Хрустальная ложь

Глава 19

Виктор как-то встретил её в кафе. Не в том прокуренном баре, где они играли в кошки-мышки, а в светлом, залитом утренним солнцем заведении, где пахло свежей выпечкой и дорогим кофе. Лилит сидела за столиком, её взгляд был прикован к экрану ноутбука, а на столе стояла маленькая чашечка эспрессо. Виктор бесшумно подошёл и сел напротив, не спрашивая разрешения.

— Неужели глава американского клана не знает, как пить эспрессо без сахара? — произнесла она, не отрываясь от монитора, её голос был пропитан ядом. В её вопросе читалось презрение к его американским привычкам. Хотя о менталитете этой страны, девушка знала мало.

Он усмехнулся, медленно помешивая свой эспрессо маленькой ложечкой.

— Неужели принцесса Андрес забыла, что в Америке сладость — оружие? И я предпочитаю знать, чем я подслащиваю свою жизнь. В отличие от некоторых.

Иногда их разговоры были почти тёплыми, как редкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь грозовые тучи. В эти моменты между ними проскальзывало нечто большее, чем просто вражда, — нечто, похожее на уважение, на признание равного. Иногда — смертельно остро, когда каждое слово было как удар клинка, нацеленный на самое уязвимое место.

Однажды, после особенно долгого и изнурительного судебного заседания, где ей пришлось выкладываться на все сто, она вышла из здания суда. Усталая, без пиджака, который оставила в пылу боя в зале, Лилит попала под внезапный дождь. Холодные капли пропитали её белую рубашку до нитки, заставляя ткань прилипнуть к телу, обрисовывая её изящную фигуру. Волосы прилипли к лицу, а макияж слегка размазался.

Он стоял, опершись на свою чёрную, дорогую машину, совершенно не замечая непогоды. Его взгляд был прикован к ней, он просто молча смотрел, как она, медленно и устало, спускается по ступеням. Ни тени смеха, ни намёка на провокацию. Только пристальное, изучающее внимание.

— Чего смотришь? — буркнула она, её голос был хриплым от усталости, но в нём всё равно звенела сталь.

— Проверяю, правда ли легенда, — ответил он, его голос был глубок и спокоен, словно шторм затишья.

— Какая? — Лилит остановилась в нескольких метрах от него, её глаза сузились, как у хищной птицы.

— Что у Андрес нет сердца. Только сталь и огонь.

Её губы изогнулись в тонкой, опасной линии. Она медленно приблизилась, её промокшая одежда прилипала к телу, но она не обращала на это внимания. В её глазах горел тот самый огонь, о котором он говорил.

— Не подходи, Энгель. Я сегодня зла.

— Боишься? — его голос был низким, провокационным.

— Нет, — отрезала она, делая ещё один шаг, теперь они были опасно близко. Её взгляд был прикован к его глазам, в которых плясали холодные огоньки. — Предупреждаю. Я сегодня готова на убийство.

Виктор усмехнулся. Это была не широкая, самодовольная улыбка, а тонкий, почти интимный изгиб губ, полный тёмного восхищения. Его взгляд скользнул по её лицу, по мокрым прядям волос, по мокрой рубашке.

— Ты, госпожа, — моя любимая катастрофа. И я всегда был неравнодушен к разрушению. Особенно такому красивому.

Она посмотрела ему прямо в глаза, её взгляд был настолько пронзительным, что, казалось, мог прожечь насквозь.

— А ты — мой личный, самый раздражающий геморрой.

И, прежде чем уйти, прежде чем дать ему шанс ответить, она выхватила пистолет, который всегда был при ней, даже после самых изнурительных заседаний. Резкий щелчок, и пуля с оглушительным звуком выбила искры из фонаря, стоявшего всего в полуметре от его головы. Осколки стекла и искры осыпались вокруг него, как огненный дождь, освещая его невозмутимое лицо.

Он рассмеялся. Глубоко, от души, с наслаждением, будто это был самый лучший фейерверк, который он когда-либо видел. Он даже не моргнул.

— И всё-таки… я тебя поймаю, дьяволица. Рано или поздно. Ты моя.

— Попробуй, Энгель, — ответила она, бросив ему вызов через плечо, её голос был хриплым, полным яда. Она растворилась в дождевой пелене, уходя в темноту, оставляя за собой лишь эхо своих слов. — Оторву конечности. И скормлю собакам. По частям.

Виктор остался стоять под дождем, его лицо было залито не только водой, но и какой-то дикой, торжествующей улыбкой. Он знал, что она имела в виду каждое слово. И это лишь подогревало его желание. Игра продолжалась. И ставки в ней росли с каждым днём.

...

Вечер в Нью-Йорке был вязким и тёмным, обволакивающим город плотным одеялом из влажного воздуха и неоновых отблесков. Чувствовалось давление, невидимая сила, которая всегда царила над этой бетонной империей. Один из его пентхаусов, расположенный где-то на верхних этажах одной из самых высоких башен Мидтауна, казался островком холодной, неприступной роскоши. Слишком блестящий, слишком тихий, слишком аккуратно подготовленный, словно декорация к тщательно продуманной пьесе. Каждый предмет мебели кричал о статусе, но ни один не намекал на уют.

Валерия ещё в лифте, поднимающемся с головокружительной скоростью, почувствовала подвох. Не острое предчувствие, а скорее привычное, едва уловимое потягивание в животе — то, что её инстинкты называли «запахом крови». Она знала этот запах. Но она привыкла к подвохам — на них она и выросла, она Андрес.

Дверь пентхауса бесшумно скользнула в сторону, открывая вид на просторный салон. Охрана уже получила приказ, а может быть, и дополнительный инструктаж — не вмешиваться. Виктор стоял у панорамного окна, спиной к ней, вырисовываясь тёмным силуэтом на фоне мерцающего ночного города. Бокал с янтарной жидкостью в его руке был выставлен слишком показательно, под нужным углом, чтобы свет отражался от полированного хрусталя. Слишком небрежно, чтобы быть случайным.

Как приманка. Очевидная, но манящая.

Как ловушка. Старая, но всё ещё действенная для тех, кто ослабит бдительность.

Валерия не сделала вид, что испугалась. Она вообще ничего не делала — просто вошла, сбросив идеально скроенное пальто из кашемира небрежным, почти пренебрежительным жестом и перекинув его через спинку дизайнерского кресла. Она не спешила, её шаг был лёгким, уверенным, хищным. В каждом движении читалась стальная струна, натянутая до предела.

— Ты хотел поговорить? — холодно спросила она, даже не повышая голоса. Интонация была ровной, но в ней сквозила острая кромка.

Он повернулся. Медленно, как будто наслаждаясь моментом, давая ей возможность рассмотреть его. Уверенно.

Слишком уверенно. В его глазах полыхнул огонёк триумфа, который он, очевидно, не пытался скрыть.

— Хотел, — его голос был ровным, бархатным, с лёгкой хрипотцой, которая должна была быть соблазнительной. — У нас есть незавершённые вопросы, госпожа Андрес. И мне показалось, что это идеальное место, чтобы их прояснить.

Девушка скользнула взглядом по комнате, не задерживаясь ни на одном предмете дольше пары секунд: безупречный диван из серой кожи, массивный стеклянный стол, на котором лежала стопка тщательно разложенных документов, вид на город, который для него был символом власти, а для неё — просто очередным пейзажем. И наконец, её взгляд остановился на другом бокале.

Он стоял на дальней стороне стола, ближе к её предполагаемому месту. В нём тоже был коньяк, лёд и долька лимона. Но лёд оседал странно, неравномерно, его грани были размыты, как будто что-то вмешало в структуру воды. Слишком быстро таял, оставляя за собой мутную линию на стенке. Едва заметная пена, пузырьки газа, поднимающиеся лениво, словно кто-то выпустил их из ловушки. И легкий, почти неощутимый, но характерный запах, который её обоняние распознало моментально, — смесь едва уловимой горечи и сладковатого сиропа.

Снотворное.

