Непримиримые 2

Часть 4 Глава 49 (Мавр сделал свое дело, Мавр может… отдыхать!)

Ира

И словно услышав мой надрывный внутренний вопль, в дверях зала появляется Шумахер. Не желая усугублять ситуацию с командой, радуясь веской причине покинуть зал, соскребаю себя с мата и тороплюсь навстречу парню.

Энергетик выпью в тишине.

Не дав далеко зайти, забираю пакет. Киваю на пустое место близ двери:

— Я быстро, — доверительно, словно собираюсь совершить противозаконное мелкое нарушение.

— Может, мне с тобой? — хмурится Родион, ловко поймав за запястье и дернув к себе. В льдистых глазах еще сильнее видна поволока опьянения.

И если первая мысль: «А почему бы и нет», то вторая куда более здравая: «Не стоит». Наедине с парнем в наркотическом угаре, да с нездоровой жаждой меняя поиметь, лучше не оставаться.

— Нет, — как можно беспечней качаю головой, ненавязчиво пытаясь отвоевать свободу. Меня напрягают объятия, но я должна быть более терпима к Родиону, тем более он ТАК за мной ухаживает. Переживает. Со Спартаком из лап недуга вырывал. Как минимум, я должна быть ему благодарна. Так что потерпеть какую-то невинную близость обязана. Я смогу!

— Ир, — гипнотизирует мои губы Шумахер.

— Не смей… — прошу устало, но Шувалов хитер. Понимает, что мы в толпе, и я лишних и грубых движений делать не буду, поэтому продолжает меня обнимать. К тому же, не всегда могу найти повод для отказа.

Смотрю в холодные глаза, и умоляю взглядом не делать глупости. Когда губы парня уже едва ощутимо касаются моих, шепчу:

— Шум, я болею, — смехотворная отмазка, но ее хотя бы можно озвучить для тех, кто меня слышит помимо Родиона.

— Заражусь, и ты будешь меня выхаживать, — парирует с надеждой парень, но дальше не двигается, ждет моего ответного шага.

— Я тебе очень благодарна…

— Тогда поцелуй…

Вроде нет ничего сложного — поцеловать парня, который последнюю неделю мне был ближе семьи. Боже! Да он видел меня голой! Даже больше… он мне прокладки покупал и возился с моей кровоточащей тушкой несколько дней! На этих мыслях я обязана густо покраснеть и закопаться под пол шикарного покрытия зала. Но мне так хреново, так пусто, что не до жеманности.

Единственное, интуиция шепчет быть предельно осторожной. Я опасаюсь Шувалова все сильней. Нагрубить не вариант, а видя щенячий взгляд Шумахера, понимаю, что для него я сейчас тоже непростая ситуация. Очень лакомый объект вожделения, из-за которого, по словам его брата, у парня крыша едет. Так что мы обоюдная проблема друг друга. Он для меня опасен так же, как и я для него, но при этом спасаем друг друга.

Да — малодушный, да — избалованный, да — болезненно самовлюбленный. У него есть масса других качеств совершенно его не украшающих и которыми он не мог бы похвастаться, но он — парень. По сути, обычный. В данный момент очень страждущий заполучить новую игрушку, оказавшуюся на удивление вредной, упрямой и неподатливой.

На самом деле, Шумахер заслуживает не только поцелуя — он заслуживает моего уважения. Раз уже пообещала, что буду с ним и отыграю роль его девушки, значит буду…

— Ир, неужели сложно поблагодарить меня так, как нормальные девушки благодарят своих парней? — с легким упреком и скромным вызовом, явно страшась меня разгневать.

Сверлю его внимательным взглядом. Шутит или нет?

Нет… Ждет. Терпеливо, аж дыхание затаивает.

Медленно склоняюсь, еще не уверенная, что сделаю. Уже было касаюсь его губ своими, как с гулким свистом в спину вколачивается… по ощущениям, пушечное ядро. Боль простреливает по всему телу, а меня ударной волной впечатывает в Шумахера. Зрители испуганно охают, а ближайшие шарахаются в страхе, что мяч в них угодит.

