Непримиримые 2

Часть 3 Глава 29 (Гений гения доконает)

ИРА

Мне лучше молчать! Ему лучше молчать. И так много говорим…

Горим… мы испепеляем друг друга…

Сумасшествие какое-то. Я так надеялась, что страсть утихнет, а меня пробирает все сильнее. Становлюсь просто одержимой. Сексуально озабоченной. Правда, как зажигалка. Вспыхиваю моментально. От звука голоса Игната, от взгляда, от запаха… от близости и даже просто от мысли, что могу думать о нем… Грезить, что хочет меня… ощущать это…

Боже, какой горячий… Твердый…

Что же он со мной делает?!

Зачем позволяю…

Реветь в пору, да занята ублажением похотливого Игната. Он — дурман, но дурман, заставляющий думать.

После секса меня постоянно осеняет, уже столько смогла написать. Боюсь подсесть на эту наркоту, но, как и все гении, я нуждаюсь в допинге. И сейчас взамен сильнодействующих запрещенных веществ предпочитаю секс!

— Зажигалочка, — бормочет исступленно Селиверстов, поцелуями орошая грудь, которая болезненно ноет в ожидании ласк. Парень сминает мои ягодицы, придавливая к своему возбуждению.

Ох, какой же он… И я хочу его! Хочу до слез… Внутри. Глубоко…

В нетерпении покачиваюсь. Скольжу ладонями по широкой груди вниз, уже готовая сама направить его в себя, но грубоватое:

— Не тронь, — выдохнутое в грудь, останавливает. Игнат жадно втягивает сосок.

— Ах, — прогибаюсь под напором жаркой волны, которая давно штормит, но так и не подбросит к небесам. Вцепляюсь в волосы соседа, чтобы не смел прекращать. — Еще, — молю, бесстыдно подставляясь под ласки.

— Мне это нравится, Зажигалочка, — тихо смеется наглец. — Теперь ты моя, — потешается непонятно с чего, — пока не рухнешь от бессилия, — шуршит между бесчеловечными по сладкой мучительности пытками моих сосков. — Буду истязать, как ты меня…

Ни черта не соображаю, ведь не мучила нисколько — минет делала! Это же… ну, это удовольствие, разве нет?!

Секунда — и уже оказываюсь на постели, а Игнат на мне. Нависает:

— Руки от меня убери, — командует зло. Испуганно дергаюсь, словно ошпариваюсь. — Не дай бог коснешься… — грозит охрипло.

Даже немного обидно становится. Ему противно? А я-то возомнила…

Мысль упархивает — Игнат уже целует живот, причем одной рукой сминает грудь, другой — поглаживает бедра.

— Зажигалочка, — вдыхает с чувством в кожу, и она тотчас становится гусиной. Игнат усмехается в меня и вновь жалит поцелуем. Уже было хватаюсь за мощные плечи, с диким желанием вонзиться когтями, как вспоминаю угрозу и вцепляюсь в спинку кровати:

— Селиверстов, — горло сдавливает спазм. Игнат обжигает слишком интимно. Слишком чувствительно. Не выдерживаю — хватаю его за волосы.

— Ирка, — рычит недобро сосед, — руки убери, кому сказал!

— Не могу, — скулю, ерзая, точно на углях. — Ты не должен туда…

— Бл***, - бесится Игнат, — куплю наручники и буду приковывать!

Торопею, но не от ужаса или обиды, а от чувства, с которым это сказано.

— Не смей отвлекать или останавливать! — хрипло рычит, приковывая к месту мутно-пасмурными от возбуждения глазами.

— Может, не… — договорить не успеваю: Игнат рывком дергает мои бедра к себе и демонстративно впивается между ног.

— А-а-ах, — падаю на подушку и прикусываю губу, чтобы заткнуться, но уже в следующий миг стону протяжней. Меня прожигает восхитительная волна растекающейся по жилам кислоты.

Горю… истлеваю — прогибаюсь навстречу бесстыжему языку и губам. Судорожно хватаю подушку и утыкаюсь в нее. Так хоть почти не звучу. О, боги, что же он творит?!

