Хрустальная ложь

Глава 26

Нью-Йорк к ночи расцветал так, как умел только он — золотом неона, россыпью фар и мягким звуком джаза, доносившимся из ресторанов. Для Виктора этот город был полем битвы. Для Лилит — ареной.

И оба слишком привыкли побеждать.

Когда он предложил ей сыграть супружескую пару — она чуть не поперхнулась кофе. Это было слишком абсурдно, слишком интимно, слишком опасно.

— Прости, что ты сказал? — её голос был ровный, но глаза прищурились так, что Виктору стало весело. Он обожал эту её реакцию — смесь недоверия и вызова.

— Супружескую пару, — спокойно повторил он, опершись на спинку кресла. — Идеальная легенда. Мы выезжаем на сделку под прикрытием. Если кто-то спросит, кем ты мне приходишься, я ведь не скажу “адвокат с дурным характером”.

— С дурным характером? — фыркнула она. — Ах, мило.

— Ты хочешь, чтобы я сказал “невыносимо красивая, умная и опасная женщина, которую я хочу”?

— Энгель! — Она попыталась сохранить строгость, но в её голосе уже звенела улыбка.

Он лишь усмехнулся.

— Ну а что? Мне кажется, тебе понравится быть моей, хотя бы на один вечер. Это всего лишь игра.

Лилит закатила глаза, но не смогла скрыть лёгкий румянец, который всегда выдавал её.

— Только попробуй переиграть — и я тебя прибью.

— Звучит как обеты на свадьбе, змейка.

Это началось с одной глупой операции — по его словам, «ничего сложного, просто немного театра». Он назвал это "социальным маневром", а она — "абсолютной клоунадой".

А вышло так, что Валерия Андрес — женщина, для которой слово «контроль» было почти религией, чья жизнь была расписана по минутам и чьи эмоции были заперты за семью замками — оказалась на вечере под руку с мужчиной, который сам был воплощением хаоса, завернутого в дорогой итальянский шелк.

Она стояла перед зеркалом в его пентхаусе, критически осматривая себя. Черное платье было вызовом, нарушением её собственных правил.

— И напомни, — холодно произнесла она, застёгивая тонкий бриллиантовый браслет на запястье, — зачем мне изображать твою жену? Почему нельзя было использовать кого-то из твоих… актрис?

Виктор, в идеально подогнанном смокинге, который сидел на нем как вторая кожа, лениво поправил галстук-бабочку, не отрывая взгляда от её отражения.

— Потому что на приёме не пускают одиночек. А мне нужна не просто спутница. Мне нужна женщина, кого все бы при первом взгляде смогли назвать моей. С острым языком, которая знает, как вести себя в высшем свете, и лицом, которое заставляет мужчин терять самообладание.

— Ну и правила у вас в Америке. Моя мать и бабушка управляли кланом и без пары. Лицо, говоришь? — приподняла Лилит бровь, поворачиваясь к нему. — Тогда бери манекен. Он будет молчалив и послушен.

Виктор усмехнулся, подходя ближе, чтобы поправить воротник её платья. Его пальцы едва коснулись её кожи.

— Манекены не умеют стрелять, когда всё идёт к чёрту. А я знаю, что ты умеешь. И я знаю, что ты не дрогнешь.

Девушка закатила глаза, но через час уже шла рядом с ним к заведению — хищно красивая, в черном платье, подчеркивающем каждое движение. Её присутствие было подобно вспышке, мгновенно притягивающей взгляды.

Виктор держал её за талию чуть крепче, чем требовалось для правдоподобия. Это было не просто прикосновение, это было утверждение права собственности, которое он не имел, но которое с удовольствием демонстрировал.

— Расслабься, дорогая, — шепнул он у самого уха, склонившись, чтобы создать иллюзию нежности. Его дыхание опалило её кожу. — Ты же моя жена.

— Только попробуй это повторить ещё раз, Энгель, — ответила она тихо, не улыбаясь, её голос был похож на шелест льда. — И я стану вдовой до того, как мы допьём этот отвратительный шампанский брют.

Их флирт был оголённый, острый, как лезвие. Он был публичным спектаклем, но для них двоих — личной дуэлью.

В зале старинного отеля «DeLacroix» сияли люстры, отражаясь в бокалах шампанского и бриллиантах женских украшений. Гул голосов смешивался с музыкой старого джаза. Воздух был густ от сигарного дыма, дорогих духов и притворных улыбок.

На входе, как всегда, толпились люди — политики, бизнесмены, подпольные дельцы в дорогих костюмах, а также те, кто умел прятать клыки под маской благопристойности.

Всё шло по плану. До тех пор, пока в дверях не появилась она.

Лилит — или, для этих стен, миссис Энгель.

Платье глубокого чёрного цвета, с открытой спиной, мерцало в свете, словно ночное море. Волосы — волной на плечах, губы — оттенка старого вина.

