Непримиримые 2

Часть 4 Глава 62 (Трах к траху: импотенция не грозит, пока у мужика есть хоть один палец и язык!)

Игнат

— Какими судьбами? — лезет с бурным восторгом обниматься и целоваться Ольга. Эффектная блондинка с пепельным каре и алыми губами.

— Ты так говоришь, будто это твой клуб и я тут давно не появлялся, — отшучиваюсь, отступая с прохода к высоким стульям у стойки, между баром второго этажа и мягкими диванами, чтобы не мешать людям спокойно ходить.

— Ну уж, хозяина гляжу, ты знаешь, — кивает значимо на наш столик и явно намекая на Голема.

— Стечение обстоятельств. Дел навалилось…

— Ой, да ты вообще последнее время ни на одной тусовке не был, — с игривым укором и пальчиками по моей груди узоры выводит.

— Дела, — вторю безлико. — А ты… вы, — учтивый кивок Катюхе, которая рядом пританцовывает, потягивая светящийся коктейль, — как посмотрю, на том же месте, в том же составе и неустанным настроением оторваться.

— Ага, — лукавая улыбка, коварный блеск в глазах. — Пойдем танцевать, — не спрашивает, тянет с вип-этажа.

Не жажду тряски на танцполе, но когда настойчиво просят, нельзя отказывать девушке.

Не успеваю спуститься — сбиваюсь с шага. Какой-то чертов бзик, но из всей массы народа четко вычленяю парочку едва ли не на краю площадки. Королек в объятиях Шувалова… Родион счастливо пьян, угарно бодр. Забывая о рамках приличия, шарится ладонями по заду Ирки, и созерцание интимных танцев совсем не способствует усмирению подкатывающей ревности.

Бл***, Шувалов много себе позволяет!

Вижу, как крепится соседка, злится, что-то убедительно говорит…

Кулаки чешутся ему морду набить. Вроде понимаю, что это всего лишь танец, но, сук***, зачем так развязно лапать ЧУЖУЮ девушку?

Уже было забываю с кем и куда иду, как меня одергивает Ольга:

— Верст, ты куда?

Беглый взгляд на Шум…хера и Королька — его руки на ее талии, ее — обвивают его шею.

Пристойно. И даже если бы нет… Они, твою мать, пара!

Я-то каким боком решил вклиниться?

— Олюш, мне что-то не хочется танцевать.

Знакомая так масленно улыбается, что внизу живота мерзко жарко становится:

— Ты сегодня быстрый, мог бы для начала меня чуть потанцевать в прямом смысле.

— Да я не о том, — отмахиваюсь шутливо. — На улицу хочу. Проветриться…

— А-а-а, — задумчиво тянет Ольга. Косой взгляд на Катюху, та морщит носик, уже пританцовывая под музыку с каким-то парнем.

— Ну пойдем, — подмигивает знакомая, прокладывая дорогу к выходу, при этом держа меня за лацканы рубашки без рукавов.

— Ну что? — мурчит, когда оказываемся на улице. — Полегчало?

Жадно втягиваю свежесть ночи и закрываю глаза, требуя бунтующее эго усмириться.

Стальные яйца, несгибаемый брутал!!!

Меня так просто на эмоции не вывести.

Когда в голове становится яснее, а на душе легче, киваю:

— Да, теперь норма, — прислоняюсь к стене здания за несколько десятков шагов от большой массы народа у входа в клуб и, задрав голову, бесцельно гляжу в сереющее небо. Твою мать, скоро опять дождь будет. Погодка под стать настроению.

Ольга выуживает из сумочки пачку сигарет, зажигалку. Подкуривает две и одну мне протягивает:

— Держи. Помнится, ты иногда себе позволяешь, — многозначительно, — особенно после хорошего секса, — все же добавляет.

Дивная память. Для любовницы вообще расчудесно.

Секунду сомневаюсь. Крайне редко курю и сейчас не горит, но плюю на мысль и забираю. Пробегаюсь взглядом по алым губам Ольги. В памяти отчетливо пульсируют картинки, как мы с ней трахаемся. И если ничего выдающегося внутри нет, что бы тянуло туда вернуться, то минет она делает искусно…

— За помаду отдельное спасибо, — парирую не менее двояко. — Давненько не кушал.