Лёгкое, чтобы вызвать расслабление. Но рассчитанное, чтобы притупить остроту мысли, ослабить волю.

Она подняла взгляд и позволила себе тонкую, хищную улыбку. Не вежливую, не дружелюбную. Это была улыбка акулы, нашедшей свою жертву.

— Тогда давай обсудим, Энгель. Я вся во внимании.

Он хотел заставить её расслабиться. Сделать уязвимой. Достать ответы, которые она так тщательно хранила за семью замками. Это было бы идеально... если бы она не была Андрес, если бы не прошла все круги ада, чтобы оказаться здесь.

Валерия подошла к столу, почти лениво, с грацией большой кошки, обходящей свою территорию. Взяла бокал в руку, покрутила его, чувствуя холод стекла, но не пила. Лишь поднесла к губам, делая вид, что вдыхает аромат коньяка, и при этом внимательно наблюдая за его реакцией.

Ему на секунду дёрнулся уголок рта, почти невидимо. Микроскопическая реакция, которую большинство людей не заметили бы. Но для неё этого было достаточно. Подтверждение.

Поставила бокал обратно на стол, едва слышно стукнув дном о стекло.

— Ты хотел честности? — спросила она тихо, её голос казался неожиданно мягким после предыдущей колкости.

— Да, — он сделал шаг ближе, сокращая дистанцию, его глаза изучали её, пытаясь прочитать.

— Тогда не прикасайся к таким мелким трюкам, Энгель. Это обидно. Ты меня недооцениваешь.

Виктор замер, словно поражённый током, его лицо на мгновение исказилось. Ловушка не сработала. Он был пойман в своей же игре.

Валерия тоже замерла, наслаждаясь его растерянностью. А потом шагнула к нему сама — ближе, чем было прилично, нарушая все личные границы, вторгаясь в его пространство. Её губы оказались в миллиметре от его шеи, настолько близко, что он мог почувствовать её дыхание, тонкий аромат её духов.

— Или ты думал... я такая глупая?

Мужчина вдохнул. Резко, прерывисто. Воздух в лёгких застрял, словно он получил удар под дых. Но не оттолкнул её. Он был в замешательстве, но притяжение было сильнее, чем его инстинкт самосохранения.

Её пальцы скользнули по его белоснежной рубашке, распуская первую пуговицу, затем вторую. Движения были медленными, почти ласковыми, но в них чувствовался металлический стержень.

— Хочешь честно? Будет честно. Только не обижайся, Энгель.

Она прижалась губами к центру его груди, прямо над сердцем, чувствуя его быстрый ритм. Медленно подняла взгляд, и в её глазах плясали огни хищного торжества.

— Ты пытаешься поставить меня на колени, Энгель.

— Я... — Виктор попытался что-то сказать, его голос был глухим.

— Тише, — она приложила палец к его губам, останавливая его. — Сейчас говорю я.

Валерия вела его к кровати так, будто он был очередным трофеем, пойманным в её сети, а не главой могущественной семьи Энгель. Её взгляд, её прикосновения, её уверенность — всё это лишало его воли. Его дыхание стало тяжёлым, прерывистым. Руки потянулись к ней, инстинктивно ища опору, но она ловко отодвинула их, перехватила.

— Не прикасайся. Пока не скажу.

Виктор фыркнул, попытка изобразить неповиновение. Но подчинился. Чёрт, как он подчинился.

Она опустила его на матрас, медленно, соблазнительно, каждое движение было рассчитано.

Рубашка исчезла, соскользнув с его плеч.

Ремень — тоже. Её пальцы были проворны и безжалостны.

Она села сверху, но не для ласок — для контроля, для того, чтобы ощутить его беспомощность под собой. Его руки снова дёрнулись, пытаясь обнять её за талию. Внезапно, с пугающей скоростью, она достала из-за спины два наручника, блеснувшие хромом в полумраке.

Один защёлкнулся на его запястье.

Щёлк.

Потом на другом, приковывая его к изголовью кровати.

Щёлк.

Он не успел даже выругаться — шок лишил его голоса. Она заклеила ему рот широкой полоской чёрного скотча, натянув её туго, чтобы заглушить любые попытки протеста. Медленно. С чувством. С торжеством.

Виктор дёрнулся, глаза расширились — не от страха, а от абсолютного шока и ярости. Он был унижен.

Валерия наклонилась, проведя пальцем по его скуле, её прикосновение было прохладным и отстранённым.

— Ты думал, что это ты охотник, мальчик. Ты думал, что я очередная глупая птичка, которая попадётся в твою золотую клетку. Но ты просчитался.

Её улыбка стала убийственно мягкой, с холодным блеском в глазах.

— На меня нельзя ставить ловушки. Нельзя искать решение проблемы. Потому что я сама — проблема. Ловушка. И когда ты в неё попадаешь, выхода нет.

Мужчина рванулся, его мышцы напряглись, но наручники держали крепко. Бесполезно.

Валерия поднялась и стала ходить по спальне, скользя взглядом по документам на его столе. Она не искала, она просто просматривала, демонстрируя полное пренебрежение.

— А здесь у нас... скукота. Очень красивая, но скукота. Никаких секретов, никаких грязных дел, ничего, что могло бы меня удивить. Ты хоть подготовился, Энгель? Нет? Жаль. Я ожидала большего.

Виктор пытался заговорить, издавая глухие, отчаянные звуки сквозь скотч.

— Тс-с-с, — она поднесла палец к своим губам, словно успокаивая ребёнка. — Не порть момент. Это мой момент.

Она наклонилась и легко поцеловала его в щёку — почти ласково, но в этом поцелуе не было ни капли тепла, только ядовитая ирония.

— Научись уважать женщин, дорогой. Особенно тех, кто может превратить тебя в прах и не заметить.

Валерия подошла к двери, остановилась, развернулась и бросила ему воздушный поцелуй. Он выглядел как прощание с домашним животным.

— Устал, милый. Отдыхай. Мне пора.

Выйдя в коридор, она встретила его охрану — двух здоровенных парней в тёмных костюмах, которые стояли, как истуканы, у лифтов.

— Босс просил его не беспокоить час, — спокойно сказала она, поправляя воротник пальто, которое уже вновь лежало у неё на плече. — Он отдыхает. Очень устал.

Парни переглянулись, их лица были непроницаемы, но в глазах читалось лёгкое замешательство. Наконец, старший пожал плечами:

— Как скажете, госпожа.

Валерия улыбнулась им — хищно, с лёгким наклоном головы.

— Молодцы.

Пальто — на плечо. Голова — высоко. Шаг — уверенный, будто она только что вышла из скучного совещания. Как будто она только что не оставила главу американской мафии голым, связанным и униженным в собственном пентхаусе.

— На меня такие номера не прокатывают, Виктор, — прошептала она, входя в лифт, её голос был адресован лишь ей самой, но в нём звенело обещание. — Попробуй в следующий раз. Может, выживешь.

Двери лифта закрылись.

Виктор остался лежать на кровати, связанный, злой, униженный… и абсолютно, до безумия, до обречённости восхищённый.

...

Валерия вернулась домой ближе к полуночи. Небо над Нью-Йорком потемнело, уступая место густому бархату с россыпью далёких звёзд и более близких огней. Её новый дом не мог похвастаться видом на горизонт, но его расположение в районе с видом на Центральный парк было не менее престижным.

Она была довольна собой — слегка. Настолько, насколько можно быть довольной, когда внезапно понимаешь, что глава американской мафии, могущественный Виктор Энгель, оказался наивным идиотом, решившим подсыпать тебе что-то в бокал. Это было оскорбительно просто, почти примитивно.

Сняв высокие каблуки, она бросила ключи на мраморную консоль у входа, позволяя им звякнуть о полированную поверхность. Затем распустила свои тёмные, как ночь, волосы, освобождая их от тугого пучка. Позволила им рассыпаться по плечам.

Умылась ледяной водой, смывая с лица усталость и отголоски чужой, душной роскоши. Переоделась в мягкую майку и шёлковые брюки, почувствовав, как тело расслабляется от контакта с привычной тканью.