Каждый шаг — уверенный, звучный, отточенный, будто под ритм невидимого танго.

Виктор не знал, что именно было опаснее: её взгляд, полный вызова, или то, как в одно мгновение замолк зал, словно мир сделал вдох, пораженный её появлением.

Он встретил её у входа, в идеально подогнанном костюме, но с тем самым ленивым выражением, от которого у неё сжималось сердце и хотелось одновременно ударить и поцеловать.

— Господи, ты могла бы не выглядеть так, будто хочешь меня убить, — прошептал он, касаясь её талии.

— Я хочу тебя убить, — ответила она сквозь зубы, но не отстранилась.

Пальцы его легли ей на поясницу — не властно, а естественно, словно она всегда принадлежала ему.

Он наклонился к уху:

— Расслабься, госпожа Энгель. Сейчас ты — моя жена.

— Даже в шутку не говори так, — пробормотала она, чувствуя, как его горячее дыхание щекочет шею.

— Почему? — он чуть улыбнулся. — Потому что слишком хорошо звучит?

Музыка усилилась, публика заметила их.

Гул шёпотов прошёл по залу, словно лёгкий ток.

Кто-то узнал Виктора — имя, которое в Нью-Йорке шептали вполголоса, как имя бога и дьявола одновременно.

Но никто не знал, что у него есть жена.

— Господи, кто это с Энгелем?

— Не может быть… У него кто-то есть?

Она держалась, как королева. Даже рядом с ним.

Особенно рядом с ним.

Виктор представил её как «свою супругу».

Ровным, спокойным голосом, будто всегда так было, будто это не новость, а давно установленный факт.

— Моя прекрасная жена, Лилит.

И зал — замер.

Каждый из мужчин подался вперёд, каждая женщина — смерила её взглядом, полным зависти и любопытства. Она улыбалась. Улыбка — изящная, уверенная, с той самой тенью, что может свести с ума любого.

Лилит знала, что делает.

Он склонился к ней ближе, его дыхание коснулось её шеи.

— Ты сегодня ослепительна.

— Я всегда ослепительна, просто обычно ты слишком занят, чтобы это заметить.

— Я был занят тем, чтобы не сойти с ума от тебя.

— Поздно, — прошептала она, — ты уже сошёл.

Он клал руку на её талию, она касалась его плеча, смеялась в нужные моменты, демонстрируя идеальную супружескую гармонию.

Весь вечер они играли роли — слишком убедительно, чтобы не поверить. Он шептал ей на ухо, касаясь губами её щеки, обсуждая геополитику и контрабандные маршруты под видом обсуждения меню.

Лилит в ответ подыгрывала с идеальной холодностью, её медовые глаза смотрели на него с вызовом, будто дразня: «Ты думаешь, контролируешь меня? Ошибаешься. Я здесь, потому что я этого хочу».

Когда они стояли в углу, наблюдая за ключевыми фигурами, Валерия вдруг почувствовала, как его рука скользнула чуть ниже по её спине, и его пальцы сжали её талию.

— Ты выглядишь так, будто готова взорвать этот приём, — прошептал он.

— Я выгляжу так, будто готова взорвать тебя, — парировала она, но её голос был чуть хриплым.

— Отлично. Продолжай улыбаться, моя красавица. На нас смотрят.

Лилит улыбнулась. Улыбка была безупречной, но в ней не было ни капли тепла. Это была улыбка хищницы, которая только что выбрала свою жертву. И Виктор Энгель прекрасно понимал, что жертвой может оказаться он сам. Но это, почему-то, нравилось ему больше всего.

Но где-то посреди этой маскировки, под звуки бокалов и разговоров, стало трудно отличить игру от правды.

Когда Виктор шепнул ей:

— Ты слишком убедительна, ma belle femme (моя прекрасная жена), она нахмурилась.

— Что это значит?

— Ничего. Просто комплимент.

— Зная тебя — точно не просто.

— Хочешь перевод? — он наклонился ближе, почти касаясь губами её щеки.

— Нет.

— Тогда пусть останется тайной.

Он засмеялся тихо, а она поняла, что впервые за долгое время улыбается по-настоящему. И что эта игра ей нравится. Слишком сильно.

За ужином они сидели рядом, в центре длинного стола, окружённые европейскими партнёрами и представителями клана. Она — будто хрупкая, почти изящная статуэтка, одетая в строгое, но элегантное платье. Он же знал, что эта женщина может разобрать пистолет с завязанными глазами, выбить колено любому и сломать его империю одним неверным словом.

Виктор смотрел, как она ведёт разговоры, — умно, мягко, без единой ошибки. Как ловко лавирует между темами, демонстрируя знание не только юриспруденции, но и тонкостей бизнеса, будто привыкла к дипломатии с пелёнок.

