Непримиримые 2

Часть 3 Глава 8 (Козлина нагулялась, а спатки по расписанию и дома)

ГЛАВА 8

(День седьмой, ночь восьмая)

Ира

— Ир.

Я заканчиваю ужин, когда рядом со мной приседает Амалия. Сегодня ее выпустили под тщательный надзор домашних. Папка от нее ни на шаг, если, конечно, не отсутствует по рабочим делам. Да и лежала она почти все время. Видать, надоело, вот и вышла из «их» — да, теперь уже их с отцом комнаты.

— Скажи, а вы с Игнатом не поругались?

Вот даже не знаю, что сказать. Мы вроде как не ругались, но в довольно натянутых отношениях. Жаль, вам этого знать не стоит!

— Нет, — мило улыбаюсь с набитым ртом.

— А ты не знаешь, где он?

— Гуляет, — продолжаю растягивать губы, но от злости аж скулы сводит. Вот вернется Селиверстов, я ему такую трепку задам. Б**дун неисправимый!

Я совершенно не хочу его выгораживать, но по сути больше не отрицаю, что мы не вместе. Поэтому, как понимаю, для наших родственников «мы вместе» и «загул» — явно перебор, если, конечно, парень не передумал убеждать свою маму и моего отца в том, что мы встречаемся.

Медленно проглатываю кусок печеньки, который едва не застревает поперек глотки.

— Он звонил? — с надеждой глядит на меня Амалия.

— А вам? — глупо, знаю, просто еще не придумала, как ответить. Чтобы поменьше говорить, запихиваю остатки сласти в рот. Жую.

— Нет, — мрачнеет женщина. — Я мать, он передо мной редко отчитывается. Просто, как я знаю, там у друзей… ну, — мнется Амалия, — неприятности, вот и волнуюсь.

Неприятности? Удушливо прокашливаюсь, будто опять печенькой давлюсь. Жадно запиваю чаем. Блин, даже не уточнить, что за неприятности. Сразу вызову подозрение.

— Если вдруг позвонит, я ему прочитаю нотацию, — уверяю с чувством, только проглатываю сладкое.

— Ой, что ты, — отмахивается Амалия, — не надо. Я уже привыкла, что Игнат сам по себе. Но… сердце, вот и… переживаю, — бессвязно бормочет.

Реально жаль соседку. Даже на ее место себя невольно ставлю, и мне так плохо становится. Не дай бог мой ребенок поступил подобным образом. Я бы от неведения вся извелась.

— А сами звонили? — робко забрасываю удочку.

— Трубку не берет, — разглаживает складки на скатерти женщина. — Мы с ним повздорили, он и психанул…

— Это он может, — киваю знающе, — как ребенок малый…

— Ой, Ира, ты это точно подметила, — с мягкой благодарностью смотрит на меня Амалия. — Избаловала я его, все позволяла, мало ругала, а повзрослеть так и не дала. Все боялась, что станет… — запинается женщина, — ожесточится, встанет на дурную дорожку. В итоге взрастила нарцисса.

— Угу, — киваю понимающе, — с замашками неандертальца с одной извилиной, — хмыкаю сердечно. — Бедная его жена.

Настороженный взгляд Селиверстовой заставляет умолкнуть.

— Игнат не так плох, — в словах толика укора, — избалован, но он хороший парень. И очень умный, талантливый.

— Это вы его невесте говорить будете, — фыркаю, поднимаясь из-за стола. — Я больше спец по его недостаткам…

— А вы разве не…

Блин! Чуть по лбу себя не бью.

— Ну, — торопливо оправдываюсь, — встречаться — не жениться. Кто знает, как все обернется?! — выкручиваюсь ловко.

— А-а-а, — задумчиво кивает Амалия. — Возможно, ты права. Но мне кажется, ты его тоже плохим считаешь, — в голосе мелькает крохотная надежда на обратное.

— Он не плохой, а невыносимый, — поясняю свою позицию. — Я бы не смогла с ним ужиться.

— Правда? — теперь в глазах женщины проскальзывает не то радость, не то грусть, не то разочарование.

— Угу, — размыто, просто не знаю, как закончить общение. — Я пойду. К зачету готовиться надо, — спешу покинуть зал. Разговоры по душам с соседкой — не самое желанное для меня на сей момент.

(День девятый, ночь десятая)

Ира

На следующий вечер почему-то тоже начинаю дергаться. Не то чтобы скучаю, но сердечко предательски сжимается от неизвестного чувства, которое пока так и не смогла распознать.

