Снег шёл крупными хлопьями — тихими, мягкими, почти невинными, словно само небо оплакивало невысказанное горе. Такой снег никогда не бывает в тот день, когда рушится чья-то жизнь, когда мир выворачивается наизнанку. Но именно в такой, обманчиво спокойный снег, люди Виктора стояли на коленях перед ней, их головы были склонены, а лица искажены скорбью.
Валерия не чувствовала пальцев — они онемели от холода и шока. Не чувствовала ног — земля ушла из-под них, растворившись в небытие. Она слышала только собственное сердце — глухой, рвущийся стук, как безумные удары по железу, отдававшийся в висках, заглушая мир вокруг.
— Где Виктор? — повторила она почти шёпотом. Шёпотом, который, своей неестественной тишиной, был страшнее любого крика, пробирая до самых костей, до самой души.
Старший охранник отвечал медленно, словно каждое слово ему давалось через кровь, его голос был низким, дрожащим, полным невыносимой боли.
— На… складе. П… произошёл… взрыв.
Мгновение — и мир сорвался с петель. Раскололся, рассыпался в пыль, оставив её стоять посреди беззвучного хаоса.
— Что? — её голос был лишь выдохом, рваным, не верящим.
— Склад… полностью уничтожен. Там работали механики, инженеры… Все погибли.
Она смотрела на них, не моргая. Глаза были широко раскрыты, но зрачки словно отказывались воспринимать реальность, защищая её от удара. Как будто ничего не услышала. Как будто мозг отказался складывать буквы в смысл, защищаясь от невыносимой, жуткой правды.
— Нет, — сказала Валерия спокойно. Почти ровно. Слишком ровно, эта ровность была пугающей, неестественной. — Нет. Это… это ошибка.
Они молчали. Их молчание было тяжелее любого приговора, тяжелее всех слов, которые могли бы быть сказаны.
А она вдруг, сама не понимая, почему, прижала ладонь к животу — инстинктивно, будто тело само пыталось защитить то, что внутри уже кричало от боли, предчувствуя утрату, ещё не осознанную, но уже неизбежную.
— Он жив, — прошептала Валерия, её голос был полон отчаяния и упрямой, безумной веры. — Виктор не мог… Не он. Нет.
И уже через минуту — она, словно одержимая, побежала в дом, прочь от этого кошмара, её ноги несли её сами, не слушаясь разума.
Её люди — и его — стояли вокруг неё плотным, неподвижным кольцом, готовые пойти за ней хоть в огонь, хоть в воду. Она села в машину, хлопнув дверью так, что стекло дрогнуло от удара.
— Мотор. Сейчас же.
— Госпожа… — голос водителя дрогнул.
— СЕЙЧАС ЖЕ, — её голос был ледяным, стальным, не терпящим возражений.
Машины сорвались с места, шины взвизгнули по асфальту. Дороги были пусты, снег ложился белой, безмолвной пеленой, но ей было всё равно — хоть в стену, хоть в бездну, лишь бы ехать, лишь бы двигаться. Валерия смотрела прямо перед собой, её глаза были сухими, но внутри бушевал ураган.
— Он жив, — повторяла она шёпотом, словно заклинание, словно мольбу, словно пыталась убедить себя, что это правда. — Он просто не отвечает. Он жив. Он жив…
Её пальцы дрожали, сводило судорогой. Зубы сжимались так сильно, что болела челюсть, ломило виски. Она звонила снова. И снова. И снова. Каждый раз — тишина. Звенящая, мёртвая тишина, которая рвала барабанные перепонки хуже любого крика.
Когда машины остановились, у Валерии не было воздуха в лёгких, она задыхалась от ужаса. Склад… Его больше не было. Только искорёженный металл, похожий на разорванные внутренности. Оборванные балки, торчащие к небу, как кости скелета. Горящие остатки стен, поднимающие в небо чёрные, отравляющие клубы дыма, запах гари въедался в лёгкие, в кожу, в волосы. И снег, смешанный с кровью, грязью и сажей, превратившийся в месиво под ногами.
