Хрустальная ложь

Глава 28

Утро вползло в комнату медленно — сквозь легкие занавески, в полосах золотого света, которые легли на смятые простыни, на чашку с недопитым кофе, на брошенный на кресло пиджак.

Воздух пах мятой, тёплым хлебом, доносящимся откуда-то снизу, и чем-то домашним, непривычным для Валерии. Это был запах спокойствия, запах уюта, которого она давно не помнила в своей бурной жизни.

Она медленно открыла глаза, потянулась, чувствуя приятную ломоту в мышцах, и заметила — на прикроватной тумбочке, рядом с ее телефоном, стояла ваза с одной-единственной, идеальной алой розой. Без записки. Без пафоса. Просто роза, словно молчаливое обещание.

Виктор стоял у окна, без пиджака, в белой рубашке, закатывая рукава до локтей. Сигарета тлела между пальцами, тонкий завиток дыма поднимался вверх, растворяясь в утреннем свете.

Он выглядел спокойным — слишком спокойным для человека, в чьей жизни каждый день начинается с угроз и заканчивается, вполне вероятно, перестрелкой.

Валерия смотрела на него молча, и впервые не чувствовала острого укола тревоги или настороженности в груди. Просто тёплое, мягкое ощущение, что вот сейчас… можно ничего не делать. Можно просто быть.

— Что? — его голос разрезал тишину, когда он заметил, что она не сводит с него глаз, его интуиция была безупречна.

— Ничего, — лениво ответила она, приподнимаясь на локтях. — Просто странно видеть тебя таким… живым.

— Значит, обычно я мёртвый? — усмехнулся он, поворачиваясь к ней.

— Обычно ты слишком деловой, — поправила она. — Слишком собранный, слишком контролирующий.

Виктор усмехнулся, стряхнул пепел в пепельницу, которая уже стояла на подоконнике, и подошёл ближе.

— Тогда сегодня я не буду деловым. Хоть раз.

— Как благородно, — фыркнула она, потянулась за телефоном и взглянула на экран. Глаза ее расширились. — Господи… уже девять.

— И что? — Он невозмутимо пожал плечами.

— И что?! — она резко села, волосы растрепались, глаза широко раскрылись, в них вновь вернулся привычный огонь. — У меня через сорок минут совещание в суде! Важное!

— Отмени.

— Ты с ума сошёл? — Это было немыслимо для нее. — Единственная причина не выйти на работу, которая тебе нравится — это смерть.

— О, гены Андрес так и бурлят.

Валерия вскочила, забегала по комнате, собирая волосы в пучок, выискивая туфли и телефон, которые мужчина ей привез, зная наперед, что девчонка ускачет на работу, едва проснувшись. Виктор наблюдал за этой бурей, не вмешиваясь, только ухмылялся — с тем самым дьявольским видом, от которого у неё хотелось швырнуть в него чем-нибудь тяжёлым.

— Ты невозможный человек, Энгель, — пробормотала она, лихорадочно застёгивая пуговицы его рубашки, которая была ей слишком велика, и накидывая пиджак. — Ты вообще когда-нибудь видел календарь?

— Да, но мне больше нравится смотреть на тебя, когда ты так злишься, — его голос был мягким и дразнящим.

— Ещё одно слово — и я…

Она замолчала, заметив календарь, прикрепленный скотчем к ее блокноту, который она притащила из дома. 1 ноября. По ее детской традиции сегодня начинался марафон Гарри Поттера. Они все детство с семьей смотрели его, каждый год, как ритуал. На ее лице мелькнуло удивление, затем ностальгия.

Она моргнула, потом рассмеялась — впервые за утро по-настоящему, звонко и искренне.

— Ты что, предлагаешь мне смотреть кино, когда у меня заседание?

— Я предлагаю тебе выходной, Ma chérie, — он сказал это мягко, с чуть заметным французским акцентом, который всегда сбивал ее с толку.

— Что? Ма что?

— Ma chérie, — повторил он, его глаза искрились весельем.

— Так и знала, — буркнула она, но без злости. — Опять обзываешься на иностранных языках. Ты сволочь, я знаю только немецкий, итальянский, русский и английский. А ты пользуешься тем, что я не знаю французского.

Он рассмеялся:

— Перевод, если тебе угодно, моя госпожа: "женщина, которая сводит меня с ума".

— Ах вот как, — она прищурилась, ее глаза цвета мёда вспыхнули. — Тогда, ма… что-то там, я всё равно пойду на работу.

Девушка накинула плащ, подошла к зеркалу, быстрым движением поправила воротник, придавая себе боевой вид.

Виктор стоял рядом, облокотившись о дверной косяк, и выглядел так, будто собирался сказать что-то серьёзное, но передумал, решив дать ей пространство.

— Я заеду за тобой вечером, — просто сказал он, его голос был уверенным, не допускающим возражений.

Она остановилась, обернулась, приподняла бровь.