Парень явно загуливается. Мог бы и правда позвонить. Мамка-то его очень переживает. От окна не отходит, телефон все время с собой таскает, на меня с такой надеждой посматривает, что сбегаю от нее, как от чумы.

Мне нечего сказать, нечем обнадежить! Да и не должна я… Это не моя мать!

Так что играю в партизан. Если и покидаю свое укрытие, шастаю по дому так, чтобы реже встречаться с Амалией. Даже тренировку по волеку посещаю, а вдруг кобель там засветится? Но фиг вам! Нет его…

Моя команда радуется, что я в их рядах. В раздевалке наперебой трындычат, что вот-вот соревнования начнутся… День игр, а потом вечеринка. Я натянуто улыбаюсь, киваю… Но согласия на гулянку не даю. Еще не знаю, как жизнь повернется, а давать зазря обещаний не люблю.

Наедине с собой ни о чем не могу думать, только о том, где этот гад. Читаю, да ничего не понимаю. Р-р-р, а у меня экзамен скоро!

Прислушиваюсь к тишине улицы, которую редко, но нарушает то лай собак, то далекое гудение машин. Внутри сжимается тугой узел — мне страшно, а вдруг с Игнатом что-то случилось?..

Амалия говорила про неприятности.

Если вдруг Селиверстову нужна помощь, а я бы смогла… Я бы, как бы его ни ненавидела, как бы ни злилась, я бы помогла. Вот правда. Сделала бы что угодно, но помогла. Он мне не брат, не жених, но… блин, не знаю… я бы бросилась на помощь… чисто по-соседски, по-человечески!

Вся обращаюсь в слух: ловлю любой шорох, шелест листвы, поскрипывание веток, хруст камешков.

Но вокруг тишина, пробирающая до мурашек. Ни звука, что смог бы снять напряжение!

Игнат — блудливое парнокопытное! Где его черти носят? Небось, по подружкам скачет… Блин, сама ведь советовала, чего теперь переживать?!

Не знаю, почему вдруг больно и тошно становится. Сердце предательски удары пропускает, и плакать хочется. Вот прям в голос реветь!

Что, если Ксения права? Она меня предупреждала, что долго Селиверстов воздерживаться не сможет — у него гормоны бушуют, ему секса и разврата подавай!

А я… а что я?

Я не подстилка на разок. Еще чего!

Но если даже от мысли о сексе с Игнатом у меня внутри разгорается огонь, что будет, осмелься сосед меня реально домогаться? На петтинг развел, как лохушку…

Утыкаюсь в книгу и заставляю себя вникнуть в смысл читаемого. Вскоре буквы начинают расплываться, и даже колюче-протяжное «мяу» Верста, скребущегося в дверь, не в силах вырвать из цепких когтей утягивающего сна.

Просыпаюсь резко — за окном стоит страшный хруст. Дерево жутко скрипит, листва недовольно шелестит. На балконе раздается глухой, но довольно увесистый «шмяк», за которым следует неровная поступь.

Оборачиваюсь к балконной двери, к слову сказать, закрытой, хотя большую часть в летний период держу ее нараспашку — не могу спать, когда душно.

Моя настольная лампа освещает крайне скудное пространство, поэтому не достает светом далеко. Испуганно всматриваюсь в темноту улицы и вздрагиваю, когда в стекло гулко лбом втьжается темная фигура.

Игнат?!

На миг отвлекаюсь на шипение кота, до сих пор дрыхнувшего на постели, а сейчас с вытаращенными глазами изогнувшегося дугой. Рыжая бестия испуганно шипит, но от звука нового удара в стекло двери балкона — юркает под кровать.

Селиверстов после очередного столкновения с поверхностью трясет головой, явно пытаясь прийти в себя. Непонимающе опускает глаза, хватается за ручку и уверенно дергает.

На это можно смотреть вечность — как пьяный Игнат пытается проникнуть ко мне в спальню, но я решаю не мучить соседа. И мой балкон. Дверь в ванную вышиб, с него не убудет — и эту к чертям собачьим снесет.

Негодующе выдыхаю и открываю.

Ни привет, ни здрасти, ни можно пройти — Игнат неровным шагом молча ступает внутрь, но тут же запинается о высокий порог и едва не вваливается в комнату, по ходу шибанув меня плечом и окутав стойким запахом алкоголя и сигарет.

