Телефон зазвенел, пронзительно и нагло, в самый неподходящий момент — когда ночь только начинала окутывать маленький, уютный дом на побережье, а Лилит, закутавшись в мягкий шерстяной плед, наконец позволила себе минуту покоя. В ее руке тлела тонкая сигарета, в бокале мерцало красное вино, и впервые за долгое время вокруг царила абсолютная тишина, нарушаемая лишь далеким шумом прибоя. Это был ее уголок мира, ее убежище, тщательно созданное и оберегаемое.
Но экран мигнул, разрушая идиллию.
"Луиза."
Она недовольно выдохнула дым, тонкой струйкой вылетающий из ее губ, и, скрежетнув зубами, потянулась к телефону, нажимая на прием.
— Лу, если ты опять про отчёты, то я еще не успела просмотреть. Я тут убегаю, знаешь ли. Не до помощи брату. Я… — начала было Лилит, ее голос был низким и слегка охрипшим от вина, но она осеклась. Слова застряли в горле, потому что из трубки не донеслось обычного щебетания кузины. Вместо этого — сбивчивое, прерывистое дыхание, паника, глухие рыдания, которые медленно нарастали, превращаясь в истерический всхлип.
— Лери… — голос Луизы дрожал, ломался, словно тонкое стекло. — Я… я узнала… узнала, кто… кто он.
Лилит медленно потянулась к пачке сигарет на столике, ее рука, обычно такая твердая, едва заметно дрогнула. Щелкнула зажигалкой, и пламя, прежде чем разгореться, дрогнуло, будто предчувствуя неладное.
— Ну наконец-то, — выдохнула она с горечью, наблюдая за танцем огня. Ее голос стал жестким. — И кто же этот ублюдок, который решил, что сможет меня укротить? Говори. Не тяни.
— Лери… — Луиза запнулась, как будто боялась, что слова сами по себе взорвут воздух, разорвут привычную реальность на части. — Виктор.
— Что — Виктор? — Лилит напряглась, ее сердце пропустило удар.
— Виктор Энгель.
Сигарета выпала из пальцев Лилит, ударившись о ковер и оставляя маленькое обожженное пятно.
Секунда. И всё, что было до этого, исчезло. Море, его умиротворяющий шум. Ветер, треплющий волосы. Ее новое имя, ее созданная личность. Парик, с которым она играла в другую жизнь. Карты Таро, которыми она пыталась предсказать свое будущее.
Мир рухнул. Рассыпался в прах, обнажая страшную, болезненную правду.
— Повтори, — хрипло выдавила Лилит, хватаясь рукой о холодную стену, пытаясь удержаться на ногах, когда земля ушла из-под них.
— Виктор Энгель, — почти шепотом, словно имя было проклятием, подтвердила Луиза. — Твой отец говорил с ним по телефону. Вчера. Я слышала своими ушами. Они обсуждали, что он прилетит в Калифорнию, если ты не вернёшься к нему добровольно.
— Замолчи! — выдохнула Лилит, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, как отбивает бешеный ритм в висках. — Подожди…
Она прикрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть, чтобы не выпустить наружу тот дикий, первобытный ужас, который поднимался из глубин ее памяти.
Боже. Это…
Она вспомнила тот вечер. Прчти четыре года назад. Побег. Маску, скрывающую ее лицо. Крики, сливающиеся в какофонию. Тот самый голос — глубокий, уверенный, властный. Чертовски знакомый. И как она ударила его в машине, резко, безжалостно, вырубила, даже не посмотрев ему в глаза, не желая запоминать лицо.
А потом… улетела. Бежала. Столько лет.
Лилит медленно сползла по стене вниз, пока не оказалась на полу, сжимая телефон так сильно, что костяшки пальцев побелели.
— Это… он… — прошептала она, ее голос был тонким, едва слышным, словно она пыталась сказать это самой себе, убедить себя в ужасной реальности. — Это он, чёрт побери.
— Лери, ты… ты что-то вспомнила? Я думала, вы познакомились в Нью-Йорке.