— Всегда за, — принимает игру знакомая. — Только намекни…

Затянувшись чуть эротичнее обычного, выпускает в сторону дым и подступает кошкой:

— И-и-и-и? — не сводит похотливых глаз. Именно похотливых — интересного разреза, умело подчеркнутых ярким макияжем.

— И-и-и? — вторю, в сторону дунув ядовитый смог.

— Ты загадочный какой-то, Верст, — лукаво улыбается Оля, — раньше сразу в лоб: ты классно выглядишь, пошли трахаться, а сейчас…

— Старею, — делаю глубокую затяжку и чуть дольше задерживаю дым в себе. — Теряю шарм…

— Уж его-то у тебя через край, — смеется знакомая на низкой частоте. Мне приятен такой флирт. Милый, дружеский, без лживой жеманности.

— А вот и он, этот говнохам! — Интимность обстановки нарушает скрипуче мерзкий голос чертовки. Девчонка сильно датая. Стоит, смолит сигарету, покачивается, будто ветка на ветру. Рядом переминается с ноги на ногу блондинка. На лице отчаянье и страх.

— Вич, ну что ты к нему прицепилась? — похныкивает девушка.

— Да погодь ты! — отмахивается брюнетка. — Хочу прояснить, ты, бля***, во всем так хорош, как языком мелешь?

— Мелкая, вали домой и в люльку, — миролюбиво прошу. Мне так хорошо было с Ольгой, уже гнусная часть меня прикидывала, как потрахаться, но так, чтобы и для совести ненакладно было, и девчонка довольной осталась.

— Урод, еще соску предложи! — беснуется чертовка. Я от нее реально устаю. Умнее было бы промолчать, но не могу.

— Мелкая, моя соска в твой грязный рот и вагину не полезет, — не знаю, поржать или наорать на дуру, из-за которой сказочность момента рассеялась, и теперь я в беспробудной серости неудачной ночи. А что важнее — бесцельно проведенной, почти бездарно потерянной, хотя начало обещало много удовольствия.

— Муд***, штампованная, — даже напрягаюсь, когда девчонка на меня с когтями бросается. Но на ее руке блондинка повисает:

— Хватит, прошу. Я не могу так больше. Ты позоришь нас… — начинает реветь.

— Бл***, хватит, — кривится чертовка, заметно остыв. За плечики берет подругу: — Все, все, я успокоилась, ну и ты… заканчивай. — Секунду ждет и опять: — Лан, пошли, — не то одолжение, не то злость. Увлекает ревущую подругу прочь, но напоследок все же тявкает: — Бла-бла-хер гребаный!

— Одинокой ночи тебе, Мандатрепка! — провожаю с «любовью».

Она мне фак показывает, но не просто — перед этом облизав совершенно разнузданным образом.

Отвратительная особь.

— Смотрю, ты быстро новые знакомства заводишь, — хохочет Ольга.

— Да, — криво улыбаюсь, — я всегда умел произвести впечатление.

Затягиваюсь и выпускаю дым, старательно прогоняя образ мелкой из головы и затапливая плохие воспоминания мыслями о хорошем, светлом и невинно порочном.

Секс… Ольга… Катюха… Минет… Секс… и только Ирка…

Расстроенно открываю глаза и опять затягиваюсь.

Ольга тушит носком туфельки окурок и, подцепив пальцем свободную выемку для пуговицы моей рубашки, очерчивает заостренным коготком круг между ключицами.

— Ну раз на тебя сегодня уже спрос большой, я, пожалуй, поспешу тебя украсть, — укол в ложбинку. Острый, точечный, по телу разряд похотливой энергий бежит.

— О как, — впитываю игру знакомой, но к собственному удивлению понимаю, что просто… развлекаюсь и никуда не хочу с ней ехать.

— Можем вдвоем, а можно и Катюху позвать. Ты вроде мальчик выносливый и внимательный. Ни разу нас не обижал, — и уже губы ее в грудь дышат. Приятно, щекотно и для мужского самолюбия полезно, чтобы красивая девушка одаривала вниманием и шептала «какой ты классный». Ясно дело, брутальному мужику по херу должно быть до окружающих, но мы такие, какими нас видят и делают другие. И если я гондон, веду себя, как гондон, все видят именно гондон и при возможности тычут: «Это гондон! Ты гондон!!!».

