Хрустальная ложь

Глава 21

Дождь по стеклу бил с такой злостью, будто сам город бесился вместе с Лилит. Каждый удар капель по панорамным окнам ее кабинета эхом отдавался в голове. Сегодняшний суд, а вернее прокурор, который не считал женщин за женщин, а их доводы — за аргументы, изрядно потрепал ей мозг и нервы. Его снисходительные взгляды, его патриархальные ремарки, его наглые ухмылки — всё это копилось внутри нее, превращаясь в чистую, кипящую ярость. Она швырнула документы на стол, шпильки отлетела от нее к стене. Сменила туфли на каблуки и, не включая свет, прошла к зеркалу.

Под глазами — тень усталости, на губах — злость, которая, казалось, вот-вот вырвется наружу.

— Пошло всё в ад, — прошептала она себе, ее голос был хриплым от напряжения. — Я хочу выпить. Много. И чтобы это было крепко.

Лилит собрала свои черные волосы в высокий, тугой хвост, подчеркивая острые скулы. Нанесла красную помаду — вызывающую, яркую, как пламя. Набросила короткое черное платье, которое идеально сидело по фигуре, и завершила образ дерзким, но элегантным пальто. Сошлось идеально: она выглядела как самая опасная женщина Нью-Йорка, вышедшая на охоту.

Телефон завибрировал.

ВИКТОР ЭНГЕЛЬ (имя она сохранила только потому, что не знала, как приписать к контакту «мерзкая контролирующая сволочь», которая постоянно лезет в ее дела).

Сообщение было коротким, но пропитанным его властным тоном:

Оставайся дома. Ты еле стоишь на ногах. Отдохни.

Она остановилась на пороге, приподняла бровь. На ее лице проступило выражение чистой ярости и возмущения.

Се-ри-ёз-но? — эта мысль была настолько громкой, что выбила бы стёкла, если бы отправлялась голосом.

Ответ был набран пальцами, полными решимости:

Иди Н.А.Х.Е.Р.

Телефон мигнул: Сообщение доставлено.

Она удовлетворённо хмыкнула, чувствуя прилив адреналина. Надела пальто и вышла. Он ей не хозяин. Он никто. Он — раздражение в смокинге, но никак не тот, кто может ей приказывать.

Клуб «Serpentine» встретил ее синими огнями, пронзающими полумрак, и музыкой, которая била по телу, будто вторая кровь, пульсирующая в венах. Воздух пах алкоголем, потом и чем-то неуловимо опасным, предвещающим, что здесь ничто не будет хорошим. Лилит прошла к бару, ее каблуки стучали по полу в такт басам, бросила на стойку черную карту и совершенно ровно, без тени сомнения, сказала:

— Что-то сильное, крепкое. И быстро.

Бариста — молодой парень, смуглый, внимательный, с татуировками на предплечьях — кивнул, уже потянувшись за шейкером. Однако, мгновенно узнав особу перед собой, он замер. Ее лицо, ее манера держаться, этот пронзительный взгляд — всё выдавало в ней одну из самых влиятельных женщин города. Неуверенно покосившись на Лилит, он быстро набрал номер, отвернувшись.

— Босс.

Голос Виктора был ровный, холодный, почти ленивый, как всегда, когда он был особенно опасен.

— Скажи мне, — начал он, — что это не то, что я думаю. Что моя маленькая упрямица осталась дома.

Бариста нерешительно посмотрел в сторону. Лилит сидела на высоком стуле, длинные ноги скрещены, губы прикушены, лицо полуосвещено синими лампами, которые придавали ее чертам таинственность. Красная помада сияла как вызов ночи.

— Эм… госпожа здесь. Вторая стойка. Заказ — крепкое.

Пауза. Долгая. Тишина, которая говорила красноречивее любых слов: он злится. Злится не просто так, а с той холодной, расчетливой яростью, которая предвещала что-то очень плохое.

Потом Виктор тихо рассмеялся. Не громко. Но так, что парень почувствовал, как по спине пробежал холодок. В этом смехе не было веселья, только угроза.

— Конечно, она здесь, — сказал он. — Эта упрямая маленькая змея. Подмешай ей наш «E-soft». Две капли. Быстро.