Но когда один из европейских партнёров — португалец в белом костюме, с глазами, полными восхищения, — позволил себе лишнего, задержав руку на её пальцах при тосте, Виктор почувствовал, как в нём что-то щёлкнуло.

Она мягко улыбнулась, будто ничего не заметила, словно привыкла к подобному вниманию.

Но он заметил.

И когда мужчина попытался заговорить с ней снова, Виктор положил руку на её талию — спокойно, с той властной уверенностью, которая не нуждается в словах, притягивая её к себе.

Следующим был такой же американец, партнёр по поставкам, с манерами старого графа и губами, которые улыбались слишком тепло, когда он поцеловал её руку.

Долгий поцелуй.

Секунду лишнюю.

Ту самую, после которой Виктор мысленно задал себе вопрос, глядя на её тонкое запястье:

«Считается ли уважительной причиной для убийства — поцелуй руки твоей жены?»

Он стоял рядом, его взгляд был ледяной, но улыбка — идеальна, как всегда.

— Рад знакомству, госпожа Энгель, — произнёс тот, задержав её ладонь в своей.

— Лилит, — мягко поправила она, будто не замечая, как Виктор напрягся рядом, как его пальцы сжались на её талии.

— Красивое имя, — сказал итальянец, не спеша отпустить её руку.

— И опасное, — отозвался Виктор, его голос был тихим, но с таким спокойствием, от которого даже охрана ощутила холод, пробежавший по залу. — Осторожнее, Джас, — сказал он с ледяной вежливостью, забирая её руку. — Это моя женщина.

Когда мероприятие, наконец, закончилось, и они выскользнули из душного зала, наполненного фальшивыми улыбками и политическими интригами, Валерия почувствовала прилив чистого, холодного воздуха.

Виктор открыл для неё дверцу черного, бронированного седана. Она, проходя мимо него, бросила тихо, почти интимно, так, чтобы услышал только он:

— Удивительно. Оказалось, играть твою жену — не так отвратительно, как я ожидала.

Её тон был ровным, но в нем проскользнула доля неожиданного признания. Он улыбнулся, опираясь на дверцу, его глаза блестели в свете уличных фонарей.

— Ещё скажи, что тебе понравилось быть моей.

— Никогда, — фыркнула она, скользя на сиденье.

— Это «никогда» звучит подозрительно мягко, Андрес. Я почти слышу, как ты борешься с собой.

Он не успел договорить — она хлопнула дверью перед его лицом с такой силой, что машина слегка вздрогнула. Это было чистейшее выражение её раздражения и, возможно, смущения от собственных слов.

Виктор отшатнулся, но тут же распрямился. Он посмотрел на закрытое окно, за которым сидела Валерия, скрестив руки на груди и глядя прямо перед собой.

И он засмеялся.

Это был не тихий, сдержанный смешок, который он обычно использовал для обозначения своего превосходства. Это был громкий, глубокий, раскатистый смех, который вырвался из него, как будто он освободился от тяжелого груза. Смех, который он не позволял себе, возможно, с юности. Смех, который заставил водителя за зеркалом заднего вида напрячься.

Валерия, услышав это, невольно повернула голову. Она видела, как он откинул голову назад, как свет отражался в его глазах, как его идеальный смокинг слегка смялся.

Он перестал смеяться, только когда сел рядом с ней в машину. В его глазах всё ещё плясали искры веселья.

— Ты невыносима, — прошептал он, пристёгиваясь.

— А ты слишком доволен собой, — ответила она, но в её голосе уже не было прежней ледяной холодности.

— Я доволен. Я получил всё, что хотел от этого вечера. И даже немного больше.

Он протянул руку и накрыл её ладонь, лежащую на подлокотнике.

— А теперь, дорогая, домой. У нас завтра ранний суд. И ночная смена.

Валерия не отняла руку сразу. Она позволила его теплу распространиться по её коже. Игра закончилась. Но партнерство только начиналось.

С тех пор всё изменилось. Изменилась динамика, изменились правила игры, изменился сам воздух в кабинете Виктора.

Они стали работать вместе — неофициально, но постоянно, с головой погрузившись в симбиоз стратегии и силы. Он — голова организации, её лицо и кулак. Она — тень, совет, холодный разум, стоящий за каждым его решением. Валерия стала не просто советником, а невидимым архитектором его империи.

Для его людей Валерия быстро стала чем-то вроде легенды, окутанной слухами и уважением.

Когда она впервые появилась в их штабе — огромном, мрачном складе, который служил им базой, — она была в строгом костюме цвета графита, в кожаных перчатках, с таким взглядом, будто могла убить молчанием. Мужчины, привыкшие к грубой силе и иерархии, автоматически выпрямились.

А когда Виктор, стоя на импровизированной трибуне, произнёс: «Знакомьтесь. Госпожа Андрес», — многие инстинктивно склонили головы, повинуясь её фамилии и ауре.