— Попробуй, я еще к тебе не переехала. — вызов в ее голосе был очевиден, но в нем проскользнула и нотка азарта.

— Обещаешь, что не выстрелишь?

— Не обещаю, — ответила она с тем же тоном, но на ее губах играла лёгкая, едва заметная улыбка.

Валерия вышла, щёлкнула каблуками по полу, и дверь за ней мягко закрылась, оставляя его одного.

— Еще. — повторил мужчина.

Виктор остался стоять в дверях. Несколько секунд слушал тишину, которая казалась необычно громкой, потом выдохнул и усмехнулся:

— Mon dieu, — пробормотал он себе под нос, его взгляд был задумчивым. — Я от неё сойду с ума.

Он подошёл к окну, посмотрел вниз — она шла по улице, быстрым уверенным шагом, держа в руке стакан с кофе, и выглядела так, будто готова снова сразиться со всем миром, со всеми его несправедливостями.

И в этот момент он понял: она никогда не будет принадлежать никому. Не будет его собственностью, его трофеем. А он планировал именно это с самого начала.

Но если ему выпадет шанс хотя бы идти рядом, быть ее опорой, ее союзником, ее тихой гаванью — этого будет достаточно. Этого будет более чем достаточно для него.

Нью-Йоркское утро встретило Лилит Рихтер привычной суетой, но сегодня она чувствовала себя иначе. Костюм сидел привычно, туфли отбивали чёткий ритм по тротуару, но внутри неё гудело что-то непривычно мягкое, отголоски утреннего спокойствия. В руках — папка с делом, в голове — отточенные годами аргументы. Но на периферии сознания маячила одна-единственная роза и низкий голос, произносящий «ma chérie».

В зале суда было шумно. Шепот юристов, постукивание карандашей, скрип скамеек — привычный фон ее жизни. Адвокат Рихтер, как всегда, излучала холодную уверенность. Её строгий серый костюм с лёгкой бордовой блузкой (Виктор бы заметил оттенок) безупречно сидел по фигуре. Волосы, собранные в тугой пучок, открывали чёткие линии скул. Взгляд её янтарных глаз был острым, пронизывающим, но сегодня в них было чуть больше усталости, чем обычно. Она не позволила себе расслабиться, вспоминая слова Виктора, но и полностью сбросить с себя его влияние не могла.

Дело было сложным — обвинение в экономическом преступлении, где её клиент, уважаемая, но запуганная предпринимательница, была втянута в сомнительные схемы. Прокурор, мистер О'Мэлли, был старым противником — скользким, но умелым.

Лилит села за стол защиты, разложила бумаги. Рука дрогнула, когда она доставала блокнот — тот самый, с приклеенным календарём. Мельком взгляд упал на дату: 1 ноября. Марафон Гарри Поттера. Она сжала губы, отогнав эту мысль. Сейчас — только дело.

На трибуне давал показания ключевой свидетель обвинения, бывший партнер ее клиентки, некий мистер Дженкинс. Мужчина нервничал, его голос дрожал, но он упорно придерживался версии прокуратуры. Валерия слушала, не перебивая, только едва заметно постукивала ручкой по столу, читая его позу, его слова, его страх.

Когда настала её очередь, она поднялась — грациозно, без спешки, но с хищной точностью. Её голос прозвучал в тишине зала, холодный и чёткий.

— Мистер Дженкинс, вы утверждаете, что мой клиент, миссис Стерлинг, приказала вам подделать финансовые отчёты, так?

— Да, мисс Рихтер. Она угрожала мне. — кивнул мужчина

— Угрожал? Можете уточнить, как именно она угрожала? Словно она обещала сломать вам колени, или она намекала на неприятности с регулирующими органами?

— Она… она сказала, что у меня будут проблемы, если я не подчинюсь.

Лилит усмехнулась. — "Проблемы", мистер Дженкинс? Весьма расплывчато. Скажите, вы когда-нибудь сталкивались с проблемами из-за своих собственных… скажем так, не всегда законных финансовых операций, ещё до встречи с моим клиентом?

Прокурор О'Мэлли вскочил. — Возражаю! Не имеет отношения к делу!

Судья произнес спокойно, поднимая руку. — Отклонено. Адвокат Рихтер, держитесь существа дела.

Лилит кивнула, все еще оставаясь невозмутимой. Кажется, в доме Виктора, она и выспалась и смогла нормально поработать. — Разумеется, Ваша честь. — она обратилась к мужчине. — Мистер Дженкинс, вы когда-нибудь участвовали в схемах уклонения от налогов? Или, возможно, вкладывали средства в оффшорные компании, которые не были должным образом задекларированы?

Дженкинс побледнел, его глаза забегали. Он смотрел на Лилит, как на хищника, который загнал его в угол.

— Я… я не понимаю, о чём вы говорите.