Бариста застыл, его глаза расширились от ужаса. «E-soft» — это был мощный, но безопасный снотворный препарат, который Виктор использовал в крайних случаях.

— Босс… она же… если узнает…

— Узнает, — перебил Виктор, его голос был сухим и безапелляционным. — И убьёт меня. Угу. Но сначала пусть поспит. Я не хочу, чтобы она наделала глупостей.

Бариста нервно оглянулся. Лилит сидела, проводя пальцем по краю бокала, взгляд дерзкий, будто чувствовала, что речь идёт о ней. Будто предчувствовала подвох.

Парень прошептал:

— А потом, босс?

Виктор усмехнулся так, что бариста чуть не уронил телефон.

— Потом я сам разберусь. Приготовь коктейль, моей красавице не место в локальном аду.

Парень вздохнул, отключился. Смешал напиток. Добавил две крошечные капли прозрачной жидкости, едва заметные в темном алкоголе.

Лилит взяла бокал. Поднесла к губам. Сделала большой, уверенный глоток, чувствуя, как обжигающая жидкость стекает по горлу. Сначала все было хорошо. Несмотря на боль в ногах и голове, девушка чувствовала, как музыка проникает в ее тело, как алкоголь начинает расслаблять. Она могла бы танцевать, веселиться, забыть обо всем.

И ровно через семь минут, мир качнулся. Синие огни поплыли перед глазами, музыка стала глухой, далекой.

— Чёрт… — она зацепилась за стойку, дыхание сорвалось. Голова кружилась, тело вдруг стало ватным, тяжелым.

— Вам плохо? — прошептал бариста, его голос был полон притворного беспокойства.

— Нет… всё… нормально… Я, кажется, перебрала… — она закрыла глаза, ее пальцы ослабли, тело накренилось. Она не могла контролировать себя, сознание уплывало.

Но Лилит не упала.

Чья-то рука, очень уверенная, очень тёплая, обняла её за талию, подхватывая, прежде чем она рухнула на пол. Подняла. Повернула к себе.

Лилит открыла глаза на секунду. И увидела знакомые платиновые волосы, тёмное пальто, его глаза, полные беспокойства и... торжества.

— Тише, змейка, — Виктор тихо коснулся её виска губами, его голос был полон нежности, но в нем проскользнула ироничная нотка. — Я предупреждал.

Она попыталась выругаться. Что-то вроде: «Да пошёл ты… Энгель…»

Но язык запутался, слова превратились в бессвязное бормотание. И она отключилась, прижавшись к его груди, полностью отдавшись его воле.

— Моя упрямая девочка… — выдохнул он, подхватывая ее на руки. Ее тело было легким, как перышко, в его сильных руках. Он понес ее прочь из этого шума и синего света, подальше от локального ада, в котором ей, по его мнению, не место.

Её голова лежала у него на плече, дыхание ровное, сонное. Виктор чуть повернул лицо, коснувшись губами её виска, ощущая мягкость волос и шелковистость кожи.

— Я же сказал тебе… — выдохнул он, голос его был глухим и усталым. — Оставайся дома.

Но она никогда не слушала. Упрямая, своенравная, независимая. И, черт побери, такая...

И он тоже никогда не слушался. Не ее, а себя. Свои принципы, свой расчет, свою холодную рациональность.

В доме Лилит он отключил сигнализацию, уверенно вводя код, который знал наизусть. Она бы потом спросила, откуда он знает. Он бы не ответил. Он бы всегда находил способ уйти от ответа, уводя разговор в сторону. Потому что сам же эту систему и придумал, сам приказал установить, настроить, а еще расставить камеры почти по всему периметру, с заботой обходя лишь ванную и спальню, где ее личное пространство было священным.

Виктор уложил её на кровать, словно хрупкую статуэтку. Бережно снял каблуки, зная, как ей будет тяжело утром, осторожно убрал волосы с лица, открывая ее прекрасные черты.

— Слишком упрямая, — прошептал он, почти касаясь пальцами её щёк, наслаждаясь этой близостью, этой возможностью просто смотреть на нее.

