Непримиримые 2

Часть 4 Глава 73 (Много неадеквата и немного секса)

Ира

Мое терпение держится на тонких нитях, ошметках некогда крепкой веревки, которую, оттачивая мастерство, искусно плела долгие годы. Ощущаю, как одна за одной нити обрываются. Смачно, со звуком и вибрацией, почти как струны гитары.

Раз за разом. Шаг за шагом, минута за минутой, секунда за секундой — патовость становится критической. Остро чувствую шаткость положения. Хрупкость ситуации…

Нервы на пределе.

Гризли, Шумахер, Лианг, Игнат… — я больше не могу!

Все!!! Я готова признаться, что проиграла.

Даже упускаю тот момент, когда рвется последняя нить моего терпения. Самообладание летит к чертям собачьим… Меня настигает мрак и жуткая правда — я загнана в угол. Тупик!!!

Если ухожу от Шумахера — остаюсь в одиночестве. И что дальше?

Как в клетку с голодными волками войти в надежде, что расступятся и позволят встать во главе клана. Да они задерут меня!!! И кто первый — еще вопрос.

Шувалов.

Гризли…

Лианг добьет.

Или Игнат…

Стоп.

Даже с шага сбиваюсь.

Он уже мог меня слить два раза и оба — пропихивал вперед себя.

Вспоминаю его взгляд и настойчивое: «Расскажи!..»

В душе вновь все переворачивается. Мне нужно подумать… Взвесить «за» и «против».

Черт! Может и правда, плюнуть и рассказать?

Он поможет… В силах.

Что ему с турнира кроме победы и денег? А если я ему нужна, — а он пытается меня в этом убедить, — тогда отступится от мелочной победки в пользу меня, уговорит свою команду… Конечно, если хочет быть со мной больше популярности, показухи и моря девчат…

Девчат…

Тотчас яд парализует мозг.

Сомнительно, особенно если учесть его брачный танец с брюнеткой. Видать, не шибко-то хочет меня, раз с другой обнимается при всех, да уединяется…

Даже тошно становится опять. В груди боль расползается, тараня все теплое и нежное, что оставалось. И разрастается дикая, шальная мысль: «Попадись он мне сейчас — сама бы его изнасиловала!».

Зачем?

А так, самоутверждения ради!

И чтобы его помучить сильнее.

Чтобы крышу сорвало, и он онемел от ситуации, а потом… воспользовалась бы моментом и поиграла в вопрос — ответ. Но это так… идея, которая почти невозможна, а если учесть, что моя крыша уезжает в его присутствии куда сильнее, чем его — невыполнимая.

Блин, как же мерзко осознавать свою слабость…

Затененный коридор второго этажа-вип, одно крыло с отдельными комнатками для уединения важных персон, другое — с несколькими подсобками, помещением персонала, закуточком, откуда появляются официанты, и карманом, где ютится уборная с двумя кабинками по разные стороны.

Даже вижу заветный проем, шаг ускоряю… В темноту ступаю, но войти в кабинку не успеваю.

— Просто скажи, что он ничего для тебя не значит.

От звучания родного и любимого голоса сердце в лихорадочном припадке пытается выскочить наружу, а глоток кислорода пузырем в горле застревает. И даже напрочь забываю о «других» и своих сомнениях.

Игнат!!! ОН!!! Сам меня находит! Вылавливает… поджидает…

— Ведь… не значит? — Мягкий, бархатный, охриплый, и в то же время требующий категоричного ответа.

Игната не вижу, он за спиной и то, как мое тело реагирует — простительно близко. Даже его дыхание шкрябает кожу на затылке.

— Скажи! — настаивает жестче, но все так же тихо. — Я поверю, — с мукой. — Поверю, — признает свое бессилие.

Рукой упирается в дверь аккурат поверх моей головы и носом ведет по волосам:

— Скажи, — едва слышно, топя в омуте голосовых чар.

И я тону… Идиотка, не умеющая плавать, но сиганувшая в прорубь с наивной надеждой, что спасусь. Не могу больше барахтаться. То ли алкоголь дело усугубляет, то ли и правда нет сил больше противиться инстинкту. Тону! Не умею грести против течения и из губительной воронки нет сил вырываться. Задыхаюсь, давлюсь, бьюсь в агонии, как утопающий… и хватаюсь за что угодно, лишь бы спастись!!!