Девушка вышла — ноги предательски дрожали, но она заставила себя идти, заставила двигаться вперёд. Один из бойцов попытался взять её под руку, его глаза были полны сочувствия — она вырвалась:
— Не трогать меня.
Валерия подошла ближе. Под ногами хрустели стёкла, каждый шаг отдавался болью, но она не чувствовала её. Рвали обувь острые куски железа. И там, где должен был быть вход — зияла чёрная, бездонная дыра. Чёрная, как адская пасть, поглотившая всё, что было для неё дорого.
— Госпожа… — начал кто-то, его голос был полон осторожности.
Но она уже доставала телефон. — Соедините меня с группой расчистки.
Оператор включился сразу. — Да, госпожа Андр...
— Где Виктор Энгель?! — сорвалось у неё, её голос был раскалённым клеймом.
В трубке наступила оглушительная заминка. — Госпожа… тело не найдено.
Она втянула воздух резко, как от удара в солнечное сплетение.
— Ищите.
— По нашим данным… он не выходил из здания.
— Значит, он там, — её голос был стальным, обжигающим холодом. — Значит, ищите.
— Мы пытаемся… но взрыв был…
— Это ВИКТОР! — закричала она, её крик был чистым, первобытным, разрывающим её изнутри. — ЭТО МОЙ МУЖ! ИЩИТЕ! НАЙДИТЕ!
Голос сорвался. Сломался. Валерия опустилась на колени на снег, на грязное, окровавленное месиво, не чувствуя ни холода, ни боли. Потом — села прямо на холодный бордюр, прижавшись к нему, пытаясь найти хоть какую-то опору в рушащемся мире. Пальцы сами потянулись к пачке сигарет. Она закурила. Руки дрожали так сильно, что едва попадала огнём по кончику. Дым обжигал горло. Но слёзы — жгучие, не приносящие облегчения, текли ещё сильнее, обжигая кожу, словно кислота.
— Госпожа… — тихо произнёс один из мужчин его охраны, опустившись рядом, его глаза были полны сострадания. — Возможно… его тело… фрагменты…
Валерия ударила его взглядом — таким острым, таким полным боли и ярости, что он замолчал сразу, отпрянув. Она затянулась глубоко. Слишком глубоко, до боли в лёгких.
— Передайте Селине, — сказала она хрипло, её голос звучал чужим, пустым. — что временно… она будет отвечать за всё.
Они кивнули.
— И ещё…
Она снова втянула дым, смотря в пепелище перед собой, где ещё догорали последние угольки, где клубился дым её несчастья.
— Если хоть кто-то скажет слово «похороны»… я убью.
Никто не возразил. Потому что каждый понимал: Валерия не отказывалась верить. Она не могла. Пока не увидит тело. Пока не будет ДНК. Пока хоть тень надежды существует.
Она сидела, дрожа от холода и боли, от опустошения, которое медленно накрывало её. Снег падал на её волосы, на ресницы, на плечи, покрывая её белым покрывалом скорби. И при этом всем она всё равно прижимала руку к животу — будто успокаивая что-то внутри, что-то хрупкое и ещё не осознанное, но уже отчаянно нуждающееся в защите.
Она стояла босыми коленями в снегу — колпачок пальто распахнут, волосы растрёпаны, руки дрожат. Валерия впервые выглядела так, словно сама была сейчас на грани разрушения, словно её собственная суть рассыпалась на части, как те руины перед ней.
Но голос её был железом, острым и холодным, как клинок.
— Марко. Рико. Джей. Все. Слушайте.
Её люди — те самые мужчины, выросшие в её доме, обученные её родителями, преданные ей кровью и клятвами — выстроились полукругом. Их глаза были красными от сдерживаемых слёз и бессонной ночи. Руки сжаты в кулаки, жилистые, готовые к бою. Они смотрели на неё так, будто она — единственный оставшийся смысл в этом рухнувшем мире, последний якорь.
Валерия указала рукой на дымящиеся развалины, её голос был стальным.
