Хрустальная ложь

Глава 42

Ночной Нью-Йорк был серым и тихим — слишком тихим для города, где обычно всегда что-то кричит, ревёт, злится. В эту ночь огни Манхэттена казались потускневшими, а гул затих, словно сам город замер в предвкушении катастрофы. Весь район Бруклина, где ещё недавно возвышались массивные склады, был перекрыт — полицейские и пожарные оттеснены за три квартала, их сирены молчали, не смея нарушать установившуюся тишину. В центре этого разрушенного ада, среди тлеющих руин, искорёженного металла и запаха гари, стоял человек, которому весь этот хаос принадлежал.

Виктор Энгель. Его чёрный костюм был безупречен, несмотря на окружающую пыль, небрежно накинутое пальто скрывало широкие плечи. Руки засунуты в карманы, словно он лишь прогуливался по парку. На лице — ни единой эмоции. Глаза… опасно спокойные, холодные, как зимнее небо перед снегопадом. Вокруг него бегали его люди, тени мелькали в свете прожекторов. Кто-то докладывал о масштабах взрыва, о невосполнимых потерях. Кто-то ругался сквозь зубы, оценивая ущерб. Кто-то говорил, что нашли тело. Но никто не решался подойти ближе, чтобы нарушить его молчание, чтобы столкнуться с этой пугающей невозмутимостью.

Наконец, один из подчиненных, молодой парень, чьё лицо было бледно от шока, всё же набрался смелости и сделал шаг вперёд.

— Босс… тело нашли. Женское. Обгорело почти полностью, идентификация затруднена, но… одежда… похожа на ту, что она носила.

Виктор не пошевелился. Он даже не моргнул. Его взгляд был устремлен куда-то сквозь руины, в пустоту.

— Где? — Голос был низким, глухим, лишённым всяких эмоций.

Парень кивнул в сторону дальнего угла склада, где огонь уже потушили.

Там, среди искорёженного металла, обугленных балок и едкой гари, под белой тканью, которую ветер слегка шевелил, лежало тело. Окурившееся, маленькое, хрупкое — настолько, что издалека действительно напоминало её. Пожарные уже заканчивали осматривать место, их лица были мрачными.

Но не для него.

Он уже знал.

С первой секунды, как услышал про взрывы, про «похожее тело», про записку, оставленную в одном из складов, чудом уцелевшую, с одной лишь короткой, холодной фразой: «должница возвращена земле» — он уже понял. Он почувствовал.

Это она.

Точнее — её почерк.

Не в буквальном смысле. Валерия Андрес никогда не делала очевидных убийств. Она делала очевидные послания. И это было посланием. Ясным. Громким. И крайне личным.

Но он всё равно подошёл.

Медленно. Уверенно. Каждый его шаг по разрушенному полу был полон неизбежности.

Когда он оказался в нескольких метрах, его голос прозвучал низко, как раскат грома, от которого, казалось, дрожали уцелевшие стены:

— Отойдите.

Все, кто был рядом, расступились мгновенно, не задавая вопросов. Воздух вокруг него казался наэлектризованным.

Он присел на корточки рядом с белым холстом, его движения были точными, выверенными. Снял чёрную кожаную перчатку, открывая сильные, сбитые в кровь (ещё не до конца зажившие) костяшки, и приподнял край ткани.

Удар запаха — мясо, дым, гарь, смерть — обрушился на него, но на его лице не дрогнуло ни одной мышцы. В его глазах по-прежнему царила опасно спокойная пустота.

Он наклонился ближе, внимательно изучая то, что осталось от человека под тканью:

Череп — шире, чем у Валерии.

Ключицы — длиннее.

Форма рук — не её, более массивные.

Руки не такие грубые, как у его Змейки, которая всю жизнь носила оружие.

Пальцы — не тонкие, не изящные.

Он молчал секунду.

Две.

Три.

Тишина растянулась, казалось, на целую вечность.

Потом тихо — почти ласково — рассмеялся.

Не громко. Не безумно, как мог бы. А ровно так, как смеётся мужчина, которого хотели обмануть, но не дотянулись. Смех был полон опасного торжества.