Прокатываются стихии непогод, будоража внутренности и расплавляя мозг. В животе стягивается тугой ком. Разрастается, до онемения сковывая тело…

Чувства оголяются настолько, что могу взмыть лишь от дуновения. Инстинктивно прогибаюсь сильнее, раскрываюсь беззастенчиво… Но уже было подкатившее блаженство обрывается, да так резко, что от пустоты и недополучения аж встряхивает, а на глазах слезы выступают.

— Это что за хрень? — негодует Игнат, махом отдирая «звукоизоляцию». Подушка шмякается на пол. Провожаю глазами спасительную вещь и испуганно уставляюсь на Селиверстова. — Ори, мать твою! — чеканит злобно. — Я хочу тебя слышать!

Затравленно всхлипываю:

— Чокнулся? Родители дома!.. — меня колотит сильнее. От желания внизу живота тоскливо, пусто, влажно… пульсирует, ноет. Вот доведет меня Селиверстов до голодной похоти, сама на него наброшусь и насиловать начну!

— Да пох*** мне, — недовольно выговаривает парень; утыкается носом в живот. Целует, прикусывает, вызывая очередное стадо мурашек, предательской толпой носящихся по телу. — Я должен знать, что тебе нравится, — шепчет, дорожкой коротких жалящих поцелуев вновь устремляясь между ног. — И я, твою мать, буду тебя слышать! — это уже впечатывает, словно подписывает и утверждает штампом закон. — Усекла? — опаляет ягодицу хлестким шлепком.

— Ауч, — коротко взвываю.

Новое мимолетное скольжение языка по чувствительному месту и требовательное: «Уяснила?» — с рыком и болезненным хватом бедер.

Стону так громко, что чуть не глохну от своего бесстыдства:

— Да-а-а.

Он… пьет, дегустирует, лижет, проникает… И вот опять начинается феерический подъем на высоту, где уже была, куда увлекает Игнат. Где с ним было бы лучше, а в одиночку хоть и легко, свободно, но слишком одиноко.

Летать? Нет, не подходит… для полета нужно прилагать усилие, да и мелко по ощущениям. Парю… тоже не то — слишком воздушно.

Меня лихорадит… тону в ощущениях, эмоциях, реальности… Нещадно закручивает водоворотом. Головокружительным и убивающим. Задыхаюсь от нехватки кислорода, накаляюсь… Чувства обострены, оголены — разрушительно яркие, неподражаемо острые.

Остатками сил и разума цепляюсь за действительность, но меня подхватывает безжалостной волной и утягивает в немилосердную пучину сладости. Она, точно смертоносный яд, с единственным, но последним толчком сердца разгоняется по жилам и напрочь лишает рассудка. Пронзает насквозь губительным жалом, заставляя дрожать и признавать поражение слабой человеческой плоти перед напором совершенного, неземного чувства.

Пусть животного, не относящегося к любви… Но такого, что оживляет и само понятие «жизнь».

Ужасно. Ужасно приятно, и стыдно признаться, но могу подсесть на такие ощущения. Не удивительно, почему мужчинам нравится секс. Если он не приносит боли, то фейерверк эмоций — шкалит. Блин, а мой мозг еще и подзаряжается: его током прошибает, осеняя важной информацией.

Дрейфую в блаженстве, медленно и нехотя возвращаясь в реальность.

— Раз, два, — бархатно шепчет Игнат все еще между ног, но уже не в меня, а щекоча и дыханием, и кончиком пальца кожу в области живота. — Три, четыре, пять… — продолжает неторопливо считать. — Пять! — подытоживает задумчиво. — Что это значит?

— Что пять? — настороженно поднимаюсь на локтях, и только сейчас понимаю, что Селиверстов считает птичек, что у меня порхают в области бикини.

— Что значат эти птички?

Постыдно спрашивать об интимном, но куда постыдней признаться:

— Годы, что отсутствовала…

Удивленный взгляд сменяется на озорной:

— А если бы не вернулась вообще? — Ответить не успеваю, Игнат продолжает: — Представляю, какая бы стая клеймила твое тело…

Смеюсь с короткими паузами. Дурость, а я ведь об этом не подумала…!

— Отлично! — серьезнеет Селиверстов. — Пять, значит, пять.

— Ты меня пугаешь! — опять настораживаюсь. — Что пять?

