Хрустальная ложь

Глава 1

Не успела.

Время, что казалось покорным её воле, вдруг обернулось беспощадным палачом. Самолет, на котором Валерия Адель Андрес, кровь великого рода, дочь Эмилии и внучка легендарной Адель, пыталась вырваться из золотой клетки, лишь успел оторваться от взлётной полосы, когда пилот, побледневший до цвета слоновой кости, дрожащим, едва слышным голосом сообщил:

— Госпожа Андрес... нас заставляют вернуться. Это приказ с “верхов”.

Дыхание перехватило, воздух застрял в лёгких. «Верхов» — это означало лишь одно. Мать.

Через двадцать мучительных минут шасси снова коснулись лиссабонского асфальта. Едва трап опустился, Валерия увидела их. Не обычную охрану, нет. Это был конвой — десять теней в безупречных чёрных костюмах, каждый с тщательно вышитой серебряной лилией Андрес на лацкане, символом их древней власти и её проклятия. Они ждали, недвижные, как монументы.

И на их фоне Эмилия, её мать, выглядела не просто человеком. Она была живой бурей, воплощённой яростью, облечённой в шелка и драгоценности.

— Ты совсем страх потеряла, я смотрю?! — Голос Эмилии обрушился громом, который дрожал в каждой вибрирующей стене роскошной съёмной виллы.

Валерия стояла перед ней, как на допросе, руки крепко сцеплены за спиной, подбородок гордо, вызывающе поднят. В её глазах, цвета грозового неба, не было и тени покорности — лишь чистый, неприкрытый вызов.

— А ты решила, что я навсегда останусь под твоей рукой? Что буду танцевать под чужие приказы, только потому что ты моя мать?

— Ты называешь неповиновение — свободой? — голос Эмилии, внезапно ставший ледяным, пронзил воздух. — Ты — Андрес. И Андрес не бегут.

— А я — не бегу, — отчеканила Валерия. — Я ухожу. Это не одно и то же.

В ответ Эмилия сжала бокал, в котором мерцал рубин красного вина. Хрусталь с душераздирающим треском разлетелся о мраморную стену, и капли вина брызнули, словно свежая кровь на холодный камень, знаменуя необратимость.

В наступившей тишине скрипнула дверь, и в комнату вошёл Киллиан. В чёрной рубашке с закатанными рукавами, он нёс на своём лице отпечаток глубокой усталости, но в его глазах всё ещё жила та вечная мягкость, та нежность, которую Валерия не могла не любить и ненавидеть одновременно.

— Моя Луна, не сейчас. — Его голос был тихим шёпотом, попыткой укротить шторм, когда он подошёл к жене. — Давайте дышать.

Эмилия даже не удостоила его взглядом, её гнев был сосредоточен на дочери. — Нет, Лиан. Она должна понять.

Она резко повернулась к Валерии, её слова были острыми, как кинжал. — Ты выйдешь замуж. Завтра. Церемония пройдёт здесь, в Лиссабоне. Без прессы, без гостей. Всё решено. И это не обсуждается.

Валерия рассмеялась, коротко, безрадостно. — Ты издеваешься?

— Нет. Я воспитываю, — прошипела Эмилия.

— Ты — манипулируешь. Будто с катушек слетела в последний год. Может ты опять беременна, а?

Эмилия сделала шаг, потом ещё один, пока не оказалась почти вплотную к дочери. В её взгляде полыхал тот самый ледяной огонь, который когда-то покорил отца Валерии, Киллиана Андреса, и заставил весь мир склониться.

— Тебе пора понять: иногда женщине приходится быть королевой не по праву силы.

— Я не продам себя ради твоих амбиций, — голос Валерии дрогнул, но не сломался.

— Значит, ты не получишь даже меньшего. Ты не получишь ничего. Ты потеряешь всё.

Слова ударили сильнее, чем любая пощёчина, пронзив до самого сердца. Валерия ничего не ответила. Просто выдохнула — долгий, медленный вздох поражения и смирения, а затем на её губах расцвела ядовитая улыбка.

— Тогда тебе будет легче, когда меня завтра не станет.

Ночь обняла Лиссабон бархатной темнотой, укрывая город от суеты и света. В доме, за высокими стенами виллы “Санта-Джулия”, царила лишь иллюзия покоя: шёпот охраны, тихие шаги по отполированному мрамору, едва слышный скрип ветра в старых ставнях.

