Непримиримые 2

Часть 4 Глава 37 (Пан или пропал? Куда ни кинь — везде клин…)

Ира

— Ближе к полночи приедет мой зам, тогда я смогу тебя проводить, — Родион откидывается на спинку дивана, руки водружает наверх.

— Спасибо. — Пока не понимаю, за что: герой — не герой, спасение — не спасение, сомнительная компания. Тоже устраиваюсь на диване, только соседнем, в вип-зоне, куда приглашает Родион.

Шувалов равнодушным взглядом прогуливается по клубу, танцующим, возвращается ко мне:

— У тебя мутки с Селиверстовым?

На миг торопею. Откуда ему известно? Да и какие мутки? Переспали пару раз…

— Если от корня «муть» — то да! — на всякий случай придаю голосу брезгливости.

— В смысле «вы вместе»? — не унимается Родион.

— Жили до недавнего времени, — я не менее упряма в играх словами.

— Жили? — вскидывает светлые брови Шумахер.

— Только не говори, что ты не в курсе — у него дом сгорел. А так как он мой сосед… Мои родственники предложили его семье пожить у нас. Так что да. Мы жили, но… — запинаюсь, хаотично соображая, как бы выкрутиться из щекотливого положения.

— Но? — ждет продолжения парень. Вот же неугомонный!

— Конфликт интересов, обоюдная непереносимость, теснота, благо Игнат обладает фантастическим умением найти пристанище на ночь…

Лицо Шувалова смягчается, глаза победно сверкают ледышками.

— Хочешь сказать, что он съехал?

— Да, — придвигаю бокал, который передо мной вырос, словно из ниоткуда. Официанты в вип-зале — фокусники. — А в чем проблема?

— Я решил, что вы вместе, поэтому удивился, когда ты оказалась возле клуба одна… Твой внешний вид… Странное поведение. Мелькнула мысль, что он тебя подослал ко мне.

— Даже не представляю, откуда такие бредовые мысли?

— Я видел его на твоей машине…

— И? — хмурюсь, не улавливая логики. — Это говорит о том, что у нас с Игнатом что-то есть? — изображаю искреннее недоумение.

— Такую машину не дают мимо проходящему.

— Да ты что? — отпиваю коктейля. — Мы больше, чем мимо проходящие. Мы теперь даже больше, чем рядом живущие, — решаюсь на признание. — Возможно, мы скоро породнимся.

Теперь очередь Шувалова вытаращиться.

— Да, — продолжаю исповедь; шокировать, так уж шокировать. — Наши родители… — неопределенно мотаю головой, — вместе, и подумывают о браке. Поэтому мы сводные брат и сестра… в перспективе, если родичи не разойдутся.

— Это правда? — сощуривает ледяные глаза Шумахер.

— Я похожа на человека, кто такое придумает? — укоряю взглядом. Но знать Родиону, что Игнат нечестным способом выманил машину, не стоит. Не его это дело. И тем более — знать, что я поддалась очарованию и напору соседа. — Когда я давала ему «Ашку», понятия не имела, для чего конкретно… Не скажу, что мечтала ее дать, но… дала, — заканчиваю кисло и опять делаю глоток. — В следующий раз буду знать, что одолжение тачки приравнивается к отношениям.

— Хочешь сказать, — опять надменен Шувалов, — чисто по-соседски одолжила охрененно дорогую машину?

— Угу, — кивок. — Поэтому, когда узнала, что он ее снимал для СВМА, мы разругались в пух и прах!

— И между вами…

— Мы! Не! Встречаемся! — Отрезаю резче, чем следует, чтобы оборвать следующие вопросы. Откровенно бесит этот разговор и допрос. Я, черт возьми, имею право на свою личную жизнь! И молчать о ней — тем более.

Несколько минут сидим в полном молчании. Я потягиваю напиток, что приятным теплом растекается по телу. Шумахер все это время рассматривает клуб, толпу, что угодно, но только не меня. И это пугает. Лучше бы проявление эмоций, чтобы знать, что у него в голове!

Меня потряхивает. Игнат, козлина, успел засветиться на моей тачке! Убью гада!

— Я не доверяю Версту, но твои слова… Ты правда не знала, что это мой клуб?

— Твой? — глупо вторю и от удивления чуть не давлюсь напитком.

Шувалов меня пристально рассматривает рентгеновским взглядом, словно пытается считать — лгу я или нет, но, видимо, моя реакция настолько правдоподобна, что в холодных глазах появляются смешинки.