— Пять раз, Зажигалочка, летать будешь. Пять раз. Раз за разом, — бархатно, до мурашек вкрадчиво. — И не вздумай меня остановить, — это уже грозит, перестав улыбаться.

— Что? Ах, — прикусываю губу, ослепленная очередным серпантином звезд, когда пальцы Игната без предупреждения и лишней ласки вторгаются в меня. Стону сквозь зубы… Позорно скулю, охваченная новой волной мелкого, липкого, словно паутина, экстаза.

— Ты настолько возбуждена, что я, пожалуй, могу провернуть один трюк, что получается крайне редко. Но твое тело… оно совершенно для этого… и я покажу тебе фокус, Зажигалка… — дышит надсадно Селиверстов, чередуя голодные вздохи с поцелуями. — Ты не парить, — смакует языком, подкидывая куда-то в нирвану, — ты у меня вспыхивать и гореть будешь! Бл***, ты моя «Зиппо».

— Угу, — рьяно соглашаюсь с чем угодно, лишь бы не тянул, позволил разрядиться. Даже думать не хочу, что он делает — сгорю не только от оргазма, но и жгучего стыда.

Игнат — сволочь! Знает мое тело лучше меня. Нажимает, ласкает какие-то убийственно расщепляющие точки. Мучительно сладко продлевает кайф, погружая в пучину блаженства и немыслимых картин, всполохами страсти окрашивающих пресный мир. И уже через несколько секунд мое тело пронизывает стрелой, подбрасывая в невесомость, где предельно ярко и чувственно. Мелкая, колючая дрожь завладевает мной полностью.

Так вот, о чем он говорил…

— Раз, — слышу довольное сквозь гул в голове. — Поиграем в вопрос-ответ? — безжалостно вторгается в Рай зловредный голос.

Даже не сразу понимаю, что это не шутка и мне не мерещится.

— Селиверстов, — задыхаюсь от чувств, в которых уже превалирует недоумение, — что за любовь поговорить во время секса? — теперь меня крупно трясет.

— Бл***, поверишь, только с тобой, — коротко ржет Игнат, не прекращая меня гладить. — Обычно просто трахаю… а с тобой… хочется говорить. Есть о чем, — добавляет с некоторой иронией.

— Что обсудим? — едва проглатываю очередной стон и, не в силах лежать бревном, подаюсь навстречу бесстыжим пальцам, что не перестают меня истязать.

Он что, реально решил меня вымотать? Без отдыха довести до края оргазмической вселенной?

— Политику? — выдавливаю непослушными губами, подрагивая от стихии, которую вызывают жадные ласки Игната. Терзает мою грудь, сминает бедра, не переставая хозяйничать во мне. — Меня волнует хрупкое положение страны… Балансируем на гране войны… — урчу от прилива жаркой, пробивной волны.

— Экономику? Санкции, конечно, сильно ударили по многим сферам… Как бы правительство не уверяло… что все отлично, при этом продолжая поддерживать лишь банки и крупные предприятия, а по сути страдает простой народ… Убытки несут богатые, а среднестатистический человек — просто выживает. Как и всегда… Молча терпит, продолжает… М-м-м, — стенаю протяжней, едва не задохнувшись от коротко спазма.

— Творчество? — нахожу силы на сарказм. — Последние фильмы нашего кинематографа жутко расстроили. Касты и семейные подряды оккупировали сегмент рынка, а пробиться таланту трудно. Вот и приходится глотать то, что предлагают. Издательства несут убытки, потому что авторам проще выкладывать свои творения в сетях. Театры посещают все меньше народа… Не по карману… У-у-у, — тихо скулю, не выдержав пытки. Игнат с таким пылом сминает грудь, что точно останутся синяки. Но, блин, так приятно… ерзаю, околдованная ритмом страсти. Прогибаюсь в развратном танце, который задает Селиверстов.

— Спорт или твое б***дство?.. — едко уточняю. — Хотя, твое б***дство — как спорт… — смешок застревает поперек горла. Сжимаю простынь в кулаках, потому что злодей решает не то поиздеваться, не то проучить — жаркими поцелуями опять скользит к самому сокровенному, что и без того перевозбуждено.