И, наконец, позволила себе выдохнуть. Глубокий, медленный вдох, а затем долгий выдох, словно отпуская накопленное напряжение.

Но то, что она чувствовала… это был не триумф в чистом виде. Не злость, которая могла бы ослепить. И уж точно не страх, который давно исчез из её лексикона.

Это было электричество. Жгучее, пульсирующее напряжение, которое не отпускало, вибрируя под кожей. Она знала, что это не конец. Он не тот, кого легко унизить и забыть. Он придёт. Он обязательно придёт.

Её дом был тихим ровно одну секунду. Идиллия была разрушена с грохотом.

Потом дверь просто разлетелась — не так, как будто её выбили с ноги, не так, как будто её взломали. А так, будто сама конструкция решила ретироваться, увидев, кто за ней стоит. Щепки и обломки разлетелись по прихожей, оставив в проёме лишь дымящиеся руины.

Виктор Энгель.

В бешенстве. Красивом, ледяном, смертельно спокойном бешенстве. Его глаза горели тёмным огнём, челюсть была сжата так, что желваки выступали на скулах. Он выглядел как ожившее возмездие, в смятой, но всё ещё дорогой одежде, с лёгким беспорядком в волосах, который лишь добавлял ему дикой привлекательности.

— Вау… — хмыкнула Валерия, наслаждаясь каждым словом. Она откинулась на спинку, скрестив босые ноги. — Что, ни одна женщина тебя раньше не оставляла голым, связанным и неудовлетворённым? Эго хрустнуло, Энгель? Я могу поправить.

Улыбка была сладкая, но под ней скрывался смертельный яд.

Виктор захлопнул то, что осталось от двери, резким, яростным движением. Плечи его дёрнулись — от злости, которая сотрясала его тело, или от нервного смеха, который он едва сдерживал, было неясно.

— Моё эго вовсе не хрупкое, Андрес, — бросил он, приближаясь к ней, его шаг был тяжёлым, угрожающим. — Но да. Ты его укусила. Признаю.

— Ему нужна была встряска, — невинно пожала она плечами, словно речь шла о чём-то обыденном. — После того, как ты пытался всучить мне бокал с дрянью. Думал, что я проглочу твоё снотворное и твои грязные трюки?

— Ты не проглотила, — в его голосе прозвучало разочарование, но также и доля уважения.

— Разочарован?

— О, к чёрту, да. Больше, чем ты можешь себе представить.

— Ты думал, что выведаешь из меня что-то о семье, да? — прошипела Валерия, её голос был низким и угрожающим. — Ну так вот: хуй тебе, Энгель. И это самое мягкое, что я могу сказать.

Виктор рассмеялся так тихо, что по её позвоночнику пробежали мурашки. Это был не смех веселья, а смех предвкушения, звериной радости.

— Конечно, я хочу информацию.

— А-а-а, вот оно как! — она всплеснула руками, изображая внезапное озарение. — Так и знала. Тебе же Андрес внезапно в штате показалась? Ну и что, что «Её Высочество» всей Европы решила устроить себе отпуск в твоём любимом городе? Простите великодушно!

— Мне не нравится, что кто-то из Андрес шляется у меня под носом, — рявкнул он, его терпение иссякало. — Мне не нравится, что чужая королева ходит по моей шахматной доске. Вот и всё.

— Меня это ебать не должно! Меня не волнуют твои проблемы! Нет такого запрета в США «Клан Андрес не впускать»! — выкрикнула она, её голос был резок, как удар хлыста.

— Андрес… — начал мужчина очень, очень тихо, его голос был глубок и полон сдерживаемой угрозы. — Ты…

Девушка поднялась на ноги медленно, лениво. Мгновенно успокаиваясь. В её движениях читалась вызов.

— Я — что? — она улыбнулась, наклоняя голову, словно кошка, играющая с мышью. — Самое болезненное воспоминание твоего тонкого мужского эго?

Он шагнул к ней, сокращая дистанцию, воздух между ними наэлектризовался.

— Я собирался поговорить.

— О да, — она захлопала длинными ресницами, изображая невинность. — Снотворное в бокале — это было «поговорить»? У тебя странные методы ведения диалога, Энгель.

— Оно только бы расслабило тебя! — в его голосе прозвучали нотки оправдания, и Валерия едва сдержала смешок.

— Ох… как романтично. Конечно. — девушка театрально приложила ладонь к груди. — А потом бы я «расслабленная» послушала, как ты хочешь инфу о моей семье, о моих делах, о каждом моём шаге. Ты меня блять за дуру держишь.

Виктор резко вскинул голову, его глаза полыхнули.

— Конечно хочу! Любой глава захочет знать, какого чёрта Андрес делает у него под носом! Особенно, когда эта Андрес появляется из ниоткуда и начинает двигать фигуры на моей доске!

Валерия медленно выдохнула. — А что если это не твоё дело?

— МОЁ. Это МОЙ штат! МОЙ город! МОЙ…

— болт? — подкинула она язвительно, обрывая его тираду.

Ох. Как же его дёрнуло. Он замер, шокированный её бесцеремонностью, и на секунду в его глазах промелькнуло что-то похожее на веселье, быстро подавленное яростью.

Виктор подошёл так близко, что воздух между ними стал ядовито-горячим, пропитанным адреналином и невысказанными угрозами. Она чувствовала тепло его тела, запах дорогого одеколона и что-то более дикое, животное.

— Ты играешь, Валерия.

— А ты проиграл, — прошептала она ему в губы, её голос был шёпотом гремучей змеи. — На своей территории, в своей кровати, в своих наручниках.

Его кадык дёрнулся. Валерия едва заметно довольно улыбнулась.

— Скажи честно, Энгель…

— Нет.

— Я не спрашивала что. Скажи честно. — Она подняла бровь, и её взгляд пронзил его насквозь. — Ты ведь впервые в жизни остался неудовлетворённым и отвергнутым, да? В своих же сетях? Ты крыса, Энгель. И я чую это за милю.

— А ты — сумасшедшая. Красивая, но безумная. Просто самая конченая женщина на свете.

Валерия улыбнулась с таким хищным удовольствием, что у него внутри что-то щёлкнуло. Его слова, хоть и оскорбительные, звучали для неё как комплимент, как признание её истинной натуры.

— О, Энгель… ты просто не выдерживаешь, что я догадалась обмануть тебя в твоём же доме. Что я переиграла тебя в твоей же игре.

— Ты оставила меня голым и привязанным, — прорычал он, его глаза сузились.

— Потрясающе, верно? Я думала, тебе понравится новое ощущение.

Виктор медленно, угрожающе провёл пальцами по своей щеке — по тому самому тонкому разрезу, который она сделала. Кровь уже подсохла, оставив тонкую красную дорожку на его коже.

— Ты порвала мне лицо, Андрес.

— Надеюсь, шрам останется. Напоминание о том, что не стоит меня недооценивать.

— Надеюсь, ты в этот раз не убежишь, — прошептал он, и в его голосе прозвучало обещание.

Он схватил её за запястье — стальная хватка. Она ударила его кулаком в солнечное сплетение так, что он хрипнул, согнувшись от боли. Он рефлекторно отступил на шаг.

Она достала нож. Ещё один, спрятанный в рукаве, словно у неё был целый арсенал.

И тут же бросила в него. Не раздумывая, без промедления.

Он успел уклониться — лезвие просвистело мимо его головы и впилось в стену с глухим стуком, вибрируя в штука

Виктор резко схватил её за запястье, его пальцы сжались до боли, но Валерия лишь хрустнула суставами, не дрогнув.

— Ты даже понятия не имеешь, что со мной сделала, Андрес.

— Потрясающий комплимент. Мне нравится. Продолжай.

И в следующее мгновение она ударила его в лицо.

Это была не пощёчина, а удар — короткий, резкий, с хрустом костяшек об его скулу.

Мужчина развернулся от удара, вдохнул, словно собирая силы, провёл языком по разбитой губе, и медленно, опасно, красиво рассмеялся.