Не противлюсь долгожданной ласке и телом признаюсь — зависима! Помоги!!! Спаси…

Лащусь, падая в топь чувств, которых жуть, как боюсь и избегаю, но при этом до оргазмической дрожи жажду получить.

Надлом выдоха над ухом…

Робкое касание руки. Легкое, скользящее. От плеча вниз, тягуче и мурашково, словно дает время передумать. Будто до последнего не верит, что это правда, и я не брыкаюсь, не посылаю… позволяю.

Обретает уверенность, но за дрожью скрывает нетерпение. Его ладонь перекочевывает на мою талию, пленяя стальным хватом. Точно клещами жертву.

— А твоя девушка не против? — нарочито шепотом, чтобы не испугать своим новым эротичным тембром. Он гораздо ближе к родному, чем еще утром и даже днем, но все равно на пару тонов ниже и шершавей.

— Ты моя… девушка, — ядом, с привкусом карамели, умасливает слух. — Ты ведь моя?

— Кобель, — срывается ревность.

— Суч***, - охриплый смешок. Натужный, но с намеком на радость.

Нахожу силы и проворачиваюсь в объятии, чуть голову задрав. Несколько секунд пожираю глазами Игната, с отвращением и в то же время облегчением осознавая, как жутко соскучилась…

Адская пытка не получать то, что желаешь, особенно, когда оно настолько близко и само напрашивается и вымаливает благосклонность.

И я на него набрасываюсь. С безумным голодом и потребностью. Давлюсь податливыми губами, тотчас отвечающими на порыв. В звенящей тишине, где лишь неровное дыхание и грохот слетевших с катушек сердец звучат симфонией нешуточной страсти, в минутной слабости мне реально становится плевать на все, что нас окружает.

В диком страхе, что пьянящая эйфория закончится, жадно притягиваю Селиверстова к себе теснее:

— Хочу тебя… — в секундную паузу между губительными поцелуями роняю и тотчас ухаю обратно в дурман, которым обезоруживает Игнат, перехватив инициативу в свои опытные руки и отметая сомнения, что близости хочу больше его. Вдавливает в дверь, придерживая за затылок, но в таком исступленном запале, что больше смахивает на фиксатор, чтобы не рыпалась. И с ожесточением сминает изголодавшиеся по его ласкам ягодицы.

Всхлипываю от прострела тугой боли травм и ссадин, о которых если и знает, то точно не помнит. Но боль сливается с томительной негой, медленно растекающейся по телу, и лишь в животе разрастается жаркое ядро.

Точно вспышки на солнце, то сильнее, то слабее, меня прошибает нездоровыми волнами желания.

Повышенная влажность…

В этот миг можно похвастаться мировым открытием — переизбыток влаги между ног женщины легко обосновывается разжижением мозга до состояния «невменяемости» и перетекания его в другое русло…

На Нобелевку не претендую, а на смерть от недополучения Игната — еще как.

Нетерпеливо ерзаю, требовательно вжикаю молнией на джинсах соседа.

— Чшш, — шуршит надсадно Селиверстов, чуть бедрами качая прочь с намеком «не смей», но все также бесновато исследуя меня и проверяя на ощутительность, терпимость и выдержку.

— Хочу тебя, — настаиваю, упрямо переходя в стадию «первобытная похоть» и почти махом распахиваю рубашку на парне, к чертям отрывая пуговицы.

— Ир, — предостерегает рыком Игнат.

— Ты… не хочешь? — даже сердце тормозит с ударами.

— Дурная совсем? — Беззлобно, даже с легким восхищением. — Тут народ ходит толпами, и камеры могут быть.

— Что? — запоздало охаю, ощутив липкий ужас и мороз, прогулявшийся по спине. Животная страсть как-то быстро схлынивает, оставляя в голове и теле неприятный осадок. Как после бурной пьяной ночи яркие воспоминания о постыдных поступках.

Блина, вот я идиотка. Это нормально — камеры, но видимо мозг окончательно отрубается, поэтому от своей «женской» слабости даже не вспоминаю о таком нешуточном пустяке.

