Непримиримые 2

Часть 4 Глава 45 (Умереть было бы куда проще…)

Умереть было бы куда проще…

Ира

— Ирка, Ирка, — нарушает блаженную тишину в окутывающей мгле знакомый донельзя голос. Силюсь понять, чей, но память недружелюбно реагирует на работу мозга. Разряд колющей боли пробегается от головы до пальцев ног:

— М… — глухой и сдавленный стон раздирает горло на части. — М-м-м, — слезно стенаю от новой порции ада.

— Пиз***, ну ты даешь, — ворчит… Спартак?

Через не могу разлепляю глаз. Один, второй вообще не слушается.

— Сдохнуть решила? — продолжает резать по ушам бормотание Лени. И правда, он! Я ему рада? Странная мысль… но, скорее всего, рада, потому что совсем не понимаю, где я и что… — Ну уж нет, — решительно бурчит друг. Правда, не уверена, что для моих ушей. — Только не когда я рядом. Трупом станешь без меня! Я такой… ого-го… зажигательный мужчина. Труп девушки может нарушить мою нежную психику, а я в постели предпочитаю живых и здоровых! И отзывчивых! Холодные… Бр-р-р, совсем не возбуждают…

Интересно, он знает, что вслух думает?

Скверная мысль, и опять теряется в тягучем омуте пустоты.

Мрак… Из-за нарастающего гула и какофонии рычащих и спорящих голосов выныриваю с великой неохотой. Как больно-то. В вискѝ, будто со всей силы втыкают колья. Черепушка разрывается на части…

У-у-у! Лучше умереть!

Смутно понимаю, что происходит, да и перед глазами все плывет.

Лица большей степенью знакомые. Отец, Амалия, Спартак, Ксения, Родион и его брат… вроде… но он, скорее, мираж… Впрочем, как и остальные — мое больное воображение. Эта мысль приносит облегчение.

Пугают галлюцинации, очень нехороший признак. А вот с закрытыми глазами нормально — не вижу столько народу одновременно, к тому же народу, между собой незнакомого, по сути… Это ведь бред, что они в одном месте!

Только голоса продолжают литься:

— Ее нужно в больницу, — волнуется Амалия.

— Врач уже был, — поясняет вяло Спартак. — Дал строгие инструкции по уходу. Я в медицинском учусь. Буду за ней присматривать!

— Тогда отвезем домой! — категоричное папы.

— Плохая идея! — Леня упирается. — Не стоит ее сейчас подвергать очередному стрессу.

— Но дома и стены будут лечить! — отец ляпает какую-то ахинею, в которую сто пудов не верит, но так как сказать что-то нужно… вот и приводит самые смешные доводы.

— Я ее не отпущу, — вклинивается Шумахер. — Леонид будущий медик. И если он говорит, что Иру лучше не беспокоить, значит, так и будет!

— Но это не шутки, — возмущается отец. — Да и кто ты такой?..

— Я ее парень!

Опана! Я б, наверное, воскресла от таких слов и нервно хихикнула.

Не скажу, что мне польстило или дико приятно сделалось. Не благодарности ради… А просто для того, чтобы увидеть лицо папы. Боже, дай сил открыть глаза.

Пинаю себя мысленно. Считаю до трех и…

Силюсь, а никак. От жалости к себе едва не всхлипываю.

Какая вселенская несправедливость! Пропустить реакцию папки на то, что у меня есть еще один парень! Интересно, Шум хоть трезвый? От всего… алкоголь, наркота…

Ух, не люблю неадекватных личностей в угаре, но если бы Родион еще и подшофе при этом разговоре был… Да я б… веки бы себе отрезала! Вот реально! Плевать на боль и уродство — но видеть бы желала! Как! Реагирует! Папка!

Я люблю отца. Очень, но его тотальный контроль и уплотняющийся деспотизм толкают меня на совершенно неправильные действа. Я прекрасно это понимаю. Только поделать с собой ничего не могу…

— Пусть у меня остается!

Горжусь СВОИМ парнем. Если, конечно, это все не слуховая галлюцинация.

— Все! — Спартак строг, как и положено врачу, пусть еще и не состоявшемуся. — Все на выход! Ей нужен покой и тишина.

— Но это же неправильно! — еще пытается что-то предъявить папа.

— Вы можете ее навещать, — милостиво сдается Шувалов. Блина, даже расплакаться от умиления не могу. Такой заступник и брутал.

Голоса стихают… и меня уже через несколько тяжелых вдохов вновь утягивает в темноту.

— Принцесса моя, — голос проникает в недра воспаленного сознания, где душно, мучительно жарко и неспокойно. Меня нещадно штормит, но при этом крепко держит в непроглядной темноте, опутывая силками вязкой и разгоряченной мглы. Мечусь в пучине, отчаянно желая вырваться наружу… только не получается. Я обессилена, измучена и слишком вымотана, а реальность жестока, груба и бессердечна.