— Ты хотела драки? — в его голосе звучала дикая радость охотника, наконец-то нашедшего достойную добычу.

— А ты думал, я буду обниматься? — парировала она, её глаза горели таким же огнём.

Виктор достал пистолет, почти мгновенно выхватив его из кобуры. Она — нож, лезвие которого блеснуло в полумраке дома.

— Ты сумасшедшая, Валерия, — выдохнул он почти ласково, но в его глазах читалась смертельная решимость. — Ты просто ненормальная.

— Всегда говорили, что я в мать пошла, — оскалилась она, её улыбка была чистым безумием.

— Это не комплимент.

— Для меня — да. Познакомить?

— Еще рано для встречи с родителями невесты. — парировал мужчина.

Мужчина выстрелил. Пуля просвистела рядом с её головой, врезавшись в стену. Осколки штукатурки и пыль обсыпали её волосы, но Валерия даже не вздрогнула.

— Удиви меня ещё, малыш. Это было... предсказуемо.

Виктор кинулся вперёд, сбивая с ног. Она нырнула под его руку, как змея, и полоснула его по щеке ножом. Тонкая, ярко-красная линия крови немедленно побежала вниз, контрастируя с его бледной кожей.

— Ты меня поцарапала.

— Хотела голову отрубить. Просто ещё не решила, с какой стороны начать.

— Лестно.

Он схватил её за талию, прижимая к себе, его дыхание было горячим. Она ударила локтем ему в рёбра, он выдохнул сдавленно, но не отпустил, прижал сильнее, стискивая её в железных объятиях.

Валерия вывернулась из его захвата, её нож вновь блеснул, прижавшись к его горлу.

— Ещё одно слово — и я проверю, какого цвета у тебя кровь.

— Ты всё равно меня не убьёшь, Андрес. Ты слишком... заинтересована.

— Ты меня недооцениваешь, Энгель. Я могу быть очень прагматичной.

— Я тебя чувствую. Ты горишь.

Виктор поднял пистолет, его холодный металл коснулся её рёбер.

Секунда. Длинная, звенящая тишина.

Баланс. Обоюдоострая грань.

Смерть с обоих сторон.

Валерия улыбнулась, её глаза встретились с его, в них плясали адские огоньки.

— Богатый кретин.

— Маленькая психопатка.

— Если ты думал выведать что-то о Андрес…

— …я вообще думал, какого хрена ты забыла на моей территории! — его голос перешёл в рык.

— Это тебя ебать не должно! — выкрикнула она, её голос был пропитан чистой яростью.

— ДОЛЖНО! — рявкнул он в ответ, его глаза потемнели от злости. — Потому что это моя территория. И ты врываешься в неё, как ураган.

Девушка ударила его кулаком в грудь, не щадя сил. Он толкнул в ответ — ладонью, достаточно, чтобы она отлетела к стене, ударившись, но не потеряла сознания.

Валерия вытерла кровь со щеки, её взгляд был прикован к нему, холодный и смертоносный.

— Я тебя убью.

— Встань в очередь.

— Первой буду.

— Приходи ближе — проверим.

Она развернулась, совершая резкое движение, чтобы освободиться. Нож снова сверкнул, готовый вонзиться. Но Виктор был начеку. Он поймал её запястье — резко, сильно, его пальцы сжались, как тиски, не давая клинку довершить задуманное.

Её вторая рука, словно по наитию, метнулась за спину, выхватывая припрятанный там компактный пистолет. Мгновение — и холодный ствол прижался ему под подбородок, чуть выше кадыка.

Он только хмыкнул. Звук был короткий, полный насмешки и вызова.

— Хочешь стрелять — стреляй, Андрес. Не жди приглашения.

— Даже не сомневайся, Энгель, — прорычала она, её голос был хриплым от ярости.

Она надавила сильнее, чувствуя, как его адамово яблоко чуть смещается под давлением металла. Он, в свою очередь, прижал её руку с ножом к стене, не давая ей двинуться. Она вывернулась, её нога метнулась в удар, целясь в его колено — удар пришёлся точно. Он качнулся, шипя сквозь стиснутые зубы, но не отпустил, лишь усилил хватку.

Они были слишком близко.

Слишком. Каждый вдох, каждый пульс ощущался обоими.

— Ты хочешь информации об Андрес? — процедила она, её слова были острыми, как осколки льда. — Иди к чёрту, придурок. Ничего не получишь. Ни-че-го.

— А я думал, ты умнее, чем просто тупо защищать свою территорию. Или это всё, на что ты способна?

Валерия попыталась резко уйти, вырваться из его захвата, но он был быстрее. Его рука скользнула по её талии, притягивая к себе, прижимая спиной к его телу, а её руки он пригвоздил к стене. Её дыхание свистело от ярости, его — от желания и бешенства, смешанных в какой-то дикой, неуправляемой коктейль.

— Ты — СУМАСШЕДШАЯ, — выдохнул он, его горячее дыхание опаляло её шею, а сам он чувствовал, как она дрожит под ним. — Абсолютно. Полностью.

Она попыталась ударить головой, её затылок резко дёрнулся назад. Он уклонился, лишь на мгновение ослабив захват.

— Я сумасшедшая? — прошипела она, её голос был похож на шипение змеи. — Это ты подсыпал мне в бокал какую-то херь. Ты думал, что я куплюсь на твой жалкий бокал?

— Ты купилась на меня, — почти прошептал он у самого уха, его голос стал ниже, опаснее, чем когда-либо.

Её сердце сорвалось, пропустив удар. Несмотря на всю свою стальную оболочку, она почувствовала пронзительный укол, вызванный его наглой, самоуверенной правдой. Но в глазах всё ещё бушевала буря, отказываясь признавать его победу.

— Ах ты… — она сжала зубы, не находя слов, способных выразить весь спектр её презрения и ярости. — Подонок.

Виктор улыбнулся — опасно, дерзко. Это была улыбка человека, знающего свою силу и не боящегося её использовать.

— Нравится?

Она попыталась вырваться с новой силой, но он был слишком силён. Он развернул её, прижав спиной к себе, удерживая руки на уровне талии. Его захват не был болезненным, но был абсолютно надёжным, лишая её возможности выстрелить.

— Отпусти.

— Нет.

— Энгель!

— Нет.

Его голос опустился на октаву, став глухим и глубоким, словно грохот приближающегося шторма.

— Я бы никогда не сделал с тобой того, что ты сделала со мной. Никогда. Я мог — легко. Но не сделал. Потому что женщин я не трогаю силой. Особенно таких, как ты. Особенно… — Его губы почти касались её уха, его дыхание опаляло нежную кожу. — Тебя.

Его слова, сказанные с такой интонацией, пронзили её насквозь. Эта неожиданная, странная демонстрация его принципов, его извращённого кодекса чести, поразила её. Она резко вырвалась, на мгновение застав его врасплох, и ударила его ножом по плечу — неглубоко, это был скорее выпад, чем попытка убить, но кровь выступила мгновенно, тёмным пятном расползаясь по его рубашке.

Он отстранился, посмотрел на рану, затем медленно перевёл взгляд на неё, и прошептал, его голос был теперь абсолютно спокойным, даже слегка восхищенным:

— Значит, всё-таки война. Отлично.

Внезапно, после момента кажущейся тишины, Валерия ринулась. Это был не продуманный удар, а чистая ярость, инстинкт хищника, пойманного в клетку и не желающего мириться со своей участью. Её движение было резким, молниеносным, нацеленным на его уязвимое место. Но Виктор был быстрее. Его реакция была звериной, предвосхищающей. Он поймал её запястья в стальной хватке, развернул её собственным импульсом и со всей силой впечатал в холодную, отделанную камнем стену. Удар был жёстким, вышибающим воздух из лёгких, и она на мгновение почувствовала, как позвоночник отзывается острой болью.

Нож, который она держала в руке (тот самый, что она незаметно прихватила со столика, когда её взгляд скользнул по комнате), выпал из ослабевших пальцев, отбивая металлический звон о мраморный пол. Её пистолет, надёжно скрытый за поясом, тоже не выдержал сотрясения и с глухим стуком откатился по полированному паркету. Она была обезоружена.