— Охренеть, — обжигает дыханием Игнат. — Что значит трахаться с умной, — подмечает не без удовольствия и резко заменяет пальцы губами. — И распутной су***, - это уже в меня, прикусив нежный участок.

Даже не успеваю обидеться: «Блии-и-ин», — меня пронизывает молния короткого оргазма. Тело безотчетно выгибается… мечтает скрючиться, словно лист бумаги под властью беспощадного пламени.

— Спичка, — коротко ржет Селиверстов, не позволяя сомкнуть ноги, еще находясь между них, но уже налегая на меня телом. — Только чиркнул, а ты уже вспыхнула.

— Прости, — винюсь стыдливо, все еще сотрясаясь мелким ознобом экстаза.

— И вкусная… Какая же ты вкусная, — вымученно стонет и дергает за затылок к себе, впиваясь в трепещущие губы.

Не скажу, что мечтала познать себя на вкус, но безапелляционная напористость Игната подкупает и напрочь отметает желание сопротивляться. Распахиваюсь, как обычно, позволяя жевать, сосать, осушать, наполнять. Позволяя все, что пожелает и как пожелает.

— Не заметила, — выдыхаю, как только дает глотнуть воздуха. — Ты мне больше на вкус понравился.

— Дура, — беззлобно хмыкает сосед, — надо было сразу это сказать. Я бы…

— На завтрак, обед и ужин предлагался? — с неописуемым наслаждением ладонью зарываюсь в светлые волосы и чуть сжимаю их в кулак.

— Нет, — трется носом Селиверстов о мои губы. — Но точно бы на несколько лет дольше тебя трахал.

— Что, — изумляюсь наглости, — мало без меня дают?

— Ш-ш-ш, — осаживает грубовато Игнат не то поцелуем, не то укусом. — Из твоих уст это очень скверно звучит.

— Зато точно, — злюсь, хотя категорически не имею на ревность права.

— Цыц, сказал! — вот теперь Игнат усмиряет мой гнев хозяйским поцелуем на грани лишить рассудка, не забывая о феерической точке, лаская которую заставляет меня вновь приблизиться к сладкому пику удовольствия.

— Игнат, — шиплю под немилосердным напором подкатывающих чувств, с горечью понимая — то, что творит с моим телом Селиверстов, не предел — лишь край истинного блаженства, одна из волн, что могут причаливать так часто и долго, сколько вздумается наглому соседу, — любишь стояком мучиться?..

— А? — уставляется непонимающе парень.

— Я тебе отомщу… — смехотворно грожу, но не смеюсь. Мне реально плакать хочется от шквала эмоций. — Дрочить заставлю до посинения члена, до мозолей на руках. Ледяным душем умоешься, а жар будет разрывать на части… Захлебываться будешь злобой от перевозбуждения. Душу из тебя к хе*** вытрясу. Такие чувства познаешь, что проклянешь этот день!

— Су*** что ли изображаешь из себя, Бенгальский огонек? — восхищенно недоумевает.

— Ага, такую, что выть будешь, а не дам… Бесплатной раздачей другим займусь, а тебе не дам…

— Да ты уже вся как на ладони, — тычет в правду, нажимая очумелую точку, которая оглушает на миг фейерверком ощущений. Вновь мимолетно кончаю, кусая до боли губы. — Я тебя уже трахаю! — беснуется ни с того, ни с сего. — Языком и пальцами… И слова против не скажешь! — убеждает с жаром, да вот только мне об этом не надо говорить.

Знаю, но, блин, тоже упертая. Могу свою линию гнуть:

— Еб**, пока позволяю… А-а-а, — прогибаюсь от судорог, что начинают скрючивать тело, когда Игнат ужесточает ласки, вторгаясь пальцами в умопомрачительном ритме, а другой рукой тиская и без того мучительно ноющую грудь.

Меня нехило подбрасывает. Уже даже могу разглядеть вершину экстаза. Огонь начинает полыхать с большим задором… Еще толчок, и полыхну, точно вновь создаваемая планета, но вместо оргазма ухаю в ледяную пропасть, да так, что с ног до головы обдает чумовым морозом.