Она вздохнула, этот жест был полон усталости от излишнего пафоса.

— Госпожа? Серьёзно? Я здесь не для поклонов. Тем более мои солдаты далеко.

Капо — здоровенный парень по имени Риз, с глубоким шрамом на щеке — кашлянул, переводя взгляд с Виктора на Валерию.

— Привычка, мисс Андрес. С таким именем… язык сам склоняется.

— Тогда держите язык за зубами, — усмехнулась она, и в этой усмешке было больше угрозы, чем в крике, — и делайте свою работу так, чтобы мне не пришлось исправлять ваши ошибки.

Виктор стоял рядом, наблюдая. Он видел, как она вливается в его мир так, будто всегда здесь была. Она считала бюджеты, корректировала сделки, меняла маршруты поставок, даже писала рекомендации для «легальных» бизнесов, чтобы отмывка шла идеально чисто и не вызывала вопросов у налоговой.

Но за всей этой ледяной точностью — была она, Валерия. Та, что могла в один момент разоружить любого сарказмом, а в другой — одним движением выхватить пистолет из-за пояса, если слышала шаг не в такт.

Её криминальные друзья — те, с которыми она раньше просто веселилась по ночам, устраивая мелкие, но эффектные операции — теперь поняли, кто их настоящий командир. Но между ними всё осталось по-прежнему: дружеское подшучивание, тёплое уважение, лёгкая братская наглость.

Иногда, когда напряжение становилось слишком высоким, они специально звали её в тренировочный зал для спарринга. Она, перекинув пиджак на спинку стула, распускала волосы, хищно улыбалась и говорила:

— Ну что, мальчики, посмотрим, кто первый пожалеет, что меня позвал?

И каждый раз им приходилось признавать поражение. Она была быстра, точна и абсолютно беспощадна.

Даже Виктор однажды шепнул ей с улыбкой, наблюдая за её тренировкой:

— Мне кажется, я нашёл себе кошмарную жену.

— Я не твоя жена, — парировала она, не глядя, закуривая тонкую сигарету.

— Это пока, — сказал он, как всегда, спокойно, не оставляя сомнений в своих намерениях.

Селина обожала Валерию с первой встречи. Она, полная противоположность брату, иногда приходила к ней домой без предупреждения, устраивала посиделки с вином и плейлистом из старых итальянских песен. И в такие вечера Валерия позволяла себе забыть, кто она. Смеялась, спорила о живописи, даже танцевала, отбросив прочь свою броню.

Виктор иногда наблюдал за ними со стороны — и впервые за долгое время его мир, полный жестокости и расчёта, казался не таким мрачным.

Но даже тогда, когда смех стихал, между ним и Валерией оставалось нечто большее, чем флирт. Это было как игра в русскую рулетку, где страсть была замешана на опасности. Она поддразнивала его, проверяя, сколько он выдержит, прежде чем потеряет контроль. Он — провоцировал, подталкивал её границы, желая увидеть, когда она, наконец, сдастся.

А когда кто-то из подчинённых однажды спросил, кто она для него на самом деле и какого черта девчонка ему перечит, Виктор только усмехнулся, его взгляд был прикован к Валерии, которая в этот момент хладнокровно разбирала сложную финансовую схему.

— Она? — Мужчина закурил, выпуская дым в потолок. — Она — мой самый опасный союзник. И моя единственная слабость.

А вечером, после очередного собрания, когда все разошлись, он вдруг подошёл к ней, прислонился к стене и тихо сказал:

— Всё это время я думал, что невозможно влюбиться в женщину, которая может меня пристрелить.

— А потом? — спросила она, её сердце пропустило удар.

— Потом ты улыбнулась. И я понял, что даже если ты меня пристрелишь, я умру счастливым.

Валерия смутилась, впервые не найдя, что ответить.

— Энгель, ты неисправим.

— Зато ты — причина, по которой я больше не хочу исправляться.

И впервые она не убежала от этих слов.

Только тихо улыбнулась, и осталась рядом.

...

День начался с простого — привычное утро, но в непривычной обстановке. Его ноутбук, аромат свежего кофе, ее волосы, собранные в небрежный пучок, который казался Виктору удивительно домашним, и сам Виктор, который не мог оторвать от нее взгляда. Он просто не отпустил ее после завтрака, даже не обращая внимания на работу. Предоставил свой второй ноутбук. И… черт. Он кажется влип.

Валерия сидела на диване, полностью погруженная в работу, сосредоточенно печатала, листала документы, чертила заметки на полях, будто возвращая себе привычный контроль над жизнью, восстанавливая свою броню.

Иногда она морщилась, когда формулировка не шла, не ложилась так, как нужно, иногда кусала губу — старая привычка, от которой он не мог отвести взгляда, наблюдая за ней.