Открыл её расписание. Видел по камерам, где лежит блокнот. Пролистал дела, впитывая информацию.

Завтра — пусто. Только мелкие консультации. Мужчина удалил все будильники. Отменил все встречи, зная, как она будет реагировать. Написал секретарю, что она «взяла выходной», прикрывая ее, защищая, как всегда. Поставил у кровати стакан с водой, зная, что ей будет необходимо. На кухне сварил лёгкий куриный суп — она всё равно проснётся злая и голодная. А когда проголодается — лучше быть готовым.

Накрыл её мягким пледом, укрывая от холода. Посмотрел на неё долго — слишком долго, словно пытаясь запомнить каждую деталь, каждый изгиб ее лица.

И только после этого, вздохнув, вышел из спальни, ощущая себя сломленным. На душе было и тревожно, и тепло одновременно. Он пытался убедить себя, что все делает правильно, но…

На пороге остановился, вглядываясь в ее комнату.

Шёпотом, почти едва слышно, обращаясь словно к самому себе:

— Спи, Андрес. Пока ты не поняла, что я делаю что-то, чего делать не должен. Прежде, чем я сделаю это ещё раз. Прежде, чем я совсем потеряю контроль.

Виктор закрыл её дверь, понимая, что совершает нечто большее, чем просто заботу. Понимая, что переступил черту. И ушёл. Сам не веря, что только что сделал.

...

Голова болела так, будто по ней всю ночь прыгали кланы враждующих мафиози, устроив ожесточенную схватку прямо внутри ее черепной коробки. Каждый удар пульса отдавался тупой болью, и Лилит чувствовала, что утро будет очень долгим и очень тяжелым.

Она открыла глаза.

Сначала — потолок, незнакомый, но почему-то такой знакомый. Потом — одеяло, аккуратно накинутое на нее. Потом — стакан воды у кровати, словно заботливая рука предвидела ее нужду. Потом — кастрюля тёплого супа на плите, запах которого едва доносился из кухни, но уже вызывал легкий голод. Потом — отсутствие будильников, отмененные встречи, наступившая вдруг тишина.

И только потом: ОН.

Нет, его не было в комнате, но его вмешательство ощущалось в каждом сантиметре пространства, в каждой детали, в каждой, казалось бы, случайной мелочи. Его присутствие было незримым, но всеобъемлющим.

Девушка резко села, голова взорвалась новой волной боли, но гнев был сильнее.

— Какого… — она потрогала голову, пытаясь унять пульсирующую боль. — Кто…?

В памяти, словно осколки разбитого зеркала, вспыхивали обрывки воспоминаний: клуб, синий свет, оглушающая музыка. Коктейль.

И…

Тревожная, но такая тёплая тень. Чьи-то сильные руки. Его отчетливый, ни с чем не сравнимый запах.

Его голос, тянущий «тише, змейка…» прямо над ухом. Она выругалась на всех известных ей языках, от итальянского до русского, ее голос был хриплым от злости. Потом пошла в ванную, умылась ледяной водой, пытаясь смыть остатки сна и тумана. Посмотрела на себя в зеркало: красные глаза, затянутая туманом злости улыбка, которая выглядела скорее как гримаса.

— Всё. Я его убью, — прошептала Лилит своему отражению. — Сегодня.

Лилит пришла к кофейному столику, увидела бумажку, написанную черными чернилами, его почерком.

«Не злись.

Ты была… полумёртвая.

Спи.

Еда на плите.

— В.»

Она сжала записку, смяла её в кулаке, чувствуя, как бумажка превращается в крошечный комок гнева. Взяла нож — не маленький кухонный, а тот самый, который обычно лежал в её сумке рядом с паспортом. Холодное лезвие приятно легло в ладонь.

— Ах ты… — процедила девушка сквозь зубы. — Ты думаешь, я позволю так с собой обращаться?

Лилит влетела в его пентхаус как буря. Дверь едва не слетела с петель, врезавшись в стену. Охране, стоящей у входа, казалось, было плевать: они привыкли к её внезапным появлениям и буйному нраву.