Виктор опустил ткань обратно, бережно, словно тело было ни при чём. И поднялся, возвышаясь над всеми, кто его окружал.

— Это не она, — Голос ровный, спокойный, страшный в своей абсолютной уверенности.

Рико, который осмелился подойти ближе, растерянно моргнул.

— Босс, но анализы… когда их сделают…

— Не она, — повторил Виктор, перебивая его, словно отмахиваясь от назойливой мухи.

Он посмотрел на тело под тканью так, будто это был просто мусор, не стоящий даже секундного внимания.

— Она слишком умная, чтобы умирать так. — Мужчина усмехнулся краем губ, и в этой усмешке была ядовитая смесь восхищения и разочарования. — Слишком гордая. И слишком злая на меня, чтобы просто умереть.

Рико моргнул, его мозг начал лихорадочно работать.

— Значит, тело подбросила, чтобы…

— Чтобы я подумал, что она мертва? — Виктор поднял взгляд, и в его глазах наконец-то проявилось что-то живое — опасный, хищный блеск. Он прошёлся по месту взрыва, спокойным взглядом оценивая масштаб разрушений, но, казалось, видел нечто большее.

— Она хотела меня ударить. Сильно. Больно.

— Получилось… — пробормотал кто-то из ребят, оглядывая дымящиеся руины.

— Но не так, как она думала, — Виктор выпрямился, его силуэт стал ещё более спокойным, уверенным.

Мужчина остановился у обугленных остовов стеллажей, положил руку на горячий от недавнего огня металл и прошептал, его голос был едва слышен, но звучал как приговор:

— Она жива.

Все замолчали, словно услышали пророчество.

— И раз она жива… — его улыбка стала очень медленной, очень опасной, очень… тёплой. В ней читалось всё: предвкушение охоты, злость на обман, но главное — странное, искажённое счастье. — Значит, решила отомстить. Эх, а могла просто спросить. Я бы всё объяснил.

— Босс… что прикажете? — Рико был готов к любому приказу.

Виктор посмотрел в сторону разрушенного склада так, как мужчина смотрит на испорченную игрушку, подкинутую любимой женщиной из вредности, из желания позлить, привлечь внимание. В его взгляде было не просто желание найти виновного, а нечто гораздо более глубокое и личное.

— Найдите все камеры. Все свидетели. Все транспортные номера за последние три дня. Я хочу знать, где она была, с кем говорила, куда смотрела.

— Есть! — раздались быстрые ответы.

— И… — он на секунду закрыл глаза, вспоминая татуировку лилии на её плече, вспоминая её голос, её дерзкий взгляд, вспоминая, как она смотрела на него перед побегом, когда он ещё не знал, что это побег, она тоже не знала… — подготовьте самолёт. Личный. Прямо сейчас.

Его люди замерли, понимая, что это не просто приказ.

— Куда, босс? — спросил Рико.

Виктор улыбнулся шире, мягче — так, как улыбается мужчина, который знает свою женщину до костей, до последнего изгиба её души.

— Куда угодно. Я знаю, где она.

— Откуда? — Рико не удержался, вопрос вырвался сам собой.

— Я знаю все перемещения своей жены, Рико, — Виктор произнёс это спокойно, но в его голосе прозвучала такая собственность, что вопросов больше не возникло. — Просто даю ей время побегать. Не хочется расстраивать. Она ведь так старалась.

Он надел перчатку обратно, застегнул пальто, его движения были точны и смертоносны. Прошёл мимо тела, даже не взглянув, словно его там никогда и не было. И ушёл, оставив за собой запах дыма, дорогого парфюма и силуэт мужчины, который не верит в смерть своей женщины.

Который чувствует её. Который знал, что игра только началась. И он собирался выиграть.

К рассвету Лилит проснулась от стука в дверь мотеля. Нежное утреннее солнце едва пробивалось сквозь грязные шторы, но атмосфера в комнате была далека от умиротворения. Её люди, обычно невозмутимые, стояли у входа, бледные, раздражённые — и молчали. Это было странно. Они всегда что-то говорили, шутили, или хотя бы перебрасывались усталыми репликами. Их молчание было хуже любой плохой новости.