Он подошёл ближе, остановился за её спиной, ощущая ее тепло.

— После всего, что вчера произошло, ты снова за работу, — тихо сказал он, в голосе — не упрёк, а скорее восхищение ее несгибаемой силой.

— Это моя работа, — спокойно ответила она, не поднимая взгляда от светящегося экрана. — Она не ждёт, пока я приду в себя, пока я соберусь с силами.

— А может, стоит хоть раз дать себе передышку? Позволить себе отдохнуть.

— А может, ты перестанешь меня воспитывать? — усмехнулась она, не отрываясь от экрана, но в ее голосе уже не было прежней резкости.

Виктор рассмеялся, его низкий смех наполнил комнату.

— Упрямая.

— Родовая черта, — фыркнула она, чувствуя, как внутри что-то тает под его невозмутимым вниманием.

Он хотел сказать что-то ещё, возможно, снова прокомментировать ее несгибаемость, но в этот момент на столе завибрировал телефон.

На экране высветилось: Luisa. Звонила ее двоюродная сестра.

— Кузина, — коротко пояснила она, прежде чем ответить, словно извиняясь за неизбежный хаос, который принесет этот звонок.

Виктор хмыкнул, понятливо кивнул и удалился в другую часть комнаты, давая ей немного уединения, но оставаясь в зоне слышимости.

Она откинулась на спинку дивана, потёрла глаза и глубоко, устало вздохнула — Луиза. Конечно. Кто ещё будет звонить посреди дня, когда у нее, по мнению кузины, «слишком скучная жизнь без хаоса», требующая ее немедленного вмешательства?

— Привет, Лу, — пробормотала Валерия, пытаясь спрятать усталость в голосе, но у нее это не очень получалось.

— Привет? — возмущённо протянула Луиза на том конце провода, ее голос был звонким и полным энергии. — Это всё, что ты можешь сказать своей любимой кузине, с которой не разговаривала уже три недели?!

— Я была занята, — тихо усмехнулась Валерия, вспоминая прошедшие дни.

— Ты всегда занята. Даже когда спишь, наверное. Я начинаю думать, что у тебя роман с кодексом адвокатской этики, — язвительно бросила Луиза.

Валерия рассмеялась. Тихо, искренне, и этот смех был полон той детской непосредственности, которую она позволяла себе только с самыми близкими.

— Поверь, кодекс куда спокойнее, чем любой мужчина, который попадался мне на пути.

— О-о, — протянула Луиза подозрительно, ее голос моментально перешел в режим детектива. — Это звучит, как завуалированное «у меня появился мужчина».

— Что? — она почти поперхнулась от неожиданности, ее щеки вспыхнули. — Нет, я просто…

Но Луиза уже смаковала паузу, наслаждаясь ее замешательством.

— Ага! Так-так, mi piccola strega (моя маленькая ведьма), рассказывай всё. Кто он? Богатый? Красивый? Тот самый, другой? Или оба сразу, что тебе так нравится?

Валерия прикрыла лицо ладонью, пытаясь скрыть свою смущение и растерянность.

— Лу…

— Не начинай, Лерия! Я тебя знаю. Если ты говоришь его имя с этим тоном — значит, он существует. Ну давай! — ее голос был требовательным, но любящим.

Она вздохнула, понимая, что от Луизы ничего не скроешь.

— Это Энгель.

— Виктор? Тот самый? — повторила кузина с нарочитой серьёзностью, словно оценивая имя. — Какой-то… слишком благородный для твоего вкуса, не находишь? Он хоть живой? Ты не боишься, что он развалится от твоей энергетики?

— Ещё как, — усмехнулась Валерия, вспоминая недавний диалог. — Иногда даже слишком.

— Ага, — поддела Лу. — И что, ты с ним встречаешься?

— Нет! — почти выкрикнула Валерия, краснея еще сильнее. — Он… просто рядом. Помогает. Иногда.

— Ага, ага. Просто рядом. Иногда помогает. Скажи, ты хотя бы перестала угрожать ему оружием? Я слышала кое-что.

— …Не совсем, — пробормотала она, закатывая глаза, вспоминая, как часто ей приходилось сдерживать свои инстинкты.

На другом конце послышался громкий, звонкий смех.

— Dio santo! Валерия Андрес, ты неисправима. Что ты на этот раз натворила? Что-то, что Виктор не сразу забудет?

— Я… взорвала ему склад. — тихо, почти шёпотом, словно стыдясь.

— Что? — Луиза закашлялась от смеха, почти задыхаясь. — Подожди, что?! Ты серьезно?

— Ну, это было случайно, — Валерия развела руками, глядя в потолок, ища там оправдания. — Наверное…

— Случайно, — Луиза едва дышала от смеха, ее голос звучал сквозь приступы хохота. — Слушай, ты осознаёшь, что ты буквально взрываешь отношения, еще не начав их?