— Ты неподражаема в своей невинной простоте.

— Стараюсь, — беззаботный взмах ладони, хотя на деле мне до жути неудобно. Будто на колючке сижу, а изображаю, что на мягком диване. — Тут мило, — скомкано хвалю. — Симпатично и… удобно.

Шумахер начинает ржать:

— Бл***, никогда ничего более нелепого не слышал. Странная оценка ночного заведения.

— Уж прости, — морщу нос, — по остальным показателям не мне сравнивать. Я не завсегдатай таких мест, поэтому и точной оценки не могу дать. Но тут шумно, алкогольно, весело и опасно… Это ведь норма? — с надеждой, что в этот раз не промахиваюсь.

— Ох***, нужно твои слова запостить и на сайте клуба вывесить. Реклама убойная.

— Не хотела тебя обидеть, — теперь мое настроение падает еще ниже. Глаза перевожу на барную стойку второго этажа. Бармен коктейли собирает возле двух красивых девушек, что на стульях высоких сидят, да шушукаются.

— Ты не обидела, скорее развеселила. Обычно девчонки говорят, как все: «Вау, круто!!!», — изображает дикий, неестественный, девичий восторг еще и голосом играя на высоте. — Часто на этом заканчиваются слова и начинается буйство эмоций, а ты нашла емкие, четкие описания своих чувств. Так что, поверь, ты меня порадовала. Приятно сидеть в компании с девушкой, которая для связки слов не использует маты, бабские уловки, мерзкие словечки, знает более одного прилагательного и смущается от каждого откровенного взгляда.

Поверхностная беседа и правда чуть расслабляет. Чуть на спинку дивана откидываюсь.

— А чем тебе Селиверстов мешает?

— Дела давние, — едва качает головой Родион, всем видом показывая, что эту тему не желает продолжать.

Я понятливая, поэтому на некоторое время умолкаю, раздумывая, как бы покинуть клуб.

— И что теперь делать?

— Смотря о чем ты.

— Я про Гризли и его охоту на меня. Может, организаторам надо сообщить?

Шувалов так едко смеется, что желания присоединиться к его команде нет никакого. Становится не по себе из-за глупости, которую сказанула.

— Тебе нужна команда. Защита… Если ты не с Верстом, даже не знаю… ты — легкая мишень. Мы потому и участвуем группой. Так проще вышибать из турнира персонажей, кто может затруднить прохождение трассы, а ты… значимая особа. Жаль, но вряд ли долго продержишься…

Прикусываю губу, голова раскалывается от новостей, а еще больше — от своей беспомощности и неизбежной участи.

— А ты? — с робкой надеждой поднимаю глаза на Шувалова.

— А я, — выдерживает показательную паузу Родион скучающе, — как и обещал, провожу тебя домой. Так сказать, для успокоения души, раз уж в курсе грязных мыслей знакомого. Дальнейшее меня не волнует, — морозит правдой. — На роль благородного заступника, даже такой шикарной особы, как ты, не нанимался. У меня свой интерес в турнире, и он куда скромнее победы в главном этапе. Мои ребята не сильны в разнообразии, если и выходили в финал — в последней двадцатке, и то — развлечения ради. Адреналин, скорость, битва характеров, накал страстей…

— А я обеспечу выход в финал в КАЖДОЙ дисциплине, — ни секунды не колеблюсь. Звучит веско. Не напрашиваюсь или предлогаюсь, а так, будто продаюсь. За дорого!

— И? — холодит безразличием взгляд Шумахера.

— Со мной твоя команда точно погоняет в финале, — как никогда понимаю, что мечусь между козлами — один хуже другого. И выбрать собираюсь меньшее из зол…

Лианг — смертельно опасный хищник. Игнат — психологический и телесный агрессор, а Родион — черная лошадка. Волк в овечьей шкуре. Он тоже непрост и опасен, но с ним я буду в сравнительной безопасности.

— И зачем мне это?

— Для популярности, — играю на самом простом и понятном. Шумахер любит показалово. Любит быть в центре внимания. — Сам посуди. Если с вами не считаются, как с конкурентами, то окажись вы в финале, сколько эмоций будет у твоих ребят. А теперь к этому прибавь призовое место…

Шумахер сощуривает глаза, но на губах кривая ухмылка:

— А что тебе с этого?

— Хочу победить!