Виктор сидел за столом, в белой рубашке, рукава закатаны до локтей, открывая сильные предплечья. Он пил кофе из тонкой фарфоровой чашки. На столе — документы, разложенные в идеальном порядке. Он выглядел так, будто ничего в мире не могло вывести его из равновесия. Он поднял глаза. Увидел её. Увидел нож в её руке. Медленно поставил чашку на блюдце, без единого лишнего движения.

— Доброе утро, — сказал мужчина так спокойно, что хотелось ударить его этим же кофе по голове.

— Доброе? — Лилит почувствовала, что сходит с ума. — Думаешь, доброе?!

— Ну, ты не умерла, — пожал плечами он, его голос был абсолютно ровным. — Значит доб…

Лилит кинула в него ножом.

Он увернулся на миллиметр, едва заметным движением головы. Нож со свистом пролетел мимо и вонзился в стену рядом с его ухом, глубоко, с глухим стуком.

Виктор даже не моргнул. Его взгляд был сосредоточен на ней.

— Ты закончила? — спросил он, в его голосе прозвучала нотка усталости.

— Нет! — закричала она, ее голос сорвался.

Лилит метнулась к нему. Он поднялся, поймал её руку, но она вывернулась, развернулась и толкнула его в грудь, пытаясь выместить всю свою злость.

— Ты подмешал мне что-то, Энгель! — закричала она, в её глазах горел огонь. — Ты что, совсем охренел?!

— Оно было безопасно. Я проверил.

— ПРИЧЁМ ТУТ БЕЗОПАСНОСТЬ?! Ты в край двинулся? Это что, твой новый способ ухаживать? Усыплять женщин?! Что ты со мной ночью делал?!

Виктор устало выдохнул, проводя рукой по лицу. Он знал, что это будет тяжело.

— Ты собиралась пить как проклятая. И падать. И, возможно, ломать себе что-нибудь. — он посмотрел на нее серьезно. — Тебе напомнить, что это не Европа, где у тебя тысячи охранников, а клубы принадлежат твоей семье? Это Нью-Йорк. Мудаков, готовых пустить по кругу такую, как ты — полно. И никто бы не дернулся тебе помочь.

— Мне не нужен спасатель! — прошипела она, ее губы задрожали.

— Ты была пьяная.

— И что?! Я пью с семнадцати лет!

Лилит толкнула его ещё раз, со всей силой, которая осталась в её теле. Он шагнул назад, не сопротивляясь.

— Это МОЁ тело, — сказала она тихо, но опасно, ее голос был полон отчаяния. — МОЁ решение. Ты не имеешь права решать за меня.

Виктор посмотрел ей в глаза. Глубоко. Тяжело. Его взгляд проникал в самую душу.

— И ты думаешь, что если я вижу, как ты едва держишься на ногах, я просто… уйду? — его голос был низким и серьезным. — Твои решения — твоё дело. Но когда дело касается твоей жизни… — Он поднял её подбородок двумя пальцами, заставляя смотреть на себя. — …я вмешаюсь. Хоть убей меня потом.

Лилит вздрогнула. Его слова попали в самую точку, вызвав волну эмоций, которая бесила ещё больше. Ярость, отчаяние, беспомощность — всё смешалось в ее душе.

— Ты… — она задыхалась. — Ты не можешь… так.

— Я могу, — сказал он тихо, его взгляд был полон решимости. — Если речь о тебе — могу всё.

Это было слишком близко. Слишком честно. Слишком…

Валерия схватила его за рубашку, сминая ткань, и прошипела:

— С ума сошел?

— Всегда, — он усмехнулся, его глаза блеснули. — Только с тобой.

Она ударила его в грудь. Он не отстранился. Она ударила сильнее. Он снова не отступил, стоял как скала. Тогда она развернулась — и поставила нож к его горлу, прижимая холодное лезвие к коже. Он не дрогнул. Его взгляд был спокоен, уверен.

— Если ты ещё раз вмешаешься в мою жизнь — я тебе… — девушка сама не знала, что скажет, её голос дрожал от злости.

Виктор тихо наклонился так, что лезвие слегка коснулось кожи.

— Убьёшь? — спокойно спросил он, глядя ей в глаза.

— Да! — выкрикнула она.

— Хорошо. Но только утром, ладно? Ночью ты слишком нервная.