Валерия сидела у окна, босая, в тонком халате, её волосы рассыпались по плечам чёрным шёлком. Она чувствовала едкий вкус поражения на языке, но глубоко в крови, в самом её мятежном сердце, уже шевелился знакомый, обжигающий азарт.

Сбежать из этой крепости? Нереально. Каждый уголок был под присмотром, каждый выход заблокирован.

Договориться с матерью? Смешно. Это была война, а не переговоры.

Остался лишь один путь.

Хаос.

Она вспомнила. Старая записная книжка отца. Потёртая кожа, пахнущая табаком, дорогим виски и призраками прошлого. В ней — контакты, имена, цифры, где порой было невозможно понять, кто друг, а кто враг в мире, где грань между ними стиралась до неразличимости. Валерия открыла её, пролистала до самой последней страницы, той, что всегда казалась случайной, обрывочной.

И нашла: номер. Без имени. Никаких пометок. Только цифры, выведенные резким, будто наспех сделанным почерком Киллиана.

Девушка набрала, пальцы чуть дрожали. Ответили после второго гудка.

Мужской голос — низкий, хриплый, прокуренный усталостью, но с едва уловимой стальной ноткой.

— Кто это?

— Это неважно. — В голосе Валерии не было ни страха, ни сомнений. — Завтра я выхожу замуж. А ты — похитишь меня из-под венца.

На том конце воцарилась оглушительная пауза, прерванная лишь слабым шорохом. — Прошу прощения, что?

— Вилла “Санта-Джулия”. Утро. Пришли кого угодно. Хоть черта. Я в долгу не останусь.

Ещё одна пауза, дольше, тяжелее. — Ты понимаешь, кому звонишь?

— Нет. И мне плевать.

Она бросила трубку, не дослушав ответ, оборвав связь с неизвестностью так же резко, как решила оборвать свою старую жизнь. А потом рассмеялась. Тихо, зло, с безумным, диким облегчением, от которого покалывало на кончиках пальцев. Хаос был запущен.

Утро пришло с ласкающим, но обманчивым покоем. Океан шипел у подножия скалы, его волны разбивались о прибрежные камни, словно тихие вздохи древнего мира. Солнце играло на белых, словно сахар, стенах часовни, заливая всё вокруг золотистым светом. Всё было идеально — ровно так, как любила Эмилия Андрес: дисциплина, порядок, власть. Ни единой шероховатости, ни единого изъяна.

Валерию одели, как принцессу на заклание. Платье из тончайшего шёлка, серебристо-белое, струилось по телу ледяным водопадом. Глаза были подведены так, что их цвет казался ещё глубже, а губы, накрашенные цветом крови, стали единственным ярким пятном на её бледном лице. Она шла по длинному коридору, каждый шаг отдавался эхом, словно поминальный колокол, и ощущение было одно: её ведут на казнь.

Охрана Андрес, неподвижная и вездесущая, стояла на каждом шагу. Жених оставался невидимкой, призраком, чьё имя, возможно, даже не имело значения. «Может, это всё шутка?» — промелькнуло в голове, но тут же было отброшено. Мать любила играть, но эта игра зашла слишком далеко, за грань допустимого. Если Эмилия думала, что её дочь будет молить о пощаде, то она ошибалась. Никогда. Никогда она не станет умолять. Легче выйти замуж и убить мужа собственными руками, чем потерять честь и достоинство.

Эмилия ждала у алтаря, спокойная, величественная, словно статуя из полированного мрамора, её взгляд был победоносным. Киллиан стоял рядом, его лицо было маской невыразимой грусти, и только едва заметная дрожь в его руке выдавала глубокое волнение.

Орган заиграл. Первые аккорды, тяжёлые и торжественные, наполнили часовню. Валерия шагнула — один, второй, третий шаг по белому ковру, ведущему в бездну.

И в этот самый миг небо раскололось.

Сначала — гул. Далекий, низкий, как дыхание спящего зверя, он нарастал, переходя в тяжелый рокот, от которого, казалось, вибрировал сам воздух. Он напоминал приближающийся гром, но был куда более зловещим, механическим. Затем — сокрушительный взрыв у ворот, сотрясший землю под ногами. Окна часовни дрогнули, с грохотом осыпая мелкие крошки штукатурки. Гости, до этого скованные неловким ожиданием, и священник, уже начавший произносить первые слова обряда, испуганно обернулись. В следующее мгновение, прежде чем кто-либо успел осознать происходящее, в них обрушился шквал пуль.