— Девочка моя, — подавленное бормотание отца прорезает мрак робким светом. — Что же ты делаешь с собой? — наращивает силу и яркость. — Не жалеешь себя, бежишь все время куда-то… — начинает слепить до рези в глазах. — Вернись ко мне, родная, — проявляются ощущения. Нежные поглаживания моей руки. Щеки… Теплые и бережные, слегка щекотливые. — Прости, — тихо, но с чувством. — Прости, что вместо того, чтобы обнять, отталкивал. Прости… что не пожелал понять. Прости, что был занят собой. Ты — моя, маленькая, ты — самое важное, что у меня есть… — удается сфокусировать взгляд.

Папа? Рядом? Галлюцинация… очередная. Мысли тяжелые и угнетающие. Причиняют жуткую боль, а я так не хочу боли. Закрываю глаза и опять погружаюсь в тягучее болото небытия.

— Вернись, — рассеивается шепот папы. — Только вернись ко мне…

В следующий раз вырваться из плена забвения заставляет боль. Я сразу уставляюсь на того, кто мне причиняет эту самую боль. На Спартака, уже через несколько секунд перевернувшего меня на спину и приткнувшего одеялом:

— Так-то лучше, — натужно улыбается, в руках опорожненный шприц.

Открываю рот, но тот звук, что срывается с языка, категорически не похож на голос — жуткое, хриплое «кар».

— Да-да, — заключает бледный Леня с мрачной досадой, почесав затылок. — Знаю, больно, но придется потерпеть. Как спалось?

— Кар…

— Как самочувствие?

— Ка…

— Можешь не отвечать, — обрывает очередной хрип.

— Выглядишь тоже не айс, — на последних словах голос становится кислее и тише.

Тяжко выдыхаю, будто долго не дышала свободно, и мне тотчас становится больно… Везде.

— Да, любимая, — Спартак сначала поджимает губы, а потом растягивает в ироничной ухмылке. — Твой суицидальный порыв удивить народ наиглупейшей смертью от простуды на фоне нервного и физического истощения не нашел отклика в моем очерствевшем, но наравне с этим израненном сердце. Хотя, для шоу Зура это было бы бомбически. И ведь я уже был близок к всемирной популярности. Еще шажок… Моя желчная душонка потирала ручки, убеждая, что просто необходимо все снять на видео и порвать сеть нереально крутым видосом. Участница… — заметь! Единственная! Участница! СВМА! — подыхает после первого же этапа турнира от простуды на шикарном кафельном полу перед дверью итальянского дизайна в навороченный сортир, где возле дорогущего толчка в алкогольно-наркотическом отрубе валяется Шувалов Родион, а по совместительству, ее парень! Убойная парочка хронических идиотов. И если бы не я — конченных, но при этом посмертно зачетно-лайканутых идиотов!!!

— М? — коронный звук все же удается издать. Но ворох мыслей начинает истязать бедный воспаленный болячкой мозг. Всхлипываю.

— Вот этого не надо! — отрезает, наморщив лицо, приятель. — Королек, не разочаровывай! — Я бы обиделась, да не в том состоянии. — Соберись с силами и вставай быстрее на ноги. Тем более, у тебя скоро турнир по волейболу, а через день после — второй этап СВМА и… т. д., в том же бодром темпе, еще несколько недель экстрима, шоу и полнейшего разврата. Его могу исключить из списка, — торопливо поправляется Спартак с придурковатой усмешкой, — хотя, перед смертью советовал бы обязательно попробовать. Причем максимально много и предельно разнообразно.

— Лень… — тонет в жутком потоке, который меня доконает быстрее, чем грипп.

— Хотя, если это был такой коварный план махом избавиться от всех проблем… и подохнуть неразвращенной, спешу заверить, я его не расслышал в твоих томных стонах «м-м-м-м», и не разгадал в конвульсивных движениях странного танца на полу в исполнении твоего тела… Поэтому, поздравляю, ты идешь на поправку!

Закрываю глаза и качаю головой, несмотря на боль, разрядами жалящую плоть. Подарок судьбы или наказание… Но это чудовище — мой друг!

— Спи, — мирный голос Спартака погружает в приятную темноту и тишину.

Очередной сон покидаю сама. Сладко зеваю, но резь в горле заставляет скривиться. С меньшим смаком открываю глаза и некоторое время пусто оглядываю окружающую обстановку. Просторная комната. Не моя! Однотонные светлые обои. Минимум мебели, но довольно качественной. Зеркальный шкаф, комод, огромная постель и прикроватная тумбочка. Красивое белье… Большое окно, частично зашторенное легким тюлем.

Судя по мрачной светлости улицы — скорее всего ночь, или вечер не самого погожего дня.

Лежу, прислушиваясь к редким звукам улицы, комнаты, пока внимание не переключается на глухие голоса в квартире, но не за дверью, а где-то глубже.

— Спартак, у нее через несколько дней заезд, — волнение Родиона. — Если не встанет на ноги…

— Ты смерти ее желаешь? — как всегда донельзя самоуверен Леня. — Ей без вариантов отлеживаться нужно!

— Ну ты же сам ей плел, чтобы она быстрее вставала…

— Для того и плел, чтобы она собралась с силами и быстрее пошла на поправку. Я и мысли не допускаю, что она куда-то пойдет! Ей нельзя! Она истощена.