— Вспомнила? — она рассмеялась — истерично, сорванным голосом, полным горечи и отчаяния. Это был смех боли. — Лу, я… я три года бежала от него. И, знаешь, что? Я похоже люблю этого ублюдка! — она стукнула кулаком в пол, и боль в руке была ничем по сравнению с болью, разрывающей ее грудь.
— Господи… — выдохнула Луиза, ее собственный голос дрожал от шока.
Лилит сорвала с себя плед, который минуту назад дарил ей ложное ощущение безопасности. Она вскочила, начала метаться по комнате, ее движения были резкими, как у пойманного зверя. — Вот почему он так на меня смотрел. С самого начала. Вот почему при встрече он сразу узнал татуировку — он знал! Он блять все знал, Луиза!
— Может, он… не понимал, кто ты? — осторожно предположила Луиза, пытаясь найти хоть какое-то оправдание, хоть какую-то лазейку для своей кузины.
— Он?! — Лилит судорожно выдохнула, поднимая сигарету с пола, снова зажигая ее дрожащими руками. Дым теперь казался ей ядовитым. — Он знает всех, кого касается его бизнес. Всех! И если он действительно договаривался с моим отцом… значит, всё это время он…
— Искал тебя, — закончила Луиза, и эти слова ударили, как выстрел, попадая прямо в цель.
Лилит замерла посреди комнаты. Сигарета погасла в ее пальцах, дым тонкой струйкой поднялся вверх, растворяясь в воздухе, словно ее собственные надежды.
— Искал, — тихо повторила она, и в этом слове было столько боли, столько унижения. — Беглую невесту, как… как трофей? Только из-за этого он сблизился со мной? Из-за… договора? А не из чувств… не из тех грёбаных чувств, которые он так умело изображал?!
— Лери, — голос Луизы был осторожным, пропитанным сочувствием. — Может, он… действительно любит тебя? Даже если он знал…
— Замолчи, Луиза, — Лилит выдохнула, провела рукой по лицу, смазывая несуществующие слезы, которых она никогда не позволит себе. Ее голос снова стал холодной сталью, тем самым голосом, которым она выносила приговоры и выигрывала дела. — Любовь, договор, власть… всё одно. Мы для них — фигуры на доске. Я надела розовые очки. Сама виновата.
— Но он…
— Он обманул меня! — сорвалось с ее губ, с дикой, жгучей яростью. — Он с самого начала всё знал. И играл. Играл со мной.
— Что ты будешь делать? — Голос Луизы был тихим.
— То, что всегда, — холодно произнесла Лилит, и ее глаза вспыхнули решимостью. — Сбегу. Исчезну. Туда, где он никогда меня не найдет.
Пауза. В трубке повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь далеким шумом океана.
Потом Лилит снова заговорила, и в ее голосе звенел тот самый тон, что в ее семье означал одно — не спорить, а беспрекословно подчиняться.
— Слушай меня внимательно. Позвони Селине. Узнай, где сейчас Виктор. Где он будет в ближайшие пару дней. Каждый его шаг.
— Хорошо… — Луиза, казалось, была оглушена ее внезапной жесткостью.
— И, если она спросит про меня — ничего не говори. Поняла? Ни слова.
— Поняла, — тихо ответила Луиза.
— Всё. Я свяжусь позже.
— Валерия… — тихий, молящий зов в трубке.
— Да?
— Не исчезай насовсем. Пожалуйста.
— Не обещаю, — отрезала Лилит. И с этими словами, полными боли и решимости, она оборвала связь, оставляя за собой лишь гудки.
Она стояла у окна, не чувствуя под собой ног. Сердце колотилось в груди, словно птица, бьющаяся в клетке, готовая вырваться наружу. В груди — настоящий шторм, бушующий ураган эмоций, где каждый порыв ветра был новой волной отчаяния, гнева и какого-то болезненного, обжигающего восторга. Мысли путались, накатывали волнами, смешиваясь в неразличимый гул.
Значит, это был он. Тот, от кого она бежала, задыхаясь от страха и отвращения. Тот, кого она ненавидела с каждым вдохом, с каждой секундочкой своей испорченной жизни, даже не зная и не имея возможности узнать имя или лицо. И тот, кого… кого полюбила. Осознание ударило с такой силой, что у нее перехватило дыхание.