— О нет, мистер Дженкинс, вы прекрасно понимаете. Моя команда провела небольшое расследование. И выяснила, что вы были под следствием за подобные нарушения ещё в 2032 году. Зачем вам было рисковать своей репутацией и свободой ради угрозы "проблемами"? Не потому ли, что миссис Стерлинг раскрыла ваши собственные, куда более серьёзные махинации, и вы решили использовать ее как щит?

Дженкинс замолчал, его лицо стало пепельным. На задних рядах послышался шепот. Лилит вернулась к столу, оставив его дрожать на трибуне. Один точный удар.

— Мой клиент — не святой. Но она и не преступница. Она жертва обстоятельств, жертва чужих интриг. И задача этого суда — не найти удобного виновного, а найти правду. Я прошу вас, уважаемые присяжные, помнить об этом. Помнить о презумпции невиновности. Помнить, что за каждым делом стоит чья-то жизнь, чья-то семья. И лишь вы в силах дать ему шанс на честное будущее.

Девушка закончила, медленно опустилась на своё место, чувствуя, как напряжение отпускает её тело. Голова гудела. Она закрыла глаза на мгновение, вдыхая запах старой бумаги и полированного дерева.

В голове пронеслось: "Или потому что наконец встретил равную себе". Слова Луизы.

"Ma reine du chaos". Слова Виктора.

На секунду она позволила себе быть не Лилит Рихтер, грозным адвокатом, а просто Валерией, которая только что отчаянно боролась за чью-то жизнь.

И вдруг ей показалось, что она почувствовала запах розы.

После нескольких часов мучительного ожидания в совещательной комнате, наполненной давящей тишиной, присяжные вернулись. Зал суда вновь наполнился напряжением. Каждый звук — скрип двери, шорох шагов присяжных — отдавался эхом в сердце Лилит. Она села прямо, взгляд сфокусирован на представителе жюри. Рядом с ней сидел мистер Стерлинг, бледный, с дрожащими руками, его надежда и страх были почти осязаемы.

— Присяжные достигли вердикта?

Представитель жюри кивнул. — Да, Ваша честь.

— По делу об обвинении миссисс Элизабет Антуанет Стерлинг по всем пунктам. Как вы голосуете?

В зале повисла абсолютная тишина. Можно было услышать, как бешено стучит её собственное сердце.

— Мы находим подсудимую, Элизабет Антуанет Стерлинг… невиновной.

Единый вздох облегчения пронёсся по стороне защиты. Миссис Стерлинг рухнула на стул, прикрыв лицо руками, ее плечи затряслись от беззвучных рыданий. Лилит почувствовала знакомый прилив адреналина, радости от победы, от того, что справедливость восторжествовала. Её внутренний хищник ликовал. Она обернулась к Стерлинг, в её глазах была гордость и облегчение.

После того, как судья официально объявил решение и зал начал опустошаться, женщина подбежала к ней. Она была вне себя от радости, её го глаза были влажными от слёз.

— Мисс Рихтер, я… я не знаю, как вас благодарить!

Она пыталась пожать ей руку, но вместо этого крепко обняла. Лилит позволила ей это, чувствуя себя немного неловко. Она привыкла к профессиональной отстранённости.

Она кивнула, приняв её благодарность. Была удовлетворена. Это была именно та справедливость, за которую она боролась.

Но когда она вышла из здания суда, под прохладное, дождливое нью-йоркское небо, привычной эйфории не было. Да, она выиграла. Да, она защитила. Но внутри не было той привычной, обжигающей пустоты, которую она заполняла новой битвой. Вместо неё было странное, теплое, почти осязаемое ощущение, которое никак не исчезало.

Её взгляд упал на цветочный магазин через дорогу. И она вспомнила розу.

"Моя королева хаоса". "Моя прекрасная дьяволица".

Его слова, его смех, его спокойствие. Его рука, нежно касающаяся её запястья.

Валерия остановилась, вдыхая влажный воздух. Победа была горько-сладкой. Она всегда считала, что победа — это всё. Теперь, когда она выиграла, ей почему-то не хватало того, что было до победы. Ей не хватало его утреннего присутствия.

"Я не привыкла, чтобы обо мне заботились. Я не понимаю, зачем он это делает."

Слова, сказанные Луизе, прозвучали в ее голове.

И ответ: "Потому что любит. Или потому что наконец встретил равную себе."

Валерия покачала головой, отгоняя эти мысли. Она выиграла. Она доказала свою правоту. Но впервые за долгое время эта победа казалась… неполной без него. Без этого странного, опасного мужчины, который видел её насквозь, но почему-то не пытался сломать, а наоборот — собирал по кусочкам.

Она достала телефон. Её пальцы зависли над контактом "Виктор".

Что она ему скажет? "Я выиграла"? Он и так это узнает.

"Спасибо за розу"? Это будет слишком лично.

"Я скучаю"? Это было бы катастрофой для ее тщательно выстроенного образа.

Она усмехнулась.

"Я не привыкла к этому. Я не знаю, как себя вести."

Вздохнув, она всё же набрала номер. Пусть даже если она не скажет, что думает, он все равно поймет. Потому что он всегда понимал.