Порываюсь избавиться от прессинга Игната, но Селиверстов не позволяет вырваться из плена:

— Чшш, прыткая, — хмыкает в висок и, чуть отстранившись, любовно обшаривает мое лицо глазами. — Не отпущу, не дура ведь, понимаешь…

— Камеры, — пытаюсь достучаться до его здравомыслия. Он ведь сам только что мне ткнул в жуткую правду.

— И что?

— Игнат, не тупи…

— Я не туплю, но мне хотелось бы уточнить, чего именно стыдишься. Быть заснятой со мной или?.. — специально не договаривает, позволяя продолжить и свою версию озвучить.

— Не хочу потом на ютубе порноролик со своим участием увидеть, — поясняю хмуро, отчасти лукавя про другие, не менее веские причины.

— А если скажу, что нет тут камер, — и рука нагло ползет по моему телу вниз, на зад и сжимает дерзко.

— Откуда знаешь? — не брыкаюсь, но и не спешу отвечать на ласку — просто питаюсь долгожданными ощущениями.

— Знаю и все.

Прищуриваюсь, на языке крутится язвительный вопрос, но Селиверстов, предвидя новую агрессию и возможный назревающий конфликт, бесцеремонно расплющивает меня по двери, обрушивая яростные и жадные поцелуи. Вроде короткие, но глубокие, и будто воздух и жизнь из меня вытягивающие. Голову немилосердно ведет, перед глазами растекается реальность.

— Верст, — роняю в секундную передышку, потому что звучать хочу. Мне самой до дикости приятно, как звучит в тишине имя соседа.

— А что с твоим голосом? — прищур. И лицо обжигает неровное дыхание.

— Чуть охрипла, — веду плечом ровно.

— Заболела опять? — волнуется Игнат, даже улыбку вызывает такая забота.

— Я не выздоравливаю последнее время, — хмыкаю угрюмо. — Ты собираешься трепаться или мы все же сексом займемся, пока толпа не собралась поглазеть?..

— А что у тебя со Шляхером случилось? — и в глазах бурлит желание услышать правду. — Он тебя…

— Слила я его, — выдавливаю горько. — Не хотела, но… так получилось.

И сама поцелуй краду. Цепляюсь судорожно, комкая одной рукой ворот рубашки, а другой — волосы на загривке парня. А он запально перехватывает инициативу. Отвечаю, как могу и получается — и плевать, что умираю. От такого экстаза не грех помереть!

— Все-таки хочешь? — находит секунду ткнуть правдой.

— Очень, — сглатываю жадно.

— Соскучилась? — новый умопомрачительный поцелуй.

— Жутко, — нет стыда, лишь плотский голод, и я постыдно ловлю губами пустоту, когда Игнат нарочно играет в кошки-мышки — имитирует поцелуй тотчас отстраняется, не позволяя себя коснуться.

— Я тебя возьму, даже если отбиваться будешь, — с рычащей угрозой, на частоте «едва сдерживаемая похоть», — но давай сначала поговорим.

— Сейчас? — от разочарования не то подвываю, не то кисло стенаю.

— Ага, — плещется желание в серых глазах, неистово трепещут крылья носа и губы… эти губы, что могут творить бесчинство на моем теле, так манят. Точно наркоманка, перед которой машут пакетиком с дозой. Не могу думать, лишь глазами жадно вожу, боясь, что желаемое схлынет миражом.

— Не хочу сейчас говорить, Игнат, — пристреливаю негодованием, безотчетно пытаясь вновь ощутить хмель его рта. Но рывок остается холостым — Селиверстов привычным жестом за горло пригвождает меня к двери. — Я секса хочу, — ерзаю от неудобства и желания продолжить. — Давай трахаться, а…

— А как же утоление душевных порывов, а не плотских? — насмехается гаденыш, совершенно греховным качанием бедер доказывая, насколько самому кажется нелепой его же пафосная фраза. Низ живота предательски екает ответом на вопиюще безнравственную и столь желаемую выходку Игната.

— Никто?.. — мрачно, хрипло с рваным выдохом: загадочно и в то же время прозрачно. — Не трогал так?.. — с надеждой и мукой. — Не смел?.. — и пожирает взглядом, выискивая хоть намек на обратное. — Не смел? — требует ответа, несильно припечатав к двери. — Позволяла?.. — с надломом и болью.