— Женщина в мужском турнире… Победить? — сомневается в моей адекватности Родион.

— А почему бы и нет?..

— Потому, что мужики костьми лягут, но тебя не пропустят…

— Не пропустят, если у меня не будет поддержки.

— Думаешь, мы трепетно относимся к своему полу и отшиваем только женщин?

— Нет, но если у меня будет прикрыт тыл, я смогу…

— О-да, мои пацаны могут играть в кровавые игры и дотянуть тебя до финального заезда, но я не услышал главного, — перебивает Шувалов.

Заминка. Лихорадочно соображаю, о чем парень.

— Я… ты… мы… — размыто, таинственно и очень откровенно.

— Я не могу предложить больше, чем дружба, — признаюсь сухо.

— Жаль… — явно теряет интерес Шумахер.

Да уж, план не срабатывает и мое очарование не дает нужного результата. Теряю сноровку… А что ужаснее, Родион — последняя надежда. Я не знаю, у кого еще попросить приюта. Ведь за это время в голове уже упорядочиваю основную толпу участник и различаю несколько главных звезд и соответственно их команд.

Лианг, и его тигры. Гризли и бандерлоги. Селиверстов и его прайд — абзац, узнай Игнат, что я так обозначаю его команду — закопал бы.

Шумахер — зоопарк. Плохо знакомый мне Артос и его мушкетеры. Этого мужчину я один раз встречала на мотогонках. Но он не участвовал, поэтому лишь по топу изучила его умения и конечно оценила гордую приписку от сайта «Призер прошлогоднего турнира». На страничке команды она смотрелась внушительно.

Ах да, еще Горын — про него вообще ничего не знаю, кроме высокого рейтинга СВМА и довольного качественного видео. Еще несколько групп попадалось на глаза, но они меня не зацепили.

Джи Линь и Верст — отпадают автоматически. К Гризли… это сразу руки вверх, ноги в стороны… С другим не знакома, остается лишь Шумахер… который тоже желает, чтобы я… ноги в стороны.

Так что… выбор не велѝк, если не сказать грубее — ан нет его, выбора того. Либо под поезд, либо… под поезд!

— Доброй ночи, — возле столика останавливается приятный мужчина за тридцать. Холеная внешность, аккуратно-деловой стиль в одежде, выдержанность, приятная улыбка. — Леди, — короткий приветственный кивок. — Родион, — протягивает руку. Шумахер заметно расслабляется:

— Привет, Романович, как раз вовремя! — отвечает пожатием и махом длани, приглашает сеть с нами. Что-то подсказывает — это зам Родиона, которого ждем.

— Я люблю свою работу, — устраивается рядом с Шумахером, манерно одернув полы пиджака, чтобы не замялись, и чуть поправив брючины.

— Ирина, — Шумахер кивает головой на мужчину: — Это Алексей Романович, мой зам, — подтверждает догадку. — Романович, это Ирина, — крохотная пауза, — моя знакомая.

— Очень приятно, — дежурно улыбаемся друг другу, но темные глаза в меня упираются так, словно мужчина обо мне знает все и даже то, чего не ведаю я. Хорошее, плохое, — особенно второе, — и поэтому оценка выставлена давно и обсуждению не подлежит. — У нас сегодня живо! — словно забыв обо мне, кивает на зал зам.

— Студенты, спортсмены и просто желающие отдохнуть, — подтверждает с ухмылкой Шувалов. — Проблем вроде пока не было, но в клубе Грен с компанией. Я уже предупредил, чтобы за ними глаз да глаз… Так что работай, а мне пора, — косой взгляд на меня, — девушку проводить домой надо.

— Конечно, — понятливо встает Романович. Безлико откланивается и скрывается в глубинах вип-зала.

— Готова? — Родион тоже поднимается с дивана.

Залпом осушаю бокал:

— Пару минут дашь? Мне нужно группе сообщить, что я закругляюсь.

Торопливо иду к столикам, где сидят одногруппники, но по ходу натыкаясь на своих в толпе, прощаюсь, как получается. Большинство порядком датые и им плевать, кто и что вокруг. Поймав старосту, заверяю, что она самая лучшая, что я теперь в коллективе.

— С нас поддержка на межвузовских соревнованиях! — повисает на шее Светка, опять вогнав в ступор.

Блин, о них-то я совсем забыла… Они же… на этой неделе будут!