Лилит почти захлебнулась воздухом от его наглости.

— Ты… — она тряслась от злости. — Ты невыносимый…

— Я знаю.

Он взял её за запястье — осторожно, но твёрдо — и медленно отвёл нож от своего горла. В его движении не было агрессии, только уверенность. Потом развернул её, прижал к себе, его руки были крепкие, как стальные цепи. Она дернулась, пытаясь вырваться. Он удержал.

— Всё, — сказал Виктор тихо. — Хватит.

— Не трогай меня… — прошипела Лилит, пытаясь оттолкнуть его.

— Заткнись. — сказал он, его голос был низким и властным, но беззлобным.

И впервые — она правда заткнулась. Ее гнев, казалось, иссяк, сменившись каким-то странным бессилием.

Виктор провёл рукой по её затылку, по волосам. Его пальцы слегка запутались в них. Странно, но это прикосновение... успокаивало.

— Я не причинил тебе вреда. Так?

Лилит поджала губы, задумываясь. А ведь действительно. Она со своей тягой к алкоголю могла напиться так, что нашли бы ее где-нибудь в Лос-Анджелесе, в постели с хер пойми кем, проснуться с головной болью и смутным ощущением стыда. У нее однажды уже так было, в студенчестве, и воспоминание до сих пор отдавалось легким ознобом. Виктор... он не воспользовался ситуацией. Не тронул ее. Вроде как. Просто отнес домой. Уложил на кровать, снял чертовы каблуки, позаботился и ушел. Это было… странно. Неудобно. Возмутительно. Но в то же время, черт возьми, обнадеживающе.

— Так, — произнесла она, выдыхая сквозь стиснутые зубы.

Девушка медленно расслабилась, выпуская накопившуюся злость. Очень медленно, словно нехотя. Нервно, словно каждая клетка ее тела сопротивлялась этому спокойствию. Ярость, которая бушевала в ней с самого утра, постепенно трансформировалась в тяжелую, всепоглощающую усталость. Она закрыла глаза, лоб уперся ему в грудь, ощущая тепло его тела.

— Ты такой… — прошептала девушка, ее голос был глухим и надломленным. — Такой мудак.

Виктор улыбнулся. Его улыбка была тихой, самодовольной.

— Хорошая девочка.

Она резко отстранилась, почувствовав в своем теле и реакции что-то не то. Это "хорошая девочка" прозвучало слишком властно, слишком по-собственнически.

— Бессмертия хапнул? — ее глаза горели, гнев возвращался с новой силой. — Забыл, с кем разговариваешь? За языком следи!

— С упрямой девчонкой, сбежавшей из дома, чтобы напиться в сомнительном заведении, — его голос был спокойным, дразнящим, но в нем проскользнула сталь. — С женщиной, что стала блестящим адвокатом, будучи по локоть в криминале и приехавшей покорять восток США. С Лилит Рихтер, которая одной своей улыбкой может поставить на колени любого. Мне все твои роли перечислить, Змейка? Могу по пунктам, с датами и деталями.

Её сердце стучало слишком быстро, отдаваясь гулким эхом в ушах. Она раскраснелась, не только от злости, но и от его слов, которые так точно описывали ее. Её дыхание было горячим, быстрым, она чувствовала, как кровь приливает к лицу.

Виктор чуть наклонился, его дыхание опалило ее ухо, и прошептал низким, опасным голосом, от которого по коже побежали мурашки:

— Следующий раз, когда решишь напиться, чтобы заглушить этот огонь внутри — позови меня. Я не дам тебе умереть в каком-то вонючем баре, захлебнувшись дешевым алкоголем и собственной жалостью. Только через моё тело. Только когда я тебя отпущу.

Лилит подняла глаза, и в них было всё: ненависть за его контроль, страх перед этой властью, и неотвратимое, всепоглощающее притяжение, которое она так тщетно пыталась отрицать.

— Энгель, — прошипела она, ее голос дрожал от сдерживаемой ярости. — Я однажды тебя убью. Своими руками.

Мужчина улыбнулся спокойно, опасно, в его глазах плясали черти.

— Ты скажи когда. Я освобожу вечер.