Покачиваясь, останавливается возле постели и также молча начинает раздеваться. Получается с трудом и скрипом, ведь даже кроссы снять в его состоянии крайне сложно. В итоге, совладав только с одним, а куртку умудрившись стянуть с половины туловища, но не с рук, падает на постель. И уже через несколько секунд, вот как уткнулся носом в одеяло, так и засыпает.

На всю комнату раздается храп. Мощный такой… протяжный.

Мою крохотную, едва вспыхнувшую радость — ура, Игнат вернулся, — быстро вытесняет злость и негодование. Гад упился и теперь без задних ног валяется на всей! Моей! Постели!

— Селиверстов, — зову тихо, чтобы не испугался, если вдруг мой голос покажется резким. — Селиверстов, — повторяю чуть громче и уверенней. — Верст, — еще повышаю.

Парень валяется — ноль внимания. Ступаю ближе, склоняюсь, аккуратно трясу:

— Игнат.

Сосед что-то нечленораздельно бормочет. Как ни прислушиваюсь, ничего не понимаю.

— Игнат! — трясу сильней. Он тихо бурчит: «Че надо?..» — и опять заливается храпом.

— Игнат! — легонько пинаю по обутой ноге. — Блин, хоть разделся бы.

Мелькает глупая мысль позвать Амалию, но потом себя одергиваю. Не стоит едва оклемавшейся после больницы матери на сына в таком состоянии смотреть.

Вот тебе и женская доля — терпеть и молчать!

Мотаю головой и возвращаюсь к столу. Сажусь за конспект и заставляю себя осилить последние темы. Сделать это крайне сложно — храп Игната капитально сбивает с мысли, не дает как следует сосредоточиться.

Убираюсь на столе, складываю нужные тетради в рюкзак и иду умываться. Когда выхожу, несколько минут размышляю, что делать со «счастьем»? Собираюсь с силами, настраиваюсь и, чертыхнувшись, стягиваю с Игната второй кросс.

Фу, хотя на самом деле запаха нет, но все равно «фу». Это же интимно как-то!

Под кроватью обнаруживаю второй. Пару ставлю около балкона, который прикрываю, но не полностью — и чтобы не замерзнуть, и наравне с этим не отравиться перегаром от Игната.

Еще раз прикидываю, что дальше. Блин, если бы сосед не был грязным, оставила бы, как есть. А он явно где-то успел изваляться. Вон, и куртка, и джинсы, и даже футболка перемазаны, правда, полной картины не видно: Игнат пьяной мордой в постель лежит.

Берусь за куртку и освобождаю руки соседа. Вещь кладу на стул.

Чуть мнусь, тяжко вздыхаю и, помаявшись, переворачиваю парня на спину.

— О-па, — на миг торопею: некогда красивое лицо обезображено широкой царапиной от середины лба до брови. Под одним глазом синеет, губа рассечена.

— Игнат, — осторожно хлопаю по щеке.

— Нат, отстань, — бурчит парень.

— Да ты не охренел ли? — не сдерживаю эмоций. — Я тут, блин, за тобой ухаживаю, а ты… — Мычу сквозь зубы, чтобы не выразиться грубее.

Уже без деликатности шлепаю соседа по щеке сильнее:

— Игнат!

Селиверстов морщится, что-то опять мямлит, но открывает один глаз — тот, что не подбитый. Во взгляде совершенно бестолковая задумчивость.

— Руки подними, — командую ровно. Селиверстов смотрит на меня, но сквозь. Лицо отпетого тугодума.

Закатываю глаза и начинаю раздевать, как получается.

Ворочаю из стороны в сторону, а от безысходности забираюсь сверху. Так удобнее оказывается — и с одного бока можно потянуть, и с другого, да с головы через ворот… и вверх…

Уже почти умудряюсь полностью стянуть футболку, — руки у парня длинные, вот я и растягиваюсь, чтобы их освободить, — но удивленно натыкаюсь на кривую ухмылку Игната:

— Ну вот, что я говорил?.. Только дай повод…

Заливаюсь краской, но не стыда или смущения, а откровенного негодования.

— Умолкни, Селиверстов, — предостерегаю тихо. — Вымазался, как бомж…

— О, если б знал… что они тебя возбуждают… давно бы…

Рывком сдергиваю футболку, наплевав, больно парню или нет, и, смяв, затыкаю его рот:

— Так хоть выхлоп меньше, — надменно морщу нос.

Селиверстов что-то мычит, а я брезгливо сглатываю. У-у-у, теперь джинсы нужно снимать.