У-у-у-у. Ужас, ну и времена настают! Даже морщусь, ненавязчиво высвобождаясь из объятий старосты:

— Спасибо, было круто!

Шумахер терпеливо ждет, когда попрощаюсь с Генкой:

— Не забудь: лестные слова в мой адрес! — напоминает дурашливо, стиснув так сильно, что тихо скулю:

— Ой-ой, кости переломаешь. — Только ослабляет хват, не выдерживаю панибратства и стукаю его кулаком в бок: — И счет из страховой за причинение вреда здоровью!

— Многовато желающих тебя полапать, — резюмирует колюче Родион, помогая надеть куртку.

— Поверь, сама не подозревала, что в тренде «лакомство для лапанья», — отшучиваюсь, а что остается делать?! В моем состоянии и ситуации лучше не хамить, не огрызаться, не наезжать. К тому же парню, который меня вроде как защищает. Пусть и на вечер…

— Хочешь сказать, раньше не пользовалась спросом у парней? — придерживая за локоть, направляет к выходу из клуба.

— Поверишь, нет, — цокаю каблуками, уже прикидывая, что скоро их сниму и завою от счастья.

— Гадкий утенок? — Равняемся с охранниками на пропускной точке.

— Типа того, — мрачнею, с горечью вспомнив детство и насмешки ребят. Хомячок!

— Прошу, — благородно распахивает передо мной дверцу синей «Ашки» Шувалов.

— Спасибо, — ненавижу эту фразу!!!

Родион огибает авто, садится на водительское кресло, и в тот момент, как поворачивает ключ зажигания, салон наполняется бодрой мелодией. Не мой рингтон! Судя по тому, как копошится в кармане брюк Шувалов — ответа требует его телефон.

— Да, — кидает в трубу и несколько мгновений молчит. — И что, без меня… — опять умолкает. — Понял, — сухо кивает с явным неудовольствием и убирает айфон обратно.

Трогаемся, едем в полном молчании, пока мелодия вновь не заполняет пространство авто:

— Слушаю, — холодно. — Занят слегка, — ловко управляет машиной, бойко маневрируя в куцем потоке. — И что ему было нужно? — мимолетный взгляд на меня. В глазах обжигающий холод. — И? — не останавливается на красный свет, выжимает лихую скорость. Не страшно, но хотелось бы понять причину. Торопится?.. — Так и сказал? — опять косой взгляд на меня. Скулы зло ходят вверх-вниз.

Секундная заминка. Родион виляет с внутренней полосы на крайнюю, наплевав на других, и бьет по тормозам. Машина рывком останавливается у края первой полосы. Сердце выписывает испуганные кульбиты, но я терпеливо жду. Кто знает, какие неприятности озвучивает звонивший. Безопасней подождать окончания разговора стоя на краю полосы и игноря возмущение водителей, которым мы мешаем двигаться, чем гнать по ночному городу с неадекватным Шумахером.

— А какие-то доказательства предъявил, или только на словах? — Шувалов отворачивается к боковому окну, продолжая одной рукой сжимать руль. Зло, к слову сказать, до побелевших костяшек. Продолжительное безмолвие. — Ну и чего волноваться? — не скрывая раздражения. — Слушай, — кривится парень, — мне сейчас неудобно говорить. Не паникуй, хотя… Ты сам виноват. Проявил инициативу, засветился, теперь дрейфь. Но без веских аргументов и ощутимых доказательств — это всего лишь его слова против твоих. А значит, пустой звук! — еще несколько секунд молчания. — Скоро буду! — сбрасывает вызов Шумахер, но почему-то не торопится двинуться.

Нехорошее предчувствие. Очень… аж печет в груди и пересыхает в горле.

— Есть несколько условий.

Это он сейчас к чему? Испуганно уставляюсь на Шувалова. Логическое мышление мужчин скоро доведет меня до нервного срыва. Не успеваю сориентироваться в темах разговора.

— Какие? — все же уточняю, может, хоть таким манером проясню ситуацию.

— Ответь честно, ты свободна? У тебя есть парень?

— Нет.

— Хорошо. На время турнира — ты со мной, чтобы не было лишних разговоров. И конечно, чтобы у меня была уверенность в твоей верности команде.

— Но…

— Я не сказал спишь, хотя не откажусь, и буду всячески провоцировать. По-другому никак — я себя знаю, а обманывать несбыточными надеждами не хочу.

— То есть будем создавать видимость?

— Да.