— Что такое? — ожесточенно встряхивает меня Игнат и грубо вминает в матрац бедра, которые непроизвольно приподнимаю, вымаливая продолжения. — Не вспыхнула?

Хочу ответить, даже рот открываю, но вместо слов лишь всхлипываю.

— А ты, бл**, не командуй, когда я вожжами управляю, и будешь сладко парить, феерично содрогаться, гореть в экстазе. Только! Не смей! Думать! Что мной управляешь! Я твой кремень. Без меня не вспыхнешь!!!

Это заметно отрезвляет.

— Уверен? — меня хоть и лихорадит, но без боя не сдамся. Набираюсь наглости и поднимаюсь на локтях. Жадно сглатываю, облизываю сухие губы: — Что только с тобой у меня химия? — провокационно развожу ноги сильнее и чуть подаюсь навстречу возбуждению Селиверстова.

— Мгм, — зло кивает, не скрывая уверенности и испепеляя бушующей пасмурностью глаз, но уже в следующий миг без ласки обрушивает шлепки по моим ягодицам с обеих сторон: — Стерва! С детства догадывался, что ты стерва! Знал, что нужно тебя избегать!

— Ты меня угнетал! Издевался… — шикаю от острых, колючих ощущений, будто меня обжигает крапива. Даже порываюсь избежать наказания, но сосед сильнее, рывком возвращает на место, продолжая экзекуцию.

— Потому что знал, что ты не ангел, каким казалась… Я тебя с первой минуты раскусил!

— Дурной! — прикусываю губу. Пусть гнев срывает, если ему так нравится! — Ничего ты обо мне не знаешь!

— Достаточно… А ты, бл***, хоть знала… — удары жалят, ошпаривают до стонов и охов. — Где… твоя… гребаная… точка… джи… развратная… ты… невинность? А?.. А я ее с ходу нашел!

Шиплю, как только усмиряется, а потом не выдерживаю:

— И другие найдут, — конечно, идут ва-банк, но как еще шокировать козла, возомнившего себя хозяином моего тела и судьбы?

— Су***! — плюется Игнат, ввязываясь со мной в непонятную битву.

Он, бесспорно, сильнее, и поэтому через несколько секунд борьбы уже лежу распластанная на постели, словно лягушка на столе, которую собираются препарировать. Селиверстов яростно пыхтит, нависая. Притирается между ног горячим и твердым возбуждением, ощущая которое едва не скулю. Руки высоко над головой — удерживает мои грубо, до синяков. В пасмурных, точно небо в непогожий день, глазах бушует злоба.

Взбешен, возбужден, доведен… Гремучая смесь, и мне она нравится!!!

— И кстати, — криво усмехаюсь, найдя в себе яд, чтобы облить посильнее, — это не значит, чтоне могу стать фитилем для кого-то… И даже для тебя! Так что… разбрызгивай сперму на кого хочешь, но я уже поняла, что особенно тебе нравится это делать на меня… в меня… даже резинку ни разу не использовал. Уже сейчас до каменного стояка дошел.

О, боги, как язык вообще поворачивается нести эту чушь? Самой дурно от пошлости и борзоты, но страх — мощный двигатель, поэтому продолжаю источать скверну:

— Да коснись я тебя — кончишь… как мелкий зад***… прям так извергнешься.

— Какая же ты су***, - шикает гневно Игнат.

И это реально пугает, аж сердце сначала до глотки прыгает, а потом в кишки екает.

Селиверстов рывком переворачивает меня на живот. В исступленном запале дергает за ягодицы, ставя на колени. Не успеваю зацепиться за спинку постели, судорожно хватаюсь хоть за что-нибудь, но в итоге лишь сжимаю простынь в кулаках. Еще секунда — от боли даже из глаз слезы брызжут: Игнат хватает за волосы и прогибает, да так, что едва позвонки не трещат. Упирается в зад горячим и твердым возбуждением.

— Бл***, а если я тебя сейчас по-жесткому вы***, Зажигалка? Что на это скажешь?

— Нет, — испуганно всхлипываю, остро ощущая, что довела парня до ручки.