Ладонью, без особой ласки, скольжу по лицу с легкой щетиной, нагло поглощая каждый грамм ощущений, что испытываю от прикосновения. Плевать, как ему, плевать, если не нравится — я тащусь. Мне нравится. Я хочу… Только от мысли, что я это делаю, меня уже накрывает идиотской эйфорией.

Не знаю, что читает на моем лице, но реплика: «Бля***, Ириш, не трави рассудок», — кажется триумфальной.

Поэтому продолжаю.

С садистским удовлетворением засадив свой палец ему в рот, и оттягиваю край рта.

О да, я больна больше, чем думала. Но хочу его зубы на себе ощутить. Глазами пожираю оголившиеся клыки Игната. Прям до спазма в кишках ощущаю их на своем каменном соске. И язык… обязательно, чтобы языком поиграл…

И он прикусывает палец — имитирует ласку, о которой так горячо мечтаю — несколько кругов по фаланге описывает.

А-а-а-а!!!

Прикрываю глаза и перетерпливаю удушливую волну жара, что обдает с ног до головы. Меня плющит даже от мечты… По телу стрела дрожи проносится.

Абзац, как же я оголодала.

— Зажигалка, — все же сдается сосед — охрипло воет с таким обреченным взглядом, словно в безумном раздрае. Это укрепляет уверенность, что ему нравится не меньше. — Смесь ты моя спермогонючая, не провоцируй… — сквозь зубы, будто усилие над собой делает, — трахну тут, а нам сначала поговорить надо.

— Угу, — прикусываю губу и гипнотизирую Игната — второй ладонью обхватывая его лицо. Медленно тянусь, тараня сопротивление и игнорируя хватку на горле.

— Ир-р-р, — бархатно рычит Игнат, сдаваясь навязанному поцелую, а я и рада. Меня в омут порока медленно притапливает — и даже отголоски звуков далеких: скрип двери, шорох и топот неровного шага, щелчок замка — не заставляют очнуться. Меня сладко штормит — то спиной по стене мажет, то зависаю, то впечатает в поверхность, а когда ощущаю задницей твердь, все же заставляю себя открыть глаза. Картинка расплывается, прыгает, смаргиваю дурман, но меня все равно колбасит от возбуждения.

— Ир, — до неприличия назойливо трясет вместо оглаживаний Игнат. — А ну гляди на меня, — вместо поцелуев.

Обиженно непонимающе через «не хочу», фокусируюсь. Смахивает на уборную кабинку. Небольшую, но просторную. С одним толчком и мойкой со столиком, на котором сижу.

— Блин, Селиверстов, тебя только туалет возбуждает?

— Не то слово, а если еще и ты прилагаешься к нему, то меня не шуточно распирает. Только сейчас мой нездоровый голод в рамках туалетной кабинки полностью не утолить. Так что хватит… потерлись друг о друга — домой пора.

— Угу, — криво усмехаюсь, но никуда не собираюсь, еще и грамма удовольствия плотского не получила. Ладошками шарюсь по груди его крепкой, по торсу и проникаю под джинсы и резинку трусов.

— И поговорим!.. — строго и повелительно, но на последнем слове обрывается фраза, и Игнат сдавленно стонет, будоража кровь интимной хрипотцой крайней степени возбужденности, ведь я ловко хозяйничаю рукой в его плавках:

— И поцелуи будут? — жадно впитываю его реакцию, растекаясь от счастья, что могу им управлять так же, как и он мной. Это дурманит, пьянит — алкоголь ни в какое сравнение не идет. Вот от чего реальный швах мозгам!!!

— Мгм, — опять натужно выдыхает, — всю, — затаивается, когда стискиваю грубее его плоть, — с ног до головы зацелую, — а это уже угроза.

— И залижешь? — стыд я давно потеряла где-то за пределами коридора к уборным вип-этажа клуба.

— Мгм, — с рыком, воздевая глаза к потолку. — Все же нихрена ты не невинна, порочность моя зажигательная.

— Заразилась, — не без удовольствия, продолжая исследовать твердую, пульсирующую плоть. И плевать, что щеки горят, а у самой в трусиках уже зыбь хлюпающая. — Внутри у меня так жарко, — шуршу, губами утыкаясь в распахнутый ворот рубашки Игната. Блуждаю губами, языком дорожку очерчиваю вверх, по шее, к уху. — Кто бы потушил пожар… — и мочку прикусываю.