Телефон пикнул дважды, прежде чем он взял трубку.

— Змейка, — его голос был низким, спокойным, словно он знал, что она позвонит. — Я знаю. Поздравляю. Ты умница.

— Ты… ты здесь? — Она обернулась, ища его взглядом в толпе.

— Я всегда рядом, ma chérie, — ответил он. — Ещё одно заседание, и твой день окончен. Я заеду за тобой. Ты обещала не стрелять.

— Не обещала, — ответила она, но на ее губах играла улыбка.

И впервые победа в суде не ощущалась такой одинокой.

Вечер был прохладным и пах карамелью — той, что продавали у старого киоска возле здания суда, сладкий аромат которой смешивался с запахом мокрого асфальта после дождя. Валерия сидела на ступенях, обессиленная после напряженного заседания, и думала только об одном: крепкий кофе, глубокая тишина и мягкая кровать, где она могла бы забыться.

И именно в этот момент к обочине плавно подъехала чёрная, блестящая машина, ее фары разрезали сумерки.

Слишком дорогая, слишком знакомая, чтобы быть случайной.

Окно пассажирской двери опустилось — и, конечно же, за рулём сидел он, Виктор. Его взгляд был спокойным, но в уголках губ играла легкая, хищная усмешка.

— Я же говорила — попробуй, — буркнула она, не вставая, но в ее голосе уже не было прежней резкости, лишь усталость.

— Я и пробую, — ухмыльнулся Виктор, выходя из машины. Он выглядел безупречно, как всегда, несмотря на конец рабочего дня. В руках у него был бумажный стакан и аккуратно свёрнутый пакетик. — Кофе. И… сюрприз.

— Если это очередная попытка купить моё расположение, то я… — начала она с привычным сарказмом.

— Мороженое, — перебил он, протягивая ей пакет. — Твоё любимое.

Валерия прищурилась, пытаясь найти подвох, но аромат сладкого мороженого уже щекотал ноздри. Всё равно взяла.

— Не думай, что я тебе за это благодарна, — пробурчала она, но уже раскрывала пакет.

— Даже не надеялся, — ответил он, его усмешка стала шире, и кивнул на пассажирское сиденье. — Садись. У нас Гарри Поттер.

— Ты серьезно? Будешь смотреть со мной?

— С тобой, хоть мелодрамы.

— Терпеть их не могу.

— Я знаю.

Через час она уже сидела у него дома, в уютной, теплой гостиной, босиком, с мягким пледом на плечах и миской мороженого в руках. На огромном экране волшебники орали заклинания, а Виктор лениво листал её календарь-блокнот, который она забыла у него утром на диване.

— Ты реально записываешь всё по часам? — спросил он, усмехаясь, его голос был полон веселья. — Даже когда «позволить себе расслабиться» и «довериться мужчине»?

— Второе я бы не вписала даже под пытками, — отрезала она, ощущая легкий румянец на щеках.

— А зря, — мягко парировал он.

Он потянулся за ложкой, намереваясь зачерпнуть из ее миски, но она хлопнула его по пальцам.

— Свое возьми.

— Но у тебя вкуснее.

— Потому что моё, — прищурилась она, защищая свою миску с детским упрямством.

Виктор посмотрел на неё, и на секунду всё вокруг — экран, мерцающий мягким светом, даже шумный город за окном — потеряло значение.

Её черные волосы были растрёпаны, нос и губы блестели от карамели, глаза — тёплые, живые, без этой стальной холодности, к которой он привык. В них было столько усталости, но и столько света.

Он вдруг понял: вот она, его тишина, его хаос и его покой — всё в одном человеке, собранное в этой хрупкой и сильной женщине.

— Знаешь, — сказал Виктор тихо, его голос был чуть хриплым, — вот ты сидишь, ешь мороженое и споришь со мной, и я понимаю, что мне уже достаточно.

— Достаточно чего? — насторожилась она, привыкшая к подвохам.

— Жизни, — просто сказал он, его взгляд был глубоким и пронзительным. — Мне достаточно того, что ты здесь.

Валерия не ответила — только вздохнула и, не глядя, ткнула его ложкой в бок, пытаясь скрыть смущение.

— Ты невозможный.

— А ты прекрасная, — ответил он, поймав её ложку.

Девушка нахмурилась, отворачиваясь. — Я избалованная мафиозная принцесса. Истеричная, импульсивная, и…

— Идеальная. — добавил Виктор, хитро улыбаясь.

— И… иди к чёрту, Энгель.

— Уже давно там. И, кажется, ты со мной.

Она рассмеялась. Настоящим смехом. Тем, что ломает стены и лечит души, тем, что звучит, когда она полностью забывает о своем образе и просто позволяет себе быть.

И в этом смехе, в этом мороженом, в этом вечере, наполненном волшебством и простым человеческим теплом, заключалось всё, что они искали.