Они сцепились, их тела слились в единый, пульсирующий узел ярости и первобытного желания. Его руки держали её запястья над головой, пригвождая к стене, а её бёдра были плотно прижаты к его, чувствуя каждый напряжённый мускул. Дыхание на дыхании, горячее и прерывистое, смешивалось в душном пространстве между ними. Кровь на крови — мелкие царапины на её коже от его стального захвата, лёгкий порез на его щеке, когда она пыталась вырваться. Запах пота, дорогого одеколона и металлический привкус адреналина.

Виктор ткнулся лбом ей в лоб, задыхаясь, его глаза полыхали безумным огнём в полумраке.

— Я никогда… — прошептал он хрипло, его дыхание опаляло её губы, — никогда не встречал женщину, которую хочется одновременно убить и поцеловать.

Валерия не ответила, лишь прошипела, выпустив наружу всю свою ядовитую ярость. Она видела в его глазах это отравленное желание, эту смесь восхищения и ненависти, и оно было до боли знакомо ей самой.

— Я тоже никогда не хотела трахнуть человека и похоронить его в один и тот же вечер, — выплюнула она, её голос был низким и обжигающим.

Он рассмеялся. Тихо. Рычащий звук, который вибрировал в его груди и передавался ей. Опасно, словно предвестник бури. В этом смехе не было веселья, только мрачное торжество и осознание их общей, извращённой природы.

— Ненавижу тебя, Энгель, — сказала она, глядя ему прямо в глаза, не отводя взгляда.

— Взаимно, Андрес, — ответил он, его голос был глухим и полным того же отравленного чувства.

— Иди к чёрту.

— Уже там, — прошептал он, ещё сильнее прижимая её к себе, чувствуя её податливое, но упругое тело. — С тех пор, как встретил тебя, змейка.

Мужчина прижал её к себе сильнее, так, что между ними не осталось ни единого просвета. Её тело против его, их сердца стучали в унисон, как два диких зверя, пойманных в одну западню. В этот момент она сумела выхватить из рукава тонкий, почти невидимый клинок, который всегда носила при себе. Холод стали мгновенно коснулся его кожи. Она положила нож обратно к его горлу, тонкое лезвие впилось в яремную вену, обещая быструю, но смертельную расплату. Это был не удар, а предупреждение, возвращение контроля.

— Ты доводишь меня до безумия, — прорычал он, почувствовав холод стали, его глаза на мгновение расширились.

— Отлично, — сказала Валерия, её голос стал ледяным и чистым, как горный ручей. Она смотрела на него сверху вниз, хотя он всё ещё прижимал её. — Сходи с ума сам. Без меня. Я на это не подписывалась.

В комнате пахло порохом, потом, злостью и ещё чем-то диким, первобытным, что никто бы не смог описать словами. Это был запах самой жизни на грани смерти, желания на грани ненависти.

Она ударила его — ещё раз, короткий, резкий удар кулаком. Виктор перехватил кисть — поднял, развернул её тело, прижал к стене, пытаясь обездвижить. Она вывернулась, её колено врезалось ему в пах — он едва не застонал от боли, лишь сдавленный хрип вырвался из груди, но он не отпустил.

— Ты… маленькая… СУКА, — прошипел он, удерживая её запястья, его голос был полон одновременно ярости и какой-то дикой, извращённой нежности.

— Ты богатый кретин с комплексом бога, — огрызнулась она.

Мужчина поймал её подбородок, сжал слишком сильно, но она только улыбнулась этим звериным, опасным выражением, чувствуя, как её челюсть ноет.

— Почему ты вообще пользуешься ножами, Энгель? — она рванулась так резко, что он едва удержал её, его пальцы впились в её кожу. — Хоть раз в жизни женщину удержал бы, не пытаясь сломать ей локоть!

— Я женщин не трогаю, — выплюнул он, его глаза горели. — Никогда.

— Тогда поздравляю. Я — исключение, ублюдок.

— Ты НЕ женщина, Андрес.

— Что?! — Её глаза расширились от возмущения.

— Ты БЕДСТВИЕ. В ТЕЛЕ. Ходячая катастрофа.

Валерия ударила его лбом. Со всей силы. Он застонал, его голова откинулась назад, и она почувствовала, как его хватка на секунду ослабла. Она улыбнулась ещё шире, чувствуя вкус его крови на своих губах.

Драка превратилась в хаос — в какой-то момент они оба уже не понимали, кто первым пытался убить кого. Порезы, ссадины, сбитые кулаки, дикие матюки на всех языках, которые она знала, смешивались с хриплым дыханием и глухими ударами.

И вдруг — в какой-то абсурдный миг — она резко оттолкнула его. Он потерял равновесие, споткнулся о собственные ноги, и пока он падал, её ловкие пальцы метнулись к его запястьям.

Щёлк.

Металл. Холодный. На запястьях.

Виктор моргнул. Несколько раз, пытаясь осмыслить происходящее.

Валерия стояла над ним — растрёпанная, запыхавшаяся, щёки пылали, волосы рассыпались по плечам, на губах кровь — её или его, они уже не знали. И держа ключи от наручников.

— …ты серьёзно? — прохрипел он, его голос был полон недоверия и скрытого восхищения. — Второй раз?

— Угу, — она покрутила ключами на пальце. — Ты даже не представляешь, насколько это унизительно — быть таким предсказуемым, Энгель.

Виктор запрокинул голову на пол и рассмеялся. Уставшим, хриплым, смертельно уставшим смехом, который, тем не менее, звучал как капитуляция.

— Я тебя либо убью… либо женюсь, — выдохнул он, закрыв глаза, его голос был полон смеси отчаяния, притяжения, признания и… блядского обещания.

Валерия фыркнула, её смех был резким и звонким.

— Женишься? На мне? Ты? — она наклонилась, подняв его за подбородок, заставляя его открыть глаза. — Ты вторую ночь подряд оказываешься в наручниках, Энгель. Кому это надо?

— Мне.

— Замолчи.

— Нет.

— Я серьёзно.

— А я — смертельно.

Она хлопнула его по щеке. Лёгко. По-дружески. По-психованному. Это был последний удар в их поединке.

— Ты идиот.

— Я знаю, — признался мужчина, и в его голосе прозвучала неожиданная нотка смирения.

Она прошлась по комнате, находя свой телефон среди разбросанных вещей. Села на подлокотник дивана, окинув взглядом разгром, который они устроили. Медленно прокрутила список контактов.

Черт, как же она устала.

Виктор так и лежал на полу — голый по пояс, запыхавшийся, с раной на щеке, в наручниках, с опущенной головой на холодный паркет. Его дыхание всё ещё было тяжёлым, а тело болело от каждого удара. И при этом — он никогда не выглядел более довольным. Его лицо, несмотря на боль и унижение, излучало странное, дикое удовлетворение, словно он только что обнаружил нечто гораздо более ценное, чем ожидал.

Он приподнял голову, его глаза, тёмные и блестящие, встретились с её.

— Ты, что? Серьезно решила меня оставить так? — его голос был хриплым, но в нём не было мольбы, лишь вызов. — Связанным. Полуголым. На полу. В твоем доме.

Валерия усмехнулась, в её глазах плясали огни победы. Она чуть приподняла своё нежное плечико, покрытое тонким шёлком майки, осматривая свою добычу с видом художника, любующегося законченным шедевром.

— Верно, Энгель. Именно так, — в её голосе звенел металл, но уже без прежней ярости, скорее с оттенком мягкой, кошачьей грации. — Доброй ночи. Надеюсь, холодный пол поспособствует размышлениям.

Она сжала ключ в руках, слегка подбросила его вверх, поймала, и с лёгким, уверенным шагом направилась в свою спальню. Входная дверь была почти полностью разрушена, но дверь спальни оставалась нетронутой. Прежде чем скрыться за ней, она обернулась, её взгляд задержался на нём, пронизывающий и полный насмешки.