— Что? — хрипло бросила девушка, поднимаясь с кровати и затягиваясь сигаретой, которая уже успела обжечь ей горло.

Марко нервно покосился на телефон в своей руке, его взгляд метался между экраном и её лицом. Он казался потрясённым.

— Он увидел, госпожа. Он не поверил.

Кулак Лилит сам сжался, инстинктивно. Сигарета сломалась в пальцах, горящие угли рассыпались по полу. Мир внутри неё мгновенно замер.

— И? — её голос стал ледяным, опасным, как тонкий край бритвы. — Тело? Он про тело что сказал?

— Он сказал: «Это не она».

Мир перед глазами Лилит на секунду покрылся красной пеленой. Воздух в лёгких словно выгорел. Она не могла поверить.

— Что значит «не она»?! — рявкнула она, её голос сорвался на крик. Ярость захлестнула её, как цунами. — Я лично подбирала эту девку по параметрам! Фигура, рост, даже шрамы похожие! У него что, зрение рентгеновское?!

Марко сглотнул, его лицо стало ещё бледнее.

— Он… вроде как даже не подошёл близко, госпожа. Просто взглянул. На тело. И сказал, что это не вы. Его люди пытались что-то возразить, но он их оборвал.

Тихо. Слишком тихо. Слова Марко повисли в воздухе, словно молот, обрушившийся на её тщательно продуманный план. Он даже не подошёл. Просто взглянул.

Лилит медленно села на кровать, её ноги отказывались держать. Закрыла лицо руками, пытаясь сдержать подступающую истерику, но не могла. В груди всё пылало.

— Ему вообще насрать что ли?! — крикнула она, её голос был полон отчаяния, смешанного с яростью. Словно она ждала хоть какой-то реакции — боли, злости, чего угодно. Но не такой хладнокровной догадки.

Никто не ответил. Парни переглянулись, не смея поднять на неё взгляд.

— Ну хоть злой был? — спросила девушка, отчаявшись до такой степени, что любой намёк на эмоцию с его стороны был бы для неё облегчением.

— …Нет, — прошептал Марко.

— Что?! — Лилит вскочила, её глаза горели.

— Он… улыбался.

Лилит застыла, как будто её ударили током. Ещё один, более сильный удар. Улыбался. Эта мысль была хуже любой боли.

— Улыбался? — повторила она, медленно, едва слышно.

— Да.

Она схватила первую попавшуюся бутылку виски, стоявшую на тумбочке, и швырнула её в стену с таким грохотом, что штукатурка посыпалась.

— Сука! Да что он за человек такой?! Я его не для этого от гнева лечила!

Тишина. Только прерывистое дыхание её людей.

— И ещё… — начал Марко осторожно, его голос был полон предчувствия беды. — Он собирает людей. Всех. Поднял границы штата. Похоже, что…

— Что?! — Лилит резко обернулась.

— Он ищет вас. Не просто так. Он знает, где вас искать, госпожа. Его люди начали прочёсывать все направления. Везде.

Её сердце упало в пятки.

И не от страха.

От бешенства. От того, что он снова её опередил, снова оказался на шаг впереди.

— Телефон, — приказала она, протягивая руку.

Марко подал ей свой смартфон, его глаза были расширены.

Она набрала номер, который должна была уничтожить. Номер, который знала по памяти, хотя никогда не признается, что хранила его так долго. Её палец завис над кнопкой вызова, затем резко нажал.

Гудки.

Один.

Второй.

Каждый гудок отдавался молотом в висках.

На третьем — ответ.

Хриплый, низкий, слишком знакомый голос, который она так хотела забыть:

— Маленькая змейка… ты правда думала, что я поведусь на труп?

Лилит задышала так, будто пробежала марафон, её лёгкие горели. Она почувствовала, как её тело дрожит от ярости и странного, опасного возбуждения.

— Виктор… — прошипела она, его имя вырвалось из горла, как выстрел.

— Тише, тише… Я соскучился по твоему голосу, — его смех был тихим, горячим, опасным, полным едкого сарказма и тёмного триумфа.

— Ты должен был поверить! — выкрикнула она, вложив в эти слова всю свою ярость, всё своё разочарование.