Если мне говорят, что я хорош и желаем. Этим себя тешу…

— Да я на диете вроде как, — затылком о стенку ударяюсь, позорно не находя умного отказа.

— Это что, новое веянье? — коротко смеется Ольга, ладошками юркнув в вырез рубашки и огладив грудные мышцы. А жар бежит… Видать голоден я сильнее, чем думал. — Я уже забыла какой ты крепкий, — чуть охрип ее голос, глаза заволакивает дымка желания. — Ты умеешь…

— Предложение хорошее, — ненавязчиво перехватываю одну ее руку и отстраняю, — я подумаю…

Краем глаза замечаю Королька. Одна! Смотрит на нас с Ольгой.

Дыхание, сердце, речь — обрываются. Застываю, точно монумент, потому что в шоке, в ступоре, в ужасе и полном недоумение, что, сук***, делать?

Ирка, словно и незнакомы, разворачивается и вдоль клуба шагает. Как понимаю, к машине Родиона. Она вроде в той стороне припаркована.

— Оль, прости, — и вторую руку знакомой от себя отстраняю. — Мне диета милее.

Больше не глядя на застывшую в непонимании Ольгу, в несколько шагов Ирку нагоняю. Но чтобы никто из зевак не подумал, что у меня брачный период, и я склеиваю девушку, чуть за спиной иду:

— И-и-ир, это не то, что ты подумала, — тяну примирительно.

Сук***, конечно, ТО, но ведь НЕ ТО!!!

— Да мне все равно, Селиверстов, — безлико, даже морозно.

— Ирк, просто со знакомой болтал…

— Угу, — отстраненный кивок.

— Ирк, — спускаюсь на интимную частоту, аж горло от хрипоты дерет, но не специально. Голос сам… Ситуация патовая, а я, как школьник, загнавший себя в ловушку, не вижу выхода.

— Сказала же — мне плевать! — грубовато отрезает Королек, махом пристреливая все нежное и ранимое в душе и на корню убивая порыв вымолить прощение за не совершенное прелюбодеяние!!!

— Отвечаешь за свои слова? — дыхание перехватывает, желчь наполняет нутро.

— В отличие от некоторых…

Несколько шагов в молчании.

— Заканчивай дуться, Ир, — как всегда сдаюсь первым. — Это был невинный флирт.

— Да хоть брачное порево, мне по хрену, — жалит равнодушием.

— Ир, тошно мне… из-за вас с…хером. Вот на КОЙ он тебя щупает?

— На ТОЙ, что он мой парень! — И всем своим видом «какого лешего тебе от меня нужно?!»

— Бл***, порви с ним на хер, или я за себя не ручаюсь, — наплевав, что нас могут увидеть вместе, подрезаю соседку, вынуждая остановиться.

— С какого перепугу? — морщится, будто реально не видит причины.

— Я соскучился! — озвучиваю самую безобидную для своей психики. — Мне тебя не хватает… — а взгляд порхает по нежному бледному личику Ирки. Все такая же худенькая, измученная.

На миг кажется, сейчас расплачется Королек. В синих глазах плещется боль и безнадежность. Растерянность, усталость, сомнение…

Бл***, хочу, чтобы Иришка в меня впечаталась.

Ну двинься, хоть на миллиметр! Качнись, и я тебя сгребу в объятия!!!

По хрену на все!!!

На плечо и в пещеру…

— Забей на всех, пошли со мной, — не сразу осознаю, что осмеливаюсь на признание, куда сердечнее.

— Трогательно, — кривится Королек, — сочувствую барышням, кто подкупается на такую откровенную пошлость. Прости, но нет. А теперь, будь любезен, займись обольщением более доступных девчат. Я занята, да к тому же не в духе. Ищу СВОЕГО парня! — назло выделяет. — Он много выпил… и… фиг знает, куда запропастился… — безлико огибает меня, шагая дальше.