Обвиваю рукой за шею и, наплевав на боль, тянусь к губам. Качаю бедрами, потому что необходимо ощутить Игната внутри. Там, где горит… для него. Где влажно… из-за него. Где томительно сжимается… в ожидании его. Набираюсь наглости, нащупываю хозяйство Селиверстова и направляю в себя. Насаживаюсь медленно, с шумным, протяжным выдохом, что тонет во рту Игната.

Несколько мучительных секунд парень игнорирует мое смирение, но когда прогибаюсь, скользя по его длине, принимает капитуляцию — голодными, жадными глотками целует, лишая почвы под ногами, обрушивает хрупкий мир, опустошая эмоционально. Блин, банально расщепляет психику, парализует рассудок.

— Какого хрена я тебя всегда считал заучкой чопорной? — выговаривает с осуждающим негодованием, грубо оборвав поцелуй.

— Мне откуда знать?! — парирую возмущением, подставляясь под размеренные толчки, что задает парень. — Никогда ей не была… и не пыталась… таковой казаться. А не трахалась… потому что умею себя в руках держать. Не то, что ты… В голове что-то накрутил… обыграл… обострил до предела… и меня со школы… возненавидел…

— Три…

— Что три? — смена разговора вводит в ступор, но приходится прикусить губу от сладости, что разгоняют по телу ускоряющиеся вторжения Игната.

— Только три раза горела, так что тебе для меня еще два придется погореть, — роняет хрипло Селиверстов, сдавливая шею, будто мечтает услышать хруст.

Пихает в спину, заставив прогнуться, и продолжает размеренными толчками сводить с ума. И, черт возьми, это непередаваемо прекрасно. Мне нравятся оголенные ощущения, что он дает.

Едва держусь, чтобы не распластаться на постели. В руках и ногах слабость. Игнат ускоряет темп, ужесточает толчки. Врывается без нежности и желания доставить удовольствие. Скорее, наказывая… Более остро, глубоко, на грани боли… Грубыми вторжениями вбивает беспощадную правду, что именно под ним мне гореть!!! Безжалостно самоутверждается за мой счет, и я соглашаюсь. Прогибаюсь, принимаю, и мне так хорошо, что плевать на все… Лишь близость этого парня важна. Здесь и сейчас! А что будет потом… несущественно.

Руки, мнущие мои ягодицы, насаживающие с ожесточением, но при этом не позволяющие упасть…

Умираю, но в такой ванильной агонии, что и душу дьяволу отдать не жалко.

Пристыженно скулю, мну в кулаках простынь, кусаю губы, ощущая, что Игнат задает слишком дикий темп, разрывающий на части. Вколачивается с гортанным рыком, но через несколько толчков покидает, а мне становится жутко пусто и одиноко, даже подаюсь к нему, требуя вернуться:

— Прошу, — молю, прогибаясь неудовлетворенной кошкой, но получаю лишь очередной жгучий шлепок:

— Угомонись, Ирка! Больно дикая даже для меня!

— Вернись, — совсем теряю стыд, подставляюсь под ласки.

— Бл***, не торопи, у меня другие планы, — плюхается на постель рядом Игнат. — Не хочу кончать без тебя, а поза сзади совершенно не для долгих игр.

— Тогда пусти, — шиплю, все еще негодуя, но меня, точно безвольную куклу, усаживают на себя, а возмущение усмиряют наглым поцелуем и резким проникновением, точнее насаживанием на себя.

— Я и так слишком много и долго терплю! — Качается навстречу, заполняя так глубоко, что давлюсь стоном. — Да, Зажигалочка, я всегда голоден. Ну-ка, — помогает задать темп, ловко управляет моими движениями, при этом толкаясь сильнее, — вспыхни для меня еще. Вспыхни, как никто… как ни одна… и только для меня.

— Нет, — упираюсь, но тело против воли отвечает. — Другие пусть…

— Ах-ах, — смеется Игнат. — Ревнивая… и отзывчивая — охренительная смесь.

— Я… — тонет в очередном стоне. Селиверстов вторгается грубее — меня выгибает дугой, но тотчас накрывает жаром — парень не упускает момента впиться в грудь. Ускоряет толчки, волнами прогоняя по телу россыпи угля.

Настырные поцелуи не позволяют глотнуть воздуха. Меня штормит, голова крýгом, вот-вот ускользну в другую реальность. Уже на подходе к пику сама толкаюсь навстречу.