— Я должен был поверить в то, что ты умерла? — тон его голоса стал холоднее, проникающим в самые потаённые уголки её души.

Пауза.

Его голос провалился в опасный шёпот, от которого у неё по коже побежали мурашки:

— Ты хотела, чтобы я поверил, что ты умерла? Маленькая лгунья…

Её бросило в дрожь. Ярость, что бурлила в ней, сталкивалась с его ледяным спокойствием. Она — в ярости. Он — слишком спокойный. Этот контраст сводил её с ума.

— Да! — закричала она, не сдерживаясь.

— Зачем? — в его голосе прозвучало наигранное недоумение.

— Потому что ты… ты… Гребаный обманщик! — слёзы отчаяния выступили на глаза.

— Это ты меня обманула четыре года назад, когда вырубила прямо по дороге в аэропорт, — напомнил Виктор, и в его голосе прозвучала нотка старой обиды, такой же живой, как и сейчас.

Лилит едва не бросила телефон, её рука задрожала.

— Заткнись!

Его голос стал мягким. Слишком мягким. Как шёлк.

— Ты взорвала мои склады. Шесть точек. Очень впечатляюще.

— Ещё взорву, если будешь лезть!

— И подбросила мне тело. Очень продуманно.

— Очень похоже на то, что я бы сделала, да, — огрызнулась она.

— Но знаешь, что мне понравилось больше всего? — прошептал Виктор, и в этом шёпоте была такая интимность, что у неё перехватило дыхание.

Лилит не отвечала, сжимая телефон.

Он — выдохнул, и этот выдох был почти нежным:

— Что ты всё равно позвонила мне первой.

У неё сжалось горло. Эта фраза была ударом под дых, потому что была абсолютной правдой. Она позвонила, потому что не могла вынести его спокойствия.

— Пошёл к чёрту! Ты продолжаешь со мной играть?! — Её голос был на грани срыва.

— Уже иду, — в его голосе прозвучала игривость, но с хищной, неприкрытой угрозой. — Ты в Неваде? Или дальше? Голос у тебя… шелест ветра, пустыня, открытое пространство.

Лилит чуть не уронила телефон, её глаза расширились от шока. Невада. Как он…

— Пошел ты! — сорвалась она. — Ты ублюдок! Доиграешься, что я вернусь в Нью-Йорк и лично тебя пристрелю.

— С удовольствием, Змейка. Буду ждать, когда ты решишь поговорить нормально. Готов ждать хоть вечность. Но не больше.

Лилит бросила трубку. Нет — швырнула телефон так, что он разбился об стену мотеля, осколки пластика разлетелись по полу.

И всё равно казалось, что его голос всё ещё у неё в ушах.

Ты хотела, чтобы я поверил, что ты умерла? Маленькая лгунья…

Но знаешь, что мне понравилось больше всего? Что ты всё равно позвонила мне первой.

— Госпожа… что прикажете? — спросил Диего, который подошёл явно в шоке от происходящего. Он же всего на пять минут отошел кофе налить, а здесь уже полный хаос.

Она глубоко вдохнула, закрыв глаза, пытаясь собрать себя по кусочкам. Ярость медленно уступала место холодному, расчётливому страху.

— Уходим. Срочно. Он близко. Он… он слишком близко.

— Куда? — спросил Марко, уже готовясь собирать людей.

— Дальше от этого ублюдка. Дальше, чем он сможет достать. Он меня не получит. Никогда.

Но внутри…

Где-то глубоко…

Её сердце ударило сильнее.

Потому что она знала:

Он идёт за ней.

Не ради власти.

Не ради клана.

Не ради сделки.

Ради неё.

И это было страшнее всего.

…

Америка оказалась гораздо шире, чем казалось на карте. Гораздо шумнее. И куда более щедрой на свободу, чем Европа, скованная древними традициями и вековыми войнами кланов. Для Лилит — это был рай и ад одновременно. Рай свободы, ад постоянного бегства. Она меняла штаты так, как другие меняют плейлист: Arizona → Nevada → New Mexico → Colorado → Texas → Illinois → Florida → North Carolina. Каждые три дня — рюкзак, бензин, новый номер в мотеле, другой город.

