Летний лагерь свингеров

Глава 711

— Знаешь, я всегда буду любить тебя. — сказала она наконец. — Ты всегда будешь моим первой любовью, даже если все так закончилось...

— Я знаю. — сказал я, стараясь, чтобы мой голос не сорвался.

— Мне очень жаль, Пол. — После еще одного долгого молчания она взяла себя в руки. Когда она заговорила снова, ее голос был более сильным, и менее страдальческим. — Давай просто скажем родителям, что мы взрослые люди, и мы решили расстаться. Мы решили быть... друзья. —Она рассмеялась со слезами на глазах. — Знаешь, тебе придется отбиваться от Лии.

— Я выживу. Мне нравится Лия, но я не думаю, что смогу быть с ней, не думая о тебе... и это будет довольно трудно. Ты... ты единственная в своем роде, Джина Коултер. И ты всегда будешь моей первой настоящей любовью.

И тут она заплакала по-настоящему.

Я не мог винить ее: мне пришлось сморгнуть собственные слезы.

— Я всегда буду любить тебя, Пол. — сказала она наконец. — Всегда.

Мы еще немного поговорили о том, что конкретно рассказать нашим семьям. Это был грустный разговор, как будто мы объявляли о смерти в семье. К тому времени, как я повесил трубку, я не чувствовал себя счастливее, но, по крайней мере, я не чувствовал, что потерял Джину навсегда.

Немного погодя, когда я взял себя в руки и принял душ, Ти-Джей постучал в открытую дверь.

— Что происходит? — сказал он.

— Заканчиваю домашнюю работу. — сказал я. — А что?

Он пожал плечами. Потом некоторое время изучал свои шнурки. — Ты разговаривал с Джиной?

Стена между комнатами была металлической, а не шлакоблочной, и оттуда доносились приглушенные звуки. Сам разговор был неясен, но общий тон определенно был ясен. — Да. — сказал я. — А зачем ты спрашиваешь?

Он заерзал. — Наверное, я просто хотел сказать... Ну...

Я ждал.

— Наверное, я просто хотел сказать... ну... ты знаешь...

Я улыбнулся, хотя и грустно. — Да, кажется, я знаю.

— Хорошо. — сказал он с почти комическим облегчением в голосе. Затем он поднял глаза и одарил меня кривой усмешкой. — Мы с Гленом собираемся пойти выпить сегодня вечером. Ты и супер Джок хотите пойти?

— Понятия не имею...

— Давай, красавчик. — закричал он, — давай устроим ад!

Я заставил себя усмехнуться его энтузиазму. — Хорошо. — сказал я через мгновение.

Он ухмыльнулся, от уха до уха, хоть и немного глупо. Затем, так же внезапно, он протрезвел. Он хотел вернуться в свою комнату, но вместо этого остановился. — Эй, Пол?

— Что?

— Я... Мне очень жаль тебя и Джину.

— Спасибо, Ти-Джей. — сказал я. — Это многое значит.

К моему удивлению, он просто посмотрел мне в глаза и кивнул.

Не закадычные друзья. Подумал я. Но, может быть, он не так уж и плох.

На следующий день я позвонил родителям. Мы с Джиной решили скоординировать наши звонки, поэтому я представил, как она набирает номер, когда я делаю то же самое. С мрачным смешком я подумал, что она выглядит такой же угрюмой, как и я.

Ответила Эрин.

— Привет. — сказал я. — Как дела?

Она сразу почувствовала мое настроение. — В чем дело?

— Мы с Джиной расстались.

— О, Пол. — сказала Эрин. — Мне очень жаль. Что случилось?

Я рассказал ей историю, которую мы с Джиной придумали: мы разошлись с тех пор, как поступили в колледж, и решили отдохнуть от встреч друг с другом. Это была правда, но она упустила много неприятных деталей.

Главное, о чем мы договорились, было то, что мы не хотим, чтобы наши семьи пытались что-то исправить. Наши матери работали за кулисами в течение многих лет – иногда тихо, иногда нет, и мы не хотели, чтобы наши эмоциональные раны снова открылись после раунда «собери детей вместе».

Эрин задала мне кучу вопросов, и я ответил на них, но я не помню, что это было, или даже то, какими были мои ответы. Я уверен, что они имели смысл, но я не обращал внимания на это. Вместо этого я думал о Джине и о том, как сильно испортил наши отношения.