— Wir sehen uns morgen, mein Schatz. (Увидимся завтра, мой дорогой), — прозвучало её прощание на немецком, добавляя интимности к их жестокой игре.

За дверью спальни, закрывшейся с тихим щелчком, Виктор услышал её шаги, а затем, через несколько мгновений, его голос разорвал тишину квартиры, полный дикого, безудержного восторга.

— Андрес, ты самая восхитительная стерва, которую я встречал в своей жизни!

— Рада слышать! — крикнула она в ответ, её голос был уже немного приглушен из-за двери, но в нём всё ещё звенела сила. Она уже стягивала с себя порванную майку, готовясь ко сну. — Будь тише, мне завтра рано вставать. Иначе рот заклею! Снова!

— Сука, — рассмеялся Виктор, дернув наручниками, пытаясь вырваться, но цепи лишь туже впились в запястья. Это был смех человека, который одновременно был в ярости и находил некое извращённое удовольствие в своём положении. Он вновь запрокинул голову на пол, глядя в потолок, и его смех постепенно стих до тихого хрипа. Он чувствовал каждую царапину, каждую ссадину, но странное чувство спокойствия и возбуждения пересиливало боль.

Кажется, ему действительно придется ночевать на холодном полу всю ночь. Голым по пояс, прикованным, но с ощущением, что он только что выиграл нечто гораздо большее, чем проиграл. Она была его катастрофой, его наваждением, его идеальной соперницей, и он, к своему собственному шоку, обнаружил, что ему это нравится. Дико. Безумно.

Валерия же, сбросив остатки одежды и надев мягкую, хлопковую пижаму, рухнула на кровать. Ей было непривычно тихо, но на лице играла усталая улыбка. Она давно не чувствовала такой полной, абсолютной усталости, но и такой же глубокой, животной удовлетворённости. В голове крутилась фраза Виктора. "Самая восхитительная стерва". Она закрыла глаза.

…

Утро в Нью-Йорке наступило неторопливо, проливаясь сквозь огромные панорамные окна квартиры Валерии мягким, золотистым светом. Город просыпался, его гул постепенно нарастал, но внутри ее дома царила необычная тишина, прерываемая лишь редкими, глухими звуками.

Валерия проснулась, потянулась, чувствуя каждую мышцу своего тела. Спина немного ныла от вчерашней схватки, но усталость была приятной, глубокой, как после долгого путешествия. Она открыла глаза и на мгновение забыла, что произошло. Потом воспоминания нахлынули волной: разбитая дверь, Виктор, драка, наручники, его смех, её победа. И дикое, жгучее предвкушение. Она улыбнулась уголком губ.

Встала с кровати, ощущая прилив бодрости. Приняла долгий, горячий душ, смывая остатки вчерашней ярости и адреналина, но оставляя лёгкое, едва уловимое возбуждение, что вибрировало под кожей. Надела строгий, но дьявольски соблазнительный шёлковый халат. Она была подтянутой, сильной, готовой к новому дню. Только вот… в её доме всё ещё лежал Виктор Энгель.

Она вышла из спальни, её босые ноги ступали по холодному паркету, каждый шаг был лёгким и уверенным. В прихожей царил беспорядок — сломанная дверь, опрокинутые стулья, осколки вазы. Это было напоминанием о вчерашнем хаосе. И о нём.

Виктор уже не спал. Он лежал точно там, где она его оставила, голый по пояс, в наручниках, прикованный к тяжёлому, металлическому комоду. Его глаза были открыты, и он смотрел на неё, провожая каждый шаг. В его взгляде читалась смесь вызова, голода, предвкушения и… откровенного, неприкрытого восхищения, которое он даже не пытался скрыть. Чертовски красивый в своей беспомощности.

Валерия подошла ближе, остановившись в нескольких шагах. Солнечный луч упал на его тело, подчёркивая каждую царапину, каждый синяк. На его щеке темнел кровавый шрам, оставленный ею, а на плече — более глубокий порез. Он выглядел... помятым, но в нём всё равно чувствовалась невероятная, дикая мощь, даже будучи прикованным. И он был невероятно, вызывающе красив в своём унижении.

— Доброе утро, моя проблема, — произнесла она, её голос был чистым и звонким. — Как спалось на холодном полу? Надеюсь, ты успел продумать, насколько горячо было вчера?

Виктор усмехнулся, его губы растянулись в болезненной, но искренней, дьявольской улыбке, в которой читалось больше удовольствия, чем боли.

— Доброе, cara mia. Не так уж плохо, как мог бы подумать. Очень… возбуждает. Знаешь, вид твоих раскрасневшихся щёк и диких глаз — лучше любого снотворного. И лучшая прелюдия, чем я мог бы себе представить. Ты со мной сделала то, на что никто не смел и подумать. И это… ошеломляюще.

— Освежает, значит? Возбуждает? — она изогнула бровь, её взгляд скользнул по его торсу, задерживаясь на каждой ране, которую она оставила. В её глазах мелькнула озорная искорка. — Похоже, тебе это на пользу. Я бы даже сказала, это было… вдохновляюще. Для меня.

— А для меня — чертовски неудобно, — он попытался потянуться, наручники призывно зазвенели. — Хотя и очень… показательно. Ты умеешь держать мужчину на коротком поводке, Андрес.

Девушка направилась на кухню, оставив его связанным, и он провожал её взглядом, полным неприкрытого восхищения. Включила кофеварку, достала из холодильника йогурт и ягоды. Каждый её жест был точен и размерен, словно он не лежал в её зале, а находился за тысячи миль. Виктор внимательно следил за каждым её движением, его глаза горели таким огнём, что казалось, они могли прожечь халат.

Когда аромат свежесваренного кофе наполнил квартиру, Валерия вернулась в гостиную с подносом. На нём дымился крепкий чёрный кофе в тонкой чашке, йогурт с малиной и небольшой тост с авокадо. Она устроилась на диване, напротив него, и начала завтракать, медленно, с наслаждением, демонстративно не обращая на него ни малейшего внимания. Каждый кусочек, каждый глоток — всё было демонстрацией её полного контроля и его беспомощности, а также её грациозности.

— А я? — наконец не выдержал Виктор, его голос был низким, почти рычащим, но с нотками игривости. — Могу я получить хотя бы глоток воды? Или ты собираешься смотреть, как я умираю от обезвоживания, пока ты нежишься в своей утренней роскоши? Ты же не хочешь, чтобы я умер, Андрес. Я тебе ещё пригожусь.

— Ну почему же, — Валерия отпила кофе, её губы коснулись края чашки. — Ты можешь просто… полежать. Отдохнуть. Подумать о том, как сильно ты меня хочешь и как никогда не получишь. Или о своей тактике, которая потерпела такой феерический крах. У меня в холодильнике, кстати, есть отличная вода. Хочешь? Ты такой милый, когда беспомощен.

— Ты жестока, Андрес, — его взгляд был полон голода, и слова звучали скорее, как комплимент. — И прекрасна в своей жестокости. Ни одна женщина не смела так со мной поступать. Никогда.

— А ты — предсказуем, Энгель. И это, поверь, гораздо хуже, чем быть жестокой. Но ты был так мило беспомощен, что я почти почувствовала… жалость. Почти.

Закончив завтрак, Валерия аккуратно поставила чашку на столик, вытерла губы салфеткой. Затем достала ноутбук, открыла его и углубилась в работу, полностью игнорируя его присутствие. Послышался стук клавиш, сосредоточенный взгляд, деловые выражения на её лице. Но в её движениях всё равно чувствовалась особая, игривая энергия, словно она была кошкой, играющей с пойманной птичкой.

Виктор начал проявлять признаки нетерпения. Он ворочался, пытался дёрнуть наручниками, издавал недовольные звуки. Сначала тихо, потом громче. Он был явно не из тех, кто привык к бездействию, особенно когда перед ним сидела она, воплощение всего, что его одновременно бесило и притягивало.

— Андрес, — наконец прорычал он, его голос стал чуть громче, — ты серьёзно собираешься игнорировать меня? Мой… дискомфорт? Я ведь могу начать петь. Или рассказывать тебе о своей сексуальной фантазии, где ты прикована ко мне.