— Уверен? — сомнение Шувалова.

И я понимаю, почему. Мне, конечно, лучше по сравнению с предыдущими… Стоп, а сколько я уже в беспамятстве? Кошусь на тумбочку — мобильного нет. Так, нужно подумать. Если скоро второй тур… значит, уже прошли три-четыре дня, а если брать в расчет, что уже не утро — то срок приближается к критическому.

Ужас! А что ужасней, мое тело мне не принадлежит. Тяжелое, одеревенелое, да и перед глазами пространство опять начинает искажаться. Я живой труп! Интересно, как Леня собирается поднять на ноги живой труп?

Хм, я еще тот химик, но об эликсире воскрешения не слышала.

А вот если за время моей болезни Спартак побывал где-то в междумирье и успел окончить ускоренные курсы повышения квалификации по некромантии, то, пожалуй, я хотела бы его умения опробовать на себе. Терять мне все равно нечего…

А если серьезно… Ура, хороший признак, что я правда иду на поправку: начинаю разделять юмор от сарказма, и тем более от обычной речи. Так вот, в голове крутится формула адского зелья. Адреналиновый коктейль. Далеко не безобидный, жутко возбуждающий, вопиюще противозаконный и абзац какой допинговый…

Нечестно мухлевать, тем более применять запрещенные препараты, но мне жизненно необходимо к следующему этапу быть на своих двоих и в вертикальном положении, а не на четырех деревянных и в горизонтальной плоскости.

Мозг лихорадочно работает, восстанавливая в памяти адскую комбинацию, и в этот самый момент в комнату заходит Спартак.

— О, Королек, — давит лыбу, будто это нормально, что мы в чужой квартире, в незнакомой комнате, а я лежу на огромной постели — ни жива, ни мертва.

Боже!!! Я же… раздетая! М-м-м…

Интересно, кто посмел? Блин, о чем это я?! Какая разница, кто! Меня спасали. Так что о срамоте лучше не думать. Трупам же все равно…

А что у меня между ног?.. Сосредоточиться на ощущениях и здравых предположениях не удается. Мысль улетучивается — Спартак преспокойно садится подле. Ладонь на мой лоб. Убирает. Двумя руками обхватывает лицо и заставляет чуть поднять голову, ловко большими пальцами надавливает какие-то болевые точки на горле с обеих сторон. Отпускает.

— Жар спал, лимфоузлы размером с… пинг-понговские шарики. Подруга, — хмурит брови, но темные глаза глумливо сверкают. Как пить дать, сейчас огорошит очередной непристойностью! — Ты точно на холоде ничего не сосала?

— Мы-м-м, — дергаюсь от садюги, обреченно закатывая глаза, потому что в данный момент не способна на какую-то более четкую реакцию и негодование.

— Да лан тебе, — качает дружище головой, — я таких воспаленных узлов ни разу не видел! — шмыгает носом и выдерживает театральную паузу. Еще со школы помню его отвратительную манеру драматизировать, или откровенно комично и идиотски шутить, когда уместней придать ипохондрии.

— Словно ты заглотила член по самые яйца. И если первое в пищевод пролезло, как по маслу, то второе застопорилось как раз… — водит дланью из стороны в сторону, — симметрично застряв в глотке!

— М-м-м, — опять глухо мычу. Хочу зарыться под подушку с головой, лишь бы не слышать этой жути! Кто-нибудь! Убейте меня! Выслушивать мерзкие домыслы сексуально-девиантной особи, пусть и горячо уважаемой, это же… а-а-а, хуже пыточной камеры во времена гонения ведьм!!!

— Потешная, — ну вот, теперь ржет, хотя совсем не до смеха! — Не паникуй, сглотнешь — и все норма будет! Антибиотики колю исправно, но, — тяжко вздыхает, — думается мне, на ноги тебя поставить в кратчайшие сроки…

— Встану, только заткнись, — не знаю, откуда у меня силы и голос… Но он проявился! Прорезался!!! Пусть шершавый, низкий, сиплый, тихий, но голос! Не желаю думать, какая хрень и куда подевалась, раз я смогла издать внятный звук, но хочется верить, это не то, на что намекал друг.

— Ну вот, — победный взмах руки, — я же говорил, она будет в норме! — столько счастья в голосе, что у меня тик нервный начинается. Кошусь на друга в искреннем сомнении его адекватности, но когда в комнату заглядывает Родион, требую:

— Шум, милый, родненький, если ты еще хочешь, чтобы я выжила, убери его отсюда, — почти хнычу. — Мне и так хреново, а он… Он меня добить желает.

— Я вообще-то твой врач, — насупливается Леня, но по наглой и хитрой моське видно — потешается. — Со мной так нельзя. Я ведь могу еще уколы успокоительные прописать.

— Не-е-е-е, — рьяно мотаю головой, с радостью отмечая, что она хоть и болит, но уже терпимо, — ты мне и так уже весь зад исколол. На моем теле теперь это самое болезненное место. И, — грожу пальчиком, крепко одеяло придерживая, — я тебе за садизм отомщу!