— Начать поиски. Прямо сейчас. Каждый сантиметр участка. Каждый сломанный камень. Каждый чёртов болт. Мне плевать, что вы найдёте — всё сюда.
Никто не осмелился сказать: «Госпожа, он мёртв». Это было бы равносильно самоубийству.
— Все камеры, — приказала она. — Все свидетели. Все записи со спутников. Любые слухи. Все базы данных. Выверните Нью-Йорк наизнанку.
Она сделала вдох — дрожащий, но ровный, почти пугающий своей собранностью.
— Отчёты — мне. Лично.
Рико попытался шагнуть к ней, его лицо выражало тревогу.
— Госпожа… вы…
— Молчать.
Он замер, покорный её приказу, но не скрывая беспокойства.
Марко тихо сказал, его голос был глухим. — Если… если потребуется помощь…
— Если потребуется — обращайтесь к Селине Энгель. Или ко мне напрямую.
— К вам? — Марко недоверчиво моргнул. — Но… госпожа… вы…
И тут её голос сорвался. Не криком, а глухим, рваным звуком, который был ещё страшнее.
Валерия провела рукой по лицу — ладонь дрожала, дрожь передавалась по всему телу.
— Я… справлюсь.
Она осмотрела каждого из них, её взгляд был пустым, чужим. Голоса её она не узнавала, он был чужим, сломанным.
— Я не потеряю его. Вы слышите? Не потеряю.
Её люди молчали. Многие отвели взгляд — им было больно смотреть на неё, на её сломленность. Она вдруг засмеялась — истерично, сухо, будто рвалось что-то внутри, как треснувшее стекло.
— Рико.
Она подошла к нему вплотную, её глаза горели безумным огнём. — Если… если найдёте что-то… хотя бы след…
Голос сорвался, она стиснула зубы, чтобы не разрыдаться.
— Сообщи. Или я лично сожгу всех, кто скрывает хоть грань информации. Я буду пытать каждого, кто посмеет солгать.
Рико сглотнул. — Да, госпожа…
И впервые за всю жизнь он звучал испуганно. Её люди — её. Опасные, жестокие, но свои — смотрели на Валерию как на хрупкую грань между жизнью и безумием, понимая, что она может переступить черту.
Снег всё шёл. Крупными, невинными хлопьями. Как будто мир решил укрыть собой руины, чтобы она не видела, что осталось от склада. Но Валерия видела. Видела до последнего болтика, до каждого куска металла, торчащего, будто сломанные кости. Она сидела прямо на бордюре, закуривая очередную сигарету. Слёзы уже высохли — теперь глаза были пустыми, словно выжженными. Она даже не дрожала от холода. Её дрожь была глубже — доходила до костного мозга, до самой души.
Машины подъехали тихо, как тени. Но она почувствовала. Его люди? Нет. Не тот ритм шагов. Не та энергия. Не тот воздух вокруг.
Она подняла голову.
И увидела его.
Алана.
Брата. Он повзрослел. Сильно. Стал выше, мужественнее за эти четыре года, что они не виделись. Снег на чёрном пальто. Бледное лицо. Взгляд — смесь боли, страха и ярости, которую он пытался сдержать.
Он увидел её состояние — растрёпанную, босую в снегу, сломленную — и замер. Секунда — и в его глазах мелькнуло что-то детское, то самое, что было много лет назад, когда Валерия зашивала ему локоть после очередной драки.
— Лери… — голос дрогнул, полный нежности, тревоги и невысказанного сочувствия.
Валерия отвела взгляд обратно к дымящимся развалинам.
— Уходи.
Он подошёл ближе. Её люди, почувствовав угрозу, тут же достали оружие, направляя его на Алана и его людей.
— Лери, ты не должна...
— Уходи, — она даже не повернулась. — Мне плевать, что тебе велели. Уезжай блядь.
Алан тяжело вздохнул, сел рядом на корточки, игнорируя наведённые на него пистолеты, пытаясь поймать её взгляд.