— Чшш, — резко выходит Игнат, оборвав начинающийся оргазм. Аж обидно становится.

Откуда силы — не знаю, но засвечиваю парню оплеуху, и пока он промаргивается, сама его оседлываю.

— Охренеть, — брякает шокированно Игнат, а я начинаю покачиваться, как подсказывает тело. — Бл**, - мычит парень, яростно сжимая мои ягодицы. В ответ сдавливаю его бедра и липко толкаюсь, вновь погружаясь в негу экстаза медленного интимного танца. — Ирка, я сейчас кончу… замри. У меня по плану еще два твоих раза.

— А я хочу с тобой, — обвиваю его руками за шею и насильственно продолжаю двигаться в том ритме, от которого особенно хорошо.

Игнат дрожит, судорожно помогая насаживаться и прижиматься теснее. Грубовато вдавливает мои ягодицы в себя… Проникая так глубоко, что мурчу, откинув голову назад. Как хорошо, что он внутри! Жарко, блаженно…

Внизу живота пульсирует, меня вновь накрывает волной, прилив, еще один… Цунами прокатывается не сильное, но яркое.

Я дрейфую недолго — Игнат насаживает меня безвольной куклой, ожесточенно, и от остроты ощущений полученный оргазм смазывается. Я не в обиде — так тоже круто… феерично и полно…

Еще рывок и Игнат вминает меня в себя, глухо стонет, уткнувшись в висок:

— Бессовестная…

— Угу, — с мстительным удовольствием чмокаю его в потный лоб.

Внутри так хорошо, горячо, щекотно, наполненно. Глаза открывать не хочу. Точнее, не могу. Я в Раю, покачиваюсь на облаках…

— Очень плохая девочка, — Игнат, чуть усмирив дыхание, вновь побуждает двигаться.

— Я больше не могу, — стенаю, повиснув на его шее и уткнувшись в нее носом, — да и вставать пора…

— Мгм, — равнодушно, — еще разок и отпущу…

Меня начинает потряхивать. От усталости, отчаяния, безысходности:

— Меня пугает твоя одержимость «довести до оргазмического сумасшествия».

— Я упертый, — смешливо хмыкает Селиверстов.

— Не сомневаюсь, — слова тонут в моем же стоне. — Прошу, — вновь начинаю дышать учащенней. — Я больше не могу… Правда… Ты же пошутил?

Игнат посмеивается, но, удерживая меня, покачивает на себе.

— Сейчас проверим, — толкается глубже.

— Боже, — стенаю после очередного такта.

— Так меня еще не называли, — потешается Игнат.

Ударила бы, да ситуация вопиющая:

— Дурак, — соплю устало.

— Это не так приятно, как Боже, но я смирюсь, только погори, Ир… Погори для меня еще разок.

— С тобой горится фееричней, — упираюсь носом в его.

Вдыхаю жадно и припадаю с поцелуем, потому что знаю, если мало втяну, могу лишиться чувств.

И вот опять измученное тело в опытных руках балансирует на оргазмической грани, что и не думаю останавливать…

Какой же Игнат упрямый… У меня нет сил, но продолжаю впитывать ласки, четко осознавая, что буду опять парить, как только Селиверстов пожелает:

— Еще чуть-чуть, Ирк…

— Твой фокус меня доконает…

Не могу даже стонать — физически мертва, психологически — выжата, а этот изувер все продолжает:

— Зажигалочка, — толкается глубже, управляя моим телом, будто марионеткой.

Крепкие руки Игната то плавными, то резкими рывками побуждают двигаться, ерзать на нем, скользить, насаживаться. Меня лихорадит — мелко и часто. Только волны уже не настолько безумные — нежные, воздушные, очень короткие.

Насильник, но ласковый.

Щекотливый оргазм прогуливается по венам. Крохотный разряд тока бежит по проводочкам нервов, вспыхивает россыпь искр перед глазами.

Мелкий озноб быстро отпускает. Глаза закрыты, еще секунда — усну…

Горячий, потный, удобный…

— А говорила, не сможешь, — роняет нежно и как-будто издалека.

Голос расплывается, чувства растворяются…