Перекрашенные волосы — то рыжие, то платиновые, то угольно-чёрные. Линзы, меняющие цвет глаз с зелёного на синий или серый. Разные имена — от Лилли до Мэдди, от Софии до Николь. Фальшивые права, менявшиеся чаще, чем её настроение. Одежда из дешёвых магазинов, чтобы не жалко было выкинуть и забыть.

А ещё — смех её парней, её безумной компашки телохранителей, которых она любила как младших братьев: Диего, Джей, Саль, Марко, Рен и Лука. Они были её единственной семьёй, её щитом и её дурацкой опорой.

Они называли её госпожа, но в Америке смеялись, ели с ней из одной коробки крылышек, спорили до хрипоты, играли в карты до утра на старых мотельных кроватях. Это было... почти детство. То детство, которого у неё никогда не было. Рутиной это не назовёшь. Утром — кофе в пластиковом стакане, запах бензина, гул мотора, бесконечная дорога, жар раскалённого асфальта. Иногда — музыка на всю громкость, когда она высовывалась из окна машины, распугивая редких прохожих и кричала во всё горло:

— СВОБОДА, СУКА!!!

Парни дружно орали в ответ, их голоса сливались с ветром и рёвом мотора:

— ПРИНЦЕССА, ТЫ ПЬЯНА?!

— ЕЩЁ НЕТ!!! — смеялась она в ответ, её смех был звонким и заразительным, таким, каким он никогда не был в Европе.

По вечерам — бар или клуб. Танцы до упаду, иногда почти до неприличия, просто чтобы выплеснуть накопившееся напряжение. Стриптиз для души, для поддержания формы, потому что тренироваться надо, а залов нет, а это было единственным способом не терять свою невероятную пластику.

Иногда она садилась на крышу дешёвого мотеля, обдуваемая ветром, курила очередную сигарету и смотрела на закат, раскрашивающий небо всеми оттенками оранжевого и пурпурного.

— Тут хорошо… — заметил как-то Лука, присаживаясь рядом, предлагая ей свою куртку.

— Потому что это не Европа, — ответила она тихо, вдыхая свободу вместе с сигаретным дымом. — И не Нью-Йорк, — добавила она почти неслышно.

Лилит не произнесла имя Виктора. Никогда. Запрещала себе. Запрещала им. Это имя было запретным, как чума.

Но тень от этого имени всё равно падала на каждый закат, на каждую улыбку, на каждую ночь, когда она просыпалась от кошмаров, где его руки сжимали её горло, а глаза были полны боли и предательства.

А потом начиналась охота. Игра в кошки-мышки, где она всегда была мышкой.

Всё шло идеально, пока однажды, в одном из пыльных мотелей Техаса:

— Госпожа… — Марко замер у окна, его обычно расслабленное лицо напряглось. — Чёрный внедорожник. На углу. Уже два часа.

Она только закатила глаза, отложив пилочку для ногтей.

— Опять? Серьёзно? Я только ногти накрасила. Сколько можно?

Лука выглянул из-за шторы, его взгляд был сосредоточен.

— Ты думаешь… это семья?

— Или… другой клан? — добавил Диего, проверяя оружие.

Она кивнула, в её глазах мелькнула привычная усталость.

— Убираемся.

Через двадцать минут они уже были в машине, вещи наспех собраны. Через полчаса — пересекали границу штата, оставляя Техас позади. Через сорок минут — он, чёрный внедорожник, потерял их след. Ещё один день свободы добыт. Ещё одна победа.

Но она никогда не задавалась вопросом:

Кто именно следил?

Кто именно находил её раз за разом, словно по волшебству?

Она думала: "семья".

Или "друзья семьи".

Или "побочные кланы".

Все, кто мог бы иметь свои интересы в её возвращении.

Но это всегда был он.

Она не знала. Она не могла знать, он всегда видел, где она находится. Через спутники, через своих людей, через свою бесконечную сеть. Он был тенью, идущей по пятам.

Она выходила в город, в бывший залитый огнями центр Вегаса, где неоновое сияние смешивалось с тенями старых зданий. Ей был нужен телефон-автомат. Современные телефоны можно было отследить, симки чистили не так быстро, чтобы гарантировать полную анонимность. Но уличный аппарат — это была театральная, почти викторианская опция, а сейчас ей нужна была именно такая демонстративность: звук падающих монет, звонок в пустоту, который давал ощущение, что ее голос — простой и голый, не оставит цифровых следов.