Старательно перевариваю информацию, здравый рассудок где-то вдалеке шепчет, что мое недоумение обоснованно, но аргументы все никак не удается сформулировать. А обида и боль клокочут сильнее. А еще яростное, первобытное желание отомстить и доказать. Кому и что — не понятно, но, однозначно, эти понятия главенствуют.

— И это твой окончательный ответ? — не гляжу вслед, отчетливо представляю гордо удаляющуюся спину.

— Мгм, — суч*** издает мой звук любимый. — Жизнь твоя — делай, что пожелаешь, еби, кого пожелаешь, — долетает чуть издали скучающий голос.

Ад затапливает рассудок.

Руки в карманы джинсов, чтобы не дай бог не сорваться на первом встречном.

И на какое-то время выпадаю из реальности — прозябаю, не задумываясь, куда иду и что творю. Лица сливаются в карусель. Смех, алкоголь, девчонки, танцы…

— Верст, ты бля*** в хламину, — назойливо бьет меня по плечу Славка, отвлекая от танца с какой-то девчонкой.

Млять, и откуда нарисовался? Вроде уходил…

— И че? — не вразумлю, что не так.

— Времени много, домой идем, — канючит Морж, хватая за предплечье.

Тоже мне, Мать Тереза!

— Да отвали, братан, — отмахиваюсь, силясь вспомнить, чем был занят до появления Моржа. С памятью туго. Да и никому я тут не нужен, с недоумением оглядываюсь в поиске кого-нибудь, кому интересен, пока вновь не утыкаюсь глазами в Славку.

— Бл***, Верст, у тебя скоро этап, а ты опять…

— Да!!! — руки в стороны, голову к потолку. Пошло все на хер! — Я в отрыве! — начинаю пританцовывать, вслушиваясь в ритм клуба. Болью пульсирует не только в голове, но и сердце, в паху. — А как еще унять суку-боль, а? Подскажи, братан? — с дикой надеждой на Моржа. — Не знаа-а-ешь, — глумливо тяну и начинаю ржать. — Вот и я не знаю…

— Верст, бл***, это тупик, — взывает к моему разуму Славка.

— Она топчет меня, как гниду, — выплевываю, что жжет изнутри. — Выедает мозг ядом. А сердце наживую выдирает, — вцепляюсь в волосы, пытаясь одну боль притупить другой. — Доводит до точки кипения и отшивает!

— Ну так делай, как обычно, — заводится Морж, в глазах негодование полыхает. — Трахай других! Может, притупятся чувства…

— Да не хочу я других! — трясу за плечи Славку. — Ее хочу! И чувств не хочу… других. Я в этих погряз. Однолюб я… Сук***!!! Смешно ли, но я однолюб, — обреченно, и себе под нос с неутешительными мыслями.

— Хочешь — иди да возьми! — прост, как самокат, брат, не догоняя, о ком говорю, но приравнивания «любовь» к «другим».

— Ты, бл***, в душу не лезь, советчик! — хлопаю по щеке с брезгливой жалостью. — И тем более в штаны. Ты свой хер пристроить не можешь, а мне унижаться предлагаешь? — зло берет.

— Зачем ты так? — вообще мрачнеет Морж. — Я помочь хочу…

— Пизд***, помочь? — срываюсь в бездну гнева. — Помочь? — подвываю. — Из-за тебя, Морж, мы два месяца в дерьме купаемся. Уже себя закопали по глотку, и нет у нас шанса выбраться! Так что не тебе, сук***, говорить мне, че делать, а че нет!

Славка отступает, взгляд потерянный, блуждающий.

— Давай, беги, еще чего-нибудь учуди, — подливаю масла в огонь, но язык уже не остановить. Еще и воздух пинаю, будто пендаля прописываю. — Бл***, где водка? — оборачиваюсь.

Шатаюсь к бару, но уже на подходе к стойке, глазами натыкаюсь на чертовку. Она меня тоже замечает. Кривит губы, лицо, будто сейчас от моего вида стошнит:

— Бла-бла-еб собственной персоной! — Нога на ногу, в руке бокал.

— Мандатрепка, и до сих пор невостребованная, — парирую желчно. — Предсказуемо. Кролики сегодня мигрировали в другой клуб. Пока вагина не отвисла, прогуляйся, — советую благосклонно.