В голове гул, сердце чуть из груди не выпрыгивает, в ногах слабость, по позвоночнику прогуливается боль… Не удерживаюсь, и ухаю на колени Родиона. Закусываю губу, пытаясь понять, что случилось. Нахожу глазами примерного виновника вопиюще некрасивого момента.

Кто бы сомневался!.. Им оказывается Игнат!!!

Стоит на противоположной площадке под сеткой. Жадно дышит, явно отыграв первую линию, и смотрит на меня таким взглядом, что лучше бы я умерла от удара мяча.

Не надо быть дурой, он специально в меня попал. Гад!!! Нет ничего в нем достойного и мужского!

Стоп. Он что… следил за нами? Вот ни в жизнь не поверю, что случайно попал!!! Именно сейчас, когда я чуть было не…. поцеловала Шумахера!

Ревнует?

Злым прищуром испепеляю соседа, старательно заставляя работать на миг отключающийся от здравости мозг.

Селиверстов ревнует?!

Невероятно!..

Что ж, значит, он заметил мои игры с Родионом, и если правильно понимаю, ему не понравилось, что я собиралась сделать. Отсюда сам собой напрашивается вывод, Селиверстов тоже может проявлять эмоции на людях. Значит, и я могу его дергать за нитки!

Это же прекрасно!

Силы появляются, внутренне приободряюсь. Вот-вот крылышки вырастут, и даже без Ред Була. Чертовски приятно осознавать, что можешь побыть в роли кукловода, а не марионетки.

Как требует этикет игры, Игнат поднимает руку жестом «прости», мол, не хотел.

Прилюдно, конечно же, я обязана ответить.

Встаю с колен опешившего Родиона, — спасибо, не дает упасть, и вдвойне — что не пытается задержать. Нарочито показательно-благодушным кивком прощаю Селиверстова, но тотчас демонстративно показываю фак. Да так, будто гвоздь в стену вдалбливаю.

Зал гудит, кто-то ропщет, кто-то смеется. Понимаю, что веду себя некрасиво и по-детски. Но этот козел меня сегодня уже много раз провоцировал. Не хочу его прощать!

Отворачиваюсь и иду прочь.

Не желаю его видеть! Никого… не хочу видеть!

Игнат

Эта дрянь чуть не поцеловала…хера!!!

Она что, бл***, окончательно страх потеряла? Да кто ей право дал целовать других?! ОНА НЕ СВОБОДНА В СВОИХ ЖЕЛАНИЯХ!!!

Идиотка, что ли?! Игры играми, но при мне! Нельзя! Такого! Вытворять! Я же… ненормальный!

Суч*** меня решила на эмоции вывести?

Поздравляю! Вывела!!! Заловлю, прикончу… и сам…

Не могу оторвать взгляда от гордо удаляющейся спины.

Гадина!!! Я из-за нее еле ногами передвигаю. И так и сяк смаргиваю наваждение «моя зажигалочка рядом!» и, мать ее за ногу, следит за мной! Рассматривает. Дышать заставляю себя хоть через раз. На мяч отвлекаюсь, когда уже едва не в меня попадает. И во всем Ирка виновата. Долбанутый центр вселенной! Жутко отощавший, высокосветско-бледный, непомерно горделивый и непростительно самодостаточный!

Гремучая смесь раздражительно-возбудительного. И от жажды заполучить соседку всенепременно и желательно немедля, и обязательно при всех, прям разрывает на части. Меня аж трясет, как ХОЧУ! Смять в объятиях, стиснуть ее горло и припечатать ядовитые губы поцелуем… Пусть бы побрыкалась для вида. Она это жутко любит, а потом отдастся. Откликнется. С таким остервенелым пылом, что крышу у обоих сорвет.

Так всегда… А мне нужно, до хрипоты нужно… Я обязан доказать не только другим, но и себе, что она мягче пластилина в моих руках, что мелодичней скрипки, просто нужно уметь дергать правильные струны, что звучит как ни одна другая… потому что МОЯ!

И пусть все знают, что МОЯ!!!

А не другого…

Муд*** Шумахер как назло нарисовывается. Я уже было порадовался, что он ушел. Нечего ему тут делать. Волейбол далек от интересов…Хера, но ган*** вернулся! С пакетом!