— Ир-р-р-р, кончу щас, — качает прочь бедрами, лишая меня столь лакомой игрушки, и лучшим доказательством служит даже не его вой, а то, с какой жадностью продолжает исследовать мое тело. Под стать мне, упиваясь близостью и возможностью ЭТО делать. Надсадное дыхание, захмелевший от похоти взгляд. — Чокнутая. Ириш, — с мукой. В шею… И тоже прикусывает, да так, будто хочет до оргазма довести острыми ощущениями. Откидываю голову назад, подставляясь его ласкам, ныряю в омут, где главенствую инстинкты и голая похоть.

— Я дышать боюсь, дура, — сквозь новую волну дурмана прорезается хриплый голос. — От сердечного приступа могу загнуться, ну или от паралича, что вот-вот меня накроет, — с придыханием и новым укусом измученного уха. — Столбняк, стояк… Если тебе легко дается наша близость, мне мало будет секундного перепиха…

— Почему секундного? — всхлипываю позорно, когда его губы болезненно жалят мочку уха, перебираются на скулу, таранят рот.

— Потому что кончу, только в тебе окажусь, — глухая горечь в губы. — Я хочу так сильно, что сознание теряю.

— Специально дразнишь? — недоверчиво чумею от признаний. Меня аж потряхивает от желания ощутить в себе Игната. Вновь руками облизываю каждый сантиметр его тела, который могу зацепить. По гладкому торсу, пальцами одной пробежавшись по поросли волосков и не отказывая себе в беззастенчивом порыве, проникаю туда, куда указывают, задавая направление: — Войди… а.

— Таблетки пьешь?

— М? — стопорюсь от неожиданности.

— Ир, — за подбородок, нетерпеливо чуть помотав, Селиверстов заставляет вынырнуть из трясины желания. — Таблетки? — Пауза. — Противозачаточные?..

— Нет, — все же в недоумении.

— Бля***, - не то радость, не то расстройство и во взгляде, и в нецензуре, ласкающей слух.

— Я же сказала, ни с кем не сплю. Зачем нужны противозачаточные? — поясняю мысль.

— У-у-у, — сквозь зубы тянет, упираясь лбом в мой. Опять непонятная эмоция у парня.

— Разочарован? — уточняю растерянно, не понимая, почему мы не трахаемся до сих пор, а ведем дикий по неуместности разговор.

— А-то, — отдает ядом, — я ведь до последнего себя убеждал, что ты дрянь, и сук*** развратная. Прости, — винится скупо.

— Да я вообще-то такая, — не хочу, чтобы сомневался. — Мои поступки подтверждают это. Я на тумбе сортира, в совершенном неадеквате и желании просто трахаться.

— Мгм, — соглашается хриплым смешком, любовно облизав взглядом. — Дрянь, но моя. Сук***, но, моя…

А вот и бальзам.

Чуть слезу не пускаю. Лащусь о его щетинистую щеку, медленно сходя с ума.

— Моя, — утверждает самодовольно. — Моя…. - расщепляют душу молекулы. — Моя! — исступленно. — Моя? — с затаенной надеждой и явным желанием услышать признание. — Ведь моя?..

Не скажу… Пусть мучается, но киваю. Много, часто, потому что клинит…

— Бл***, - ворчит задумчиво. Ловко обшаривает свои карманы, а выуживает презерватив с таким счастливым и шумным выдохом, будто уже кончает.

— Ого, в этот раз до меня донес? — не сдерживаю язвы. — Нигде по дороге не потерял? Не примерял? Не надувал… не наполнял…

— Старался, — не без гордости. Проворно открывает зубами.

— Ух, сразу видно, опыт… — сарказм попер, как из рога изобился. Блин, ну как не восхититься такой сноровке?

— Хочешь об этом поговорить?.. — прищуривается Игнат, тормозя с занятием.

Секунду думаю и соглашаюсь, что моя язвительность неуместна.

— Нет. Я секса хочу!..

— Я тебя за это еще проучу. Опять нас замучила…

— Аппетит нагуливала, — а глазами на резинку смотрю.

Игнат отстраняется, уже собираясь презерватив по длине раскатать, а меня распирает от чего-то нового.