Дверь распахнулась с неожиданным грохотом, нарушая идиллию их уютного вечера.

— Брат! — раздался звонкий, возмущенный голос Селины, в котором смешались тревога и явное раздражение. — Ты в курсе, что Лилит пропала?!

Виктор и Валерия одновременно подняли головы, словно застигнутые врасплох школьники.

На пороге стояла Селина — с телефоном в руке, растрёпанная, с разметавшимися волосами и круглыми от удивления глазами. Она была явно не в себе от переживаний.

Её взгляд быстро пробежался по комнате: уютно разбросанные пледы, почти пустая миска мороженого, два бокала вина на столике, босая Валерия в его, Виктора, рубашке и сам Виктор, сидящий на диване слишком близко к ней, словно они были единым целым.

Тишина.

Долгая, звенящая пауза.

Понимание, медленно заползающее в её глаза.

— …Ахереть, — выдохнула Селина, прижимая руку к губам, чтобы не закричать. В ее голосе читались и шок, и восторг. — Так вот куда ты «пропала»!

— Селина, — начал Виктор, пытаясь сохранить хоть остатки приличия, но сестра вскинула руки, перебивая его:

— Нет, нет! Не объясняй! Я всё поняла! Это свидание века! А я, между прочим, звонила тебе, переживала, искала по всему городу, обзванивала каждую твою знакомую! Я думала, тебя похитили, или ты опять вляпалась в перестрелку!

Девушка прикрыла лицо ладонью, чувствуя, как краска приливает к ее щекам.

— Господи, Селина, прекрати. Это не свидание.

— Конечно, не свидание, — подхватила Селина, театрально закатывая глаза. — Просто романтический вечер с мороженым и Гарри Поттером у камина. Ну да, чисто дружеский формат.

Виктор, не выдержав ее язвительности, рассмеялся — громко, искренне.

— Сестра, ты как всегда вовремя. И как всегда — умеешь быть наблюдательной.

— А ты как всегда — идиот, — парировала она, щурясь на него, но в ее глазах горел озорной огонек. — Влюбился, да? Наконец-то твоя ледяная задница оттаяла?

Он улыбнулся — спокойно, без привычной маски, без тени хищного прищура.

— Возможно, — ответил он, и в этом слове было больше признания, чем она могла ожидать.

— Ахереть дважды, — повторила Селина, ее рот был приоткрыт от удивления, и, развернувшись, вышла, бормоча что-то вроде «пойду куплю вам свечей, раз вы тут семейный ужин устроили, и шампанского… и вообще, позвоню Луизе, пусть она узнает первой».

Дверь захлопнулась, оставляя за собой эхо её смеха и шока.

Тишина.

Валерия повернулась к нему и, не сдержавшись, прыснула со смеху. Смех был легким, искренним, очищающим.

— Боже, она тебя точно сожрёт, если узнает, что я действительно у тебя ночевала. И Лу ее поддержит.

— Пусть пробует, — пожал он плечами, его глаза смеялись. — Я защищён тобой, ma maîtresse rebelle. (моя мятежная госпожа)

— Что это значит на этот раз? — спросила она, щурясь, но в ее голосе не было и намека на злость.

— "Самая опасная женщина, которую я когда-либо хотел удержать", — перевел он, наклоняясь ближе. — "Моя соучастница в этом безумии."

— Придурок, — усмехнулась она, но ее взгляд был полон нежности.

— Возможно, — ответил он, наклоняясь ещё ближе, почти касаясь её губ, — С тобой, змейка, адекватный мужчина застрелиться.

Валерия тихо рассмеялась, ее смех был ответом, который не требовал слов. Она смотрела на него — и впервые за долгое время не думала о своих стенах, о кланах, о долге, о том, что должна была делать.

Только о нём.

О мужчине, с которым даже хаос казался покоем. Мужчине, который видел ее такой, какая она есть, и все равно хотел ее рядом.

Дверь за Селиной уже давно захлопнулась, оставив за собой тишину, которая казалась гуще и плотнее, чем прежде, и лёгкое эхо смеха, постепенно затухающее в стенах квартиры.

Валерия сидела на диване, всё ещё пытаясь отдышаться от приступа хохота, который так неожиданно прорвался сквозь её обычно невозмутимую маску. Виктор просто смотрел на неё, с тем редким, тёплым выражением, которое появлялось только для неё, когда он позволял себе быть не главой клана, а просто мужчиной.

— Ты даже не пытался отрицать, — сказала она, прикуривая сигарету и прищурившись, выпуская тонкую струйку дыма. В её голосе была лёгкая хрипотца, искорка веселья.

— А смысл? Всё равно бы не поверила, — ответил он, лениво откидываясь на спинку дивана, его взгляд был прикован к ней. — К тому же, я не вижу, что именно мне нужно отрицать.

Она усмехнулась, качнув головой.

— То, что ты чертовски самоуверен.

— Это факт, не обвинение, — хмыкнул он, его глаза искрились. — Я не отрицаю факты.

