Хрустальная ложь

Глава 9

— Ты опять без сахара? — удивилась Селина, ставя перед Лилит чашку с густым, чёрным, как ночь, кофе. Аромат обжаренных зёрен смешивался с запахом утренней свежести, проникая в каждую клеточку.

— Жизнь и так достаточно сладкая, — хмыкнула Лилит, её взгляд скользнул по чашке, не выражая ни малейшего желания изменить её содержимое.

— Тебе нужно расслабиться, — мягко заметила Селина, доставая из бумажного пакета свежие, ещё тёплые круассаны, источающие маслянистый аромат.

— Я расслаблюсь, — Лилит отпила глоток, — когда мир перестанет быть идиотским.

— Значит, никогда? — засмеялась Селина, её смех был лёгким и заразительным, словно колокольчики.

Лилит не сдержала лёгкой улыбки, которая лишь на мгновение тронула её губы.

— Ты быстро учишься, Энгель.

Они сидели на улице, под широким навесом, и мягкий, убаюкивающий дождь стучал по крышам автомобилей, создавая уютный фон. Селина рассказывала о своём новом выставочном проекте — она помогала благотворительному фонду, который поддерживал молодых художников. Лилит слушала, щурясь от солнца, которое пробивалось сквозь облака, будто ей действительно было интересно. На самом деле, ей было приятно просто быть рядом с кем-то, кто не ждал от неё ничего, кто не пытался её разгадать или использовать, кто просто принимал её такой, какая она есть.

— Ты не можешь ходить на работу в чёрном каждый день! — возмутилась Селина, вытаскивая Лилит в торговый центр, словно похищая её из привычной среды обитания.

— Я адвокат, а не попугай, — Лилит вздохнула, её голос был полон привычного сарказма. — У нас дресс-код: хладнокровие и чёрный костюм.

— Хотя бы платье выбери! Что-нибудь яркое, женственное! — Селина не сдавалась, роясь в вешалках с одеждой.

— Я в платье только на похоронах, — сухо ответила Лилит, представляя себя в чём-то легкомысленном.

— Отлично, — Селина хлопнула в ладоши. — Представим, что мы хороним твой плохой вкус!

Через полчаса Лилит стояла в примерочной, окружённая зеркалами, в красном, струящемся платье, которое подчёркивало её фигуру и цвет глаз. Она критически осматривала себя.

— Если я выйду в этом на улицу, — сказала она, её голос был чуть глуше обычного, — половина города обернётся.

— И что? — Селина подбоченилась, сияя от восторга. — Пусть знают, что суд — это не только параграфы, но и стиль. И что за холодной маской скрывается огонь.

Селина хохотала, пока Лилит качала головой, но в глубине души ей нравилось — это ощущение простоты, лёгкости, которого не было у неё давно. Словно она на мгновение могла сбросить с себя всю тяжесть и ответственность, став просто женщиной, выбирающей платье.

У них уже сложилась своя личная традиция — пятничные вечера с фильмами. Селина всегда выбирала романтические комедии, полные нелепых ситуаций и счастливых концов, а Лилит — триллеры или судебные драмы, где насилие и предательство были частью обыденности.

— Почему мы опять смотрим фильм, где все убивают друг друга? — вздохнула Селина, укутываясь в плед и прижимаясь к Лилит.

— Потому что это реализм, Лин, — ответила Лилит, её взгляд был прикован к экрану, где наёмный убийца хладнокровно устранял цель.

— А любовь? — Селина подняла на неё большие, наивные глаза.

— Фантастика, — сухо ответила Лилит, закусывая попкорн. Но в её голосе не было привычного цинизма, лишь лёгкая усталость.

В середине фильма, когда на экране разворачивалась очередная кровавая сцена, Селина всё же заснула, уткнувшись ей в плечо. Лилит тихо усмехнулась, её рука непроизвольно легла на волосы подруги. Она осторожно выключила звук, чтобы не разбудить.

Она смотрела на экран — на кровь, пули и холодный, расчётливый взгляд убийцы — и впервые за долгое время чувствовала покой. Не тот покой, что приходит от отсутствия угрозы, а тот, что возникает от осознания своей природы. Рядом с ней, в тепле и безопасности, спала Селина, и этот контраст был странным образом гармоничен.

…

Он снова появился без приглашения. Как всегда. Как внезапная буря, что не спрашивает разрешения, а просто врывается в дом, срывая двери с петель и переворачивая всё с ног на голову. Его появление всегда было вызовом, словно сама ткань реальности слегка искривлялась, предвещая его приход.

В этот вечер она сидела в маленьком, пропахшем временем баре на задворках Бруклина — не в шикарных заведениях, где джаз ласкает слух, а бокалы тонут в золотом свете люстр. Это был один из тех мест, где воздух густ от запаха дешёвого виски, несбывшихся надежд и горькой, нефильтрованной искренности. После изнурительного дня в суде, где слова были оружием, а закон — лишь инструментом чужой воли, она чувствовала себя опустошённой. Хотелось тишины, что глушит внутренний шум, и алкоголя, который жжёт горло, смывая привкус лицемерия.

Лилит не сразу заметила, как напротив неё, словно возникнув из тени, появился он — Виктор Энгель. Человек, которого она уже успела не просто возненавидеть, а именно проклясть за его навязчивость, за его способность видеть сквозь её тщательно выстроенные щиты. И всё же — он снова здесь, незваный гость, предвестник тревог.

Он выглядел спокойно, почти расслабленно, как хищник, уверенный в себе и в своей добыче. Но в его глазах горело то знакомое, раздражающее её сияние: смесь неистового любопытства и неотвратимой опасности, обволакивающей его, словно невидимый плащ.