— А можно я?..

— Сейчас? — новая порция недоумения.

— Почему бы нет? — бурчу пристыженно. — У меня всегда спонтанно происходит секс. К такому не подготовиться. А так как он только с тобой… — дергаю плечом. — Нужно ловить момент и пробовать…

— Ситуация не располагает, — пытается пояснить мысль сосед. — Поедем ко мне, по дороге несколько упаковок возьмем. Хоть все на меня натягивай…

— Соблазнительно. Но это же быстро? — продолжаю канючить.

— Вроде того, — тяжко дается нелепость момента парню.

— Тогда, — легкомысленно выдергиваю из пальцев Игната резинку, хотя он ее уже и так смиренно держит, всем видом показывая, что я могу взять инициативу в свои руки.

Несколько секунд на нее гляжу, визуально примеряя на хозяйстве Селиверстова и, прикусив губу, приступаю… Странно, но нет ни толики смущения. Так естественно и правильно, что мы с Игнатом. Пусть место не самое подходящее. Главное, я с ним. И он… МОЙ.

Мой… и я могу прикасаться! ГДЕ ХОЧУ! Как хочу…

Могу дразнить, могу ублажить. Могу поэкспериментировать…

Он — МОЙ!

РОДНОЙ. БЛИЗКИЙ… и МОЙ!!!

Вскидываю глаза на Селиверстова в надежде понять, правильно делаю или нет.

— Стой, — тормозит, когда начинаю раскатывать, зажимает кончик презерватива. — Дальше…

— Тебя смущает ситуация? — усердно натягиваю по длине латекс.

— Отнюдь. Когда бы с тобой что-то нормально было? Случись банально — вошел-вышел, даже бы удивился. А так… как обычно — дико, ненормально. Ржачно до слез.

— Это моя изюминка, — не хочу бахвалиться, но сказать что-то нужно. Вроде только что сгорали от страсти, а уже в следующий миг презик вдвоем надеваем на хозяйство Игната, да с такой простотой, будто в магазине покупку обсуждаем.

— Я сейчас тебя так трахну, если не закончишь трепаться и не натянешь эту хрень на мой хрен, — задирает голову к потолку сосед, скрежетнув зубами. Аж обида берет. Я стараюсь, аккуратненько, спокойно…

Не мне судить, но кажется, резинка какая-то маленькая. Заканчивается, не дотянув до основания. Подцепляю ногтями и пытаюсь натянуть глубже, а выходит ровно до тех пор, как не звучит «Чпок». Озадаченно замираю. Ошметки резинки болтаются на хозяйстве Игната уморительно забавными лоскутками.

— Бл***, Ир!!! — вытаращивается сосед. — На кой хер?..

— На твой… — оправдываюсь, сморщив нос. — Презик маленький был. Хотела натянуть…

— Королек, они раскатываются, а не натягиваются.

Понимаю что не вовремя, но меня разрывает от коротких, безудержных смешков:

— Прости, — без толики уколов вины.

— У меня больше нет, — упирается руками в столешницу, беря меня в капкан.

— О, все же поистрепался запас, — опять накрывает ревность.

— Нет, у меня теперь правило — беру с собой один. Чем больше возьмешь, тем больше шанса их использовать. А так, один… и хранишь его на самый важный случай.

— М, — киваю язвительно. — Как сейчас? — даже не мечтаю на подобное, но меня распирает от обиды.

— Мгм, для тебя хранил, — ни толики иронии или сарказма. — А у тебя случайно нет?

— Не ношу…

— Поигрались, — плюется Селиверстов.

— Можно подумать, раньше секса не было без презерватива?! — досадую, убирая с хозяйства Игната ошметки латекса и бросая в урну, которая под боком ютится.

— Ситуация к этому не располагает.

— А в чем дело?

— Глупая, Ир, — с упреком, — я могу заиграться с тобой. В прошлые разы корил себя. Не имел на такие бесшабашные поступки права, — умолкает, во взгляде непогода, но тотчас затаенное недоумение: — Или ты забеременеть не против? — пауза. — От меня… — задумчиво, но без подтекста.

— Нет, — рьяно мотаю головой.

— Тогда отложим, — с явно неохотой, но с удивительной рациональностью.