— Я работаю, Энгель, — спокойно ответила она, не отрываясь от экрана, но уголок её губ дрогнул в едва заметной улыбке. — В отличие от некоторых, у меня есть дела. Бизнес не будет сам себя вести. Я три года потратила на то, чтобы создать себе продаваемое имя. Нельзя все портить. А ты, как видишь, не очень-то способствуешь продуктивности.

— И что, ты думаешь, я позволю тебе нормально работать, пока я здесь, прикованный, страдаю от голода и жажды? — Его голос звучал уже угрожающе, но в нём слышался оттенок вызова, игривости. — Ты меня недооцениваешь, детка.

— О, я тебя очень хорошо оцениваю, — она наконец подняла на него взгляд, её глаза блеснули, словно в них танцевали бесовские огоньки. — Ты как надоедливый, но очень красивый комар. Но комаров я умею прихлопывать. И иногда… мне нравится смотреть, как они пытаются выбраться из паутины. Ты очень забавен в своей агонии.

Виктор начал активно двигаться, его тело напряглось, цепи заскрипели. Он демонстрировал, что может создать шум, разрушить ещё больше, не дать ей сосредоточиться. Он был сломлен, но не сломлен духом. И уж точно не утратил способности быть назойливым и провокационным.

Валерия посмотрела на него. Её взгляд был полон раздражения, но в нём также читалось некое признание его упорства.

— Знаешь, что? — сказала она, закрывая ноутбук с резким щелчком, её глаза горели. — Ты прав. Так работать я не могу. Потому что ты отвлекаешь. Слишком. И своим видом, и своими… стонами.

Она потянулась к телефону, который лежал на диване. Он знал, что она собирается сделать. И, как ни странно, в его глазах появилось озорное, почти предвкушающее веселье.

— Ты серьёзно? — прохрипел Виктор, но в его голосе слышалась уже не ярость, а какое-то обречённое веселье, смешанное с желанием и восхищением.

— Абсолютно, — ответила Валерия, её пальцы быстро набрали номер.

— Кому ты звонишь? — хрипло спросил он, приподнимая голову.

— Единственному человеку, который может решить эту проблему, не убив тебя.

Девушка приложила телефон к уху.

— Ты серьёзно собираешься… — начал он, но она его оборвала.

— Ч-ч-ч.

Гудки. Короткие. Резкие.

— Селина? — Валерия даже не поздоровалась, её голос был резок и требователен. — Забери своего блядского брата, пока я его не придушила.

Пауза.

— Да. Снова.

— Да, наручники.

— Да, он дебил.

— Нет, я не знаю, почему он во второй раз повёлся на это. Могу предположить, что у него Стокгольмский синдром к наручникам.

Виктор закатил глаза, его губы дрогнули в усмешке.

— Передай ей, что я слышу, — пробормотал он.

— НЕ буду передавать, — огрызнулась Валерия. — Потому что ты наказан. И заслужил это.

— Просто забери его. И чтобы он завтра прислал сюда строительную бригаду и компенсацию за моральный ущерб. Очень крупную компенсацию. За доставленное… удовольствие. И за недоставленное.

Виктор вновь закатил глаза, но не издал ни звука. Он знал, что проиграл. Опять. Но почему-то чувствовал себя чертовски довольным победителем.

Телефон в динамике захохотал — голос Селины был звенящий, веселящийся, явно наслаждающийся ситуацией.

— Он там, наверное, уже влюбился по уши! Отлично, Лилит, ты просто богиня! И не парься, он заплатит. И за моральный, и за физический, и, наверное, за все свои грехи! И я уверена, он вернётся! Буду через двадцать минут! Держи его там, не отпускай!

Валерия отключила звонок.

Виктор тихо выдохнул, и в его голосе прозвучало искреннее, глубокое чувство:

— Я тебя реально ненавижу, Андрес.

— Скажи ещё раз, — подзадорила она, её глаза сияли.

— …я тебя НЕНАВИЖУ.

— Отлично. — Она наклонилась и чмокнула его в нос, коротко и резко. — Значит, мы квиты.

И, поднявшись, прошептала:

— Если хочешь выбраться — попроси. Красиво попроси.

Виктор посмотрел на неё долгим, тёмным, медленным взглядом. Глазами мужчины, который знает: она — его катастрофа, его гибель, его спасение.

— Отпусти меня, змейка.

— Нет.

— …чёрт.

Дверь звякнула снова — требовательно. Настойчиво. Громче.

— Открой, Андрес. — Виктор уже почти стонал, не столько от боли, сколько от затекших рук и мучительной необходимости двигаться. Его голос был хриплым, но в нём сквозила скрытая угроза. — Валерия. Я серьёзно. Если ты откроешь дверь, пока я ТАК выгляжу…

— Пока? — она усмехнулась, присаживаясь на край дивана, как королева на троне. — Ты ведь как-то день назад выбрался. Наверняка кто-то из твоих помог. У тебя ведь всегда есть шанс выглядеть хуже, Энгель. Я в тебя верю. У тебя большой потенциал к саморазрушению.

— Господи, дай мне сил её не придушить, — прошипел Виктор, его глаза сузились, но он не мог отвести взгляд от её дразнящего лица.

Она же сладко улыбнулась и громко, так чтобы все за дверью услышали, крикнула:

— Секундочку! Иду!

Виктор резко обернулся — насколько позволяли наручники, его взгляд был полон ярости и отчаяния.

— Не. Смей. Андрес. Я тебя предупреждаю.

— Уже иду! — откликнулась она, её голос звенел от предвкушения.

Дверь открылась с театральным скрипом, который усиливал драму.

И на пороге стояла Селина. За ней заглядывали Рико и ещё четверо охранников, их лица были напряжены, но любопытство взяло верх над профессиональной этикой.

Селина, которая уверенно шагнула внутрь, её взгляд мгновенно оценил весь масштаб катастрофы, царившей в прихожей. Её глаза расширились, а затем она увидела его.

— О-о-о-о-о боже мой, — выдохнула она, прикрыв рот ладонью, чтобы сдержать смех. В её голосе звучало такое потрясение, что это было почти искренне.

Все замерли.

Пол. Разгромленный, в обломках.

Наручники. Блестящие, удерживающие босса.

Голый торс босса. Порезы, синяки, следы борьбы.

Порез на щеке. Свежая, красная полоска.

Растрепанные волосы. Как будто он только что вылез из-под завала.

И лицо Виктора — которое можно было описать одним предложением:

УБЕЙТЕ_МЕНЯ_ПРЯМО_СЕЙЧАС.

А рядом, словно надменный ангел-хранитель, стояла Валерия — спокойная, уверенная, прекрасная и с этой убийственно-надменной улыбкой на губах.

— Так, — сказала Селина, отняв ладонь ото рта, но её глаза всё ещё смеялись. — Охренеть. Просто… охренеть. Лилит, ты превзошла саму себя.

Рико стоял с открытым ртом, его глаза метались от босса к его обидчице. Он был свидетелем многих странностей, но такого…

— Босс, — наконец выдавил он, его голос был на грани срыва. — Я… эм… ээээ… это…

— ЗАКРОЙ РОТ, Рико, ПОКА Я ЕГО ТЕБЕ НЕ ЗАКРЫЛ НАВСЕГДА! — прорычал Виктор.

Но было поздно.

Двое охранников, стоявшие позади Рико, уже почти падали на пол, пытаясь не заржать в голос. Их плечи тряслись.

Селина подошла к Валерии, её глаза горели от веселья.

— Он что, опять…?

— Угу, — кивнула Валерия, не сводя взгляда с Виктора.

— Сам лёг?

— Почти, — её улыбка стала ещё шире. — Очень хорошо просил.

— Вы… когда-нибудь остановитесь? — Селина покачала головой, но в её глазах не было осуждения, лишь чистое восхищение.

