а проходя мимо лаборатории Селиверстова, заглядываю туда — его команда работает в поте лица, а командира своего не видели и не слышали уже несколько дней.

Волнуюсь все сильнее…