Меня переклинивает от такого спокойствия. Планы на прекрасный трах резко перечеркиваются банальным «нет средств предохранения». А я не могу остаться голодной. Это неправильно… нечестно.

Обиваю за шею Селиверстова. Гипнотизируя линию губ, скольжу языком по чувственной линии рта. Притягиваю к себе с большим жаром:

— Сейчас хочу! Тебя хочу… С резинкой, без. Как всегда… Начинали с этого, не фиг менять привычку… — и рывком к себе. Ногами обхватываю, не позволяя из моей западни вырваться. И целую — с запалом, жаждой, в надежде лишить рассудка. Пусть будет как раньше — отчаянно дурной из-за похоти. Из-за желания ко мне…

— Чокнутая, — с рыком въедается в мой рот. Руками грубее поддергивает к краю мойки, проворно избавляя от одежды. С одной ноги стягивает штанину и с бархатным стоном, с пущим рвением, жаждой исследует мою плоть. Распыляя и подготавливая.

Судорожно цепляюсь за Игната, когда в меня вторгается. Со стоном, сквозь зубы, сомкнутые на моей шее. С прострелом острым по телу. Замирает, будто его клинит в этой позе, а я не могу так… без движения. ерзаю по столешнице, сама скользя по длине.

— Ирк, замри, — рычит с мукой, до боли сжимая мои бедра, чтобы не смела шевелиться.

— Не могу… Это не я… тело… само… — прерывисто дышу. Не лгу. Я понимаю, что он перетерпливает, чтобы чуть остынуть, но меня против воли качает к нему. Внутри так сжимается и пульсирует в дикой жажде чувствовать глубже, больше, впитывать толчки и скольжение, что не спасает даже стальная фиксация рук Селиверстова.

— Ир, — напрягается, будто становится литым. А потом яростно отвечает несколькими толчками, от которых чуть сознание не теряю. — Твою мать! — чертыхается, срывая стоны удовольствия с моих пересохших губ. На миг застывает, а потом порывается выйти, но мои ноги его обвивают так крепко, что попытка проваливается на корню. — Бл***, ты неуправляемая, Ирк… — охрипло в макушку, межуя рваным дыханием. — Нельзя так… — досадливо, и в то же время мягко.

— А ты не застывай, — шлепаю по ягодицам, когда внутри пожар становится нестерпимым, а Игнат и не думает продолжать.

Сосед посмеивается:

— Я тебя предупреждал…

— Молчи и двигайся! — притираюсь наглее, губами шарю по коже, пока не завладеваю его губами. Селиверстов отвечает. Жарко, напористо.

— Уговорила, давай еще разок, — примирительно соглашается, начиная медленные покачивания.

Как же хорошо… Бесстыдно получаю удовольствие, задрав голову, и подставляя под распущенные ласки шею и грудь.

— Голодная, — куда-то в район пульсирующей жилки, и прикусывает.

— Угу.

— Может, поговорим все же…

— Игнат! Заткнись и… ебись!

— Бля***, - посмеивается бархатно, — ты мне психику ломаешь. Ожесточает вторжения, подбрасывая к пику. Обрушивает на меня недюжинный арсенал умений. — Ирк, — напирает с мукой в голосе, когда, окунувшись в горячий источник экстаза, парю где-то в нирване, — поехали лучше домой.

— Угу, — согласна на все, лишь бы продолжал, но настойчивый сигнал вибрации моего телефона вынуждает сбиться с заданного ритма. Поначалу игнорю, но когда мобильный то мелодию затягивает, то гудит, начинаю отвлекаться от приятного. Разумная мысль, что нужно ответить отсеивается, когда до меня туго доходит — мобильный в кармане джинсов, и та часть болтается на одной ноге где-то внизу.

— Издеваешься? — недовольно шикает Игнат, когда пытаюсь подтянуть штанину.

— А вдруг что-то важное, — прикусываю губу от усердия, склоняюсь, подцепляю джинсы.

— Ты ведь меня не бросишь опять со стояком? — ворчит, притормозив.

— Да ты продолжай, — ловко целую, при этом ковыряясь в кармане в поисках телефона.

— Никогда еще меня девчонка так не опускала. Трахай, на меня не обращай внимания, — утрирует момент Игнат. — Я пока в телефоне покопаюсь…

Вынимаю, открываю:

— Я быстро, — заверяю проказливо.