— Я слышал новости… — он сглотнул, его голос был низким и хриплым. — Виктор… мёртв.
Сигарета выпала из её пальцев, упав на снег, но лицо не дрогнуло.
Она медленно повернула голову к брату.
— Повтори.
— Лери…
— Повтори.
— …Он не вышел из здания. Никто не выжил.
Его голос дрогнул, но он заставил себя произнести эти страшные слова. Она смотрела на него так, будто видела не брата, а пустоту, словно он был лишь предвестником небытия.
И резко — улыбнулась. Безумно. Жутко.
— Ты ошибся.
— Лери…
— ОН. ЖИВ.
Валерия ткнула пальцем ему в грудь, её палец был как кусок льда.
— И я его найду. Даже если весь этот грёбаный континент придётся сжечь.
Алан потер лицо ладонью, его терпение таяло.
— Ты не в себе. Поедем домой.
— Я сказала...
Он не дал ей закончить. Просто поднял её — так, как когда-то она сама поднимала его с земли, когда он падал в драке. Она забилась, ударила кулаком его по плечу, но в этом не было силы.
— Поставь! Меня! Назад!
— Нет.
— Алан, я убью тебя! — закричала она, её голос был полон ярости и бессилия.
— Привыкай. — Он закинул её руку себе на плечо, прижимая к себе, его объятие было крепким и непоколебимым. — Ты орёшь на меня с десяти лет.
— Я НЕ ПОЕДУ!
— Поедешь, — прошипел он в её волосы, чувствуя её дрожь. — Всё. Хватит. Я не дам тебе здесь сдохнуть.
Рико шагнул вперёд, его рука уже лежала на кобуре. — Эй! Ты куда её...
Алан поднял на него глаза — ледяные, угрожающие, полные клановой власти.
— Я глава Андрес. И сейчас я делаю то, что должен. Она в истерике. Она себя угробит. А я не допущу. Отставить.
Он оглядел всех, его глаза были холодными и стальными, без тени сомнения. В руке он держал пистолет, направленный на толпу верных Виктору клану бойцов. — И если кто-то попробует остановить меня — я выстрелю.
Рико шагнул ближе, доставая своё оружие, его лицо было искажено яростью. — Поставь госпожу на место. Она не ваша.
Алан не колебался ни секунды. Выстрел разорвал тишину. Рико крикнул от боли, падая на снег, хватаясь за простреленное колено.
Валерия, видя это, прокричала, её голос был полон ужаса и гнева. — Не смей! Не смей их трогать! Пусти!
Джей кинулся к раненому Рико, а подчиненные Алана уже преградили дорогу к машине, образуя плотное кольцо. Никто не мог к ним подойти, хотя многие пытались прорваться, крича и протестуя.
Диего крикнул, поднимая руки вверх, понимая, что их слишком много, что любое сопротивление обернется кровавой бойней. — Глава, мы вернем вас!
Валерия пыталась вырваться из стальных объятий брата, колотила его по груди, но сил не было.
— Сообщите Люциану! Я не уйду! Алан, блять, пусти! Это мои люди! Это мой дом! Это мой муж, я должна найти его! — у неё началась истерика, её голос срывался на крик, слёзы текли по щекам.
Он вынул из кармана тонкий шприц, сверкнувший в свете фонарей. Валерия почувствовала неладное и попыталась рвануться, но сил не было. Она была обессилена горем и шоком.
— Алан, я вас уничтожу! — прохрипела она, её глаза горели яростью.
— Прости, — прошептал он, его лицо было лишено эмоций.
И ввёл ей снотворное в шею.
Она прошептала сквозь последние силы, её слова были обрывками надежды и отчаяния:
— Если он… если он жив… Если…
И отключилась. Её тело обмякло в его руках.
Алан держал её, прижимая к груди, как маленькую девочку, его взгляд был полон боли и решимости.
— Я тебя вытащу, Лери… домой увезу… хочешь ты или нет… — прошептал он ей в волосы, прежде чем бережно унести её в машину.