— Вот и благодарность, — морщится Леонид. — Между прочим, — уже в дверях, — ты мне должна еще за песню!

Краснею:

— А ты не стыди! — поджимаю обиженно губы. — Садюга. Как хорошо, что не практикующий патологоанатом…

— Вот так ценят друзей, — театрально дуется Спартак и скрывается в коридоре.

— Ир, — мнется на пороге Родион. — Если что… только скажи, — виновато кивает. — И… прости.

— Не дури, Шувалов. Вы меня не бросили, а ты… у себя приютил.

— Это меньшее, что я мог, — мрачнеет. — Пить хочешь?

— Да, — осознаю, что, и правда, не отказалась бы от воды.

— Я сейчас, — неопределенно мотает головой парень.

Воды не дожидаюсь… Тяжесть смеживает веки, напряжение отпускает мышцы. Сон утягивает в тишину и покой.

Просыпаюсь резко. Сердце заходится дикими ударами, будто участвую в гонках, и адреналин немилосердно гонит по венам кровь. В голове отдается гулкое эхо.

Сажусь на постели, жадно глотая воздух и подслеповато рассматривая комнату, которую узнаю не сразу.

— Ты чего? — слегка пугаюсь хрипловатого голоса рядом.

Шумахер! Спал рядом!

Хорошо, хоть одет… В домашние штаны и футболку. Непривычно, но Родион сейчас такой… милый и уютный.

Сглатываю пересохшим горлом:

— Приснилось что-то… страшное, — веду плечом, и только сейчас понимаю, что полуголая. На мне незнакомая майка. Белая… а под ней ничего! И это было бы не столь важно, если бы при этом я не была в испарине. Не припомню такой потливости у себя, но сейчас я реально мокрая. И в трусиках влажно. Порывисто натягиваю одеяло до подбородка. Родион еще несколько секунд смаргивает сонливую поволоку с глаз, до сих пор таращась в район моей груди.

Господи! У него на лице написано все: вожделение, досада, расстройство, обида и упрямое желание заполучить. Медленно дурман проясняется, черты смягчаются, взгляд становится прежним — морозным.

— Я пить принес, а ты уже спала, — бормочет сипло. — Ждал, вдруг проснешься, ну и… — качает неопределенно головой.

— Спасибо, — нервный кивок. Кошусь на тумбочку — бокал с водой на месте. Шувалов правильно считывает мое желание. Перекатывается на другой бок и берет бокал.

— Держи, — услужливо протягивает, так и не покидая постели.

Раздумываю всего пару секунд. Жажда сильнее неуместной жеманности, поэтому забираю воду и припадаю к краю.

— Где Спартак? — первое, что уточняю после смущенного затишья и сладкого насыщения простым питьем.

— В соседней комнате, — продолжает лежать на боку парень, только теперь подпирает щеку кулаком.

— Ты его… — пауза, — тоже приютил? — недоверчиво.

— Конечно, — взъерошивает растрепанные волосы Шувалов. — Я бы побоялся с тобой наедине остаться.

— Да? — сомнительно, и в то же время смехотворно. — Думаешь, я в этом состоянии представляю опасность? Могу наброситься и снасильничать? — неожиданно для себя шучу.

Некоторое время Шумахер смотрит на меня, словно я представительница инопланетной расы, а потом начинает ржать:

— Да если бы… я бы его и на порог не пустил! — горячо заверяет. Чуть медлит. — Нет, пустил бы, чтобы он нас откачал, а потом вытолкал…

Повисает задумчивая пауза. Не уверена, но кажется, думаем об одном и том же — об угаре Шумахера. Ладно я вымоталась сильно: почти не спала, а тут еще стресс — долгий этап, много сил отнял, и прогулка под дождем… Вот меня болячка и поймала. Ну, или я ее. А вот Родион…

Смотрю на него хмуро. Шумахер сразу ощеривается, в глазах обжигающий лед. Но ничего сказать друг другу не успеваем — в комнату, как к себе, входит Спартак:

— А, голубки, не помешал? — уже со шприцом.

Убила бы за похабненькую ухмылочку! Еще друг называется!

— Завтрак приготовлен. — Прищур на Шувалова: — Поухаживаешь за своей девушкой, или мне?

Шумахер кривит губы:

— Справлюсь, — но поднимается неспешно.

Мда, не сказала бы, что между парнями хорошие отношения, или хотя бы нейтральные. Видимо, из-за меня держат себя в руках.

— Так ты и за кухарку тут? — вскидываю брови, рассматривая Леню.

— Это было решающим пунктом, почему мне стоит остаться, — косой взгляд на Шумахера, но с явной издевкой. Шаг ко мне.

— Стой, Родион, — торможу Шувалова, который уже одной ногой в дверях. — Я уже лучше себя чувствую. Сама дойду…

— Уверена? — мрачный взгляд на Спартака, на меня с сомнением вперемешку с надеждой.

— Да! — категоричный кивок.

— Сначала укол, — опасно подступает ко мне друг. Кутаюсь в одеяло сильнее:

— У меня на носу соревнования по волейболу.