— Но при этом мне придется постоянно от тебя отбиваться?

— Согласись, заманчиво?

Едва подавляю нервный ик.

— Если узнаю о загуле на стороне — пожалеешь!

Настораживаюсь, но так как Шумахер ждет ответа, киваю:

— Не вопрос.

— Значит, согласна отыгрывать роль моей девушки без ограничений? — кривит губы.

— В пределах разумного, — поправляю торопливо. — Никакого секса. Максимум легкие поцелуи и невинные прикосновения. Никакого разврата! Ни в коем случае! — отрезаю категорически.

— Ты лесбиянка? — закономерный вопрос, который мне столько раз задавали, что уже оскомина набита.

— Если бы я была лесба, собрала бы команду сильных девчат и выступала с ними. Ради шоу и веселья. Думаю, мы бы отожги не по-детски, но мне кровь из носа нужна победа… Шоу второстепенно.

— Ахаха, — смягчается Шумахер, — ну да, такого на турнире еще не было… Вы бы успехом пользовались. Тачка, — опять серьезнеет Шувалов.

— Что тачка? — Видимо, я настолько вживаюсь в роль тупой, что становлюсь ей на самом деле.

— Поклянись, что у Селиверстова не окажется твоей машины на этапе автогонок.

— Окей, — непонимающе киваю. — Но не думаю, что для него найти авто — проблема, он же гонял на чем-то. Вернет свою…

— Это вряд ли, — опять кривит губы Шумахер.

— Почему?

— Его тачка у меня в гараже пылится, — подмигивает парень. — И я не готов ее вернуть. Пусть ржавеет.

Вот так новость!

— У вас давний конфликт?

— И непрекращающийся.

— И ты хочешь утереть Игнату нос?

— Да!

— Я с тобой! — безоговорочный кивок.

Родион пристально изучает меня холодом глаз:

— Все условия не будут иметь значения, если я не буду точно уверен в тебе.

— И как мне это доказать?

— Проверкой, — жмет педаль газа, срываясь с места.

Жду объяснений, истерить рановато.

На первом же перекрестке Шувалов крутым разворотом направляет авто по направлению к кольцевой. Едем на другой конец города. В новый район, большая часть которого еще в процессе строительства. Возле спортивного ядра, толком не оборудованного, сворачиваем к многоуровневому паркингу. Плавно едем по лабиринту здания вверх. Выруливаем на площадку, где уже стоит приличное количество машин. Хороших иномарок, пусть не спортивных, но ярко подчеркивающих высокий статус хозяев.

Зачем мы здесь? Что за точка? Гонки? В принципе…

Мы останавливаемся, взгляд цепляется за непримечательную вывеску: «Клуб».

В таком безлюдном месте? В здании паркинга? В пустующем районе новостроек? Что за бред?

— Пошли, — безлико бросает Шувалов и покидает авто. Огибает «Ашку» и распахивает передо мной дверцу.

— Куда? — не спешу принять протянутую руку, жду более четкого ответа.

— Проверим, насколько хорошо ты умеешь играть. Раз ты — моя девушка, побудешь на мероприятии, где требуется мое присутствие. Я человек публичный, если мы договоримся быть в одной команде — ты будешь меня сопровождать на разные встречи. Да к тому же только так я смогу за тобой присматривать.

— Так ты согласен?

— Решу, но только после проверки.

— То есть ответ в подвешенном состоянии?

— Решение за тобой, — с плохо скрываемой скукой дергает плечом Шувалов, кидая взгляд на вновь прибывшую машину, которая тормозит за несколько авто до нас. — Я не настаиваю.

— Надеюсь, ты тоже запомнил мои условия, — принимаю ухаживание Родиона. Он крепко сжимает мою ладонь, рывком притягивает меня к себе и с угрозой шепчет на ухо:

— Если узнаю, что ты меня обманываешь — проучу, — фраза заставляет дыхание сбиться, но я беру себя в руки:

— Вечер порядком затянулся. Я устала. Давай уже поиграем…

Шувалов несколько секунд рассматривает меня, будто видит первый раз, а потом начинает ржать:

— Такое рвение похвально.

— Рада, что повеселила.

— Сегодня репетиция, детка. Сможешь убедить, впечатление произвести — мои ребята прикроют твою очаровательную задницу. Шоу, говоришь? Это я люблю… — вот не нравится мне его улыбка. Опасная, холодная, неестественная.