Девушка зажала рот рукой, чтобы не закричать, не выпустить наружу этот душераздирающий вой, который рвался изнутри. Все сошлось. Все пазлы, которые она так старательно собирала, наконец-то встали на свои места, образуя ужасающую, но кристально ясную картину. Почему он тогда защищал ее, этот внезапный, неожиданный ангел-хранитель в темном плаще. Почему с первого дня был так настойчив, так уверен, будто уже знал каждую черту ее лица, каждое ее слово, каждую ее тайну. Он ведь знал. Знал всё. С самого начала.
Лилит, с дрожащими руками, схватила бутылку воды, стоящую на тумбочке, отпила прямо из горлышка, не чувствуя вкуса. Холодная жидкость лишь усилила ощущение пустоты внутри. Потом она, будто повинуясь непонятному импульсу, села на край кровати, закрыв лицо руками. Ее плечи сотрясались от сдерживаемых рыданий.
— Чёрт… — прошептала она, голос был хриплым и надтреснутым. — Чёрт, Виктор… Ты… сукин сын.
Словно испугавшись собственного признания, она резко встала, сбивая ногой опрокинутый табурет, который с грохотом упал на пол. Закурила снова, пальцы дрожали так сильно, что ей потребовалось несколько попыток, чтобы поднести зажигалку к кончику сигареты. Дым обжигал легкие, но это было ничто по сравнению с огнем, пылающим в ее душе.
— Играл со мной, — выдохнула она, ее голос наполнился яростью. — Думал, что я не узнаю, да? Что не вспомню? Что не сложу картинку?!
Она нервно засмеялась, качая головой, этот смех звучал надломленно и дико.
— Да чтоб ты подавился своим самоуверенным взглядом и французскими словечками, Энгель. Ты… ты всё испортил.
Лилит не знала — кто тогда, в ту ночь, вычистил ей дорогу до трапа самолёта. Память рвалась обрывками, словно изодранные фотографии: маска, скрывающая лицо; быстрые, решительные шаги; чёрное небо, расцвеченное огнями города; рука, которая тянется к ее лицу — и удар от самой Валерии. Побег. Всё, что она знала точно сейчас, было одно: имя. То имя, которое жгло ее изнутри, как кислота, проедая душу. Тот, кто мог быть по ту сторону маски, — Виктор Энгель. И это знание, это осознание было невыносимым.
Гнев действовал яснее, чем страх, придавая остроту мыслям, разгоняя туман растерянности. Под его воздействием Лилит действовала быстро и решительно.
Первый пункт назначения — Лас-Вегас.
Она ехала целыми днями: бесконечные шоссе, словно вены, пронизывающие пустыню; короткие остановки на пыльных бензозаправках, где кофе был горьким, а взгляды — равнодушными; напряженные диалоги по зашифрованной связи, отдающие команды и получающие отчеты.
За рулём, с идеальным хладнокровием, сидела Марлен Веро — ее текущее имя, ее текущая личина, но внутри автомобиля находилась та, кто однажды уехала под покровом ночи, навсегда отринув свое прошлое, и больше не хотела быть чужой для чужих решений, игрушкой в чужих руках.
Вегас встретил ее неоновым сиянием, ослепляющим и зазывающим, и оглушающим звуком сыплющихся монет. В ту ночь она дала себе один разгул — словно прощалась с прошлой жизнью, с той Валерией, которая любила и которую предали. Казино горело тысячами огней, люди пили и рвали банкноты, а она кралась по бару, ее смех был слишком громким, а глаза слишком блестящими. Она пряталась в сигаретном дыму, растворялась в толпе, делала то, что когда-то в чопорной Европе казалось невозможным, даже недостойным: танцевала, курила одну сигарету за другой, позволяла своему сердцу тупо биться в груди, не думая о том, кому оно когда-то принадлежало, и как его предали.
— Ты устала? — спросил Джей, ее правая рука, когда они в три ночи выходили на улицу, где воздух пахнул пустыней, сухим песком и призраками ушедших состояний.
— Да, — ответила она, и голос ее был ровным, лишенным эмоций. — Но ненадолго.