Ребята недоуменно переглядываются, причем Шувалов всем видом демонстрирует «я тебе что говорил?» А Спартак взирает с неприкрытым неудовольствием.

— Позвони, — медленно, с расстановкой чеканит Леня, — скажи, что заболела.

Нет, он конечно прав, на все сто, но я… не могу так поступить со своей командой! Они верят, что я буду с ними. Да и болезнь — не причина отказываться от важных мероприятий. Только смерть. Глупо, нелепо, но таково мое убеждение. Я сильная… Обязана встать. Должна перебороть, прежде всего себя. Нет могущественней врага, чем ты сам. Доводы, ужимки, уловки — так хороши и сладки, что хочется поддаться на уговоры.

Я не такая… пока еще могу сражаться!

— Нет! — глаза в пол. — Укол поставь, но на игры поеду.

— Дурная, — хмурится Спартак.

— Знаю, поэтому я тебе и нравлюсь!

— А то! — хмыкает Леонид и шприцом качает. — Особенно твой вид сзади меня последнее время зашибенно возбуждает. Как подумаю о ягодице любимого птенчика в радужных цветах гей-сообщества, так внутри аж все переворачивается от «нравится», — шутит и не шутит. Бывает такой вид юмора.

Несколько секунд смотрю на друга, не зная, что делать — со слезами закопаться в постель, или посмеяться и зад оголить.

— Ир, ты намеков не понимаешь?

Туплю.

— Ты мне утренний план по созерцанию обнаженной плоти срываешь. Повернись и позволь сделать тебе адски приятно. БДСМ нынче в тренде, а я жуть как не люблю мимо моды гулять.

Кошусь на Родиона. Парень демонстративно глаза закатывает, то ли бесится из-за слов Лени, то ли выражает негодование, но отворачивается, показывая всем видом, что понимает мою немую просьбу.

Послушно выполняю команду-сарказм друга, чуть опешив, что у меня ежедневная прокладка трусиках, — и терпеливо выжидаю процедуру.

— Садюга, — морщусь, как только Спартак оканчивает.

— Это еще что, — заверяет Леня. — То ли еще будет по завершению курса! Так меня любить будешь… — заверяет с мрачным юмором. — Ух, развелся бы сразу!

— Мы не женаты.

— Вот и я о том. После всего, что мне с тобой пришлось пережить… Сначала бы ты, как честная женщина, вышла бы за меня, а потом я сразу с тобой развелся.

— Мой бедный мозг, — качаю головой. Меня начинает штормить, в башке гул. Слишком много звуков. Причем пустых…

— Злая ты и избалованная. Я на жертвы ради тебя готов, а ты…

— Абзац! — тяжко вздыхаю, растирая больную половину ягодицы. — А теперь, — выдавливаю улыбку, — я бы хотела встать. Пора ноги размять…

Так как парни продолжают на меня смотреть… Да уже оба — Родиону не было позволено повернуться, он сам себе разрешил, но не орать же на него теперь. Не выдерживаю их тугодумия:

— Выйдите! — нетерпеливый мах длани.

Шувалов и Леонид послушно поворачиваются к двери:

— Можно подумать, мы не видели ее голой, — ворчливо хмыкает Спартак.

— Если ей от этого легче, — поддерживает реплику Шумахер смешком.

У-у-у, сговорились, гаденыши!

Даже в подлости и низости не упрекнуть и не обидеться — ведь спасали!

— Это еще что, потом расскажем ей по секрету, что у нее сбой был в организме, и она кровила, а мы упахались белье застирывать. Благо, всего три дня и не обильно…

— Да пиз***, - поддакивает с хрюком Шувалов. — Я прокладки и простыни для лежачих с час выбирал.

Теперь реально глаз дергаться начинает: — инстинктивно ладошки на лобок — опа. Непонятно, что хочу этим действом сделать — проверить говорят правду или нет, или спрятать тайное место? Но все это — неописуемо тупо!

Дура! Я же там ежедневку видела! В новых трусиках… Не моих, но на мне. Это все… на мне и у меня как-то оказалось…

Удушливо всхлипываю.

— Я вообще-то… все слышу, — мало смахивает на упрек. Стыдливое блеянье на грани бормотания сквозь слезы.

— Видишь, какое качественное лечение, — хмыкает самодовольно Спартак, уже скрываясь в коридоре. — Слух, зрение и голос у нее уже прорезались. Осталось мозги вернуть на место…

— Злые вы, — вдогонку бросаю обиженно вдогонку. — Уйду я от вас, — это уже бормоча под нос. Ненавижу парней! Но как только в комнате настает долгожданная тишина, я осматриваюсь, запоздало понимая, что у меня нет других вещей. — Э-э-э, — примирительно и озадаченно, — а что мне надеть?

В проеме сначала появляется одна голова, потом вторая, словно пара шкодливых мальчишек, выглядывающих из-за угла:

— Да лан, — растягивается лыба по наглой моське Спартака, — порадуй уж глаз с утра! Я как-то привык за несколько дней к обнаженке. Твое стройное тело, шикарная грудь с острыми сосками, чуть ли не протыкающими тонкую майку, голый зад…

Шувалов вообще ржет, через раз похрюкивая.