— Неужели вы ходите за мной по пятам, Энгель? — хмуро бросила она, не поднимая глаз от стакана, в котором янтарная жидкость лениво покачивалась. Её голос был низким, в нём слышалась усталость, приправленная лёгким, привычным раздражением.

— Нет, — он откинулся на спинку скрипучего стула, его голос был мягким, как бархат, но острым, как бритва. — Просто Вселенная любит иронию. И, кажется, у неё к вам особый, весьма специфический интерес.

— В моём случае — садизм, — поправила она, делая большой, обжигающий глоток.

Он улыбнулся краем губ, и эта улыбка не предвещала ничего хорошего, а лишь обещала новые проблемы.

— Тогда позволь, что я просто немного подолью масла в твой ад.

Лилит резко подняла взгляд, её глаза сузились, превращаясь в две льдинки.

— Какой ещё ад?

Виктор чуть наклонился вперёд, стирая незримую границу между ними. Между их лицами оставалось лишь расстояние стола и два стакана, их взгляды столкнулись в безмолвной дуэли.

— Лилит, — произнёс он её имя почти с благоговением, пробуя каждый слог на вкус, словно древнее заклинание. — Ты хоть знаешь, что оно значит?

Она прищурилась, её брови слегка нахмурились. В глубине её глаз промелькнуло нечто древнее, но Лилит тут же подавила это чувство.

— Имя как имя.

— О, нет, — он покачал головой, его голос стал ещё тише, ещё глубже, проникая под кожу, заставляя каждую клеточку тела отзываться. — В древних текстах Лилит — первая женщина. Та, что отказалась склониться перед Адамом. Первая, кто бросил вызов мужчине, не захотев быть его тенью. Её изгнали из рая, и она стала королевой ада.

Виктор отпил глоток виски, не отрывая взгляда от её лица, словно пытался прочесть в нём каждую мысль, каждый отголосок признания.

— Символ свободы. Символ греха. Женщина, которая не покорилась.

Лилит усмехнулась, склонив голову набок, её глаза блеснули в полумраке бара. В этой усмешке была доля скептицизма, но и что-то ещё, не поддающееся определению.

— Вы часто читаете Библию в оригинале, мистер Энгель, или просто любите драму?

— Люблю смысл, — ответил он, его взгляд был по-прежнему прикован к ней. — А ещё — совпадения.

Виктор достал из кармана её визитку, ту самую, что она ему дала в их первую "встречу", проведя пальцем по тиснёным буквам: LILITH RICHTER, ATTORNEY AT LAW. Этот жест был интимным, почти неприличным.

— А теперь — фамилия. Рихтер. В переводе с немецкого — судья.

Он улыбнулся, почти мягко, и в этой мягкости было что-то хищное, что-то, от чего по коже пробегали мурашки.

— Судья ада. Ты осознаёшь, насколько поэтично ты сама себя назвала?

Лилит хмыкнула, закуривая сигарету. Дым медленно выплыл из её губ, кольцами поднимаясь к потолку, словно защитный барьер.

— Это просто имя.

— Не думаю, — возразил он, его голос стал чуть ниже, увереннее. — Ты выбрала его не случайно. Ты знала. Или твое подсознание вело тебя.

Девушка глубоко затянулась, дым, словно живой, закрутился вокруг неё.

— Может быть, — сказала она, её голос был почти шёпотом, словно она говорила сама с собой. — Может, я просто люблю звучные вещи.

— Или ты пыталась вспомнить, кто ты есть, — тихо сказал он, и в его словах прозвучала такая пронзительная точность, что она замерла на секунду. Её тело напряглось, словно струна, готовая порваться. Этот удар был нанесён не физически, а прямо в самую сердцевину её тайны.

Потом медленно выпустила дым, её глаза прищурились, их взгляд стал острым, как лезвие. Маска хладнокровия вернулась на место.

— Иногда правила созданы для того, чтобы их нарушать, — шепнул он, наклоняясь ещё ближе, его глаза горели в полумраке, обещая нечто большее, чем просто слова.

Лилит отсалютовала ему сигаретой от виска — её фирменный, полный вызова жест, полный пренебрежения и опасности — и встала из-за стола, словно внезапно вспомнив о неотложных делах.

— Спокойной ночи, Энгель. Идите читать свои священные тексты. Может, найдете там, как жить без навязчивых идей.

Она повернулась, и он увидел в её походке то, что видел лишь однажды — в зеркале у своей матери, когда та покидала совет директоров.

Абсолютную власть.

Когда она дошла до двери, он тихо сказал: — Вы ведь знаете, что мы ещё встретимся.

Лилит остановилась на секунду, обернулась и улыбнулась уголком губ. — Возможно. Но тогда принесите не цветы. Пули подойдут больше.

И ушла.

Виктор проводил её взглядом, как хищник, наблюдающий за добычей, которая сама идёт к ловушке, но не спешит её поглощать. Он не сказал ни слова, пока её тонкий силуэт не растворился за дверью бара, унося с собой запах табака и неразгаданной тайны.

Только потом, когда она исчезла в ночной темноте, он шепнул едва слышно, словно обращаясь к самому себе:

— Андрес.

Он улыбнулся, облокотился на барную стойку и налил себе ещё. Теперь он знал точно — она не просто легенда, не просто адвокат. Она — воплощённый грех, живущий среди людей, загадка, которую он поклялся разгадать, даже если это означало сгореть в её пламени. И ему никогда, никогда не было так интересно гореть.