Абзац, воевать с соседом в таком состоянии — опасно, да и времени мало. Уже спать охота. Надеяться, что он сам справится… Блин, он даже кляп — и тот не может вытащить. Вон, уже опять вырубился, прям с футболкой во рту!

Слезаю с парня. Сначала расстегиваю ремень, потом джинсы, но Игнат слишком тяжелый. Переворачиваю обратно на живот, и мои руки так и застывают возле ткани… Спина Игната вся в синяках и царапинах. Причем синяки — непонятно откуда — смахивают на гематомы от ударов. Ушибы после аварии выглядят по- другому, их я насмотрелась, пока встречалась с Лианг Джи. А вот царапины, причем по четыре с каждой стороны… как пить дать, от когтей! Дурой быть не надо. Этот блудливый кобель бедствовал!

Вот теперь мне не просто больно. Ад расползается по сердцу, сжимает мышцу в тиски, заставляя пропускать удары.

Блин, лучше бы хозяйство у него атрофировалось!

Даже встаю с постели — пусть сосед так спит. Еще бы фотку сделать: «Козлина нагулялась. Секс сексом, а спатки по расписанию в моей постельке!» Залить по всем аккаунтам, да соцсетям. Вот где мировая слава!

Пусть его красотки полюбуются, а я… сэлфи на его фоне сделаю: губы уточкой сложу и лицо тупенькое-тупенькое, мол, ой, даже не заметила, кто на моей постельке…

Тяжко выдыхаю и опять берусь за джинсы. Только откладываю, Игнат опять ворчать начинает, — рот уже свободен:

— Лен, че за хрень? — недовольно так, даже, я бы сказала, с наездом. — Вечно у тебя голый…

Блин, да он реально в нигде, даже в именах уже запутался!

Селиверстов каким-то волшебным образом умудряется подняться, на меня не смотря, руками водит, словно ищет опору. Вот правда, меня аж подмывает дружески плечо подставить и дорогу вежливо показать… на балкон. И дверку за ним закрыть. Пусть на свежем воздухе чуток побудет. Глядишь, протрезвеет быстрее.

Стою, не двигаюсь. Игнат и без меня прекрасно справляется. Медленно, но верно шатается в сторону ванны.

Ты гляди, а память-то иногда срабатывает!

Селиверстов скрывается в уборной, как обычно, не затворив за собой дверь. Слышится звук льющейся струи и… Это ужас какой-то! Почему я должна подобное терпеть? Он мне кто? Да никто! Наглый сосед! Я не хочу…

Закатываю глаза — блин, они скоро у меня так и останутся, и, похныкивая, цежу:

— Боже, ты точно, создавая мужчину, планировал именно это существо? Может, ошибся в расчетах? Если нет, тогда на кой ты нас, женщин, придумал? Для того, чтобы мы страдали из-за этих животных?

Монолог прерывает звук смываемого унитаза, шелест двигающейся шторки в ванне, слышится приглушенное шлепанье воды.

Даже сказать нечего. Стою как вкопанная. Жду…

Непонятно чего, но жду.

— Блохастый?! — шокированно роняет Игнат, появившись на пороге ванной комнаты и удивленно глядя на Верста.

Кот немного смелеет — выбирается из-под постели и обустраивает себе место для сна на упавшей на пол грязной футболке Селиверстова, но, заслышав голос хозяина, стрелой юркает обратно в укрытие.

— Не, ты сон. Кошмарный сон, — отмахивается, опять пьянея. — О, Ирка, — чуть недоумевая, но с неизменно кривой ухмылкой. В одном полотенце на бедрах. Улыбка по-идиотски расползается на хмельном лице. Он явно пытается произвести впечатление, но получается… фигово. — Скучала?

Пауза — он шутит или нет?

— ОЧЕНЬ, — даже не знаю, зачем отвечаю, но слово больше смахивает на конфетку для крыс и мышей. Вроде на вид обычная, даже съедобная, но… пропитанная ядом.

Игнат неровной походкой шагает к постели, задумчиво, но вместе с тем пусто смотрит:

— А-а-а, — коротко и часто кивает своим мыслям, — язвишь, — парадокс, но улавливает суть и опускается на постель. Не ложится, а ползет на свое место…

Боже! Я разделяю его и мое место? Абзац!

Полотенце сваливается, я отвожу взгляд. Когда поворачиваюсь, Игнат уже заваливается ближе к краю, громко зевает, благо, лежит ко мне спиной и сверкает лишь голым задом.