— Ты неисправим, Энгель.

Он посмотрел на неё, и в его взгляде мелькнуло что-то мягкое, почти домашнее, что-то, что выходило за рамки их обычной динамики.

— Виктор. — Его голос был неожиданно серьезным, прервав их словесную игру.

— Что? — Она чуть приподняла бровь.

— Зови меня по имени, а не по фамилии. Я ведь тебя не называю Андрес, хотя мог бы, с твоей-то славой. — сказала он, и в его голосе прозвучала нотка уязвимости, которую он старательно прятал.

Валерия замерла на секунду, играя языком с фильтром сигареты, обдумывая своё решение. Это было важнее, чем казалось.

— Виктор, — произнесла она тихо, и это имя, произнесённое её губами, прозвучало как нежная мелодия, как открытие.

Он, кажется, даже перестал дышать. Весь мир вокруг него застыл.

Взгляд — мягкий, но в нём горел огонь, словно от этого простого имени разгорелся внутренний пожар.

— Ещё раз, — сказал он хрипло, будто боялся, что это сон, что она сейчас исчезнет.

Девушка приподняла бровь, пытаясь скрыть свою собственную растерянность.

— Ты ненормальный. Снова за свое?

— Возможно. Но, ради Бога, скажи это ещё раз.

Валерия откинулась на спинку дивана, лениво выпуская дым в потолок, и в ее глазах плясали озорные огоньки.

— Виктор.

И добавила, чуть насмешливо, возвращаясь к привычной игре, но уже с новым смыслом:

— Доволен?

Мужчина улыбнулся. Настояще, почти по-детски, так, как редко улыбался, позволяя себе быть счастливым. Если бы он мог — записал бы этот момент, чтобы слушать этот звук её голоса, произносящий его имя, когда её нет рядом. Этот звук стал для него новым сокровищем.

Позже, когда фильм уже закончился, и на экране пошли титры, они так и остались сидеть на диване.

Валерия, закутавшись в плед, лениво проводила пальцем по его груди, будто невзначай, исследуя рельеф мышц и шрамов.

— Я не знаю, что тут вообще делаю. Это идет в разрез всем моим планам. — призналась девушка.

Он не двигался — просто дышал в такт с ней, чувствуя, как её дыхание становится всё тише, уходя в дремоту.

— У тебя тихо, — прошептала она, её голос был низким и сонным. — Обычно я не переношу тишину. Она меня пугает, давит. Но с тобой… она не давит. Она уютная.

— Это потому что ты не одна, — ответил он, касаясь её волос, его пальцы нежно перебирали пряди.

— Хм… самоуверенность номер два за вечер, — усмехнулась она.

— Правда, — мягко сказал он. — Иногда просто молчание говорит больше, чем выстрел.

Девушка усмехнулась, чувствуя, как расслабляются мышцы.

— Ты всё в метафорах, да?

— Профдеформация, — усмехнулся Виктор. — Я вырос среди людей, которые умеют убивать, но не умеют слушать. А потом появилась ты — и, кажется, перевернула мой чёртов мир, вывернув его наизнанку.

Валерия молчала. Просто вела пальцем по его шраму, чуть задумчиво, словно пытаясь понять его историю.

— Не думаю, что тебе нужен мир, который можно перевернуть. Ты слишком любишь контроль.

— А я думаю, что ты ошибаешься. Мне нужен мир, в котором есть ты, — сказал он, и в его голосе не было ни тени игры.

Они замолкли.

Вечер растаял в тепле и дыхании, в тихих взглядах, в смехе, когда он попытался отобрать у неё сигарету, и в её фразе, сказанной с вызовом, но с улыбкой:

— Виктор, если ты сейчас поцелуешь меня, я укушу.

— Обещаешь? — хрипло прошептал он, его глаза потемнели от желания.

Она фыркнула и просто ткнулась лбом ему в плечо, чтобы не выдать улыбку, которая расцвела на её губах.

Через пару минут заснула — прямо на его груди, полностью расслабившись, впервые за долгое время.

Виктор остался так — сидеть, обнимая её, глядя, как её ресницы дрожат во сне.

Её волосы касались его подбородка, а на губах застряла улыбка, которую он не мог перестать целовать взглядом.

— Рия, — выдохнул он тихо, пробуя это имя, как запретный глоток вина, как секретное слово.

Коротко. Нежно.

Так, как никто никогда не называл её. Это было его личное, интимное имя для нее.

Валерия не проснулась.

Но, кажется, её губы едва заметно дрогнули, будто где-то в глубине сна она всё же услышала, что он назвал её по имени.

...

Это утро было странно тёплым — не по погоде, а по атмосфере.

Дом Виктора, всегда строгий, организованный, до боли правильный, пропитанный дисциплиной и негласными правилами, сегодня жил. Он сам не сразу понял — с чего именно всё началось, когда его стены начали дышать.