— Очень смешно, — фыркнула Валерия. — Я не специально.

— Конечно, конечно. И что, он после этого остался жив и не послал тебя к чёрту, куда обычно отправляет всех, кто портит его имущество?

— Ага, ты бабушку с дедушкой наших вспомни. Я еще его наручниками пристегнула голым к кровати. Сама с себя в шоке. И… да… Не просто остался… — она на миг замялась, опуская взгляд, и в ее голосе прозвучало что-то почти растерянное, тихое, искреннее удивление. — Он заботится. Готовит, помогает, слушает. Я не понимаю, зачем?.

В её голосе прозвучало что-то почти растерянное, тихое.

Такое, каким Луиза её не слышала никогда — ни в детстве, ни в юности, ни в самые трудные моменты.

— Может, потому что он тебя любит, — мягко сказала кузина, ее тон стал серьезным и нежным.

— Не говори глупостей, — Валерия слишком быстро отмахнулась, пытаясь восстановить свою защиту. — Он… он просто человек, который привык всё контролировать.

— А ты — человек, который привык всё разрушать, — парировала Луиза. — Вы идеально подходите.

Валерия закатила глаза.

— Лу, я серьёзно. Я не знаю, что с ним делать. Он… говорит на французском, когда хочет меня выбесить, называет какими-то странными словами, а потом говорит, что это что-то обидное.

— А ты улыбаешься, — уверенно закончила Луиза.

— Нет, — возразила она слишком быстро, но в голосе не было былой убедительности. — Просто… он странный. И мне… с ним хорошо. Я не привыкла к этому. Все отношения вне моего клана всегда были табу, ты же помнишь. Я не знаю, как себя вести.

На секунду в трубке повисла оглушительная тишина, нарушаемая лишь легким шумом линии. Валерия сжимала телефон так крепко, что костяшки пальцев побелели. Она пыталась собрать мысли, но ее мозг, привыкший к четкой логике, отказывался обрабатывать последние события.

— Лери, — наконец мягко произнесла Луиза, ее голос был полон понимания и нежности, которой она не позволяла себе с другими. — Может быть, это то самое спокойствие, которого ты всю жизнь искала? Не от людей, не в каком-то конкретном месте. А от мира. Внутреннее.

— Я не знаю, Лу, — Она провела пальцами по виску, массируя его, пытаясь унять пульсирующую боль от непривычных эмоций. — Я не привыкла, чтобы обо мне так заботились чужие мужчины. Помимо отца, деда и брата. Я не понимаю, зачем он это делает. Какова его цель?

— Потому что любит, — просто, с абсолютной уверенностью, сказала Луиза, словно это была самая очевидная вещь на свете. — Или потому что наконец встретил равную себе. Не в статусе, а в силе духа. Хотя вы равны и там, и там, судя по твоим рассказам.

Валерия опустила глаза, ее взгляд скользнул по нежному кашемировому пледу, который Виктор накинул на нее утром.

— Равную? — усмехнулась она, и в этой усмешке было больше усталости, чем иронии. — Я — адвокат, скрывающий прошлое и бегущий от него. Он — глава мафии, владеющий половиной Америки. И то я не знаю точно сколько у него территорий. Как думаешь, что из этого выйдет? Это же безумие, Лу.

— Брак, — невозмутимо, с характерной для нее прямотой ответила кузина.

— Что? — Валерия чуть не уронила телефон от неожиданности, ее сердце пропустило удар.

— Ну а что ты хотела? — Луиза рассмеялась, ее голос звучал легко и задорно. — Никто другой не выдержит твой характер, Валерия. Он не просто его выдержал. Этот, похоже, выдержал даже взрыв, и при этом всё ещё умудряется нежно улыбаться.

— Лу! — простонала Валерия, чувствуя, как краска приливает к ее щекам. Она была смущена и застигнута врасплох.

— Что, я не права? Он жив, здоров, влюблён и, судя по всему, носит тебе кофе в постель, когда ты спишь в его рубашке. Так что, дорогая моя, готовься. Придётся выходить за него. Хотя с семьёй, конечно, придётся поработать, — добавила она хитро, и Валерия представила, как Луиза заговорщицки подмигивает. — Представляю, как твой папа упадёт, если узнает, за кого ты собралась замуж. Сердечный приступ гарантирован.

— Очень смешно, — пробурчала Валерия, пытаясь сохранить хоть остатки своей обычной невозмутимости. — Может, я вообще не выйду замуж. Никогда.

— Конечно, — Луиза засмеялась, но в ее смехе не было ни тени сомнения. — А он?

— Что — он? — Валерия нахмурилась.

— Он-то, похоже, уже решил. Я чувствую это даже через экран.

Валерия закатила глаза, но на губах всё равно промелькнула едва заметная, смущенная улыбка. Снова это ощущение новой, непривычной мягкости.