Они рванули дальше, пересекая карту штата: Финикс встретил их на рассвете, окутанный нежным, золотистым светом; короткий, горький кофе в придорожном кафе, где старики играли в покер, не поднимая глаз, и не интересовались чужими беглецами, словно тени; затем Лос-Анджелес — город-миф, где она сменила парик, купила новую кожаную куртку, которая сидела идеально, словно вторая кожа, и сняла комнату в обшарпанном здании над тату-салоном, где ночью слышалось жужжание машинок; Сан-Диего — там, на диком пляже, она намокла в ледяном океане, позволяя волнам смыть с себя соль и запахи чужой, лживой жизни.
В каждом месте — не больше трёх дней. Никто из них не оставался на одном и том же адресе дольше этого срока. Новые номера мобильных, новые сим-карты, новые лица у ресепшена, которые потом быстро стирались из памяти. Диего и парни устраивали «маскировку» — один выглядел как типичный турист с камерой, другой — как усталый контрактный работник стройки, третий — как местный бездельник. Они общались и смеялись по ночам в дешёвых мотелях, где скрипели кровати, но также строго и неотрывно следили за окнами, за каждым шорохом. В их компании она чувствовала привычную жёсткую теплоту — тех, кому можно было доверить спину, тех, кто не задавал лишних вопросов, а просто делал свою работу.
Но в голове всё жило именем — Виктор. Почему он оказался ее женихом? Почему тот, кого она однажды ударила по лицу и уехала, стал тем, кто за ней охотился? Почему ему было позволено быть одновременно спасителем и преследователем, ее проклятием и ее искушением? Эти вопросы сверлили мозг, словно бурав, не давая покоя, разжигая огонь ярости и болезненного, опасного притяжения.
В один из вечеров, когда неоновые огни Вегаса заливали все вокруг, и они шли по стеклянному коридору одного из роскошных отелей, отражающему мириады разноцветных вспышек, телефон в руке Лилит зазвонил. Ее сердце, уже привыкшее к постоянному напряжению, сжалось. Луиза на другом конце провода — ее голос был коротким, как выстрел, и полным паники.
— Лери, слушай меня внимательно! — Луиза едва ли дышала. — Селина сказала, что Виктор планирует прислать людей, — голос Лу дрожал.
Лилит мгновенно ощутила, как кровь стынет в жилах. Охота началась, и охотник играл по-крупному.
— Куда именно? — спросила она, ее голос был ровным, без единой нотки страха, но внутри всё сжалось в тугой комок.
— По всем штатам, — ответила Луиза, и каждое слово эхом отдавалось в стеклянном коридоре. — Отряды. Сначала тихо, незаметно, потом — плотнее. Он… он не делает резких движений. Он привык добиваться результата иначе.
Слова Луизы действовали как холодная вода, вылитая на раскаленные угли ее гнева. Она выдохнула, медленно, контролируя каждый вдох. Вся ее предыдущая ярость внезапно обрела фокус, превратившись в холодную, расчетливую решимость. Не говоря ни слова, она положила трубку, оборвав связь. Ответ был один — действовать раньше, чем они придут. Она не даст себя загнать.
Ночь была тёплой — безветренной, тихой, почти нежной. Все затихло, лишь издалека доносился приглушённый гул города, мерцающий огнями, как далёкое созвездие. Ничто в этой обманчивой тишине не намекало на бурю, что бушевала в душе Лилит. Ничто, кроме неё самой.
Она сидела на низкой бетонной ступеньке возле неприметного, слегка потрёпанного отеля на окраине Квинса, подальше от блеска и суеты, где её никто не искал бы. Босиком, её тонкие ступни ощущали шершавый холод бетона. На ней была только тонкая майка, влажная от ночной испарины, и короткие шорты. В руке — наполовину опустошенная бутылка дорогого виски, но алкоголь почти не грел. Он не мог заглушить ту ледяную пустоту, что разлилась внутри.
Её взгляд был пустым, словно выгоревшим, устремлённым в никуда, а лицо — безжизненной маской, не выражающей никаких эмоций. Такой Валерии не видели даже её самые близкие люди. Она держала бутылку, как что-то забытое, словно не знала — зачем она в её руках, зачем она вообще здесь. Каждый глоток был актом медленного саморазрушения, попыткой стереть болезненные воспоминания.