Королек бабочкой к нему порхнула… Чуть сразу в них не пуляю мяч. Сдерживаюсь, но тут Ирка позволяет вновь обнимать себя, и что оказывается для меня «контрольным» — соседка стыд теряет окончательно и вздумывает устроить прилюдные поцелуи!

— Верст, какого хрена творишь? — отрезвляюще толкает в плечо Ванек, второй угол. Во взгляде непонимание. — Ты теперь играешь вне площадки? Седьмым за соперников?

— Да нормально все, щас забью! — отмахиваю зло.

— Пора бы! — рычит Рус, пасующий. — Задолбало выворачиваться наизнанку, пытаясь тебе угодить. Ты за игру уже столько нахерачил, что, бл***, скамейка запасных по тебе плачет.

— Уревется, — хмыкаю категорично. — Все, проснулся! — взмах рук. — Пас дай, порву всех…

— Угу, — мрачно радуется Рус, хлопая меня по спине.

Ира

С деланным спокойствием покидаю зал, но, уже оказавшись в квадратном коридоре, торопливо сбегаю по небольшой лестнице в холл. Сворачиваю в длинный коридор с переодевалками для игроков.

Прячусь в своей, благо никого из команды нет, а открыв пакет, со слезливой благодарностью насчитываю не только пару банок напитка, но и гамбургер, пиццу, булочку и шоколадку.

Спаситель!!!

Шувалов — благодетель. Приду — обязательно поцелую. И не только чтобы Селиверстову и Лиангу досадить, а потому что — ЗАСЛУЖИЛ!

Сажусь на низкую длинную скамью. Жадно вгрызаясь в гамбургер, откупориваю банку энергетика. Жую и с наслаждением припадаю к выемке. Прохладный напиток, приятные щекотливые пузырьки… На деле он не шибко-то и помогает, но все же какие-то стимуляторы в нем есть. Более сильных применять нельзя, потому что вскоре мне предстоит употребление адского зелья… И полностью себя истощать не стоит.

Медленно запиваю энергетиком вредный, но такой в данный момент живительный фаст-фуд. А проглатывая последний кусок, закрываю глаза и спиной на прохладную стену опираюсь, ноги — во всю длину по полу. Какое-то время наслаждаюсь тишиной и умиротворением, с неудовольствием понимая, что вот-вот усну, но слышу голоса девчонок из соседней команды.

— Надо эту шлюху проучить! — доносятся знакомые интонации, предположительно подруг Шумахера. Затаив дыхание, слушаю дальше.

— Ну и что мы этим добьемся? — пытается доковыряться до истины другая.

— Может, и ничего, но по крайне мере пар спустим! Ты же видела, как они обнимались?! — столько негодования и возмущения в тоне, будто я позволила себе неслыханную дерзость, которая мне не позволительна. Абзац, что за фигня? Ни секунды не сомневаюсь, что говорят обо мне.

— Угу, — безрадостно отзывается вторая, — спустим, а потом Шум нам этого не спустит, а я… не хочу его злить!

— Да откуда он узнает, что это мы сделали? — не без толики расчетливости.

— Откуда, откуда? — вспыливает вторая. — Эта же стерва ему и расскажет!

— Ну так давай не в открытую сделаем. Ночью заловим, других на нее нашлем, или в темноте в спину, — равнодушно перебирает варианты по ликвидации «соперницы», то есть меня, чем вызывает необычайный приступ страха. Настоящего, аж до мурашек.

Жуть! Если подружки Шумахера так просто рассуждают на тему «вывести из строя другую», невозможно представить, на что они способны в реальности. И что уже творили…

— Надо подумать, — кисло отмахивается вторая, чуть воодушевив. Может, одумаются.

— Кать, — настаивает протяжно первая, — ты подумай. Если так и будешь ему все прощать и молчать, он никогда к тебе не вернется. То одна, то другая… А ты все бегаешь за ним, и решительных действий никаких не предпринимаешь. За таких парней биться нужно. Тут либо пан, либо пропал.