— Игнат, хоть прикройся! — выдавливаю убито.

— Свет, не дуйся, иди ко мне, — не глядя на меня, стучит по постели.

Ну это вот вообще не в тему! Прям сразу появляется желание царапин на спине прибавить как минимум на десяток, копну волос проредить до симпатичной плеши, ну и фингал более внушительный под глазом прописать!

— Ир, — вдруг раздается мягко и нежно.

Молча соплю, но когда сердечко все же екает сильнее, отзываюсь:

— Что?

— Ир, — бархатно, чуть слышно бурчит Игнат, а я плавлюсь — от голоса соседа во мне разгорается пожар. Что же это такое?! Бешусь непонятной реакции, но, черт возьми, так приятно, что на руках волоски дыбом становятся, а пальцы на ногах подгибаются.

— Игнат? — зову тихо-тихо, но в следующий миг понимаю, что парень спит.

Поднимаю вещи, словно в воду опущенная, иду в ванную. Закидываю их в стирку, а сама возвращаюсь в комнату. Недолго ломаюсь, но все же ложусь рядом с Игнатом — на свою сторону. Смотрю на царапины, гематомы.

Дура, наверное, но рука сама тянется. Касаюсь. Пальцами пробегаюсь по коже.

— Не трогай! — дергает плечом Селиверстов, и я спешно убираю руку. Сердце скачет, точно испуганный заяц.

Несколько секунд жду и опять касаюсь: одна царапина очень глубокая, кровь хоть и запеклась, но все равно мокровата.

— Сказал, убери! — голос грубоватый, даже злой.

— Надо обработать, — шепчу, хотя оправдание звучит жалко.

— Не надо…

— Дай хоть посмотрю.

— Ты тупая? Сказал же: «Отвали! Христом богом молю!»

— Ого, — обиженно отворачиваюсь, — как высоко ходатайствуешь. Да мне плевать, на самом деле! Пусть те врачуют, кого трахал…

Через несколько минут слышу мирный сап.

Не могу так!

Медленно встаю и иду на кухню. Там в холодильнике есть мазь. Очень хорошая. Способствует быстрому заживлению ран, царапин и синяков.

Уже было прохожу зал, как замечаю стройный силуэт, притаившийся у окна.

— Тетя Амалия, это вы? — шепчу в темноту зала. Женщина оборачивается, блики улицы ложатся печалью на ее лицо, обостряя трагичность момента.

— Прости, — натянуто улыбается соседка. — Я услышала, как машина подъехала. Думала, Игнат. Вышла, а его нет…

Боже! Какой ужас, это ведь было… сколько часов назад?

— Это и был Игнат, — спешу заверить. — Он в комнате.

Женщина тотчас отрывается от окна и делает пару шагов ко мне:

— Ой, Ирочка, как он?

Блина, ну вот что сказать? Правду? Что ваш сын, кобель блудливый, бухал, трахался, ну и дрался, пока вы тут себе места не находите?

Была бы матерью, жить перехотелось!

— Да все нормально, — отмахиваюсь ровно. — Спит, как убитый, устал, — улыбаюсь открыто и убедительно.

— Ой, прямо камень с души, спасибо, — радуется Амалия. А я хочу сквозь землю провалиться. Вот с утра счастья-то будет…

— Я пойду, — качаю головой наверх. Зеваю для вида: — Тоже спать охота, а то подготовка к экзамену… у-у-у…

— Конечно-конечно, — часто-часто кивает соседка.

Быстро поднимаюсь, проклиная ситуацию и тем более Игната.

Сажусь на постели, на ладонь выжимаю мазь и деликатно касаюсь спины парня. Провожу вверх-вниз…

— Лер, я спать хочу…

— Блин, да спи, — рычу, сильнее втирая мазь. Интересно, сколько у него баб?

— М-м-м, — мычит недовольно Игнат. — Лер, я без сил… Не смогу… но от минета… не откажусь… — Ох, м-м-м, — шипит обиженно. — Ты чего? — рукой машет, мол, отвали.

И правда, а чего это я? Ну, подумаешь, ударила в самое поврежденное место на спине. Нечего приличным девушкам предлагать такие непристойности!

Мазь закрываю, руку обмываю и опять ложусь. Очень длинная ночь. Пора спать.

Насупленно отворачиваюсь от Игната, натягиваю одеяло до подбородка и проваливаюсь в неспокойный сон.