Первая волна охраны Андрес, застигнутая врасплох, рухнула почти беззвучно, не успев даже выхватить оружие. Во двор, срывая гравий и клубы пыли, влетели чёрные внедорожники. Из их распахнутых дверей, словно тени из ада, высыпали люди — не меньше двух десятков. Все в чёрном, лица скрыты тактическими масками, в руках — автоматическое оружие, готовое к бою.

Крики ужаса, паника, грохот выстрелов и лязг металла наполнили некогда священное пространство. А Валерия стояла посреди этого хаоса, неподвижная, как эпицентр бури, её белоснежное платье было единственным пятном света в этом водовороте тьмы и насилия. Она улыбнулась. Улыбнулась широко, зло, с безумным огоньком в глазах.

— Ну здравствуй, хаос.

— Валерия! Назад! — голос Киллиана был полон отчаяния, но он был заглушен нарастающим грохотом. Поздно.

Двери часовни с оглушительным треском выбило новым, более близким взрывом. Сквозь клубы дыма, вихрящегося в лучах утреннего солнца, вошёл он — высокий мужчина в длинном чёрном пальто, его лицо было скрыто под непроницаемой маской. За ним, как мрачные духи, следовала ещё дюжина бойцов.

Он сделал несколько шагов, его взгляд скользнул по оцепеневшей Эмилии, остановился на Валерии.

— Госпожа, пора уходить.

Эмилия, чья корона власти не позволяла ей дрогнуть, выхватила из-под полы пиджака пистолет, её рука не дрогнула. — Кто вы такие?

Он не ответил, лишь слегка наклонил голову, а затем кивнул в сторону Валерии. — Она сама позвала.

Валерия усмехнулась, её голос, казалось, прорезал грохот битвы. — Мама, познакомься. Моя свобода. Если это была шутка, то плохая. Замуж я не собираюсь.

В тот же миг — новая волна стрельбы. Охрана Андрес, наконец оправившись от шока, открыла ответный огонь. Пули свистели и секли воздух, кроша мрамор и дерево, а едкий, горький запах пороха мгновенно заполнил весь зал.

Валерия нырнула за массивную колонну, её шёлковое платье порвалось по краю. Упавший охранник лежал рядом, его оружие было легко доступно. Она схватила пистолет, тяжёлый и холодный в руке. Сердце билось, как в детстве, когда бабушка Адель учила её стрелять на фамильном полигоне:

“Спокойно, Рия. Не эмоции — расчёт.”

Она прицелилась — быстро, инстинктивно, в того, кто пытался приблизиться к матери. Выстрел. Чёткий, точный. Кровь брызнула на ослепительно-белый мрамор, рисуя алый, недвусмысленный узор. Какая бы игра ни была, Валерия никому не позволит тронуть свою семью. Особенно мать.

— Дочь... — прошептал Киллиан, поражённо глядя на неё, его лицо выражало смесь ужаса и гордости.

— Твоя дочь спасает свою задницу, пап, — бросила она сквозь дым и хаос, и на её губах заиграла та же опасная, вызовная улыбка.

Одна из фигур, самая крупная, метнулась к ней, её движения были хищными и точными. Рука в тактической перчатке крепко, но без грубости, схватила её за предплечье. Шёлк платья затрещал, но Валерия не сопротивлялась — она ждала. В его глазах сквозь прорези маски она увидела не страх, не злобу, только сосредоточенную, холодную решимость, которую она помнила по телефонному звонку. Ещё мгновение, и она почувствовала рывок. Её потащили. Нежно, но безотказно, к выходу, который теперь был полностью под контролем.

— Пора, — произнёс он, его голос был глухим под маской.

— Я думала, ты будешь ниже, — спокойно ответила она, глядя ему прямо в глаза, пытаясь разгадать, кто скрывается за этой маской.

Он усмехнулся, его глаза чуть прищурились. — Ты думала, я буду один.

Снаружи уже выл вой сирен, приближающийся, но уже поздно. Машины с рёвом тронулись с места, оставляя за собой пыль и грохот, уходя вниз по дороге, ведущей к морю, к горизонту.

Валерия, сидя на заднем сиденье быстро удаляющегося внедорожника, посмотрела на отражение в зеркале заднего вида. За ними оставались дым, огни выстрелов, фигура матери, застывшая на ступенях часовни, с пистолетом в руке — непокорённая, но побеждённая.

Она улыбнулась — широко, опасно, с вызовом. И Лиссабон позади полыхнул вторым взрывом — мощным, символичным, напоминая, что каждый побег этой семьи, каждая смена власти, начинается с огня.