— Бла-бла-бла, — припадает к бокалу брюнетка, изображая игнор.

О чем говорить с дурой? Правильно! Не о чем… Без уважения пропихиваюсь к бару:

— Водки, — стучу по столешнице.

Пока жду, оценивающе окидываю девушек, кто за стойкой сидит. Глаз ни за кого не цепляется.

— Я тя умоляю, — малолетняя дрянь поворачивается к бару лицом, локти на столешницу, подается чуть вперед, — не разочаровывай девчат, у них еще есть шанс нормального кролика найти! — на раз считывает мой настрой насчет сексуального объекта. Опять делает глоток своего кислотного по цвету пойла.

— Да я как раз ничего такой, Багз Банни, мелкая! — не бахвалюсь, но коль уж пустотреп…

— Я заметила, — распирает от смеха чертовку. — Тебе никто так и не дал. Одна с одним уехала, другая с подругой и другим… Все мимо, а знаешь почему? — с театрально-добродушным желанием открыть перед идиотом правду. Раздражает тон, а еще больше «знания» малявки. Она за мной следила?

— Потому что ты, — пальцем в грудь, — бла-бла-еб… — начинает истерично посмеиваться.

Но на очередном подрагивании замирает… Не то чтобы хорошо отученный маневр, но мелкая — компактная. Одной рукой зад придерживаю, чтобы по хокеру не прокатился, а другой в два движения, но одним рывком, трусики в сторону, а пальцы в промежность втыкаю. Брюнетка застывает, в глазах шок, на лице безмерное удивление, а я лишь ближе придвигаюсь, удобнее встав, и шепотом:

— Бла-бла-бла, — размеренными фрикциями имитирую акт. — Мандатрепка от недотраха… мокрая, как сучка при течке. Потому и злая. Неудовлетворенная… кусучая…

Девчонка лишь всхлипывает от каждого толчка моих пальцев. Так и дышит — как по команде. Толчок — глоток, наружу — выдыхает. Толчок…

Внутри узко, влажно и горячо, а еще от каждого проникновения сжимается все яростней. Она близка кончить…

— Забавнейшая штучка, — насмешливо шуршу на ухо, прикусив хрящик до ощутимой остроты, чтобы прострелило. Девчонка коротко скулит, — Текущая сучка, — пропеваю бархатно. У самого в трусах жжет, вот-вот кончу. Как же хорошо, ощущать отдачу… А чертовка отдается. — Как думаешь, сколько еще раз до оргазма?

— Десять…

— Семь, — посмеиваюсь глухо, пальцы скользят легко и смачно. Мелкая зверски горячая и обильная на соки, аж ладонь хлюпает.

— Ускориться?

— Да…

— Лучше плавно, но резко… Лево-право?

— Ле..

— Вверх и потереть, — контрольный.

Плоть судорожно сжимается вокруг пальцев. Девчонка всхлипывает протяжнее, впиваясь когтями в плечо и ерзнув по хокеру навстречу моей руке, принимая глубже.

— Ну и еще пару раз, чтобы продлить кайф, — поясняю свою благотворительность, — раз уж ты такая послушная и ручная девочка. — Поглаживаю мелкую изнутри, хотя мне бы сейчас ее рот и я бы тоже кончил.

Чертовка еще подрагивает, хватаясь за меня. Выуживаю пальцы, мажу по своим губам. Языком облизываю:

— Не плоха, но не на мой притязательный вкус, — пока она на меня таращится огромными глазами, — только сейчас отмечаю, что они невероятного зеленого цвета — как болото, — вынуждаю ее ртом принять мои пальцы, облизав свои же соки. Напоследок, в ее бокал окунаю руку и, смакуя новый коктейль, телепаюсь в туалет. Мне бы теперь свое здоровье поправить.

В туалете умываюсь ледяной водой. Звонко по щекам себя хлопаю, а когда бунтующая плоть сникает, возвращаюсь в зал. Чертовки не вижу. И ее подруги тоже. Хорошо…

Мелькает разумная мысль домой пойти, и вроде иду, но в следующий миг опять сажусь на хокер. Если в квартире окажусь — разгромлю все на хрен. Лучше тут перекантоваться.