Парни стояли чуть поодаль, на почтительном расстоянии. Они не приближались, не задавали вопросов. Они просто ждали. Знали: она всегда сама давала знак.
И наконец, она его дала — просто чуть приподняла голову, медленно повернув её к ним. В её движении не было силы, лишь измождённая грация.
— Подойдите, — голос был тихий, ровный, почти чужой, будто принадлежал не ей, а кому-то другому.
Парни подошли, их шаги были неслышны на асфальте. Только тогда они увидели, как покраснели её глаза — без слёз, просто от невыносимой усталости, от бессонной ночи, полной мучительных мыслей.
— Госпожа… — тихо сказал Диего, его голос был полон беспокойства.
Она кивнула на бетон рядом с собой. Диего, не колеблясь, сел, остальные остались стоять полукругом, их тени вытянулись на асфальте.
Лилит сделала ещё один глоток виски, затем поставила бутылку между собой и Марко, как будто им всем принадлежал этот алкоголь, как будто они делили одно горе, одно решение.
— Я всё решила, — сказала она тихо. Без дрожи. Без пафоса. Без единой ноты ненависти. Лишь холодная, стальная решимость. — Он получит свое.
Это было странно слышать. Слишком мягко. Слишком просто для Валерии Андрес, чьи слова обычно были острыми, как лезвие. Но Валерия Андрес никогда не говорила просто так. И парни молчали, понимая, что за этой простотой скрывается решение, которое изменит всё.
Девушка сложила руки и положила локти на колени, уставившись в темноту.
— Он… знал, — прошептала она, и в этом слове "знал" прозвучала вся глубина её боли и разочарования. — Всё это время знал. Знал о моих проблемах. Знал о клане. О моём прошлом. И я… я позволяла себе думать, что… он просто Виктор. Что он был искренним.
Первый раз за вечер она слегка улыбнулась — грустно, потерянно, как будто оплакивая разрушенную иллюзию.
— Он не просто Виктор, как оказалось. Он играл.
Диего выдохнул, почувствовав всю горечь её слов.
— Госпожа. Вы вечно бежать не сможете. Может, вернёмся в Италию? Домой? Ваши родители уже сто раз пожалели о своих поступках. Они готовы на переговоры.
Лилит закрыла глаза на секунду. Образ матери, стальной и непреклонной, возник перед ней. Нет. Это не было домом. И их "сожаления" были лишь частью игры, чтобы вернуть беглую дочь. Даже если это и было правдой, Лилит показалось, что она слишком отстранилась от своей семьи. Последнее время ей не хотелось домой. Ей было хорошо в Нью-Йорке. Её личный рай, был в этом городе. У нее появился новый дом. Тот, в котором Виктор будил ее поцелуем в лоб и вкусным завтраком. Тот, в котором они с Селиной ходили по магазинам, и снимали для Луизы буквально показ мод. Тот, в котором Лилит Рихтер была успешным адвокатом и помогла сотне женщин, страдавшим от мужчин. Тот, которого у нее больше не было. Оказалось, Валерия сменила одну ложь на другую.
Вот только ложь оказалась хрустальной.
А она даже не заметила этого.
— Нет. Я не готова пока. Поэтому… так, — Она выдохнула, как будто сбрасывая с себя невидимый груз. — Марко, Диего — поднимаете людей в Нью-Йорке. Не всех. Только тех, кто не засвечен. Никаких имен, никаких связей с кланом Андрес. Действуйте как независимые группы.
Они кивнули. Её приказ был ясен.
Голос её стал деловым, почти безэмоциональным, как будто она отдавала приказ об обыденной операции. Её боль ушла глубоко внутрь, уступив место холодному расчёту.
— Сделайте чисто. Минимум шума. Максимум точности.
— Какие цели? — тихо спросил Саль, его блокнот и ручка уже были наготове.
— Не все, — повторила она. — Только ключевые. Только те, что ударят. Но… без крови. Я не хочу… — она поджала губы, подбирая слова, её голос дрогнул впервые за вечер. — Я не хочу вредить его людям. Хорошие ребята.
Пауза.
— Просто его бизнесу. Ему нужен урок.