Она нашла его у заброшенного торгового центра, единственного уцелевшего в этом умирающем районе. Опустила монету, слушала шипение линии, которое казалось предвестником надвигающегося шторма, и набрала тот номер, который знала по памяти — номер, что раньше казался ей чужим и принадлежащим врагу, а теперь вдруг стал ядром всего происходящего, точкой отсчета ее мести.

— Энгель, — сказала она ровно, не скрывая жгучего гнева, пронизывающего каждое слово, — Слушай сюда.

В трубке — еле слышное шуршание, затем — его голос. Низкий, бархатный, с едва уловимой насмешкой. «Да, Рия?»

Она зажмурилась. Боже, как она ненавидела этот голос. И как… хотела его услышать.

— Клан Андрес требует от клана Энгель… защитить свои границы. Пойми меня правильно, Виктор: переступать черту — дорого обойдётся. — Её голос — как лезвие, каждое слово — удар. — Ты посягнул на то, что принадлежит мне. Я — часть Клана Андрес, моя кровь — это клятва верности. Запомни: моя месть будет войной между нашими семьями, Виктор, и ты это знаешь.

— Рия, — он перебил ее, голос стал мягче, почти ласковым. — К чему эти угрозы?

Она грубо рассмеялась, и в этом смехе было безумие, боль и обещание скорой расплаты.

— Заткнись! Ты понимаешь, с кем ты связался, Виктор?! Я не трофей, чтоб тебя черти драли, Энгель! Я не игрушка для твоих грязных игр. Ты понимаешь, что если хоть один из твоих псов приблизится ко мне… Я вырву ему глотку и скормлю ее тебе, собственными руками. Ты думаешь, я буду ждать, пока ты поймаешь меня и вернёшь, как беглую сучку? Хуй тебе.

В трубке повисла тишина, тяжелая, как предчувствие смерти. Он не ответил угрозой. Лишь глубоко, почти не слышно, вдохнул, словно вдыхая ее ярость, ее огонь. Затем, его голос, все такой же спокойный, но с едва уловимой ноткой истинного удивления и разочарования, прозвучал:

— Ты… ты не хочешь даже услышать меня, Рия? Ни одного слова?

— Я выживала, Виктор. — Она прорычала это, и в каждом звуке была история. — И я ещё не так убивала. Так что сделай свой выбор. Я исчезну в этой стране, как дым, который ты не сможешь поймать. Попробуй найти — и тебе придется заплатить ценой, которую твой клан не переживет. Цена, которая будет стоить тебе всего.

— Рия.

— О, нет. — усмехнулась девушка. — Я Лилит. И из твоего «рая», я ушла. Найди себе более покладистую игрушку. Эта бракованная попалась.

Она швырнула трубку с такой силой, что монета звякнула, упав в автомат, и тот молча потух, словно подчиняясь ее воле. Тишина. Только ее ярость, горячая и обжигающая, заполняла собой мир.

Виктор хотел игры? Он ее получит. Война началась. И у нее не было намерения ее проигрывать.

Только стоя ночью на балконах съемных квартир, Лилит чувствовала, как по щеке скатывается слеза. Каждый чертов раз.

В Лос-Анджелесе она спряталась на два дня — роскошь, которую редко позволяла. Огромный город давал ей ощущение анонимности, временного покоя.

Вечером они всей компанией оказались в маленьком, ничем не примечательном баре, где пахло пивом и дешёвым жареным мясом. Лилит, откидывая волосы, смеялась, пила белое вино, заказывала пиццу с двойным сыром и спорила с Диего о том, кто лучше водит, её голос был звонким и беззаботным.

Там же, ночью, ближе к закрытию:

— Госпожа… — Марко нахмурился, его взгляд был прикован к стойке бара. — Бармен сказал, что какой-то мужчина всё время спрашивал про вас.

— Да ну? — она лениво улыбнулась, отпивая вино. — Наверное, красивый.