— У-у-у, — скриплю зубами и яростно швыряю подушку в гогочущих парней. Она глухо врезается в косяк, за которым успевают спрятаться подлецы, при этом вообще давясь смехом и шуточками в адрес моей скромной персоны, и того, что за время моей болезни успели рассмотреть и пощупать.

Понимания и такта от них больше не ожидаю. Порывисто встаю с постели, правда, уже на полý чуть не падаю — ноги вероломно подкашиваются. Слаба я еще…

Зло выпрямляюсь, игнорируя парней, совсем отбросивших стыд, если, конечно, он им был известен. Стоят на пороге, взволнованно контролируют мои движения. Кутаюсь в тонкое одеяло и, шлепая босыми ступнями по теплой плитке какой-то невероятной росписи, с гордо поднятой головой иду прочь из комнаты.

Завтрак проходит довольно мирно и поверхностно. Никто не поднимает щекотливые темы, обходит острые углы. Пытаемся делать вид, что мы друзья — не разлей вода, и шуточки интимного характера — наше все. Ясное дело, они касаются только меня, а не двух оборзевших особей мужского пола. Им вообще весело — не их же обсуждают.

Потом основные видосы скейт-этапа СВМА показывают. Самые пóстовые, кассовые и эффектные. Удивительно, но несколько и моих прокатов попадают в топ, как лучшие.

Шувалов с довольной физиономией демонстрирует рейтинг участников согласно пройденному первому уровню. Индивидуалисты — их чествование прошло в среду в клубе Родиона. Он на правах моего парня и капитана команды, получал овации и грамоты за меня. Седьмая — в командных — это топ-двадцатки и двадцать третья — индивидуальные, — в топ-сотне. Неожиданно и приятно… даже улыбку выдавливаю. А затем Спартак со смаком озвучивает мой рейтинг по просмотрам и лайкам.

Внушительно! Просмотры — первая, что не удивительно, на меня подписалось большее количество народу, чем на других, но зато третья по лайкам…

Миньоны со своими гелий-песнями и заездами побили всех. Ничего не могу сказать — ржачно до коликов и сильно до мурашек. Мощные коллективные прокаты, как синхронные, так и выдрессировано-постановочные, но в лучших традициях шоу. Вроде и по плану все делали, и в то же время… неординарно круто. Сразу видно — тренировались не один день. Сплоченные, уверенные друг в друге. А потом вообще дружно покатили по самому опасному последнему этапу, правда, без Игната и еще одного парня, который числился последним в их группе.

Миньонам повезло с распределением по марштурам. На одном — трое. На втором — двое, а шестой — катил в гордом одиночестве, но старательно отыгрывал роль.

Пару раз глаза цепляются за Игната. Мрачен, внимателен.

Черт, я и забыла, как он шикарно стоит на доске! Большеват, конечно, но в том-то и удивительность. С его-то габаритами, он обладает необычайной гибкой устойчивостью. Спасибо Лене, и циферками подсобляет: шестой — команда, и двадцатый — в индивидуальном. Даже не знаю, что может перебить клоунов в шоу. Этих? Ничего…

На втором месте, — кто бы сомневался, — Лианг и его Люди-Х. У них не было таких зажигательных бонусов в виде самых культовых приколов из мульта, как у Миньонов, которые они отчебучивали на протяжении всей трассы, и в особенности, когда сбивались кучкой.

В общем, Джи Линь, конечно, тоже не хило развлекался на маршруте. Ребята все спортивные, зацикленные на крутых трюках и опасных эффектах. Хорошо знают бои и постановки некоторых эпических сцен. К этому прибавить компьютерную онлайн обработку, на которую Лианг наверняка тоже раскошелился. Точно несколько рабов-программеров в подполье сидят.

Прикольно наблюдать, как на экране появляются липовые персонажи с явным желанием убивать всех, покорить мир и, естественно, помешать участникам именно команды Джи Линя пройти этап. В лучших традициях Людей-Х, парни уничтожают врагов… и т. д. Их версия мне понравились, но не так, как Миньоны… Наверное, буду помнить их финальную песенку и танец до гробовой доски. Чуть не уписалась!

По итогам Лианг: девятый — команда, тридцать первый — индивидуальные.

Команда Гризли — пятая, уступила своим ганстер-шоу и разборками в стиле Аль Капоне команде Атоса. Удивительно, но мушкетеры пришлись зрителям по вкусу. Не скажу, что их сценические забавы были зажигательными, но… вполне достойными внимания и оценки.

И как ожидала, следующий — толком мне неизвестный Горын с отрядом орков, завоевывающих рампы, ковши и трассу…

Странно, жутковато… Не мне судить. Я-то вышла на маршрут одна, без поддержки. А на выходе оказалась в команде, которая ни черта не делала для шоу и выехала только на моей скудной видео-трансляции с телефона.

Диковато, но язвительные комментарии пришлись по нутру аудитории и подписчикам. Они лишь требовали больше хлеба, зрелищ и… обнаженки.