Может, с того, что Лилит (или Валерия, как он уже называл её мысленно, пробуя на вкус это мягкое, нежное имя) не ушла после завтрака.

Может, с того, как она бродила босиком по коридорам, с чашкой кофе, зевая и лениво поправляя рубашку, которую снова взяла из его гардероба, и которая теперь пахла не только им, но и ею.

А может — с того, как впервые за долгое время кто-то осмелился сказать ему, что он ведёт себя неправильно.

Валерия стояла посреди кухни, прислонившись к столешнице, и допивала свой кофе, когда мимо прошёл один из его людей. Это был Рико. Уставший, мрачный, с пластиковой коробкой в руке, из которой доносился запах холодной, безвкусной еды. Он что-то буркнул ей в ответ на кивок, но глаза — как у загнанного пса, полные усталости и безысходности. Валерия проследила за ним взглядом.

— Виктор, — позвала она, когда он спустился через пару минут, уже погруженный в свои дела.

— Мм? — он пролистывал документы на планшете, не поднимая взгляда, привыкший к постоянному потоку информации.

— Ты их наказал?

— Кого? — всё ещё рассеянно, его мозг был занят стратегиями.

— Своих ребят, — её голос стал чуть натянутым. — Они едят холодную лапшу из контейнеров, сидя на постах.

Мужчина поднял глаза от планшета, его брови чуть приподнялись.

— Это их выбор. Они привыкли. Это часть их работы.

— Привыкли? — её голос стал опасно спокойным, обволакивающим, но с внутренней сталью. — Привыкнуть можно к войне, к боли, к одиночеству. Но семья не должна привыкать к этому. Это неприемлемо.

— Семья? — переспросил он, чуть усмехнувшись, привыкший к более циничному восприятию клана.

— Клан — это семья, — твёрдо ответила она, подойдя ближе, её глаза цвета мёда горели. — И личные телохранители — тоже. У нас дома так было. Без них ты — просто мишень, ходячий мертвец. И они должны быть в форме.

Виктор хотел возразить, найти аргументы, но не успел.

Она отняла у него планшет, ткнула пальцем в его грудь, заставляя отступить:

— Вон, марш в кабинет. Работа твоя подождёт. Теперь я главная.

Он приподнял бровь, удивляясь её напору и своей собственной покорности.

— Ты меня выгоняешь из собственной кухни?

— Да. И не спорь, Энгель, — сказала она таким тоном, каким Эмилия Андрес когда-то, наверное, строила целые армии, не оставляя сомнений в своём авторитете и угрожала своему мужу, отцу Валерии. — Не смей спорить.

Виктор послушно поднял руки в знак капитуляции и ушёл — с тем самым выражением лица, будто не знал, смеяться или восхищаться этой удивительной женщиной.

А она закатала рукава его рубашки выше локтей и, взяв контроль над кухней, начала готовить.

Селина заглянула через полчаса, застала Валерию в облаке муки и витающих в воздухе ароматов чеснока, базилика и свежих овощей, и расхохоталась:

— Боже, Лилит, ты похожа на итальянскую домохозяйку! Это так не похоже на тебя!

— Ещё слово — и я в тебя брошу сковородку, — пригрозила Валерия, вытирая мукой щёку и улыбаясь. — Давай, лучше помогай. Или будешь есть холодную лапшу.

— Ты хоть умеешь готовить? — Селина взяла фартук и принялась мыть руки.

— Разберёмся, — уверенно ответила Валерия. — Женщины Андрес не готовят, но выход есть — чувство меры и интернет. У нас мужчины готовили.

Да. Она рассказала Селине о своей семье. И что с того? Она ведь не чужая. Уже.

— Великая комбинация, — хмыкнула Селина, доставая овощи из холодильника.

Пока на плите шкворчала паста и обжаривалось мясо с овощами, Валерия включила музыку — старый итальянский джаз, потом перешла на более современные ритмы, заполнив кухню звуками. Смех, запах специй, звон посуды — всё это наполнило дом теплом, жизнью, которой здесь никогда не было.

А потом — звонок.

Луиза.

— Лери! — голос сестры прозвучал в динамике, полный радости. — Ну-ка, покажи, где ты, преступница?

— В чужом доме, готовлю еду его телохранителям, потому что босс оказался безответственным ублюдком, который не может обеспечить своих людей горячей едой, — ответила Валерия, не отрываясь от сковороды, но в ее голосе проскользнула улыбка.

— А! Значит, влюбилась, — хохотнула Луиза, словно это было самым логичным объяснением.

— Лу! — возмутилась она. — Я просто не могу смотреть, как мужики голодают! Это же негуманно! Мама так наших парней не мучила. Ну… максимум на тренировках.

— Конечно, конечно, — протянула кузина с таким тоном, будто уже планировала свадебный торт и список гостей.

Селина прыснула со смеху и тут же повернулась к экрану, беря телефон у Валерии:

— Луиза, привет! Мы тут устраиваем переворот в его доме. Скоро он будет ходить по струнке.