— Он сказал, что… кричал на него. Угрожал.

— Ещё лучше, — хмыкнула она, в её глазах плясали озорные огоньки. Ей нравилось, когда вокруг неё кипят страсти, даже если они её не касались.

Но чуть позже, когда Марко и Лука вышли покурить:

— Госпожа… — Саль застыл у окна, его глаза были прищурены. — Там… Снова этот внедорожник.

Улыбка сползла с её лица. Она закурила. Неужели? Снова?

— Ладно, — выдохнула она, поднимаясь. — Валим.

Она ушла — быстро, без сожаления, без оглядки. За спиной остались недопитая пицца, недоделанный спор и бармен, которого, возможно, ждал неприятный разговор. Она не оглядывалась, не позволяла себе чувствовать ничего, кроме привычного азарта охоты. Завтра будет новый город, новые имена, новые дороги. Она бежала, и этот бег стал её жизнью.

В Денвере, городе на высоте, где воздух был свежее, чем на побережье, а горы грозно возвышались над горизонтом, она увидела это впервые — следы настоящего боя. Не просто обыденные разборки или чьи-то перестрелки, к которым они успели привыкнуть на бесконечной дороге. Это было что-то другое. Что-то, что заставило её сердце пропустить удар.

На этот раз они остановились в мотеле на самой окраине города, спрятав машину за кустом, как всегда. Лилит только вышла из душа, завернувшись в тонкое полотенце, когда её люди замерли у окна. Их лица были напряжены.

— Госпожа… — Рен тихо сказал, его голос был глухим. Он стоял у порога их комнаты, указывая на то, что оставалось от двери соседнего номера, сломанной, вырванной из косяков, как будто её пытались выбить ногой.

Пятна крови. На грязном бетоне. Свежие. Не просто мелкие брызги, а крупные, тёмные лужицы, засохшие, но всё ещё зловеще блестящие в слабом свете фонаря. Помятая трава рядом, словно по ней волокли что-то тяжёлое. Сломанная ветка куста, едва заметная царапина на стене.

Она коснулась крови пальцами. Холодная, липкая.

— Чья? — спросила Лилит, её голос был низким.

— Не наша, — ответил Марко, сжимая кулаки. Его люди уже прочесывали периметр, их движения были быстрыми и бесшумными.

Она нахмурилась, но промолчала. В этот раз вопросов было слишком много. Эти "следы" не были типичными для обычных бандитских разборок. Это было слишком чисто. Слишком… профессионально. Не было тел. Только последствия.

И опять не подумала. Не подумала, что этот след вел не к ней, а от неё.

Виктор.

Он стоял в двух кварталах от мотеля, в тени огромного фургона, который скрывал его от посторонних глаз. Его люди, растворялись в ночи, выполняя свою работу. Он видел, как она вышла из машины, как её люди заняли свои позиции. Он видел, как она вошла в мотель, как её силуэт промелькнул в окне. Он видел всё.

Виктор, который вырезал целую группу людей, работавших на одного из мелких, но амбициозных кланов Чикаго. Тех, кто узнал, что Лилит — это на самом деле принцесса Андрес, беглая невеста, за голову которой назначена огромная сумма. Тех, кто хотел бы поиметь с неё денег, или поиметь её, чтобы потом продать. Он вырезал их. Безжалостно. Тихо. Не оставив ни единого свидетеля, кроме кровавых следов. Его люди очистили место, забрали всё, что могло бы вывести на её настоящий след, и исчезли.

Виктор, который стоял в двух кварталах, наблюдая, как она садится в машину и уезжает из Денвера, словно птица, вспорхнувшая с ветки. Ему хватало одного взгляда на камеру наблюдения, чтобы выдохнуть: “Жива.”

Она снова бежала. Снова от него, но благодаря ему. Он был её невидимым щитом, её тенью, её проклятием. Он давал ей свободу, но эта свобода была иллюзией, тщательно контролируемой им. Буквально ложью, собранной из хрусталя. Их хрустальной ложью. И он наслаждался этой игрой. Наслаждался каждым её шагом, каждым вздохом. Потому что знал — она его. И рано или поздно эта беготня закончится. И его Змейка вернется. И он все ей объяснит.