Последнее ничуть не удивило.

Зато напомнило важный момент:

— Шум, нам бы экипировку как у других участников, кто борется за топ. Очки с камерами. Это сообразить можно?

Парень чешет затылок:

— Думаю, да, но не уверен, что кто-то из моих…

— Народ хочет видеть больше, они за это платят, — настаиваю, но мягко. — Мне кажется, нужно позволить аудитории быть с нами.

— А почему бы вам не устроить шоу и вне турнира? — вклинивается Спартак.

Уж спасибо, подсобил. Возмущенно на него уставляюсь.

— Грыг, — коротко ржет Шувалов, завладев моим вниманием. — Реалити-шоу «Дом три»? Слушай, — тоном «хороша мысль», — а почему бы и нет? — таращится холоднючими глазами.

— Не-е-ет! — категорически. — Это влечет большие последствия, да и обязательства.

— Я готов попробовать, — упирается парень.

— Шум, — злюсь, — слишком много «нет». Нам бы пришлось все время быть вместе.

— Круто, — перебивает с улыбкой.

— Никаких тайн и тишины…

— Пох… — убивает своей упрямой бесшабашностью.

— Любая наша оплошность — компромат!

— Пох! — уже не бесшабашность, а тупоголовая безрассудность.

— Зато мне нет! У меня есть жизнь вне турнира.

— И что это за жизнь? — тотчас пасмурнеет Родион, обжигая холодом глаз.

— Моя!

— Птичка, дело твое, но не отказывайся сразу. Подумай. Так вы подписчиков привлечете.

— Мне спокойствие дороже денег. Если бы мы соревновались только в шоу, согласилась без раздумий, но нет. У нас спорт, гонки, а шоу — лишь атрибутика и антураж.

Шумахер надувается, как обиженный ребенок, который задумывается, как отомстить или как добиться желаемого. Это пугает и настораживает.

Пора заканчивать посиделки!

— Мои родственники в курсе, что со мной? — решаю напоследок сменить тему.

Ребята обмениваются взглядами:

— Мы им сообщили, — кивает Родион.

— И папа… — умолкаю многозначительно, ожидая, что кто-то продолжит мысль.

— Он каждый день тебя навещает, — подтверждает догадку и скользкое воспоминание Спартак.

Значит, правда, а не галлюцинация…

— Сегодня тоже должен ближе к обеду приехать, — добавляет Шумахер хмуро.

— Я ему позвоню. Только телефон нужен…

— Ир, ты… — уже допивая чай, Шувалов все же волнительно подает голос, старательно избегая обжечь меня надеждой холодных глаз. — Как себя чувствуешь?

— Словно не справилась с той жуткой последней рампой на скейт-этапе, и меня раскатало по цементу.

Парень мрачнеет.

— Но я буду участвовать дальше! — заверяю твердо. Спартак тотчас встает, на лице непередаваемое недовольство, но молчит. — Правда, помощь очень нужна…

— Какая? — оживляется Шумахер.

Леонид же, напротив, не спешит справиться, в чем помощь заключается.

— Вы же видите, что я — мясо… только начинаю двигаться, и то… надолго силы воли не хватит, а мне кровь из носа нужно пройти следующий этап. Да и соревнования по волейболу… отстоять бы.

— Не хочу тебя расстраивать, но заезд на днях, — Родион чуть дергает головой, выражая досаду и сожаление.

— Вот именно, поэтому… — шумно выдыхаю, в груди расползается щемящее давление. Тело вновь охватывает тремор и наваливается усталость. — Мне нужно собрать один дьявольский состав.

— Наркота? — коротко ржет Шувалов, но когда не находит понимания ни у меня, ни у Лени — затыкается. — Шутишь? — чуть погодя, нарушая звенящее молчание, которое мы со Спартаком продолжаем хранить.

— Без меня, — категорично мотает головой Леонид, останавливается возле окна. Руки в карманы спортивных брюк, взгляд на пасмурную улицу.

— Я еще не сказала, что нужно…

— Знаю я, что ты надумала! — резко оборачивается, в глазах гнев. — Ты, конечно, во всяких веществах лучше разбираешься, но я тоже не пальцем сделан! Расширял сознания разными способами, чтобы знать, каково это.

— Вы о чем? — недоуменно переводит взгляд с меня на Леню Шувалов.

— Нужно достать кое-какие вещества, — локтями упираюсь в стол и растираю виски. Боль разрастается, появляется гул.

— И? — начинает нервничать Родион.

— Не все законные и легко добываемые, — поясняю вяло; смахиваю испарину, выступившую на лбу.

— Дура! Тебе антибиотики еще колоть и колоть, — рявкает Спартак, — а не зелье варить! — Гневно оборачивается. Взмах руки:

— Вон, уже растекаться начинаешь! Ты еще слаба. И волейбол свой гребаный лучше отправь к херам!!! Тоже мне, нашлась… незаменимый игрок!