Когда я разговаривал с мамой, разговор был почти таким же, хотя я все ждал, что она подтолкнет меня к примирению с Джиной. Она этого не делала, и я был так потрясен, что спросил ее об этом.

— Ты уже несколько месяцев отдаляешься от меня, дорогой. — сказала она.

— Тогда почему ты ничего не сделала?

— Почему ты ничего не сделал?

Ай.

Она сделала паузу, чтобы тишина затянулась. — Мы с Элизабет думали, что это случится, но...

— Тогда почему ты ничего не сказала?

— Я так и сделала. Помнишь?

— Наверное. — угрюмо ответил я.

— Ох, Пол. —сказала она тихим голосом, — как бы я хотела наложить тебе пластырь, чтобы боль прошла, но я не могу. — Она помолчала. — Это самая трудная часть того, чтобы быть родителем.

— Что?

— Видеть, как падает твой ребенок, а затем иметь силу воли, чтобы ждать, пока он поднимется сам.

Я невесело рассмеялся.

— Ты поймешь... когда-нибудь.

— Ты хочешь сказать, что тебе тоже тяжело? — Спросил я почти саркастически. Я тут же пожалел о своем тоне, но я не мог взять свои обратно.

— В каком-то смысле да. Но для меня это не так тяжело, как для тебя. Я все понимаю, Пол. Я не всегда была матерью. Когда-то я тоже была девочкой, и у меня тоже было разбитое сердце.

— Когда-нибудь, мне станет лучше? — Спросил я, стараясь, чтобы мой голос не звучал так несчастно.

К моему удивлению, она засмеялась. — Хочешь верь, хочешь нет, но это так. Сейчас может показаться, что это не так, но становится лучше.

— Когда?

Она снова рассмеялась. — Думаю, мне понадобился целый год, чтобы оправиться от первого разбитого сердца.

— Так долго?

— Да. — тихо ответила она. — Но я была молода – моложе, чем ты сейчас, и, как мне кажется, я была немного мелодраматична. — Она передразнила девушку, попавшую в беду: —О, мир идет к концу. Что мне делать? Что мне делать? Потом она рассмеялась. — Я выжила. Джинни, моя старшая сестра, помогала мне... У тебя нет старшей сестры, но есть Кендалл.

— О, да. — сказал я резче, чем хотел. — У меня есть Кендалл. И хотя она хорошо это скрывает, она не может быть счастливее от того, как все получилось. Вот чего она хотела. Ну, по крайней мере, с тех пор, как я приехал в UT.

— Как ты думаешь, она действительно любит тебя, — проницательно спросила мама, — или ей нравится идея любить тебя?

Я задумался. — Я думаю, она действительно любит меня. — сказал я наконец. — Я имею в виду, что знаю, но...

— Но?

— Мне кажется, я видел в Кендалл то, чего не знала раньше. — Я немного горько засмеялся. —Я думаю, что она тоже человек в конце концов. — Заметив ее колебания, я объяснил: — Мы с Манфредом всегда называли ее богиней Кендалл. Для нас она была богиней на пьедестале.

— Никто не может долго продержаться на пьедестале.

— Знаю. — сказал я. — И когда они спустятся на землю, ты поймешь, что они всего лишь люди.

— Хм.

— Значит, Кендалл всего лишь человек. Но она любит меня. Я вижу это в ее глазах, когда она смотрит на меня. И... Я знаю, это прозвучит безумно, но, когда она прикасается ко мне – не в сексуальном смысле или как-то еще, просто прикосновение, понимаешь? Мне... спокойно. Я не могу объяснить это лучше.

— Кажется, я понимаю.

— Так что да, она любит меня. И я люблю ее. Я не был счастлив с ней, но...

— Вот для чего нужны отношения, Пол. — мягко сказала мама. — чтобы все работало, даже когда ты несчастлив с другим человеком.

— Так мне станет легче?

— Нет, не совсем. — сказала она с искренним смехом.

— Ты совсем не помогаешь, мам.

— О, Пол. — сказала она, и ее голос прервался в задумчивом, веселом вздохе. —Добро пожаловать в мир взрослых.

— Когда жизнь стала такой сложной?

— Кажется, это было 6 июня 1963 года.

Это был день моего рождения, и я поморщился от ее нежной, и любящей насмешки.