Лилит медленно достала телефон, открыла зашифрованную карту и отметила три места. Точки, яркие на тёмном фоне.
— Вот эти. Склады. Поставки. Логистические центры. Они важны. Очень.
Она подняла голову, впервые посмотрев на своих людей прямо. В её глазах не было ненависти. Только пустота, смешанная с глубокой, обжигающей болью.
— Уничтожьте их. Сегодня ночью. Синхронно.
— Госпожа… это война с Энгель, — осторожно сказал Марко, понимая всю тяжесть приказа.
— Нет, — она покачала головой, её волосы разметались по плечам. — Это… напоминание.
— О чём?
— О том, что я — Андрес. А с Андрес играть нельзя. И что я не вещь, которую можно использовать в своих целях.
Лилит посмотрела на бутылку виски, взяла её и протянула Диего.
— Забери. Я сегодня… слишком трезвая для того, что узнала. Мне нужна полная ясность.
Парень взял бутылку, не споря, понимая, что для неё это не слабость, а своего рода очищение.
Она поднялась, еле слышно вздохнув, её босые ноги ступили на холодный асфальт. Лилит поправила майку, будто это что-то решало, будто могла этим движением собрать себя воедино.
— И ещё. — Её взгляд снова стал острым, стратегическим. — Пусть испугается. Я его зацепила, сколько бы он не отрицал.
Парни кивнули. Каждый из них понимал, что происходит: их госпожа сбрасывает кожу, становясь ещё более опасной. Она прошла мимо них, босая, хрупкая, но совершенно неживая в этой тишине. Тень её скользнула по асфальту.
И бросила через плечо:
— Делайте.
После, Лилит сидела на бетонной плите заброшенного причала, где-то в порту Нью-Джерси, откуда открывался вид на огни. Город, который ещё вчера был её домом, теперь казался чужим и далёким. Она закуривала уже четвёртую сигарету подряд, сизый дым растворялся в солёном ночном воздухе. Пепел падал на асфальт, ветер развевал рыжий парик, который скрывал её настоящие, тёмные волосы. Синие линзы, скрывающие её зелёные глаза, отражали огни гавани, искажая их в холодном блеске. Она выглядела не собой.
И, возможно, впервые за долгое время — чувствовала то же самое. Эта маска была не только для окружающих, но и для неё самой.
Позади неё стояли её парни — восемь человек, её тень, её щит. Те, кто поклялись служить только ей, а не клану. Те, кто пересекли океан не по приказу Андрес, а по собственной воле, следуя за своей госпожой.
— Госпожа… — тихо сказал Диего, его голос был глубок. — Всё готово.
— Сколько объектов? — спросила Лилит, не оборачиваясь, её голос был ровным, без единой эмоции.
— Четыре склада, два склада вооружения, одна большая точка поставок, что у порта Нью-Джерси. Синхронно. Через три минуты. За три минуты до… этого.
Он кивнул на металлический контейнер, стоявший чуть в стороне. Внутри находилось то самое тело. Похолодевшее. Найденное ими вчера ночью в морге одного из закрытых госпиталей. Молодая женщина, похожая фигурой на Валерию. Волосы перекрашены в чёрный. На запястье — нанесённое заранее тату-изображение лилии.
Лилии Андрес. Её символа.
Но никто, кроме её людей, не должен был знать, что это — всего лишь чужая смерть, не её.
Лилит глубоко затянулась, дым обжёг лёгкие, но она не почувствовала ничего. Выдох.
Виктор.
Её последняя мысль перед тем, как исчезнуть. Её последняя боль, которую она должна была разрезать.
Она долго повторяла его имя про себя, пока оно не превратилось во вкус металла во рту, в горький привкус обмана и неизбежности. Каждая буква отдавалась болью, но не ломала её, а закаляла.
— Итак, госпожа… — снова тихо, с почтительным уважением, но с нотками тревоги, сказал Рен. — Вы уверены?
Лилит медленно повернула голову. Синие линзы, скрывающие истинный цвет её глаз, блеснули холодным, стальным светом в полумраке комнаты, где они совещались. Здесь не было тепла, только холодный расчет.
— Да, — спокойно, без единой дрожи в голосе, произнесла она.