— Лень! — вибрирует предостерегающе мой голос. — Я уже сказала. Поползу, если придется. Если ты против кардинальных мер — лучше уйди. Шум, — уставляюсь на парня. — Если ты откажешь, мне самой придется. Не глупый, понимаешь, я достану, дело времени. А его мало. Чем быстрее будет готово, тем больше шанс, что я этап пройду максимально эффектно.

— Бл***, Ир, ты идиотка или нет? — выходит из себя Леонид. — Я могу достать, но я за тебя волнуюсь! Чтобы такую дрянь принять, нужно внутренние резервы иметь. А у тебя их нет. Не каждый здоровый потом оклемывается, а ты… и так едва ползаешь!

— Спартак. Я не буду оправдываться или что-то говорить, дабы ты меня понял. Просто не мешай, если не поможешь.

Опять смотрю на Шувалова в ожидании ответа. Он мучительно долго гипнотизирует моего друга.

— Я помогу. Список и количество, — лаконично и по делу.

Выдыхаю с облегчением и ощущением счастья. Зато Леонид бесится.

— Идиоты оба, — зло покидает кухню.

— Лист бумаги и ручку, — прошу устало.

Пока пишу необходимое, Леня уходит из квартиры, не попрощавшись и хлопнув дверью.

Я стерва, раз не бросаюсь за ним. Дрянь — раз не пытаюсь остановить и все объяснить, но я не неблагодарная. Я его люблю, очень. И признательна, как никому. Он меня спас. Так понимаю, с того света вытащил…

Но оно того не стоило, если я не пойду на решительные меры.

Мой проигрыш наравне с неявкой означает конец борьбе.

Казалось бы, вот что Лианг может сделать, откажись я от игры?

Ничего?

Нутро содрогается от обреченно-истеричного смеха.

Не стоит на это надеяться!

Джи Линь не из тех, кто сдается и умывает руки. Скорее тот, кто умело ловушки раскидывает и вовремя подножки ставит. Если уж решил меня увезти — сделает это любой ценой, если только я не смогу отстоять свою свободу.

Найдет… как уязвить побольнее. Будет методично выявлять важные, жизненно необходимые нити, и дергать за них. Мастерски, ловко, так… чтобы я все острее ощущала его сети, стягивающиеся вокруг меня плотнее и крепче. Чтобы видела, насколько становится безвыходной ситуация. Как уплывает из-под контроля МОЯ! ЖИЗНЬ!

И как все больше переплетается с его.

Когда-то я сдалась ему по собственной воле. Это было безболезненно и даже приятно. Неприятности были немногим позже…

А теперь Лианг решил с них начать!

Любя…

Шувалов беглым взглядом изучает список. Нужно отдать должное — не осуждает, не канючит и даже не пытается отговорить. Даже удивления ни на миг не проскальзывает, а там есть, чему подивиться.

— Тебе нужно лежать, — отдает распоряжение и вручает мобильный.

— Это не мой, — рассматриваю довольно дорогую игрушку цвета розового золота. Огрызок яблока. Восьмой по счету.

— Твой, — мягко настаивает Родион. — Прости за первый этап… ну и… твой разбился… а я… — мнется, жмется, на лице искреннее раскаяние.

— Я не могу принять, — бурчу, но при этом признаюсь себе, мне приятен на ощупь этот подарок. В ладонь ложится хорошо, удобно. Для меня это немаловажно. Силиконовый чехол, на экране защитная пленка.

— Придется, твой я выбросил.

— А что, если там… — вскидываю шокированно и в то же время испуганно глаза на парня.

Интересно, он лазил по моим контактам? Если да… то мог найти в списке Игната… Хотя нет. Подпись «мерзючий тип» не дает четкого понимания, кто это конкретно, но вполне могла заинтересовать. А там пробить номер — плевое дело. А вот Лианг… За историю СМС не волнуюсь — с приездом Джи Линя телефон почистила, и каждый раз, когда мелькает нечто провокационное, удаляю, не мешкая. Единственное, за время болезни и тот, и другой могли закидать сообщениями и извещениями.

— Если тебя волнует, ползал ли я у тебя — нет, — словно прочитав мои мысли, заверяет Шувалов. — Я отдавал знакомому. Он шарит в устройствах. Все, что было в твоем, сюда перекачено.

Несколько секунд пытаюсь увидеть на лице Шумахера хоть намек на неудовольствие или ревность, но, ничего подозрительного не найдя, киваю:

— Спасибо, — короткое, емкое слово, которое не подтверждает, но и не отрицает согласия на подарок.

— Надеюсь, ты не из маньячек, что готовы с утра до вечера посты лайкать? Использовать только в крайнем случае. Все остальное время лучше потратить на сон.

— Отцу только позвоню.

— Я отлучусь, — слегка машет свернутым пополам листом, но уходить не торопится. — Тебя отнести в комнату или сама дойдешь? — в холодных глазах колючие льдинки сверкают, будто блики от солнышка.

— Сама, — ворчу, поднимаясь из-за стола. Кутаюсь в одеяло и, запинаясь о края, волочащиеся по полу, неуклюже плетусь в комнату, которая мне выделена.

Куда-нибудь! Проветриться…