— Может быть, — тихо сказала она, и в этом «может быть» было столько неверия и надежды одновременно, столько нежности, которую она позволяла себе впервые. — Может быть.

Она не заметила, как Виктор стоял в дверях гостиной.

Ни звука, ни движения — только взгляд. Он появился там, словно тень, бесшумный и незаметный, как всегда.

Он не слышал каждое слово их разговора, но понимал всё без перевода, считывая ее эмоции, ее жесты, ее интонации.

Особенно последнее.

"Может быть."

Это слово повисло в воздухе, наполненное для него целым миром.

Мужчина улыбнулся краем губ, и впервые за день позволил себе то, что обычно скрывал за маской невозмутимости и контроля: маленькую, почти детскую надежду. Надежду, которая расцветала в его душе, как редкий цветок, обещая будущее, где он и его королева хаоса наконец обретут свое совместное спокойствие.

Валерия отложила телефон, медленно выдохнув. Экран погас, отражая её усталое лицо — с тенью улыбки, которая всё ещё танцевала на губах после разговора с Луизой.

Женой, значит…

Она усмехнулась, поджимая губы, и встала, собираясь налить себе стакан воды, чтобы проглотить этот новый, странный вкус их общения.

Но шагов за спиной она не услышала — он подошёл бесшумно, как всегда.

И прежде чем девушка успела обернуться, низкий, чуть хриплый голос коснулся её уха, пробежав мурашками по коже, такими сильными, что она едва сдержала нервную дрожь:

— Значит, ты не против быть моей женой.

Валерия вздрогнула. Пальцы на стакане дрогнули, едва не уронив его на полированный пол.

— Что?! — выдохнула она, резко оборачиваясь, но он стоял слишком близко. Слишком спокойно. С тем самым дьявольским, завораживающим выражением на лице, которое всегда мешало ей соображать здраво, лишало ее привычной хладнокровности.

— Я сказал, — он чуть улыбнулся, и эта улыбка была полна уверенности и дразнящей игривости, — ты не против быть моей женщиной.

Валерия вскинула подбородок, всё ещё цепляясь за последние крохи самообладания, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией.

— Я не твоя женщина, Энгель. И вряд ли когда-нибудь буду.

— Уверена? — спросил он тихо, почти шепотом, его взгляд проникал в самую суть ее души. — Думаю, тебе понравится быть моей. Я позабочусь о том, чтобы это тебе понравилось.

Её дыхание сбилось. Она стояла всё ещё в его рубашке — слишком мягкой, слишком просторной, с запахом кофе и табака, который будто вплёлся в её кожу, стал частью ее самой.

И это раздражало её. Бесило до глубины души.

Потому что где-то глубоко внутри… ей действительно было хорошо. Удивительно хорошо.

— Энгель, я не… — начала она, собираясь уйти, чтобы разорвать эту опасную близость, но он мягко перехватил её запястье, его пальцы были крепкими, но нежными.

— Прости, — сказал Виктор вдруг, и в его голосе не было ни тени игры, ни привычного флирта. Только искренняя, неожиданная открытость. — Я… просто теряю голову. Рядом с тобой.

Валерия замерла. Это было слишком искренне. Слишком просто. Без пафоса. Чистая правда.

— Не теряй, — хрипло ответила она, пытаясь улыбнуться, чтобы скрыть свою растерянность, — У тебя с этим плохо выходит. Ты и так псих.

— Только рядом с тобой, — Мужчина сжал её ладонь чуть сильнее, будто боялся, что она исчезнет, испарится, если он хоть на миг ослабит хватку.

Девушка качнула головой, пытаясь осознать эту новую грань в их отношениях.

— Виктор, — сказала тихо, почти умоляюще.

Он будто застыл, весь обратившись в слух.

Его взгляд стал мягче, опасно теплее, в нём горел огонь, который раньше он так тщательно скрывал.

— Скажи ещё раз, — попросил он почти шепотом, и в его голосе была какая-то детская мольба.

— Что? — Валерия нахмурилась, немного растерянная, не понимая, чего он хочет.

— Моё имя, — он улыбнулся, его глаза сияли. — Ещё раз. Просто моё имя.

Девушка опешила, но повиновалась, чувствуя, как её собственный голос звучит непривычно мягко.

— Виктор.

Он закрыл глаза, как будто это имя было заклинанием, музыкой, которую он хотел слушать вечно. Вдохнул глубоко, наслаждаясь моментом.

— Чёрт, — тихо усмехнулся, проводя рукой по лицу. — Я, кажется, хочу записать это и слушать, когда ты снова решишь исчезнуть. — сказал он так тихо, что она не была уверена, сказал ли он это вслух, или это было просто эхо в её собственном сознании.