Виктор взвыл, его голос был полон отчаяния и ярости, унижения и бессилия:

— Я ЗДЕСЬ, БЛЯДЬ! В НАРУЧНИКАХ! ПОЛУГОЛЫЙ НА ХОЛОДНОМ ПОЛУ! ВЫ СОВСЕМ ОХРЕНЕЛИ?!

Селина кивнула, глядя на него с сочувствием, которое было смешано с неприкрытым весельем:

— Да, брат. Мы заметили. Это… очень показательно.

— Разомкните уже эти чертовы наручники! — рявкнул он, его голос эхом разнёсся по комнате.

Валерия присела рядом с ним на корточки, её глаза встретились с его. Она наклонилась и тихо, чтобы только он слышал, прошептала:

— Попроси вежливо, Энгель. Или будешь лежать до обеда. А я пойду и приготовлю себе вкусный ланч.

Он скрипнул зубами, его челюсти свело от ярости.

— Андрес…

— Д-а-а? — она улыбнулась, как ангел смерти, протягивая слог, наслаждаясь его агонией.

Виктор закрыл глаза. Глубокий вдох, выдох. И затем, с невероятным усилием, выдавил:

— …отпусти меня. Пожалуйста.

— Что-что? — Валерия приложила руку к уху, изображая, что не слышит. — Кажется, я не расслышала?

— ПО-ЖА-ЛУЙ-СТА! — прорычал он, и это было похоже на мольбу раненого льва.

Она повернулась к Селине, в её глазах плясали бесята.

— Слышала?

— Угу, — Селина едва держалась, чтобы не закатиться от смеха. Её лицо было пунцовым. — Это исторический момент. Я записала на диктофон. На память.

Виктор попытался встать — и со звоном упал обратно, наручники вновь впились в запястья.

— Разберитесь со своими, Селина! — процедил он, его взгляд был смертоносным. — Или я найду способ задушить вас всех. Своими же наручниками.

Рико поднял руки, его голос был искренне испуган, но и смешон.

— Босс, мы… ничего не видели. Мы незрячие.

— Верно, — другой охранник кивнул, его голос дрожал от сдерживаемого смеха. — Мы вообще слепые. И глухие. И тупые. И нас нет. Мы тени.

— Особенно тупые, — мрачно добавил Виктор.

Валерия наконец вздохнула, словно смирившись с его непоправимой глупостью, но её глаза сияли.

Она наклонилась к его лицу. Провела пальцем по его скуле, по свежему шраму, с жуткой, бесконечной нежностью.

— Ты действительно не обучаем, Энгель, — прошептала она, её губы были так близко, что он чувствовал её дыхание. — Повёлся второй раз на одну и ту же уловку. И, должна признать, выглядишь при этом просто божественно. Ты безумно красив, когда терпишь поражение.

— Я тебя однажды убью, змейка, — устало выдохнул он, но в его глазах читалась не угроза, а обещание, наполненное чем-то горячим и диким.

— Или женишься, что мало вероятно, ведь я никогда не скажу "да", — напомнила она, её улыбка была вызовом.

— Это и есть одно и то же, — простонал кто-то из охраны, и на этот раз смех было уже не сдержать.

Виктор зашипел на них, как демон из преисподней, его взгляд был смертоносным.

Валерия наконец сняла наручники, и звон металла наполнил комнату.

Он сразу поднялся. Не рывком — нет. Медленно. Опасно. Глаза тёмные, дыхание тяжёлое.

— Ну, босс, — сказал Рико, подбирая ключи. — Вы... уверены, что не нужна скорая?

— Уверен, — отрезал Виктор, потирая запястья, на которых уже виднелись красные следы. Он нежно потрогал свой порез на щеке, затем на плече. В его глазах читалась смесь боли и… глубокого, абсолютного, необъяснимого удовлетворения.

Комната будто бы застыла.

Охрана тоже. Все ждали, чем это закончится.

Селина подняла руки:

— Ребята… отходим. Сейчас либо свидание, либо убийство. А я не хочу быть соучастницей в любом из этих сценариев.

Все вышли, закрыв за собой полуразрушенную дверь.

Тишина. Напряжённая, звенящая.

Виктор подошёл к ней. Очень медленно. Его растрёпанные волосы, порезы, голый торс — на такого мужчину даже шрамы смотрелись роскошно, подчёркивая его дикую, первобытную мужественность.

Он остановился в сантиметре от неё, их дыхание смешалось.

— Ты вечно… играешь с гранью, змейка. И с моими нервами. И с моей жизнью.

— А ты вечно пытаешься меня перехитрить, Энгель. Хотя уже знаешь, что это бесполезно.

— Это невозможно, — признал он, его голос был низким и глубоким, и в нём не было ни капли прежнего высокомерия, только искреннее признание её превосходства. — Ты просто… безумие.

Она усмехнулась:

— Наконец-то ты понял, умничка. Я начала думать, что ты безнадёжен.

Он вздохнул, глядя на неё так, будто за одну секунду хотел и убить, и поцеловать, и связать, и отпустить, и снова связать. Все эти противоречивые желания боролись в его глазах.

— Я… — он провёл рукой по её щеке, его прикосновение было неожиданно нежным. — Либо сойду с ума, либо женюсь на тебе. Других вариантов я больше не вижу.

— Энгель, — безразлично подняла брови девушка, но в её глазах мелькнул огонёк интереса.

— Выбирай сама, Андрес. Только, пожалуйста… перестань меня связывать.

— Расслабься, Энгель, — она наклонилась к его уху, её голос был шёпотом гремучей змеи. — Ты просто вкусно выглядишь.

Он тихо застонал, его глаза закрылись, а тело напряглось.

— Господи… — выдохнул он, и в этом слове было всё: отчаяние, желание, ярость и полное, абсолютное признание того, что он пропал. Он был в её власти, и, к его шоку, ему это чертовски нравилось.

Мужчина достал из кармана чистый платок. Медленно, осторожно, он протянул руку и аккуратно вытер кровь с её рассечённой губы, которая вновь стала жидкой после утренних процедур. А девушка и не заметила ее. Его прикосновение было неожиданно мягким, почти ласковым, полным скрытой заботы.

Валерия замерла, её дыхание перехватило. Её глаза встретились с его, и в этот момент она увидела нечто, что заставило её усталое сердце пропустить удар. В его взгляде, помимо вызова и дикой энергии, читалось глубокое, ошеломляющее восхищение. И… что-то большее.

Она устало покачала головой, отводя взгляд, пытаясь скрыть нахлынувшие чувства.

— Катись из моего дома, Энгель, — прошептала она, её голос был едва слышен, полон измождения, но без прежней злости. — И забери свой бардак.

Виктор ничего не ответил. Он просто кивнул, его взгляд задержался на ней ещё на секунду, в нём читалось глубокое, необъяснимое чувство, обещание чего-то большего. Он повернулся к Рико и Селине, которые приоткрыли дверь.

— Рико, — его голос был ровным, но в нём чувствовалась сталь. — Займись дверью. Селина, отвези меня домой.

Он сделал шаг к выходу, но перед этим обернулся к Валерии.

— До следующего раза, госпожа, — прошептал он, и в его голосе прозвучало не обещание мести, а обещание встречи, наполненной неизбежностью и скрытой страстью.

— Жду, Энгель, — ответила она, её голос был глухим от усталости, но в нём не было ни капли страха, лишь глубокая, всеобъемлющая истощённость.

Он кивнул, развернулся и, хромая, двинулся к выходу, подхваченный Селиной и Рико. Оставляя за собой разрушенную дверь, разбросанную мебель и тяжёлое послевкусие пороха, крови и теперь уже невыносимо нежного напряжения.

Валерия осталась одна посреди своего разгромленного дома, слегка запыхавшаяся, с пылающими щеками. Но теперь на её губах не было триумфальной улыбки. Она лишь тяжело вздохнула, провела пальцем по той губе, которую он только что вытер, и почувствовала, как по её телу разливается совершенно незнакомое, но удивительно глубокое утомление. Это была усталость не от боя, а от нахлынувшего осознания, от прорвавшейся через все барьеры нежности.