Рен сжал пальцы, его взгляд был прикован к её лицу, ища хоть малейшую тень сомнения. Но её лицо было маской.
— Тогда позвольте ещё раз спросить… Мы правда оставляем его? С опознаванием? Полным, безошибочным опознаванием?
— Да, — подтвердила она, её голос был ровным, лишённым всяких эмоций, словно она зачитывала приговор. — Пусть Виктор Энгель почувствует, каково это — потерять то, что он считал своим. То, что он позволил себе считать своим.
Голос её был холодным. В нём не было ни злости, ни истерики, только глубинная, выжженная дотла обида.
Лилит встала, отбросив тонкую сигарету в массивную пепельницу. Тлеющий уголёк оставил крошечную точку света в темноте.
— Подготовьте всё. Забудьте о мягкости. Это должно быть быстро, громко и убедительно. И начните операцию.
Парни, собравшиеся вокруг, молча кивнули и разошлись, растворяясь в ночи. Каждый из них знал, что приказы Валерии Андрес не обсуждаются.
А Лилит осталась стоять у огромного панорамного окна, глядя на мерцающий огнями город.
Почти год он лгал ей. Целый год. Год он позволял ей влюбляться, позволял строить планы, мечтать о будущем. Четыре года он знал, что она — его проклятая, договорённая невеста. Четыре. Блядских. Года. Он видел её досье, знал о её семье, о её судьбе. И молчал. Молчал, играя в свои игры.
Она смеялась сквозь слёзы — горько, злым смешком, который душил её изнутри.
— Будешь искать меня, Виктор? — прошептала девушка, обращаясь к городу, к небу, к пустоте.
Лилит выдохнула медленно, будто выпуская из себя последние остатки тепла.
— Удачи. Мой дорогой. Она тебе понадобится.
00:13 по Нью-Йорку
Виктор Энгель поднял голову от документов в тот момент, когда земля под ним дрогнула. Весь особняк, казалось, вздрогнул, а затем воздух наполнился низким, утробным гулом. Гул. Металл. И мгновенно, словно по команде, раздались нарастающие сирены, разрывающие ночную тишину Манхэттена.
— Что за… — начал он, нахмурившись, когда в кабинет влетел Рико. Его обычно невозмутимое лицо было бледным, глаза расширены от шока.
— Босс! — Рико едва не задыхался. — Взорваны склады в Бруклине и на Манхэттенском порту! Все шесть точек! Одновременно!
Виктор поднялся так резко, что дорогое кожаное кресло отлетело к стене с глухим стуком. Его разум, привыкший к хаосу, мгновенно переключился в режим боевой готовности.
— Кто? — Голос Энгеля был низким, опасным, но в нём слышалась лишь холодная ярость. Это был удар по его империи, вызов, который никто не смел бросать.
Рико молчал секунду, его взгляд был прикован к Виктору, словно он боялся озвучить ответ. А затем тихо, почти неслышно сказал:
— Это сделано… слишком точно, босс. Слишком выверено. Одновременно. Никто… никто так не работает, кроме…
— Кто, Рико?! — рявкнул Виктор, перебивая его, чувствуя, как холод ползёт по его спине. Он уже предчувствовал ответ, но отказывался его принять.
— …Она, — прошептал Рико, и в его голосе прозвучало не просто уважение, а священный трепет перед той, кто могла сотворить такое.
В этот момент дверь кабинета распахнулась вновь, и в неё ворвалась ещё одна группа охранников, их лица были серыми от ужаса.
— Босс… — голос молодого охранника дрожал, его глаза бегали по комнате, избегая взгляда Виктора. — Босс…
— Что ещё, черт возьми?! — Виктор чувствовал, как земля уходит из-под ног.
— В порту Нью-Джерси… нашли тело.
Сердце Виктора остановилось. Замерло, словно пытаясь отрицать услышанное. Он не поверил. Он отказался слышать, отказался принять этот новый удар.
— Какое тело? — Его голос был странно глухим, как из подземелья.
— Женщ... женское, босс. С татуировкой. Лилия.
Лилия. Лилия Андрес. Её фамильный герб.
— Нет, — тихо сказал мужчина, его мир рушился. — Бредятина. Она не могла.