— Дык и мне недолго, — парирует обиженно Селиверстов. К неудовольствию покидает, но не для того, чтобы уйти, а чтобы меня на ноги спустить, развернуть, да к мойке прогнуть: — Тогда вот так будет правильнее, — проникает вновь, не обращая внимания на мое робкое недоумение, и толчком глубже входит.

На миг забываю о мобильном. Прогибаюсь, впитывая каждое движение соседа.

Разрываюсь между «отбросить к чертовой матери телефон и отдаться власти похоти» и «отбиться от парня и посмотреть, кто меня домогается по мобильному».

— Не люблю оставлять разрядку на потом, — шуршит на ухо Игнат, — раз уж захотела — получишь, — обжигает шею жгучими поцелуями.

— Так я-то уже, — нежусь от прилива новых волн, пока глазами не натыкаюсь на имя «Лианг».

Смотрю на экран и обвиваю Селиверстова рукой за шею в попытке остановить, но парень продолжает меня истязать мягкими, и в тоже время глубокими толчками. Телефон вновь гудит, на смену звонку прилетает СМС.

«Тебе лучше навестить нашу милую компаний в вип-комната 7».

— Ирк, ты моя?

— М-м-м? — разрываясь между смакованием сообщения и эмоциями от секса.

— Сложно признаться?..

Киваю отстраненно, ведь опять СМС только от… ИГНАТА?

«Он тебя е***?»

Едва телефон не роняю. Вот тут кашель нешуточный из глотки вырывается.

— Что с тобой? — без особого интереса уточняет Игнат.

Бодаю задом и мобильный ему перед носом.

Он с неудовольствием останавливается, непонимающе смотрит. Лицо — непрошибаемого идиота, голова явно только нижняя работает, а мозг — жижа, как он сам выражается — спермогонючая.

Вновь глазами по сообщению пробегается. А мобильный пиликает — очередное сообщение.

«Все самое интересное пропускаешь…» — все тот же «НИКТО».

— Это ты мне пишешь? — надоедает коллапс Селиверстова рассматривать.

— Ир, не тупи.

— Но сообщения с твоего номера.

Игнат простукивает карманы — мрачнеет.

— У меня его нет…

— Гениальна очевидность, — бодаю задом сильнее. Телефон на столик, салфетками суматошно утираюсь, торопливо натягиваю трусики, джинсы.

— Твою мать, — плюется парень и тоже джинсы натягивает. Вжикает молнией. — Уходи отсюда.

Управляюсь быстро, привожу себя в порядок, ступаю к двери и в этот момент кто-то дергает ручку:

— Занято, — досадует мужской голос.

— Да ладно, пойдем со мной, — игриво звучит женский. По характерным звукам становится понятно — парочка скрывается в соседней уборной.

— Гугл-топ, — сухо подтверждает мысль Игнат, шелестя над ухом, — я же говорил, это главное место для перепиха.

Отсчитываю несколько секунд и отворяю дверь, но покинуть туалет не успеваю, Селиверстов за руку дергает к себе:

— Пиз***, - хмыкает криво и не без восхищения, — от тебя сексом за версту несет.

— Плохо, — в нелепом порыве избавиться от «клейма» волосы приглаживаю, щеки, в момент вспыхнувшие, ощупываю.

— Поцелуй еще раз… — договорить не даю — припадаю, мурча от чувств, и он мне отвечает — бархатным урчанием сытого кота. Так хорошо… мягкая вибрация разгоняет горячую сладость в животе, кипяток по венам.

— Теперь все, иди.

Размыкает объятия и подталкивает к выходу, а за руку продолжает удерживать. Словно боится, что сбегу и больше мы не увидимся. Будто сомневается, что стоит меня отпускать. Оборачиваюсь: косой взгляд — обнадеживающий и ласковый. Игнат пристально смотрит. Кажется, собирается что-то важное сказать и даже рот открывает, но в итоге отпускает:

— Иди!

Ноги заплетаются, сердце очумело грохочет от счастья. И улыбка идиотская на лице. Не могу убрать… Своей жизнью живет. И ведь понимаю — нельзя так бессовестно излучать удовольствие. К тому же ситуация не располагает, а, черт возьми, хорошо на душе… и бабочки вновь порхают.