— Да понимаю я, — злится вторая. — Но от мысли, что узнай он, и я его точно никогда не верну, хреново становится. Так мы хоть общаемся…

— Вот на хрена нужно общаться? — в свою очередь заводится первая. — Тебе только хуже становится! А какие-то шмары белобрысые задом перед ним виляют, и он голову теряет… Действовать нужно! — убеждает горячо. — План. Белобрысую лахудру побьем, сделаешь еще попытку с Шумахером поговорить, а потом врубай игнор. Парни обожают, когда девчата неприступность разыгрывают, а не как ты… стелешься. Сама ноги расставляешь.

— Ну, спасибо, — бурчит недовольно Катя. — Подруга называется…

— Потому и подруга! — заверяет мрачно первая очень решительно. — Другая бы тебе правды не сказала, а я говорю! Еще и помочь готова!

— Прости, — виновато, с жалобными нотками. Даже всхлипывание мерещится.

Блин, девчонка совсем раскисает. Мне бы ее пожалеть, но от мысли, что эта милая плачущая девочка обсуждает, как от меня избавиться, вот прям как-то сразу женская солидарность понимание и сочувствие утрачивает.

Допиваю энергетик, теперь уже закусывая шоколадом. Жду, когда наступит тишина, но покинуть раздевалку не успеваю — в помещение врываются две неразлучные подружки из моей команды:

— О, Ириш, ты тут?! — давятся обе смехом. — Давай к нам, — неопределенный кивок на выход, — парни вроде решили игру вытащить, — чуть ли не утирает слезы от эмоций Света.

— Ага, — поддакивает с жаром Галька. — Игнат там так бомбить начал, площадка трещит. Видать, ты умеешь ему нужные жесты показать. — Опять заливаются смехом, явно намекая на фак.

Морщусь. Вот об этой особи и моем позорном поведении хотелось бы напрочь забыть!

— Угу, готовлюсь к родству, — нехотя встаю со скамьи и разминаю косточки. — А с ним только на таком языке.

— Да лан, — отмахивается Галюся, выбешивая своей кривой, всепонимающей усмешкой. — Между вами такие искры. Мы все заметили!

— Что заметили? — упорно изображаю тупую.

Девчата переглядываются:

— Вы точно… с ним, — первой решает огорошить откровенностью Света, неопределенно головой качая, но явно намекая на интимные отношения.

— Быстрее бы он женился на «достойной» и забыл дорогу в поселок! — отрезаю так категорично, что самой тошно.

Пока девчонки не продолжили меня терзать домыслами, покидаю переодевалку и поднимаюсь в спортзал. Всегда хотела жить по уму. Старалась не терять здравомыслия, и сейчас мои инстинкты кричат, что я должна относиться к происходящему предельно серьезно и настороженно.

Глазами нахожу Родиона — он ждет меня с таким нетерпением, будто я не предупредила, что отлучусь, а он, бедный, с ног сбивается, меня разыскивая.

Но делать нечего, иду к нему. Вручаю пакет с оставшейся баночкой энергетика и закуски — пусть будет. Может, еще пригодится. А на вопрос: «Ты куда?», тихо бормочу:

— К команде, — чуть заметно киваю на маты, где кучно сидят девчата.

— А, получила, что нужно… — мрачнеет Шувалов.

— Блин, Шум, не делай из себя жертву, — начинает бесить, не передать словами как. Решительно ладонями беру его лицо, секунду отсчитываю, словно перед погружением в воду, и припадаю губами к его.

Н и ч е г о… Такое бывает? Словно вместо щавеля простую траву в рот запихиваю. Жую, прислушиваясь к ощущениям, а ни фига нет… Пресная. Даже сильнее жевать начинаю, а вдруг нужный вкус появится — а фиг там плавал…

Отстраняюсь, но Шувалов явно только начинает входить в кураж и активнее меня подгребает.

— Шу-у-ум, — протягиваю одергивающе, но тут в опасной близости снова мяч просвистывает, да так, что я инстинктивно прячусь в объятиях Шумахера.

Только опасность минует, порывисто оборачиваюсь, уже готовая к войне. Каково же мое удивление, когда виновником определяю Егора! Он разводит руками «прости», но больше смахивает на «промахнулся».

Блин, они что, сговорились?

Шальная мысль укрепляется, когда Селиверстов демонстративно к Литовцеву подходит и ладонь протягивает. Егор отвечает… Да у них там солидарность!

Твари! Беспринципные!!!