— Шум, здоров, — наш разговор нарушает пьяная компания. С неудовольствием замечаю друзей Родиона. Мерзких типов, с неуютным взглядами и скабрезными улыбками. Заметно подвыпившие, если даже не в наркотическом угаре.

— Привет, — отзывается сухо Шумахер, приветствуя каждого. Он хмуро осматривает приятелей, из уст которых маты льются чаще нормальных слов. Я даже не пытаюсь вникнуть в суть помоев. Единственное, ощущаю себя неловко.

Но что-то про машину, которую Рысь в ремонт отогнал, теперь вместе с Грачом катается.

— А она тут какого хрена? — омерзительный дружбан Шумахера пытается подкурить, но пальцы плохо слушаются, зажигалка вредничает. Парень недовольно жует сигарету, вжикая колесико раз за разом.

Шувалов не выдерживает картины. Махом отбирает зажигалку и помогает другу прикурить:

— Это тебя не касается! — тихо осаживает Рысь. Возвращает зажигалку: — А вот ты… на х*** напился?

— Так вышло, — заплетающимся языком бубнит парень.

— Сук***, ты не в курсе, что брат ненавидит, когда вы как животные?

— Бл***, да че в этом такого?! Ну, выпили чуток, нюхнули… Мы же на ногах стоим? Ниче не трогаем, ни к кому не пристаем, — бессвязно оправдывается и мне подмигивает. Его дружбаны так же невменяемо посмеиваются.

Абзац, кто-нибудь скажите, что ЭТО — не команда Шумахера!!! Если они, тогда мои жертвы будут напрасными.

Не знаю, что Шувалов читает на моем лице, но неопределенно мотает головой:

— Они не всегда такие. Временами адекватные, а в турнире только Грач будет участвовать. С остальными, если у нас все срастется, я тебя познакомлю позже.

Немного напряжение спадает. Меня хватает лишь на кивок. Не знаю, чем бы закончилось общение с друзьями Родиона, но когда его телефон вновь начинает трезвонить, Шувалов виновато бурчит:

— Знаю, уже на месте. Щас буду. Это, как его, — мямлит, — мои… пьяные. — Умолкает. — Да понял я, — недовольно сбрасывает вызов.

— Короч, имбецилы, вам вход запрещен. Бл***, - переводит дух, — просил же быть наготове.

— И че? — Рысь зло выбрасывает окурок. — Мы зря приехали?

— А ты, су***, пей больше, и тогда твоей морды вообще не будет в моем кругу.

— Че? Раз сам в завязке, нам уже нельзя и покутить?

— Я все сказал, — мрачнеет Родион. — Трезвейте, иначе вас не пустят.

Берет меня за руку и побуждает двигаться.

— Пиз***, ты нас на эту су*** променял?

Шумахер так быстро оказывается возле Рыси, что друзья, продолжающие посмеиваться, затыкаются, как по команде:

— Ты, бл***, язык на привязи держи! — дергает за лацканы легкой куртки. — В данный момент тебя спасает лишь то, что ты мой друг. Но ты уже порядком напрашиваешься на трепку.

Рысь не то чтобы трезвеет, но взгляд становится более осмысленным. Блики гнева, как пламя в ночи — вспыхивают и быстро гаснут:

— Понял, — но на лице упрямая решимость. Он не простит. Отомстит, вот только не Шувалову — мне.

— Ира со мной. Кому не нравится — сглотните, — отступает от дружков Шумахер. — Вполне возможно, она будет в моей команде и дотянет наши чертовы задницы до финала!

— Ого! — присвистывает кто-то из толпы, за что получает подзатыльник от Грача.

— Умолкни!

— Все, завязывайте с пьянкой. Мы опаздываем, — опять пленяет мою ладонь и стремительно шагает к двери лифта.

— Со мной ничего не бойся, — по-хозяйски кладет руку на плечи, когда оказываемся в кабинке, — я тебя не дам в обиду… — нажимает кнопку самого нижнего этажа. — И они будут тебя защищать, если не предашь.

— Я не предам, — ни секунды не сомневаюсь, — только не путай игру и жизнь!

— Жизнь и есть игра…

— Не совсем, — на языке вертится умность по поводу преступления закона или подлости, которая может навредить здоровью людей, но не успеваю. Кабинка с тихим гулом останавливается, створки лифта разъезжаются, и нам тотчас преграждают путь два верзилы поперек себя шире. Невысокие, но жутко мощные.