— Приветик, дорогая! Похоже, Виктору Энгелю крышка, — с довольным видом констатировала Луиза. — Ты, Валерия, как бабушка Адель в молодости — влезла, всех построила, всех накормила. Привела дом в порядок.

— Замолчи, — засмеялась Валерия, бросая щепотку соли в соус, и протягивая руку за телефоном. — Лучше ставь музыку.

Через несколько минут они уже втроём — Валерия, Селина и Луиза по видеосвязи — танцевали между кастрюлями, подпевая итальянским хитам.

Руки в муке, волосы растрепаны, но глаза светятся от веселья.

Дом дышал, наполненный женским смехом, музыкой и ароматами.

Виктор стоял в дверях, опершись о косяк, наблюдая за этим хаосом, который вдруг оказался прекрасным, наполненным жизнью, которую он и не знал, что жаждал.

Он никогда не слышал, чтобы его дом смеялся так искренне.

А сейчас он смеялся.

Когда еда была готова, Валерия вышла к его людям, которые дежурили у входа, и громко сказала, ее голос был полон решимости:

— Так! Не вздумайте спорить. Сели быстро. Никаких контейнеров, никаких сухпайков. Будете есть нормально, как люди. А то я могу и вилкой накормить.

Рико застыл, затем расслабился и рассмеялся, его взгляд был полон уважения и удивления.

— Госпожа Андрес, вы точно из того мира, где вырастают королевы, — сказал он, кажется позабыв то, что они буквально пару месяцев назад бухали вместе с старом складе.

— Из того, где за непослушание стреляют в колено, — фыркнула она, ее глаза сверкнули. — Сели, сказала!

Мужики послушно расселись за большим столом на кухне, словно по негласному приказу.

Она разливала по тарелкам дымящуюся пасту, щедро раздавала свежеиспеченный хлеб, смеялась с ними — их смех наполнил обычно строгие стены.

Они шутили, отпуская порой грубоватые солдатские прибаутки, она отвечала тем же, не отставая, и даже кидала полотенце в кого-то, кто сказал, что лучше неё готовит. Атмосфера была невероятно живой, непринуждённой.

Виктор, глядя на эту сцену издалека, из дверного проёма, только усмехался. В его глазах было столько тепла, сколько его люди не видели никогда.

Рядом подошла Селина, её взгляд был задумчивым. Она шепнула:

— Она им нужна.

— Кому — им? — Виктор не отрывал глаз от Валерии.

— Всем. Даже тебе, брат. — Селина улыбнулась, полная понимания. — Сразу приметил, да? Сволочь такая.

Позже, уже ночью, когда дом стих, и только мягкий свет горел в коридорах, он прошёлся по ним, ощущая, как изменилась атмосфера.

Его люди впервые за долгие годы сидели не с оружием наперевес и напряженными лицами, а в комнате отдыха, пили чай, смеялись и обсуждали, какой соус лучше подходит к пасте, только что съеденной.

А внизу, на кухне, Валерия, уже вновь в его рубашке, сидела на столе, болтая босыми ногами, и ела мороженое прямо из коробки, совершенно непринужденно.

Виктор прислонился к стене, глядя на неё, и в его груди разлилось невиданное ранее чувство покоя.

— Знаешь, — сказал он тихо, его голос был чуть хриплым, — у меня впервые за много лет ощущение, что здесь кто-то живёт. Не просто существует, не просто работает, а именно живёт.

Она подняла глаза, лениво улыбнулась, её губы были испачканы мороженым.

— Так может, ты просто плохо управлял своим кланом, Энгель?

Он усмехнулся, подходя ближе, и в его глазах читалась нежность.

— А может, просто в моём доме наконец появилась хозяйка.

Валерия покраснела, но только фыркнула, пытаясь скрыть смущение:

— Не обольщайся. Я просто не выношу, когда мужчины едят лапшу из контейнеров. Это варварство.

— Конечно, — мягко ответил Виктор, глядя на неё так, будто видел всё, чего ему не хватало в жизни. Всё, о чём он даже не догадывался мечтать. — Именно поэтому все теперь зовут тебя моей женщиной. Моя королева.

— Что ты сказал? — она нахмурилась, уловив знакомый французский акцент в его тоне, хотя и не поняла слова.

— Ничего, ma fille. (моя девочка)

— Опять по-французски?! — воскликнула она, в её голосе уже звенело игривое возмущение.

— Угу.

— Переводи.

— Не переведу. — Он дразняще покачал головой. — Всё равно рассердишься.

— Виктор! — воскликнула она, почти взмолившись, а он, смеясь, просто подал ей вторую ложку и сел рядом, приобнимая за плечи, чтобы присоединиться к мороженому. Валерия же… не отстранилась.

И в ту ночь в доме Виктора Энгеля впервые за много лет было не просто тепло.

В нём пахло домом. Настоящим, живым домом, где смеются, ссорятся, заботятся и, наконец, любят.