— Мы ничего не знаем друг о друге, — прошептала Валерия, глядя на него, на его спокойное, обнаженное лицо. — Ничего, кроме того, кем мы являемся в мире, где всё куплено и продано.

Виктор открыл глаза — и в них не было ни насмешки, ни привычной маски хищника.

Только честность.

И лёгкая улыбка, полная нежности.

— Неправда, — сказал он, и его голос был уверенным. — Я знаю, что твой любимый цвет — темно-синий. Что ты пьёшь кофе без сахара, но всегда добавляешь каплю молока, потому что так делала твоя бабушка. Что ты не спишь по ночам, если чувствуешь вину. Что когда злишься — прикусываешь нижнюю губу. Что ты ведёшь дневник, и прячешь его под подушкой. Что у тебя есть маленький шрам на запястье — от тренировочного ножа, который ты не можешь забыть.

Он сделал шаг ближе, его взгляд был прикован к ней.

— И что ты смеёшься только тогда, когда забываешь, кто ты, забываешь о своих ролях и обязательствах.

Валерия стояла в полном шоке, не в силах пошевелиться, ее мозг отказывался обрабатывать эту информацию.

Её губы дрогнули — между смехом и судорожным дыханием. Он видел ее насквозь.

— Ты ненормальный, — наконец прошептала она, и в этом было больше признания, чем обвинения.

— Возможно, — кивнул он.

Девушка отвела взгляд, пытаясь скрыть накатившие эмоции, но улыбка всё-таки прорвалась сквозь усталость, чистая и искренняя.

Он отпустил её руку, давая ей выбор, полную свободу.

И, к его удивлению, она не ушла.

Просто села обратно на диван, открыла ноутбук и, прежде чем вернуться к делу, бросила ему через плечо, ее голос звучал непривычно мягко:

— У тебя ужасная привычка всё знать.

— Зато полезная, — ответил он, опускаясь рядом, его взгляд был полон предвкушения. — Особенно, если я собираюсь знать о тебе ещё больше.

Она закатила глаза, но не возразила. Не стала спорить.

И осталась.

Он снова сел за бумаги, вернувшись к своим делам, она — за ноутбук, погрузившись в свои. Между ними установилось рабочее молчание, наполненное взаимным присутствием.

Иногда он поднимал глаза, чтобы просто смотреть, как она сосредоточенно печатает. Ее пальцы двигались быстро, точно, отбивая ритм по клавишам, взгляд был сосредоточен, брови чуть сведены на переносице — и это, чёрт побери, сводило его с ума. Это была ее суть: сила, интеллект, неукротимость.

Чуть позже в дверь, ведущую в кабинет, постучали.

Вошёл Рико, его правая рука, с двумя людьми из его команды, за ними мелькнула Селина, его личный секретарь. Атмосфера мгновенно сменилась на деловую, наполненную напряжением и ожиданием приказов.

— Босс, отчёты по Лос-Анджелесу, — начал Рико, его голос был низким и профессиональным, но он запнулся, увидев Валерию, сидящую на диване с ноутбуком, совершенно непринужденно.

— Лил? — ошарашенно произнёс он, его глаза округлились. Это было немыслимо.

— Не начинай, Рико, — устало, но спокойно сказала она, не поднимая глаз от экрана. — Просто работа. Ничего нового.

Виктор, усмехнувшись, махнул рукой, отпуская напряжение в комнате.

— Привыкай, Рико. Теперь она тут частый гость.

Рико, всегда умевший быстро ориентироваться, ухмыльнулся, глядя на старую подругу, с которой они бухали безбожно.

— Да, босс, я заметил. Рад видеть вас, госпожа Андрес.

После того, как все ушли, оставив на столе стопки бумаг и легкий запах озона от их присутствия, девушка на миг замерла.

Воздух в комнате снова стал тёплым и тихим, но что-то изменилось.

Валерия посмотрела на бумаги, на ноутбук, на Виктора, который уже снова был погружен в свои дела — и вдруг нахлынуло.

Ощущение дома.

Не тишины и одиночества, а шума, разговоров, подчинённых, дисциплины, которая не была направлена против нее, а работала на нее.

Боги, как же ей этого не хватало. Это была ее среда, ее стихия.

Как… как дома. Как в столице великой Италии. Здесь.

Она глубоко вдохнула, отогнала воспоминания о бабушкиной кухне и вновь вернулась к работе, но теперь ее пальцы били по клавишам с новой энергией.

А Виктор, сидя рядом, понял — ему не нужно было ничего большего.

Она здесь.

Рядом.

Дышит, работает, ругается, смеётся. Она приносит с собой хаос, но этот хаос был живым, настоящим, и он был её.

И если ради этого ей нужно место, где она может быть собой, где она может работать, где она может чувствовать себя в центре событий — он построит ей весь чёртов Нью-Йорк, лишь бы она оставалась здесь, рядом с ним.